на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


УЗНИК В ЗАМКЕ

Его проводили на третий этаж и заперли в комнате с побеленными белой краской стенами, обставленной казенной дешевой мебелью: шкаф платяной, стол письменный, кресло, кровать. В правом углу дверь, за ней — душевая и туалет. Апартаменты определенно предназначены для прислуги, для черной кости. Роскошные гостевые комнаты Антону, выходит, не по чину, рылом не вышел. И на том спасибо Удаву, что за порог не выгнал. Благодарен без иронии, ведь сам желал бы находиться под одной крышей с Катей.

Несколько часов Антон просидел в кресле, блаженно улыбаясь, мечтая о Кате. Антон не анализировал свой разговор с Горлохватовым, потому что думать о Кате было гораздо приятнее. Антон ждал, когда его пригласят на праздничный ужин, тосты мысленно сочинял. Но никто за ним не пришел, и даже еды не принесли — ни объедков с барского стола, ни кормежки для прислуги.

После десяти вечера голодный Антон уже не улыбался, искал пути выхода из плена. Обследование темницы дало неутешительные результаты — никаких инструментов не обнаружилось. Да и найди Антон отвертки-крючки, вряд ли справился бы с замком, поскольку навыков работы с отмычками не имел.

Несколько раз Антону приходилось вскрывать дверь собственной квартиры (пока не поставил железную). Метод был чрезвычайно прост: поднял ногу, согнул в колене, резко распрямил и изо всех сил ударил пяткой в замок. С ним ничего не делается, но с третьей попытки деревянный наличник двери локально, в месте удара, разлетается на щепки, дверь распахивается. Наличник, естественно, потом надо ремонтировать. У этого метода есть единственный недостаток — слишком много шума.

Уменьшится ли звук, если обернуть ботинок одеялом? — размышлял Антон. Спуск из окна он отмел еще раньше. Внизу наверняка курсирует охрана с собаками. Да и как с улицы попасть обратно в дом? Ведь он твердо намерен разыскать комнату Кати и поговорить с ней.

Тук-тук. Катя? Это Антон. Вы не спите? Можно войти к вам на минутку?

А если спит? Если крик поднимет? Папу позовет? Сплошные вопросы.

В половине двенадцатого терпение Антона кончилось, он перевернул кресло, стал отдирать тканевую обивку. Вдруг на днище обнаружится стальная пластина, которую он сумеет отвинтить? Затем, используя пластину, попробует отжать язычок замка. Он почти закончил отдирать материю, когда раздался тихий стук в дверь.

Антон быстро поставил кресло в исходное положение, сел в него, сложил руки на груди, забросил ногу на ногу.

— Антон? Вы не спите? Это Катя. Можно войти? Он подскочил как ужаленный, рванул вперед, при этом забыв о скрещенных ногах, свалился, поднялся, в два шага допрыгнул до двери.

— Катя? Как славно!

— Я войду?

— Да, конечно, то есть… Случилась досадная неприятность, я захлопнул дверь, а ключ забыл попросить. («Так бы мне его и дали!»)

Антон не мог предстать перед Катей заложником — испугается, чего доброго.

— Где висят ключи, я знаю. Принести?

— Обязательно! Всенепременно! Я вас очень прошу! — Антон говорил, прижавшись носом и губами в дверной щели, поэтому голос его был невнятен, шепеляв, зато маскировалось бурное волнение.

— Сейчас! Я быстро!

Несколько минут, которые Катя отсутствовала, Антон пытался провести с пользой — утихомирить сердцебиение, унять волнение. Решил медленно сосчитать до ста, но числа вылетали автоматной очередью. Надо стих прочитать, из Пушкина, «Евгений Онегин» — мой дядя… наш дядя… как там про дядю? Проще! Идет бычок, шатается… Чего он шатается, пьяный, что ли? Пою песню, патриотическую. Антон хотел промурлыкать «По долинам и по взгорьям..», но поймал себя на том, что поет гимн «Боже, царя храни!», слов которого никогда не знал.

Катастрофа! Завал! Сейчас придет чудная девушка, а он будет экать и мэкать, как дебил. Срочно вспомнить веселые анекдоты! Ни один из анекдотов, которые лезли в голову, не годился для девичьих ушей.

«Успокоиться, расслабиться, — приказывал себе Антон. — Аутотренинг: я очень обаятельный и привлекательный мужчина. Какой к лешему обаятельный! Неврастеник! Эк меня разобрало!»

«Сел в кресло! — продолжал приказывать себе Антон. — Руки сложил на груди, нога на ногу, дышим глубоко и свободно. Не лопни!» — посоветовал он сам себе.

Раздался звук поворота ключа в замке, дверь приоткрылась, послышался Катин голос из-за нее:

— Вот и я.

Он встретил Катю, сидя в кресле, как самодовольный падишах. А она, точно рабыня-служанка, вкатила маленький сервировочный столик, бугристо накрытый салфетками. Встала рядом, сложив руки по швам. На ней был надет брючный костюм, ярко-желтый, разрисованный черными лопоухими зверюшками, не то Чебурашками, не то микки-маусами. На голове — корона, как у победительницы конкурса красоты.

— Я пришла, — покраснела от смущения Катя, — потому что вас пригласила, а… не получилось. Я верно оделась? Вот пижама. — Катя защипнула двумя пальцами брюки и развела в стороны. — Если царевна спящая, то не в купальнике же она почивает. Правильно? Диадема. — Катя пальцем другой руки ткнула в корону. — Настоящая, сотни бриллиантов. Стоит как самолет, папа подарил на шестнадцать лет. Я глупости говорю, да? Аэродром на голове получается. Ой, как все нелепо! Вы извините!

Она попятилась к двери. Антон испугался, ожил, вскочил, обогнал Катю, протянул руку:

— Ключ!

Девушка послушно вложила в его ладонь ключ. Антон закрыл дверь и убрал ключ в карман.

— Где вы его взяли?

— Стащила! — гордо ответила Катя.

— Умница! А может, вы и покушать что-нибудь захватили?

— Да! — обрадованно кивнула Катя.

Диадема сползла ей на лоб, Катя лихо, небрежным взмахом руки отправила сокровище назад на макушку. Взялась за край салфетки и жестом фокусника сдернула ее:

— Именинный торт, нетронутый. Вы любите сладкое?

— Обожаю!

— И шампанское! — Она сдернула вторую салфетку, которой была накрыта бутылка.

— Катя! Вы чудо!

Чудо-юдо? Подходит как второй вариант наименования спящей красавицы. А в детстве я думала, что чудо-юдо — это хороший еврей. Начнем пировать? Ой! — всплеснула руками, корона опять съехала, Катя толкнула ее назад. — Я забыла принести вилки, фужеры, и тарелки, и салфетки! Садовая голова! А ведь в пансионе получила высокую оценку на экзамене по сервировке стола. Правда, там был стол на пятьдесят персон, из которых пятеро принцы крови. Антон, вы…

— Не царских кровей, не переживайте и забудьте про этикет. Торт будем есть руками, а шампанское пить из горлышка.

— Как настоящие уличные алкоголики?

— Хотел бы я видеть, — усмехнулся Антон, рассматривая этикетку, — как алкаши распивают в подворотне «Мадам Клико».

Ему удалось аккуратно открыть бутылку, выпустить газ.

— Дорогая Катя! Поздравляю вас с днем рождения и желаю счастья в личной жизни! — Эти казенные слова точно соответствовали настроению Антона. Он бы только добавил: «в личной жизни со мной». — За вас! Пейте! — Антон протянул ей бутылку.

Катя улыбнулась, кивнула, поднесла бутылку к губам и чуть приподняла.

— Катя, когда пьешь газированные напитки из горла… — хотел предупредить Антон.

Не успел. Щеки у Кати раздулись, глаза испуганно выкатились, она опустила бутылку, еще секунду крепилась, а потом у нее изо рта, как из пульверизатора, под напряжением вырвался фонтан шампанского и окатил Антона.

— Какой ужас! — воскликнула Катя. — Извините! Схватила салфетку и стала промокать лицо и рубашку Антона.

— Мне страшно стыдно! — винилась девушка.

— Ничего, ничего, — успокаивал Антон. — Просто вы, наверное, давно не пили из горла.

Катя посмотрела на него недоуменно: вы шутите?

— Признаться, в жизни я выпила три глотка шампанского: на шестнадцать, семнадцать лет и вот сегодня. Папа не любит спиртного.

Замечание про папу Антон пропустил мимо ушей и стал объяснять методику: аккуратно, маленькими глоточками…

— За вас, Катя! — провозгласил он тост, отсалютовал бутылкой и приник к ней.

Первые несколько глотков успешно прокатились в пищевод, а со следующими что-то случилось — шампанское не глоталось и разбухало во рту стремительно. Как Антон ни крепился, но все-таки Катин «подвиг» повторил, даже голову не успел отвернуть, и забрызгал девушку основательно.

— Ура! — радовалась она, вытираясь второй салфеткой. — Справедливость восторжествовала! Мы друг друга взаимно вежливо оплевали с ног до головы!

«Милое начало романтического свидания!» — подумал Антон.

Они окончательно научились пить из горлышка, когда в бутылке осталось меньше половины. Ели руками торт, щеки измазали кремом и бисквитной крошкой.

Антону не приходилось напрягаться, развлекая Катю. Захмелевшая, она болтала без умолку, смеялась, дрыгала ногами. Рассказывала про папу, выстроившего этот дворец, в котором нет ни одной антикварной вещи. Папа знает, что старина высоко ценится, но рухлядь не любит, не доверяет ей, поэтому все скульптуры, картины, мебель — подделки, копии. Про лошадь Салли, такую послушную и умеющую — правда-правда — улыбаться. Про учебу в пансионе, где была одна классная дама, которая брила усы — настоящие, у нее под носом черные точки. Вот бедная! Лучше повеситься, чем каждый день бриться. Ой, вы же не повесились! И другие мужчины…

Катя облизывала пальцы, розовым язычком снимая с них крем. У Антона останавливалось дыхание.

— Определенно я вам кажусь глупым избалованным ребенком, — щебетала Катя. — Не возражайте! Разве я не слышу, что говорю? Но академически с моей головой все в порядке. Три языка в совершенстве, лингвистика и диссертация в перспективе, да и в математике никогда не отставала. Представьте, в детстве все арифметические действия у меня имели цвет, а числа как фигурки: единица — инвалид с палочкой, девятка — воздушный шарик… Что с вами? Глупо, да?

Катя всполошилась, потому что безоблачно счастливое лицо Антона вдруг переменилось. Он нахмурился.

«Потом разберусь с Серегой. Предатель!» Антон заставил себя улыбнуться и тут же забыл о Сергее.

— Попробовал представить логарифмическое уравнение с этой терминологий.

— Такая ерунда получится! — заверила Катя. — Антон, можно я задам вам нескромный вопрос?

— Да, если не боитесь получить нескромный ответ.

— Сколько вам лет?

— Тридцать три.

Антон почему-то сделал себя моложе на два года. Но и этот возраст поразил Катю.

— Так много? Мой папа всего на пять лет вас старше. Ой, я не то хотела сказать. Вы не старый! Папа — взрослый мужчина, а вы — молодой, как… как жених. Господи, что я несу! Антон, я опьянела?

— Нисколечки. Просто нам хорошо и весело вдвоем.

— Точно! Антон, у вас есть девушка? Или жена?

— Не женат. А девушка… была… одна, — соврал Антон. — Но погибла, несчастный случай.

— Как ее звали?

— Лена.

— Вы безумно горюете по Лене? — жалостливо вздохнула Катя. — Ах, как я вам сочувствую!

— Это все в прошлом.

— Правда? Антон, вы не обидитесь, если я скажу глупость? Вернее, если я буду говорить глупость, вы сразу меня остановите, ладно? Понимаете, вы так странно на меня смотрите! Не нахожу слов, чтобы описать, но внутри у меня, под кожей, — Катя поцарапала свой живот, — будто щекочет что-то. И еще вы часто останавливаете взгляд на моих губах, и вид у вас делается как у больного… нет, как на иконах с Богоматерью. Антон, я вовсе не Дева Мария! Вы хотите меня поцеловать? — спросила Катя и поразилась свой смелости, распахнула глаза, закусила кулачок, будто заткнула болтливый рот.

— Очень хочу! Более всего на свете я хочу вас поцеловать! — честно и серьезно ответил Антон.

Катя прыснула, хихикнула, а потом пьяно-смело махнула рукой:

— А давайте целоваться!

Встала с кресла, пересела на кровать к Антону, обняла его за шею, подставила губы, вытянув их трубочкой.

Антон усмехнулся, указательным пальцем мазнул снизу вверх по ее губам — не балуйся. Взял Катино лицо в ладони и стал легонько целовать. Намазанные кремом щеки скользили, крошки бисквита мешались на губах. Катя вдруг стала отвечать, целовать его в ответ.

— Читала, что поцелуи бывают сладкими, — отстранилась Катя и пьяно хихикнула, — но не до такой же степени! Или это кондитерские поцелуи?

Она упала спиной на подушку, захватила Антона за воротник сорочки и притянула к себе…

Когда-то давно, после крупой пьянки, Антон наутро обнаружил себя в постели с девушкой, с которой был едва знаком. Она тоже плохо помнила события прошлого вечера. Спросила: «Как я оказалась в твоей койке?» — «Пьяная женщина — легкая добыча», — не очень галантно ответил Антон. И получил в ответ справедливое заключение: «Пьяный мужик — вовсе не добыча».

Казалось бы, как он может сейчас вспоминать дела давно минувших дней? Он вспоминал намеренно, чтобы не поддаться влечению, не потерять волю, не торопить события. Легкая добыча сегодня завтра обернется пирровой победой.

Катя не ведала, что творит. Она маленькая, неопытная и пьяненькая. Ей нравилось целоваться, она упивается новыми ощущениями и не думает, чем они могут закончиться.

Из них двоих думать обязан Антон.

— Тебе пора! — прошептал он.

— Уже? — разочарованно скривилась Катя.

— Да!

Он взял ее за талию, тонкую, осиную, трепетную, и поставил на ноги. Повел Катю к двери, достал ключ, с трудом дрожащими руками попал в замок, открыл. Катя хныкала, как обиженный ребенок.

— Слушай меня внимательно! — велел Антон. — Завтра в три часа дня буду ждать тебя у памятника Пушкину. Знаешь, где это? На Тверской, перед кинотеатром. Ты обязательно придешь! Хорошо?

Катя хлопала ресницами, Антон повторял про памятник и три часа дня. С трудом остановился, как пластинку сорвал с проигрывателя. Прижал к себе Катю и поцеловал по-настоящему. Новая волна возбуждения (девятый вал!) обрушилась на него, утонул. Не дыша, не соображая, вытолкнул Катю за дверь. Точно на спасительную поверхность отправил с ускорением девушку, а сам остался погибать в затонувшей подлодке.

Он долго стоял под душем, не соображая, холодная или горячая вода на него льется. Закрутил кран, отдернул шторку, переступил через бортик, вышел. Полотенец не было, как собака отряхивался и высыхал. Смотрел на себя в зеркало и не узнавал — голый жизнерадостный идиот в крайней стадии эйфории.

Постельного белья также не имелось, только одеяло. Антон накрылся им, лег на голый матрас. Мечты о Кате подошли так близко, словно дали в руки книгу, сейчас он откроет первую страницу и будет долго-долго читать, наслаждаясь…

Тихое покашливание не дало мечтам состояться.

— Извините, пожалуйста! Антон рывком сел на кровати:

— Кто здесь?

— Я мама Кати.

— В смысле мачеха?

Было бы логично, если бы мачеха отследила Катю, пришла читать ему нотации или угрожать.

— Настоящая мама. Я умерла восемнадцать лет назад, через два часа после рождения девочки.

Ясно, — буркнул Антон. — Не хочется быть невежливым, но мною отказано в аудиенциях… — он запнулся, поняв, что взял недопустимо грубый тон, — даже своих родителей я попросил не являться. Извините!

— Только три минуты. Последние. Вы… ваше воображение… оно появилось, поэтому больше не получится… Что вы делаете?

— Хочу включить свет.

— Не надо! Вам будет не очень приятно меня видеть.

— Мать Кати не могла быть уродиной.

— Спасибо! Но мне восемнадцать лет, так и осталось, я в больничном халате, на вид беременная, потому что живот не успел опасть… Лучше в потемках.

— Как вас зовут?

— Лора.

— Чего вы от меня хотите?

— Антон! Ваши намерения по отношению к Кате серьезны?

— Абсолютно!

— Я имею в виду не женитьбу, а близость…

— Серьезны во всех аспектах.

— Верю, но ее отец никогда не допустит…

— А вам не кажется, что делать из нормальной девушки марионетку, игрушку, цирковую собачку — значит уродовать ее и тешить свои комплексы? — Антон не заметил, как повысил голос.

— Вы правы, — со вздохом ответила Лора, — но есть и другие обстоятельства. Борис удивительный, необыкновенной преданности и страсти человек…

— Странно было бы услышать от его жены другую характеристику. Она делает вам честь. Но замечательные качества Бориса Борисовича вряд ли когда-нибудь распространятся на меня.

— Никогда, — подтвердила Лора, — даже наоборот.

— О чем тогда речь?

— Кроме Бориса, есть еще… Как же объяснить? Ну, представьте! Отец Кати — человек с аномальными возможностями, вы тоже…

— Катя не наше общее дитя. Или вы переживаете о внуке? Правда, симпатичный парнишка?

Антон вспомнил пухлого жизнерадостного карапуза, которого Катя держала на руках в тот свой приход, когда он принял ее за аферистку. Захотелось убыстрить жизнь, не разбираясь, кто на каком свете, лишь бы скорее: он, Катя, сын и полнейшее счастье.

— Внука я не видела. Убедить вас не трогать Катю, очевидно, не получится.

— И не пытайтесь.

— Бориса… Бориса Борисовича вы совершенно не знаете…

— Может, передать чего? Спрашиваю по добротс душевной.

— Ваша доброта душевная никак не может повлиять на мое теперешнее положение. Но я на вашей стороне, Антон. Я хочу, чтобы моя дочь была счастлива, как бы тяжко ей ни пришлось потом расплачиваться. Я предаю мужа, который любит меня… до сих пор… Чтобы человеку было легко на том, на нашем, — уточнила Лора, — свете, о нем должны горевать живые, вспоминать в молитвах, оплакивать…

— Могилки украшать?

— И это тоже. Хотя моя собственная… не будем отвлекаться. Я говорю путано, но ведь я…

Антон отчетливо услышал горечь в голосе Лоры и словно увидел печальную усмешку на лице, очень похожем на Катино. Увидел закрытыми глазами, потому что повалился на подушку, отчаянно хотел спать.

— Я даже школы не закончила и выросла в трущобах. Если бы не Боря… Простите, отвлекаюсь. Передайте ему, что из множества прекрасных моментов больше всего мне дорог тот, что случился в больнице. Я почти умирала от воспаления легких. Он пришел, нарядился в белый халат, ругался, уцепился в спинку кровати, когда сестра ушла, он считал…

— Что делал?

— Считал, дважды два и так далее…

— На зайчиков и медвежат?

— Нет, это другое, не сравнивайте… Боря! Извините, Антон! Вы очень нетерпеливы и все время меня перебиваете.

— Смешно вы оговорились.

— Дорогой мой мальчик! Как бы я хотела… да вы засыпаете?

Антон пробурчал что-то невнятное.

— Обязательно посмотрите ее паспорт! Обязательно! Антон не услышал, он спал.

Ему снилась не Катя, а сказочный детский сад. Как будто он ребенок и попал в страну игрушек. Синее небо в кудрявых облаках, зеленая трава, цветущие деревья и кустарники, бегут ручейки, плещется вода в озерцах. Игрушек — до горизонта: машинки, кораблики, паровозы, конструкторы — все очень яркое и большое. Вместе с Антоном играют другие дети, никто ни с кем не ссорится, все радуются. Сердце колотится от счастья, от прекрасности друзей. Хочется всех любить, не взрослеть, остановить мгновение и в то же время не давать ему застынуть.

«Ты увидел свой рай», — проговорил чей-то тихий голос.


* * * | Двое, не считая призраков | ПРЕДЫСТОРИЯ