Глава пятая
Следующим вечером Моррис быстро миновал улицу Портоне Борсари, свернул на улицу Фама, потом на улицу Эмилей и оказался перед большими дубовыми воротами. В палаццо, кроме семейства Грегорио, обитало еще несколько жильцов. Близилась полночь. Он нажал на первый попавшийся звонок. Famiglia Zane.[26]
Через несколько мгновений из динамика домофона раздался треск.
– Chi а?
Это штуковина безбожно искажает голос, лишает его всякой индивидуальности…
– Sono Gregorio, Signora.[27] Никак не могу найти ключей от калитки. Надеюсь, я вас не разбудил.
– Va bene,[28] – с явным раздражением ответил женский голос, но через мгновение ворота зажужжали и открылись, Моррис решительно скользнул во двор. В конце концов, Грегорио – сын хозяина дома.
Он мог подняться прямо к двери, ведущей в апартаменты семьи Грегорио, но из-за сигнализации в том не было никакого смысла. Вместо этого Моррис нырнул в крошечный внутренний дворик, где в центре умолкшего фонтана резвились вечно жизнерадостные, но на сей раз совершенно сухие фавны, и присел на край огромной каменной чаши. Полночь. Воздух полнился трезвоном многочисленных городских часов. Ночь выдалась тусклой, темный воздух внутреннего дворика на вкус был рыхлым и влажным. Моррис цепким взглядом обвел стены, заросшие виноградом и глицинией до самого верха. Растения нехотя расступались лишь у оконных ниш, две из которых были освещены.
Ничего не оставалось, как только ждать.
Моррис сидел на каменном бортике, время от времени ерзая от холода. Полчаса, час… Он не испытывал никакой скуки – одно лишь пьянящее возбуждение. Ему пришло в голову, что за все годы унылой учебы и последующего убогого репетиторства, не говоря уж о том проклятом времени, когда приходилось обивать пороги в поисках работы, он впервые утруждает себя ради самой настоящей и конкретной выгоды (если, конечно, не считать происшествия с папкой от «Гуччи»), и занятие это оказалось удивительно легким и приятным. И куда более увлекательным, чем гнуть спину за смехотворную плату.
Возможно, в конечном счете вопрос заключается в том, как ты проводишь время. Главное – не чувствовать себя полным идиотом. Он и прежде об этом думал. Если тебе не позволяют добраться до денег честным и благородным путем или, на худой конец, через женитьбу, то воровство – не такой уж дурной и трудный способ добыть то, что тебе полагается по праву. Все дело лишь в умении не зевать и в ощущении, что ты противостоишь подлому и жестокому миру, которое нередко возникало у него в школьные годы.
И суть даже не в деньгах, а в образе жизни. Продолжать ли год за годом тянуть лямку, изводя себя ненавистным репетиторством, считая каждую лиру, кутаясь зимой в одеяла, обрекая себя на муки общественного транспорта, на вечную зависть, тогда как остальные роскошествуют как короли – исключительно по прихоти судьбы. Разве мир способен предложить ему альтернативу или совет? Как проводить время, на что тратить драгоценную жизнь… Народная мудрость («не вешать нос», «без труда не вытащишь и рыбку из пруда» и прочая ахинея) предлагает лишь тупое и бессмысленное забвение…
Если они не могут ничего предложить тебе, тогда ты подкинешь им пищу для размышлений.
В час пятнадцать погасло последнее окно, и внутренний дворик погрузился в глубокую тьму. Возможно, стоило подождать чуть подольше, но Моррис начинал всерьез замерзать, кроме того – его жгло желание действовать. Хватит! Зад у него окоченел, губы пересохли, кишечник бунтовал – такой нервозности Моррис не испытывал с ранней юности, когда сдавал экзамены. Его снедали возбуждение и страх. Следующие несколько минут решат все. А ведь он всегда отлично чувствовал себя именно в критических ситуациях.
Если бы жизнь действительно решалась на экзаменах!
Он шагнул к увитому лозой дереву, ствол которого поднимался до третьего этажа – к окнам семьи Феррони, старательно вытоптал пятачок земли у основания ствола, затем вскарабкался на несколько футов, ломая ветви и обрывая листья. А что, совсем неплохо… Надломив еще пару веток, Моррис спрыгнул вниз, выпрямился и задрал голову, вглядываясь в окна. Дырка нужна изрядная, чтобы создать впечатление, будто кто-то просунул сквозь разбитое стекло руку и открыл задвижку изнутри.
Достав из кармана большой камень, припасенный заранее, Моррис тщательно прицелился. Вот хрень-то… Слишком тесно, особо не размахнешься, придется бросать почти вертикально. Он еще раз прицелился, со всей силы швырнул камень и промахнулся. Камень отскочил от стены примерно в ярде от окна и с треском упал в заросли винограда. Шум стоял ужасающий: оглушительное шуршание листьев, стук камня о ветви и напоследок грохот удара о каменные плиты. Моррис метнулся к выходу на улицу, но у самой арки притормозил и прислушался. Только сейчас он понял, что буквально купается в поту. И какого черта он ввязался в эту глупейшую затею – и все ради какой-то дурацкой безделушки. Но ведь если не обнаружат следов взлома, он погиб! Достаточно десяти минут, чтобы выяснить, кто стащил статуэтку.
Постояв несколько минут под аркой, Моррис прокрался обратно во дворик и с удивлением обнаружил, что все окна по-прежнему черны. Похоже, никто в доме не проснулся. Он нашел камень рядом с чашей фонтана, потоптался под деревом и снова метнул снаряд – на сей раз с небольшой поправкой влево. Прямое попадание! Наверное, прижимистые макаронники вставили в окна самое дешевое стекло, потому что оно разлетелось на тысячу мелких осколков, ливнем хлынувших сквозь заросли виноградной лозы. Но не успели осколки достичь земли, как Моррис уже мчался по улице прочь от дома семейства Феррони. Свернув за угол, он перешел на шаг, сунул руки в карманы и, безмятежно насвистывая, бодро двинулся вперед – путь предстоял неблизкий, а последний автобус давным-давно ушел. С губ Морриса слетала мелодия сладкого госпела «Когда святые маршируют».