ГОРЯЧИЕ МЯСНЫЕ БЛЮДА
Лумис уже ничего не думал. Вокруг вершилась мясорубка. Благо наблюдал он ее через красивые экраны. Он ничего не мог поделать с гусеничной техникой, бессмысленно выписывающей пируэты вокруг, но что он делал с пехотой! У двуствольного пулемета была бешеная скорострельность – людей он резал пополам и всегда, всегда попадал. Куда они только не пытались спрятаться. Правда, теперь появился шумовой фон: магнитная защита почти все время находилась на блокировке, а посему часто по корпусу его машины шелестели бессмысленные иглометные заряды. А однажды рванула ручная граната – наверное, противопехотная, – ничего не случилось, просто резануло по ушам, и все. Машина постоянно перемешалась, специально, они боялись самоходных минометов, которые могли быть у наступающих. Да еще Каро то и дело дергал вездеход в сторону, не мог по своей интеллигентности наезжать на трупы.
Наконец все кончилось: и патроны, и люди, им предназначенные, – все сразу.
– Трогай назад! – заорал Лумис. Руки у него тряслись, еще никогда он не убивал столько народу за один заход.
А эти придурки в броневиках все никак не могли решить, куда им направляться без пехоты: вперед или назад? Только когда колдовская машина забралась на холм и уже почти скрылась, а рядом с ней вырисовалась копия-близнец, они очухались. И на раненых своих, корчащихся на поле брани, им стало абсолютно наплевать.
«Лицо в норму! Привести лицо в норму! – приказал себе Лумис. – Сейчас придется показаться своим людям. Нужно держать лицо. Нужно быстренько заряжать новую обойму. Там, на других направлениях, возможны прорывы, и тогда все эти трупы зазря. Время, время не в нашу пользу. Какая скорость у этой „Бамбулы“? Забыл. И что там наши физики-химики, скоро ли сварганят свое страшное зеркало?»
– Каро, сколько времени шел бой? – заорал он как безумный.
– У вас хронометр на мониторе, он все отмечает автоматически, – голос у Каро стеклянный.
«У вас», – зауважал, паразит. «Лекцию по термодинамике не желаете?» «Видел теперь электроимпульсы свои в деле, а, доктор? Видел, как твоя теория поля в кровушку людскую перерабатывается, а, доцент-кандидат ученый? Чистоплюи, вот вам ваши формулы, к политике отношения не имеющие, вот вам теория вероятностей, круговое отклонение – в правый или левый желудочек сердца, вот в чем ваше отклонение выражается, в боль она выплескивается, в боль, неизмеримую ничем, ни киловаттами, ни децибелами, ни плотностями облаков ваших электронных. По фигу электрону вашему, внутри живого он крутится или внутри пылинки бесчувственной. И пуля для него, что туманность неизмеримой громадности, зато плотности несуществующей. Как тот астроном рассказывал, не страшна она ему нисколечко, и все равно ему, в мозгу моем он сейчас мысль по нейронам передает или летит в тартарары от рассыпавшейся на части головы моей, в ее малюсеньком осколке, к атому своему приклеенный. И не думай, господин профессор, что кончилось уже все, не надейся. Сейчас, сейчас патронами подзарядимся и „продолжение следует“, „читайте в следующем номере“, внимательно, внимательно читайте, дабы увидеть все то, что кроется между строк. И сейчас мы тебе еще клизму вставим, за то, что машину дергал – прицел мне сбивал, чистеньким хотел остаться, рученьки не замарать, колесики не испачкать. Не выйдет, дорогуша, по локоть окунемся оба, а то, что не закатал ты рукавчики, так то твои проблемы».