КВАРТИРА ФРИВЕЙСКОГО
– Послушайте, Алекс, – сказал Исаев устало, – мы с вами уже битый час толчем воду в ступе. Не хотите иметь со мной больше дел – не надо, господи боже ты мой! Вы достаточно уже сделали как истинный патриот России и белого движения. То, что вы мне передали сейчас, поверьте, Высший монархический совет благодарно запомнит, и запомнит надолго. Вы оказали им громадную услугу, а теперь начинаете разыгрывать истерику.
– Это не истерика! Я не могу спать! Я всего боюсь! Мне кажется, что за мной смотрят! – жарко зашептал Фривейский. – Мне кажется, что паркет колышется, понимаете вы?! Я борюсь с желанием пойти к Гиацинтову и упасть перед ним на колени!
– Если вы думаете, что это вам поможет, идите и падайте. Ниц ли, на колени – один хрен. Только вы сразу же тогда станете государственным преступником…
– И вы тоже! – приблизившись еще больше к Исаеву, торжествующе пропел Фривейский. – Вы тоже, стальной мужчина!
– Я – нет. Почему я? Совсем нет. Можно подумать, что я уговаривал премьер-министра не увозить красных! Можно подумать, что это я забирал к себе домой для «работы» планы японских поставок для белой армии! Можно подумать, что я передал для сведения журналисту совершенно секретный план зимнего наступления! Идите и падайте на колени, Алекс, но меня в ваши дела не путайте. А если вы на грани помешательства – вызовите доктора.
– Как, – медленно отодвигаясь от Исаева, спросил Фривейский. – Вы сказали – умственное расстройство? А что? Это выход, между прочим. Почему вы молчите?!
– Потому что вы болтаете ерунду, мой друг. Подумайте, в какое вы меня ставите положение? Как мне докладывать Берлину?! Что мне докладывать Берлину?
– Макс, – снова перейдя на шепот, сказал Фривейский, – но мне особенно страшно, потому что я подумал: а ведь вы не из Берлина!
– А откуда же?
– Зачем Берлину план зимней кампании? Кто этот план туда доставит? Что он им даст? Почему их люди не придут сюда открыто? Кому этот план более важен? Берлину или Москве, а?
– Пожалуй, Москве, – ответил Исаев рассеянно, – то есть даже наверняка Москве. А к чему вы это? Уж не считаете ли вы меня агентом ЧК?
– Вот именно, – обрадовался Фривейский, – иногда мне кажется, что вы особенно интересуетесь тем, что важнее всего Москве.
– А как же иначе? Меня это интересует больше всего. Потому что движение наше направляется из Берлина прежде всего против Москвы, разве это не очевидно? Нам необходима широкая картина, Алекс, а то, что делаете вы, – это одна из сторон панно. Не переоценивайте себя, не пугайте себя, не надо. Кстати, не поговорить ли мне с Гиацинтовым?
– О чем?
– Ну, скажем, о его сотрудничестве с нами.
– Это с кем же?
– С вами и со мной.
– Вы с ума сошли! Этот зверь нас немедленно уничтожит.
– Да?
– Конечно! Вы его не знаете, я зато его очень хорошо знаю!
– Горяч?
– Только на охоте. В жизни хитер, как дьявол.
– Алекс, молю, не отказывайтесь – я принес вам немного денег, это фунты, они тоже хорошо ходят, повеселитесь или переведите на ваш счет и не записывайте в реестр долгов.
– Если бы вы жили все время рядом со мной, я бы так не волновался. Когда вы подле – я спокоен.
– Может статься, я к вам перееду. А что? У нас будет прелестный дом. Заведем девочек из Южной Америки, они все танцовщицы и душки. Нет?
– Перестаньте, право.
– Ну, до свиданья, Алекс, я буду послезавтра, мне хочется увезти вас куда-нибудь и развеселить.