Глава 13

Глаза Скарлетт все время возвращались к двери. Что задерживало так долго Ретта? Элеонора Батлер притворялась, что не замечает, но слабая улыбка тронула уголки ее губ. Ее пальцы быстро крутили челнок из слоновой кости, плетя сложную паутину петель. Это было уютное мгновение. Шторы гостиной были закрыты, лампы были зажжены в двух смежных Комнатах, и золотой потрескивающий огонь разгонял холод и сырость. Но нервы Скарлетт были слишком напряжены, чтобы ее мог успокоить домашний уют. Где был Ретт? Будет ли он все еще сердиться, когда приедет?

Она пыталась сосредоточиться на словах мамы Ретта, но ей это не удавалось. Ее не волновал Конфедератский дом для вдов и сирот. Ее пальцы щупали поверхность платья, но на нем не было каскадов шнурков, которые можно было бы теребить. Наверняка он не беспокоился бы о ее нарядах, если бы она не интересовала его?

— …вот школа и выросла, вроде сама по себе, потому что сиротам больше некуда было идти, — говорила миссис Батлер. — Получилось более удачно, чем мы могли мечтать. В июне ее закончило шесть человек, все они теперь учителя. Две девушки уехали преподавать в Уолтерборо.

«Ах, где же он? Что он так долго делает? Если мне придется сидеть еще столько же, я закричу».

Пробили бронзовые часы на каминной полке. Два… Три… Пять… Шесть…

— Интересно, что задерживает Ретта? — сказала его мать. — Он знает, что мы ужинаем в семь, а он всегда выпивает сначала пунша. Он промокнет до костей, ему надо будет переодеться. — Миссис Батлер положила свои кружева на стол перед собой. — Я пойду посмотрю, не перестал ли дождь.

Скарлетт вскочила на ноги.

— Я схожу.

Она быстро подошла к окну и подняла угол тяжелой шелковой шторы. Снаружи клубился плотный туман в районе набережной, он завивался на улице, поднимаясь ввысь, как живой. Уличный фонарь светился в движущейся белизне, окружающей его. Она отшатнулась и задернула штору.

— Там все в тумане, — сказала она, — но дождь не идет. Вы думаете с Реттом все в порядке?

Элеонора Батлер улыбнулась.

— Он прошел через худшее, чем сырость и туман, ты знаешь это. Конечно, с ним все в порядке, ты услышишь его, входящего в дверь, теперь в любую минуту.

Как будто бы в подтверждение ее слов послышался звук открывающейся парадной двери. Скарлетт услышала смех Ретта и низкий голос дворецкого.

— Вы бы лучше отдали мне вашу мокрую одежду, мистер Ретт, и сапоги, я принес ваши домашние туфли.

— Спасибо, Маниго. Я ПОЙДУ наверх и переоденусь. Скажи миссис Батлер, что я спущусь к ней через минуту. Она в гостиной?

— Да, сэр, она и мисс Ретт.

Скарлетт прислушивалась к его реакции, но она различила только быстрые, твердые шаги на лестнице. Казалось, прошел целый век прежде, чем он спустился вниз. Часы на камине врут. Каждая минута длилась, как целый час.

— Ты выглядишь усталым, дорогой, — воскликнула Элеонора Батлер, когда Ретт вошел в гостиную.

Ретт приподнял мамину руку и поцеловал ее.

— Не беспокойся обо мне, мама, я более голоден, чем устал. Ужин скоро?

Миссис Батлер стала подниматься.

— Я распоряжусь на кухне, чтобы подали прямо сейчас.

Ретт нежно дотронулся до ее плеча, чтобы удержать ее.

— Я вначале выпью, не спеши.

Он подошел к столу, на котором стоял поднос с напитками. Наливая виски в стакан, он в первый раз взглянул на Скарлетт.

— Не составишь ли мне компанию, Скарлетт?

Его приподнятые брови насмехались над ней. То же делал и запах виски. Она отвернулась, будто оскорбленная. «Итак, Ретт собирается играть в „кошки-мышки“, не так ли? Попытается заставить меня сделать что-нибудь, что восстановит его маму против меня. Что ж, ему придется очень изловчиться, чтобы сделать это». Она ухмыльнулась, а ее глаза заискрились. Ей надо быть очень ловкой, чтобы перехитрить его. У нее участился пульс. Состязание ее всегда волновало.

— Мисс Элеонора, разве Ретт не шокирует? — рассмеялась она. — Был ли он таким озорным мальчишкой?

За спиной она почувствовала резкое движение. Ха! Это попало в точку. Он многие годы чувствует вину перед мамой за боль, которую он причинил, заставив своими выходками отца отречься от него.

— Ужин накрыт, миссис Батлер, — сказал Маниго, стоя в дверях.

Ретт предложил свою руку маме. Скарлетт почувствовала укол ревности. Затем она напомнила себе, что именно его любовь к матери позволила ей остаться здесь, и она проглотила раздражение.

— Я так голодна, что могу съесть полтеленка, — сказала она, — а Ретт просто умирает от голода, не так ли, дорогой?

У нее было преимущество теперь, он сам признался. Если она упустит ею, она проиграет всю игру, она никогда не получит его обратно.

Как потом выяснилось, Скарлетт не стоило беспокоиться. Как только они уселись, Ретт взял разговор в свои руки. Он вспоминал свои розыски чайного сервиза в Филадельфии, превращая это в приключение, рисуя искусные словесные портреты людей, с которыми он разговаривал, передразнивая их акценты и характерные черты с таким мастерством, что его мама и Скарлетт хохотали, пока у них не заболели бока.

— И когда я проследовал по этому долгому пути, чтобы получить его, — завершил Ретт театральным жестом, — просто вообразите мой ужас, когда новый владелец оказался слишком честным, чтобы продать чайный сервиз за двадцатикратную цену, которую я ему предложил. Минуту я боялся, что мне придется его выкрасть, но, к счастью, он принял предложение развлечься немного в карты.

Элеонора Батлер попыталась показать свое неодобрение.

— Я смею надеяться, что ты не совершил ничего бесчестного, Ретт, — сказала она. Но за ее словами слышался смех.

— Мама, ты шокируешь меня. Я действую из-под стола, только когда играю с профессионалами. Этот несчастный отставной полковник армии Шермана был просто любителем. Мне пришлось надуть его, позволив выиграть несколько сотен долларов, чтобы облегчить его боль. Он напомнил мне Эллинтона.

Миссис Батлер засмеялась.

— Ох, бедный человек. И его жена — мое сердце переживает за нее, — сна наклонилась к Скарлетт. — Одна из семейных тайн по моей линии, — скала Элеонора Батлер насмешливым тоном. Она снова рассмеялась и начала вспоминать.

Эллинтоны, как узнала Скарлетт, были известны по всему Восточному побережью из-за своей слабости: они играли на что угодно. Первый Эллинтон, появившийся в колониальной Америке, прибыл на корабль туда только потому, что выиграл в пари земельный участок, спор был о том, кто выпьет больше эля и останется стоять на ногах.

— К моменту, когда он выиграл, — сказала Элеонора, — он был так пьян, что подумал о том, что неплохо было бы посмотреть на свой выигрыш. Говорят, что он даже не знал, куда едет, пока не приехал туда, так как он выигрывал у большинства матросов в кости их порции рома.

— Что он сделал, когда протрезвел? — хотела узнать Скарлетт.

— Он, моя дорогая, он так ни разу и не протрезвел. Он умер всего через десять лет после того, как причалил корабль. Но за это время он сразился с другим игроком в кости и выиграл девушку — одну из служанок с корабля — и, как оказалось позже, у нее появился ребенок, было что-то вроде женитьбы постфактум у его могилы, и ее сын стал моим прапрапрадедушкой.

— Он тоже был не прочь поиграть в карты, не правда ли? — спросил Ретт.

— Ну да, конечно. Это было семейное.

Миссис Батлер продолжала рассказ о фамильном дереве.

Скарлетт часто посматривала на Ретта. Как много сюрпризов было спрятано в этом мужчине? Она никогда не видела его таким расслабленным, счастливым и чувствующим себя полностью дома. «Я никогда не могла создать ему очага, — осознала она. — Ему никогда не нравился дом. Он был моим, построенным по моему вкусу, подарок от него». Скарлетт хотелось прервать рассказ мисс Элеоноры, сказать Ретту, что она сожалеет о прошлом, что она исправит все ошибки. Но она промолчала. Он наслаждался мамиными бессвязными воспоминаниями. Она не должна была портить его настроение.

Свечи, стоявшие в толстых серебряных подсвечниках, отражались на полированной поверхности дубового стола и в зрачках черных светящихся глаз Ретта. Они окружали стол и трех собеседников теплым, неподвижным светом, образуя островок мягкой освещенности среди теней длинной комнаты. Внешний мир был отсечен толстыми складками штор на окнах и интимностью этого маленького островка. Голос Элеоноры Батлер был нежным, смех Ретта — тихим, подбадривающим. Любовь создала воздушную неразрывную сеть между матерью и сыном. Скарлетт внезапно испытала страстное желание быть включенной в эту атмосферу.

Ретт спросил:

— Расскажи Скарлетт о кузене Тоунсенде, мама. — И она попала в безопасность тепла свечей, включенная в счастье, окружающее стол. Она хотела бы, чтоб это продолжалось всегда, и она упросила мисс Элеонору рассказать ей о кузене Тоунсенде.

— Тоунсенд не настоящий кузен, ты знаешь, он очень далекий родственник, но он прямой потомок прапрапрадедушки Эллинтона. Итак, он унаследовал этот участок земли, а также игорную лихорадку Эллинтонов и их везение. Они все время были удачливыми, эти Эллинтоны. За исключением одного: у них есть еще одна семейная черта, глаза их мальчиков всегда косили. Тоунсенд женился на исключительно красивой девушке из хорошей семьи в Филадельфии. Но отец девушки был адвокатом и очень чувствительным к собственности человеком, а Тоунсенд был баснословно богат. Тоунсенд с женой обустроились в Балтиморе. Началась война. Его жена вернулась в семью, как только Тоунсенд более чем вероятно мог быть убит. Он не мог попасть, стреляя, даже в сарай, не говоря о двери в нем, по причине своего косоглазия. Однако у него еще оставалось везение Эллинтонов. Он не получил ничего серьезнее легких обморожений. В это время три брата и отец его жены были убиты, сражаясь за армию Союза. Так что она унаследовала в отличном порядке наследство ее аккуратного отца и его предков. Тоунсенд живет теперь, как король, в Филадельфии, и его абсолютно не волнует, что его кусочек земли в Саванне был конфискован Шерманом. Ты видел его, Ретт? Как он?

— Еще больше косит, с двумя косоглазыми сынишками и с дочкой, которая, слава Богу, пошла в мать.

Скарлетт едва расслышала ответ Ретта.

— Вы сказали, что Эллинтоны были из Саванны? Моя мама была оттуда, — охотно произнесла она.

Перекрещивание родственных связей, что часто встречалось на Юге, было досадным недостатком в ее собственной жизни. У каждого, кого она знала, была «паутина» кузенов, дядей и тетушек, которая охватывала многие поколения и большие пространства. Но у нее никого не было. У Полины и Элали не было детей. Братья Джералда О'Хара в Саванне были также бездетными. Должно быть, еще полно О'Хара в Ирландии, но это не имело значения для нее, а все Робийяры, кроме ее дедушки, уехали из Саванны.

И вот теперь она опять слушает рассказы о чьей-то семье. У Ретта есть родственники в Филадельфии. Без сомнения, он также был связан с половиною Чарльстона. Это нечестно. Но, — может, эти Эллинтоны имели какое-нибудь отношение к Робийярам? Тогда она будет частью «паутины», которая включаете себя и Ретта. Может, ей удастся найти связь с миром Батлеров и Чарльстона, миром, который выбрал Ретт и в который она решила вступить.

— Я помню Эллин Робийяр очень хорошо, — сказала миссис Батлер, — и ее маму. Твоя бабушка, Скарлетт, была самой восхитительной женщиной во всей Джорджии и Южной Каролине.

Очарованная, Скарлетт наклонилась вперед. Она знала только отрывки рассказов о своей бабушке.

— Она действительно была скандальна, мисс Элеонора?

— Необычайно. Но когда я ее узнала получше, она не была скандальной вовсе. Она была слишком занята рождением детей. Вначале твоя тетя Полина, затем Элали, потом твоя мать. Знаешь, я даже была в Саванне, когда родилась твоя мама. Я помню фейерверк. Твой дедушка нанимал знаменитого итальянца из Нью-Йорка и устраивал великолепные фейерверки, каждый раз, когда у него рождался ребенок. Ты, конечно, не помнишь, Ретт, и я не думаю, что ты будешь благодарен мне за эти воспоминания, но ты очень испугался тогда. Я специально вынесла тебя на улицу, чтобы ты посмотрел на огни, а ты кричал так громко, что я чуть со стыда не провалилась. Все остальные дети хлопали в ладоши и визжали от восторга. Конечно, они были взрослее. Тебе было чуть больше одного годика.

Скарлетт посмотрела на миссис Батлер, затем на Ретта. Это было невозможно! Ретт не может быть старше ее матери. Да, ее мама была ее мамой. Она все время принимала это как должное, что ее мама была старой. Как Ретт может быть старее ее? Как она может любить его так отчаянно, когда он такой старый?

Ретт бросил салфетку на стол, поднялся, подошел к Скарлетт и поцеловал ее в макушку, взял руку мамы в свою и поцеловал ее.

— Я ухожу, мама, — сказал он.

«Ах, Ретт, нет!» — Скарлетт хотела закричать. Но она была слишком потрясена всем, чтобы что-нибудь произнести.

— Мне бы не очень хотелось, чтобы ты выходил в такую дождливую темную ночь, Ретт, — запротестовала его мама, — и Скарлетт здесь. Ты едва успел сказать ей «привет».

— Дождь прекратился, и светит полная луна, — сказал Ретт. — Я не могу пропустить шанс пройти с приливом вверх по реке, пока не повернул обратно. Скарлетт понимает, что необходимо проверять рабочих, когда уезжаешь и оставляешь их одних, — она деловая женщина. Не так ли, моя любимая?

Его глаза заблестели от пламени свечи, когда он повернулся к ней. Затем он вышел в холл.

Она оттолкнулась от стола, почти опрокинув стул в спешке. Затем, ни слова не говоря миссис Батлер, она побежала за ним.

Он стоял в вестибюле, застегивая свое пальто, держа шляпу в руке.

— Ретт, Ретт, подожди! — кричала Скарлетт.

Она не обратила внимания на предупреждение в его взгляде, когда он повернулся к ней.

— Все было так мило за ужином, — сказала она, — зачем тебе надо уходить?

Ретт шагнул мимо нее и толкнул дверь из прихожей в холл. Она захлопнулась с тяжелым, тусклым щелчком замка, отрезав их от остального дома.

— Не устраивай сцен, Скарлетт. Это бесполезно.

И, как будто он мог видеть, что творится у нее в голове, он произнес свои последние слова.

— Не рассчитывай также разделить со мной постель, Скарлетт.

Он открыл дверь на улицу. Прежде чем она смогла сказать слово, его уже не было в доме. Дверь медленно закрылась за ним.

Скарлетт топнула ногой. Почему он был таким с ней? Лицо ее исказила гримаса наполовину от раздражения, наполовину от невольного смеха. Он достаточно легко догадался о ее планах. Ну что ж, тогда ей придется стать умнее, вот и все. Ей придется оставить идею завести ребенка сразу, подумать о чемнибудь еще. Ее брови хмурились, когда она вернулась к маме Ретта.

— Ну вот, дорогая, не расстраивайся, — сказала Элеонора Батлер, — с ним будет все в порядке. Ретт знает реку, как свои пять пальцев.

Она стояла все это время у камина, не желая выйти в холл, чтобы не помешать прощанию Ретта с его женой.

— Пойдем в библиотеку, там уютнее, а слуги уберут со стола.

Скарлетт уселась на стуле с высокой спинкой, защищающей ее от сквозняков.

— Нет, — сказала она, — мне не нужна накидка на колени, все просто отлично, спасибо. Разрешите мне укутать вас, мисс Элеонора — настояла она, взял кашемировую шаль. — Вы сядьте и расслабьтесь.

Она удобно устроила миссис Батлер.

— Какая милая девушка ты, Скарлетт, так похожа на твою дорогую маму. Я помню, какой она все время была заботливой, с такими красивыми манерами. Все девушки Робийяр, конечно, вели себя прилично, но Эллин была особенной…

Скарлетт закрыла глаза и вдохнула слабый запах лимонной вербены. Все будет в порядке. Мисс Элеонора любит ее, она заставит Ретта вернуться домой, и они все вместе заживут счастливо.

Скарлетт дремала в глубоком мягком кресле, убаюкиваемая нежными воспоминаниями. Когда раздался шум в холле, она вздрогнула. На мгновение ей показалось, что она не знает, как она сюда попала: она туповато смотрела на мужчину, стоявшего в дверях. Ретт? Нет, это не мог быть Ретт.

Мужчина неровно переступил через порог.

— Я пришел встретиться с моей сестрой, — сказал он.

Маргарет Батлер подбежала к Элеоноре.

— Я пыталась остановить его, — плакала она, — но он был в таком состоянии, я не могла заставить его послушать меня, мисс Элеонора.

Миссис Батлер поднялась.

— Тише, Маргарет, — быстро и спокойно сказала она. — Росс, я жду положенного приветствия.

Ее голос был необычайно громким, слова — отчетливыми.

Мысли Скарлетт прояснились теперь. Итак, это был брат Ретта. И пьяный к тому же, судя по его виду. Она встала, улыбнулась Россу, показывая свои ямочки.

— Я удивляюсь, мисс Элеонора, как одна леди может быть так удачлива, родив двух сыновей, один — симпатичнее другого? Ретт никогда не говорил мне, что у него есть такой брат!

Росс направился к ней. Его глаза осмотрели ее тело, остановились на ее взъерошенных кудряшках и накрашенном лице. Он вскоре хитро скосился, чем улыбнулся.

— Итак, это Скарлетт, — сказал он, заплетаясь. — Я так и знал, что Ретт закончит таким лакомым кусочком, как она. Иди сюда, Скарлетт, поцелуй дружески твоего брата. Ты знаешь, как удовлетворять мужчину, я уверен.

Его большие руки, как огромные пауки, поднялись вверх по ее рукам и схватили ее за открытую шею. Затем она почувствовала его открытый рот на своем, его горькое дыхание, его язык, пытающийся раздвинуть ее зубы. Скарлетт попробовала его оттолкнуть, но Росс был слишком сильным, его тело еще плотнее прижалось к ней.

Она могла слышать голос Элеоноры Батлер и Маргарет, но она не могла разобрать, что они говорили. Она старалась вырваться из омерзительных объятий Росса. «Он назвал ее проституткой! И обращался, как с подобной».

Внезапно Росс отбросил ее.

— Готов поспорить, что ты не так холодна с моим дорогим старшим братцем, — проворчал он.

Маргарет Росс всхлипывала на плече Элеоноры.

— Росс! — резко выкрикнула миссис Батлер.

Росс повернулся, неловким движением опрокидывая маленький столик.

— Росс! — сказала его мать. — Я позвонила Маниго. Он поможет тебе добраться до дома и проводит Маргарет. Когда ты протрезвеешь, ты напишешь письма с извинениями жене Ретта и мне. Ты опозорил себя, и Маргарет, и меня, и тебя не будут принимать в моем доме, пока я не оправлюсь от стыда.

— Я так сожалею, мисс Элеонора, — плакала Маргарет.

Миссис Элеонора положила свои руки Маргарет на плечи.

— Мне жалко тебя, Маргарет, — сказала она. — А теперь иди домой. Ты всегда будешь желанной гостьей в моем доме.

Мудрые глаза Маниго оценили ситуацию мгновенно, и он увел Росса, который не произнес ни слова протеста. Маргарет суетливо вышла за ним.

— Я так сожалею, — повторяла она снова и снова, пока звук ее голоса не пропал за закрывшейся дверью.

— Мое дорогое дитя, — сказала Элеонора, — Росс был пьян, он не понимал, что он говорил, но это не оправдывает его.

Скарлетт тряслась от отвращения, от унижения, от раздражения. Как она позволила этому случиться, позволила брату Ретта коснуться ее? «Я должна была плюнуть ему в лицо, выцарапать ему глаза, ударить кулаком по его отвратительному, дурацкому рту. Но я не сделала этого, я приняла все, как будто заслужила это». Скарлетт сгорала от стыда. Лучше бы Росс ударил ее или порезал ножом. Ее тело оправилось бы от синяков или ран. Но ее гордость не излечится никогда.

Элеонора наклонилась к ней, попыталась обнять ее, но Скарлетт съежилась от ее прикосновения.

— Оставьте меня в покое! — она попыталась закричать, но вышел только стон.

— Я не оставлю, — сказала миссис Батлер, — пока ты не выслушаешь меня. Ты многого не знаешь. Ты слушаешь?

Она подвинула стул ближе к Скарлетт.

— Нет! Уходите! — Скарлетт заткнула уши руками.

— Я не оставлю тебя, — сказала Элеонора. — И я скажу тебе снова и снова, тысячу раз, если будет необходимо, до тех пор, пока ты не услышишь меня…

Она нежно поглаживала склоненную голову Скарлетт, успокаивая, лаская.

— То, что сделал Росс, непростительно, — сказала она, — я не прошу тебя простить его, но я должна, Скарлетт… Он мой сын, и я знаю, что заставило его это сделать. Он не хотел причинить тебе боль, моя дорогая. Это Ретта он атаковал через тебя. Ретт сильный. Росс никогда не сравнится с Реттом ни в чем. Ретт протягивает руку и берет то, что он хочет. А бедный Росс — неудачник во всем.

Маргарет рассказала мне сегодня днем, что, когда Росс утром пришел на работу, ему сказали, что он уволен из-за его пристрастия к выпивке. Он постоянно пил, мужчины всегда пьют, но не так, как он начал пить, когда год назад Ретт приехал в Чарльстон. Росс пытался восстановить плантацию, он работал на ней, как раб, сразу, как только вернулся с войны, но он так и не получил приличного урожая риса. Скоро все должно быть распродано за налоги. Ретт предложил купить у него плантацию. Она должна была бы быть землей Ретта в любом случае, только он и его отец… — но это другая история.

Росс получил должность кассира в банке, он думал, что работать с деньгами было пошло. В старые времена джентльмены только подписывали счета. Росс делал ошибки, его счета никогда не сходились, а однажды он совершил большую ошибку и потерял работу. Банк собирался подать в суд, чтобы получить с него деньги, которые он выплатил по ошибке. Ретт все это уладил. Это было как нож в сердце Россу. Тогда он сильно запил. К довершению всего, какой-то дурак или негодяй проговорился, что первую работу нашел для него Ретт. Он пошел домой и так напился, что едва мог стоять на ногах.

Я люблю Ретта сильнее. Бог простит мне это. Он мой первенец, и я вложила мое сердце в его крохотные ручонки, как только он протянул их ко мне. Я люблю Росса и Розмари, но не так, как я люблю Ретта, и я боюсь, что они знают это. Розмари думает, что это потому, что его не было долгое время, затем он появился, как джинн из бутылки, и купил мне все, что есть сейчас в этом доме, купил ей нарядные платья, о которых она уже давно мечтала. Она не знает, что он всегда был первым для меня. Росс это знал всегда, но он был любимцем отца, поэтому это его не очень волновало. Стивен, прогнал Ретта, сделал Росса своим наследником. Он любил Росса, он гордился им. Но теперь Стивен мертв, вот уже семь лет. А Ретт вернулся домой, и радость наполняет мою жизнь, и Росс не может не видеть это.

Голос миссис Батлер был хриплым, надорванным. Она раскрывала наболевшие тайны своего сердца. Оно не выдержало, и она горько зарыдала.

— Мой бедный мальчик, мой бедный Росс.

«Я должна сказать что-то, — подумала Скарлетт, — утешить ее». Но она не могла. Ей самой было слишком больно.

— Мисс Элеонора, не плачьте, — сказала она, — не переживайте, пожалуйста, мне надо о чем-то спросить у вас.

Миссис Батлер глубоко дышала, она вытерла глаза.

— Что такое, моя дорогая?

— Я должна знать, — поспешно сказала Скарлетт. — Вы обязаны сказать мне. Правда, действительно ли я выгляжу так, как он сказал?

Ей нужно было, чтобы ее разуверила, поддержала эта любящая женщина.

— Драгоценное дитя, — сказала Элеонора, — это не имеет никакого значения, как ты выглядишь. Ретт любит тебя, и поэтому я тоже люблю тебя.

«Матерь божья! Она говорит, что я выгляжу, как шлюха, но это неважно. Она что, сошла с ума? Конечно, это важно, это важнее всего на свете. Я хочу быть леди, такой, как меня воспитывали!»

Она в отчаянии схватила руки миссис Батлер, не сознавая, что она причиняла ей боль.

— Ах, мисс Элеонора, помогите мне! Пожалуйста, мне нужна ваша помощь.

— Конечно, моя дорогая. Скажи, что ты хочешь.

На ее лице была только безмятежность и любовь. Она уже давно научилась прятать боль.

— Я должна знать, что я делаю не так, почему я не выгляжу, как леди. Я леди, мисс Элеонора. Вы знали мою мать, поэтому вы должны знать это.

— Конечно, ты леди, Скарлетт, и, конечно, я это знаю. Внешность так обманчива. Мы можем все исправить почти без усилий.

Миссис Батлер нежно выпустила дрожащие, сведенные пальцы Скарлетт из своей руки.

— В тебе так много жизни, дорогое дитя, так много силы мира, в котором ты выросла. Это отсутствует здесь, в людях старой, усталой лоукантри. Ты не должна это терять, это слишком ценно. Мы просто найдем способ сделать тебя менее заметной, похожей на нас. Тогда ты будешь чувствовать себя лучше.

«И я тоже», — молча подумала Элеонора Батлер. Она будет защищать до последнего дыхания женщину, которую любит Ретт, но будет намного легче, если Скарлетт перестанет красить лицо и надевать дорогие, необдуманные наряды. Элеонора приветствовала возможность переделать Скарлетт по чарльстонскому шаблону.

Скарлетт благодарно проглотила дипломатическую оценку миссис Батлер. Она была слишком умна, чтобы полностью этому поверить. Но мама Ретта будет помогать ей, и именно это было важно, по крайней мере сейчас.