7.

— Мы расшифровали ваш диск, господин посол… — насмешливо произнес Сон. — Это было трудно, но мы справились. — Камеры наблюдения следили за бесстрастно шагающим по длинному коридору Центра человеком. — На вашей пуговице записано, что вы самозванец, — все с той же иронией продолжал Сон, но окружение сразу уловило в его голосе нотки угрозы. Ни один мускул не дрогнул на лице человека. Сопровождаемый охраной, он молча продолжал свой путь, не обращая внимания на голографический экран с изображением Сона, плывущий перед ним. — Остановись, или я силой заставлю тебя сделать это! — рявкнул выведенный из себя Сон. Охрана замедлила шаг, ожидая приказа.

Камера крупным планом показала бледное надменное лицо пришельца. Сон сразу же вспомнил реакцию Сероглазого, и уверенности его поубавилось.

— Сон… подожди… — вдруг что-то уловив, быстро проговорил Шепот, — у него в кармане… мышь!

— Вот эта? — спокойно сказал человек, вынимая из кармана куртки маленького серого мышонка.

Все завороженно уставились на блестящие круглые глазки зверька и его дрожащие усики. Через две секунды и мышь на ладони, и сам посол исчезли.

Остался только длинный пустой коридор и двое растерянных охранников.

— Сон, что нам делать? — в тревоге крикнул один из них.

Сон размышлял недолго.

— Это гипноз… — Он нагнулся к микрофону. — Четвертый пост — в зону восемнадцать! — Из бокового рукава в коридор выскочил нид. — Ты видишь человека? Где он?

— Вон! — Нид показал рукой в конец коридора.

— Догнать! — заревел Сон.

Сон нажимал кнопки и выкрикивал команды, подняв на ноги всю немногочисленную охрану Центра. Строго подчиняющиеся дисциплине ниды трепетно относились ко всему, связанному с управлением их миром, и здание Центра, вырубленное в неприступной скале, как и все жилища нидов, почти не охранялось. Сейчас это обернулось против них.

Вождь нидов включил камеры наблюдения всего сектора. Он водил пальцем по схеме Центра, и на экране возникала переданная из нужной точки картинка. Вскоре обнаружился и бегущий человек. Большими легкими прыжками охранники быстро настигали его, но неожиданно беглец снова исчез из поля зрения — как-то странно поплыл и заискрился воздух на том месте, где он только что находился.

Сон в отчаянии раздул ноздри.

— Он прыгнул в другое время… Мы не сможем его найти — нам неизвестна частота колебаний, которую он применил…

— Этого не может быть, Сон! Мы обшарили их одежду, у них не было ни одного прибора, кроме той пуговицы! — крикнул Кроха, который находился на связи с Соном и все слышал. — А свои скафандры они отдали нам добровольно!

— Браслет у него был! — заорал Сон.

— Пустышка пластмассовая… поэтому мы его и оставили… — растерянно сказал Кроха.

— Почему ж ты не доложил мне?! Он угрожал нам, тыкал в браслет!

— Я не знал… Я не присутствовал при вашем разговоре…

— Будь все проклято! — ревел Сон, как авал во время линьки, и с размаху впечатывал кнопки в панель. — Что ему нужно? Куда он рвется?

— Может, он побежал к четвертому сектору, к модулям? — торопливо предположил Язык.

Тревожно загудел сигнал предупреждения — человек объявился у Главного Компьютера, разблокировал доступ к нему и заперся в зале управления миром нидов.

— Кулак, Грохот, Камень, Брат… быстро туда… Откройте дверь и обезвредьте человека… если успеете… — Сон рухнул в кресло.

Ярость подбросила нидов с места. Через некоторое время с ужасающим грохотом была взорвана дверь, ведущая к Центральному блоку компьютера, и ниды ввалились через дымящиеся обломки в зал. Посередине него, с выражением мрачной решимости на лицах, стояли посол и его помощник.

Издав низкое рычание, Кулак подскочил к людям. Его острые желтые резцы обнажились в пугающей гримасе. Одной рукой он схватил Тики за волосы и без всякого усилия отшвырнул на несколько метров. Тики ударился о стену и затих. Дизи в ярости закричал и бросился к другу. Из носа у Тики текла кровь, но он был жив.

Сон закричал с экрана, чтобы Кулак остановился, и нид нехотя замер на месте, злой и опасный, как разъяренный бык. В любую секунду он был готов обрушиться на людей. Дизи медленно повернулся к Кулаку, и, увидев, как разгневан человек, нид ухмыльнулся.

— Ты сам виноват, — сказал Дизи и, прищурившись, чуть качнулся вперед, в сторону нида, далеко отстоящего от него.

Кулак дернулся, как от удара, закатил глаза, и его огромное мохнатое тело, задрожав, тяжело рухнуло на пол. Ниды оцепенели, потом заревели. Сон что-то кричал с экрана. Никто ничего не слышал и не понимал. Дизи привел в чувство Тики и помог ему подняться на ноги. Не обращая внимания на сильный шум и несущиеся со всех сторон угрозы, он сказал:

— Я отомстил за вас, Тики. Ваша честь не пострадала. — Он повернулся к нидам, набрал побольше воздуха и выкрикнул он самое страшное для нидов ругательство: — Снежные люди!

Ниды обезумели от гнева. Грохот кинулся к людям, но неожиданно сзади на него набросился Брат. Ребром ладони он перебил Грохоту шейные позвонки, и тот даже не успел понять, что умирает. На Брата прыгнул Камень, но тут же упал к его ногам со сломанной шеей.

Вдруг осознав, что ярость завела их слишком далеко, ниды остановились и враз замолчали. В наступившей тишине только страшно и горестно кричал Брат, закрывая собой людей. Взгляд его блуждал по толпе соплеменников, словно приглашая к поединку всех желающих, но ниды потрясенно смотрели на мертвые тела. Никогда еще нид не убивал нида…

Когда Сон с приближенными ворвался в зал, там было тихо. Никто не обращал внимания на людей, по-прежнему стоящих в глубине зала. Тела убитых Брат положил одно подле другого, сам сел рядом. Он смотрел на них полными слез глазами.

Сон подошел к мертвым. Он не испытывал гнева, только горе — такое же сильное, как и ниды, стоящие вокруг.

— Почему, Брат? — спросил он.

Брат безучастно показал вождю свою правую руку — на внутреннем сгибе локтя было выжжено небольшое разомкнутое кольцо — и тяжело поднялся.

— Не надо, — сказал Сон.

Брат качнул головой, вытянувшись, лег на спину рядом с мертвыми и остановил свое сердце.

… Сгорбившись, Сон долго смотрел на ушедших. Потом он поднял вверх руки и прокричал прощальные слова. Двадцать нидов за его спиной повторили их. Сон повернулся к людям, и они перестали что-либо чувствовать.