на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


7. ПУСТУЮЩЕЕ МЕСТО

Господин де Пероль плохо справлялся с обязанностями хозяина вечера, его авторитет неуклонно падал. Шаверни с приятелями сказали ему пару теплых слов, и он уже был не всилах удержать буянов. Аврора, ни жива, ни мертва, стояла за дверью и уже начала сожалеть, что покинула свое убежище. А бесстрашная шалунья донья Крус только посмеивалась. Напугать ее было не так-то просто. Она задула в будуаре все свечи, чтобы никто из находившихся в зале не мог разглядеть ее подругу.

— Взгляни, — предложила она, указывая на замочную скважину.

Но любопытство Авроры как рукой сняло.

— Долго вы там будете возиться с этой барышней? — осведомилась Сидализа.

— Тоже мне сокровище, — поддержала подругу Дебуа.

— Маркизы ревнуют, — подумала вслух донья Крус. Аврора посмотрела в замочную скважину.

— Маркизы? — с сомнением в голосе проговорила она. Донья Крус с самонадеянным видом пожала плечами и ответила:

— Ты незнаешь двора.

— Донья Крус! Донья Крус! Пусть выйдет донья Крус! — раздавалось в гостиной.

Цыганка с наивной гордостью улыбнулась.

— Они хотят, чтобы я вышла, — прошептала она. Дверь затряслась. Аврора отскочила назад, а донья Крус

заглянула, в скважину.

— Ох, до чего уморительная физиономия у этого Пероля — воскликнула она и расхохоталась.

— Дверь не поддается, — заметил Навайль.

— Кажется, там кто-то разговаривает, — добавил Носе.

— Нужен какой-нибудь рычаг!

— А почему не пушка? — поинтересовалась полусонная Нивель.

Ориоль закатился в хохоте.

— Я придумал лучше! — вскричал Шаверни. — Нужно спеть серенаду!

— И сыграть ножами на бокалах, бутылках и тарелках! — заявил Ориоль, поглядывая на Нивель.

Та снова впала в дрему.

— Как он хорош, этот маленький маркиз, — тихонько проговорила донья Крус.

— Где он? — приближаясь к двери, спросила Аврора.

— Но я нигде не вижу горбуна, — вместо ответа сказала цыганка.

— Вы там? — закричал по ту сторону двери Шаверни. Аврора, приникнув глазом к скважине, изо всех сил пыталась разглядеть своего рыцаря с калье Реаль.

Но в зале творилось такое, что ей это никак не удавалось.

— Да который же из них? — все повторяла она.

— Тот, что пьян сильнее всех, — ответила на сей раз донья Крус.

— Мы готовы! Мы готовы! — хором вопили новоявленные музыканты.

Все, включая и дам, повставали со своих мест. Каждый держал свой музыкальный инструмент. Сидализа взяла медную жаровню, а Дебуа из всех сил колотила в нее. Серенада еще не началась, но шум уже стоял ужасный.

Навайль и Жиронн схватили Пероля, который безучастно наблюдал за весельем, и привязали его на всякий случай к вешалке.

— Кто будет петь?

— Шаверни! Пускай споет Шаверни!

И маленького маркиза, передавая с рук на руки, подтолкнули к самой двери. В этот миг Аврора узнала его и резко отпрянула назад.

— Ничего, — проговорила донья Крус, — он просто немного навеселе. При дворе так принято. Но он все равно очарователен.

Покачиваясь на ногах, Шаверни жестом призвал всех к молчанию. В зале воцарилась тишина.

— Дамы и господа, — заявил маркиз, — прежде всего, мне бы хотелось объяснить свою позицию.

На него зашикали.

— Никаких речей! Пой или замолкни!

— Моя позиция проста, хотя на первый взгляд может показаться…

— Долой Шаверни! Оштрафуем его! Привяжем рядом с Перолем!

— Но почему я хочу объяснить свою позицию? — с пьяной настойчивостью продолжал Шаверни. — Дело в том, что мораль…

— К черту мораль!

— Обстоятельства таковы…

— К черту обстоятельства!

Сидализа, Дебуа и Флери наскакивали на маркиза, словно волчицы. Нивель спала.

— Если ты не желаешь петь, — вскричал Навайль, — давайте декламировать какую-нибудь трагедию.

Слова его потонули в криках протеста.

— Спой, и мы позволим тебе объяснить свою позицию, — пообещал Носе.

— Клянетесь? — серьезно поинтересовался Шаверни.

Все присутствующие приняли позы Горациев141 в сцене клятвы.

— Клянемся! Клянемся!

— Тогда позвольте мне сначала объяснить свою позицию, — сказал Шаверни.

Донья Крус держалась за бока от хохота. Однако обитатели залы рассвирепели. Кто-то предложил повесить Шаверни за окно вверх ногами. В XVIII веке порой шутили весьма мило.

— Я буду краток, — не унимался маленький маркиз. — В сущности, моя позиция очень проста. Я не знаю своей будущей жены, поэтому не могу испытывать к ней ненависти. А поскольку я люблю женщин вообще, то это будет брак по любви.

Гости в двадцать глоток заревели:

— Пой же! Пой! Пой!

Шаверни взял из рук у Таранна нож и тарелку.

— Эти стишки сочинил один молодой человек, — объявил он.

— Пой! Пой!

— Куплеты незамысловаты, прошу обратить внимание на припев.

И он запел, слегка постукивая ножом по тарелке.

«Мы двоемужних дам

Ругаем: «Ну и ну!»

Но стыд тому и срам,

Кто мается в плену

У двух иль трех мадам:

Не по карману нам

Держать теперь жену

Даже одну!»

— Неплохо! Неплохо! — похвалила галерка.

— Ориоль понимает что к чему!

— Припев! Еще раз!

«Не по карману нам

Держать теперь жену

Даже одну!»

— Кто-нибудь даст мне выпить? — очнулась вдруг Нивель.

— Прелестно, не правда ли? — заметил Ориоль.

— Глупо, как и все остальное.

— Браво! Браво!

— Да не бойся же ты! — обнимая, уговаривала бедную Аврору донья Крус.

— Второй куплет! Смелее, Шаверни! Тот продолжал:

«У регента казна —

То знает целый свет —

Всем, право же, полна,

Там только денег нет».

Услышав столь непочтительные слова, Пероль так отчаянно задергался, что отвязался от вешалки и грохнулся на пол.

— Господа! Господа! Ради принца Гонзаго… — начал умолять он, поднимаясь на ноги.

Но его никто не слушал.

— Неправда! — кричали одна

— Все верно! — не соглашались с ним другие.

— У господина Лоу собраны все сокровища Перу!

— Только без политики!

— Правильно!

— Ничего не правильно!

— Да здравствует Шаверни!

— Долой!

— Надо вставить ему кляп!

— Набить из него чучело!

При этом дамы яростно гремели тарелками и бокалами.

— Шаверни, иди сюда, я тебя поцелую! — вскричала Нивель.

— Вот еще новости! — возмутился толстенький откупщик.

— Он нам польстил, — пробурчала Нивель, закрывая глаза. — Какой он все же милый! Говорит, что держать жену теперь не по карману, но разве это дорого? Мужчина — он как земля, взятая в аренду. Я просто из себя выхожу, когда вижу, что в кошельке у мужчины остался хоть один пистоль!

Между тем в будуаре Аврора, закрыв лицо руками, говорила пресекающимся голосом:

— Я чувствую холод, он пробирает меня до самого сердца. Только подумать, что меня хотят отдать за такого человека…

— Да полно тебе, — успокаивала подругу донья Крус. — У меня бы он стал кротким как ягненок. Неужели, по-твоему, он не мил?

— Уведи меня отсюда! Остаток ночи я хочу провести в молитвах.

Аврора покачнулась. Донья Крус поддержала ее. У цыганки было очень доброе сердечко, но отвращения подруги она не разделяла. Это ведь и был Париж, предмет стольких ее мечтаний.

— Пойдем же, — проговорила она, а между тем Шаверни, воспользовавшись короткой минутой молчания, со слезами на глазах умолял позволить ему объяснить свою позицию. Спускаясь по лестнице, донья Крус проговорила:

— Нужно потянуть время, сестричка. Делай вид, что ты послушна, и верь: я тебя не оставлю. Я скорее сама выйду за Шаверни, чем дам тебе попасть в переплет.

— И ты готова ради меня на такую жертву? — в порыве наивной благодарности воскликнула Аврора.

— Господи, ну конечно! Помолись, раз это может тебя утешить. А я скоро опять ускользну от них и приду к тебе.

И она проворно взбежала по ступенькам; на сердце у девушки было легко, и она заранее подняла вверх свой бокал с шампанским.

— Ну, еще бы, — бормотала она, — я окажу ей услугу… Да с этим Шаверни всю жизнь будешь животики надрывать со смеху. Что может быть лучше?

У двери будуара девушка остановилась и прислушалась. С возмущением в голосе Шаверни говорил:

— Но ведь вы обещали, что я смогу объяснить вам свою позицию, разве не так?

— Ни за что! Шаверни злоупотребляет нашим терпением! К двери, Шаверни!

В этот миг донья Крус распахнула дверь. Она появилась на пороге, веселая и сияющая, держа бокал высоко над головой.

Ее встретили долгими и бурными рукоплесканиями.

— Ну, господа, — проговорила она, протягивая пустой бокал, — да будьте же вы поживее. Неужели по-вашему это шум?

— Мы пробуем пошуметь, — сказал Ориоль.

— Да, буяны из вас никудышные, — залпом осушив бокал, продолжала донья Крус. — Вас слышно разве что за этой дверью.

— Не может быть! — заголосили пристыженные повесы. Они-то считали, что способны перебудить весь Париж.

Шаверни с восхищением смотрел на донью Крус.

— Прелесть! — бормотал он. — Она — сплошной восторг! Только Ориоль вознамерился повторить эти показавшиеся

ему очень красивыми слова, как проснувшаяся Нивель ущипнула его чуть ли не до крови.

— Извольте молчать! — приказала она.

Он попытался было улизнуть, но дочь Миссисипи схватила его за рукав.

— Штраф одна голубенькая, — объявила она.

Достав бумажник, Ориоль протянул даме новенькую акцию, а дама тем временем мурлыкала:

«Не по карману нам

Держать теперь жену

Даже одну!»

Тем временем донья Крус искала глазами горбуна. Чутье подсказывало ей, что, несмотря на данный ей отпор, человек этот — ее тайный союзник. Но спросить о нем ей было не у

кого. Чтобы узнать, не уехал ли горбун вместе с Гонзаго, она осведомилась:

— А где же его светлость?

— Карета только что вернулась, — ответил снова появившийся в зале Пероль. — Его светлость отдает распоряжения.

— Насчет скрипок, да? — вставила Сидализа.

— Ой, неужто мы и вправду будем танцевать? — раскрасневшись от радости, воскликнула цыганка.

Дебуа и Флери посмотрели на нее с презрением.

— Вывали времена, — наставительно произнесла Нивель, — когда, появляясь здесь, мы находили кое-что под своими тарелками.

Она приподняла свою тарелку и продолжала:

— Ничего! Ни просяного зернышка! Ах, мои милые, Регентство приходит в упадок.

— Регентство стареет, — поддержала товарку Сидализа.

— Регентство увядает! Разве Гонзаго обеднел бы, если бы мы получили на десерт несколько голубеньких?

— А что такое «голубенькая»? — спросила донья Крус. Как описать всеобщее остолбенение? Представьте себе, что в наши дни в Золотом доме дается ужин, на котором присутствуют балетные фигурантки и завсегдатаи кафе «Тортони», и одна из этих дам не знает, что такое Кредитный банк движимости. Это просто невозможно. Ну так вот, неискушенность доньи Крус показалась всем просто невероятной.

Шаверни торопливо сунул руку в карман, где лежало его приданое. Вытащив с дюжину акций, он вложил их в руку цыганке.

— Благодарю, — проговорила та, — господин Гонзаго их вам вернет.

Затем, раздав акции Нивель и прочим дамам, она с пленительным изяществом добавила:

— Вот ваш десерт, сударыни.

Дамы взяли акции, но решили, что эта малютка просто отвратительна.

— Ну же! — не унималась донья Крус. — Еще не хватало, чтобы его светлость застал нас всех спящими. За здоровье маркиза де Шаверни! Ваш бокал, маркиз!

Тот протянул бокал и тяжко вздохнул.

— Осторожнее! Он сейчас примется объяснять свою

позицию!

— Только не вам! — отрезал маркиз. — В качестве аудитории мне нужна лишь прелестная донья Крус. А вы недостойны слушать мои объяснения.

— Но все же очень просто, — перебила его Нивель. — Ваша позиция — это позиция человека под мухой.

Все расхохотались. Толстячок Ориоль даже чуть не задохнулся.

— Проклятье! — воскликнул маркиз и разбил о стол свой бокал. — Неужто тут найдется смельчак, который отважится смеяться надо мной? Донья Крус, я не шучу: вы здесь словно небесная звезда среди плошек!

Дамы бурно запротестовали.

— Ну, это уж слишком! — заметил Ориоль.

— Замолчи, — огрызнулся Шаверни, — это сравнение может оскорбить только плошки. К тому же я разговариваю не с вами. Я требую, чтобы господин де Пероль прекратил ваши разнузданные вопли, и хочу добавить, что он понравился мне один раз в жизни — когда был привязан к вешалке!

Невольно растрогавшись, маркиз со слезами на глазах повторил:

— Да, тогда он был хорош! Но возвращаясь к моей позиции… — внезапно вспомнил он и взял донью Крус за руки.

— Она для меня совершенно ясна, господин маркиз, — заявила цыганка. — Сегодня ночью вы женитесь на очаровательной женщине.

— Очаровательной? — хором переспросили присутствующие.

— Да, очаровательной, — подтвердила донья Крус, — и к тому же молодой, остроумной, доброй и не имеющей ни малейшего понятия о голубеньких.

— Да это чушь какая-то! — воскликнула Нивель.

— Вы сядете в почтовую карету, — продолжала донья Крус, по-прежнему обращаясь к Шаверни, — и увезете свою супругу…

— Ах, если б это были вы, прелестное дитя! — перебил ее маркиз.

Донья Крус наполнила его бокал до краев.

— Господа, — прежде чем выпить, проговорил Шаверни, — донья Крус прояснила мою позицию, да так удачно, что у меня самого не получилось бы лучше. Позиция эта весьма романтична.

— Пейте же, — смеясь, сказала цыганка.

— Позвольте, меня уже давно мучит одна мысль.

— Ну-ка, давайте послушаем, что там у Шаверни за мысль!

Маркиз встал в ораторскую позу.

— Господа, — начал он, — за этим столом есть несколько пустующих мест. Вот это принадлежит моему кузену Гонзаго, это — горбуну. Оба они раньше были заняты, но скажите: чье это место?»

С этими словами маркиз указал на кресло, стоявшее напротив места Гонзаго, в котором с самого начала ужина действительно никто не сидел.

— И вот в чем заключается моя мысль, — продолжал Шаверни. — Я хочу, чтобы это место было занято, причем моею супругой!

— Верно! Правильно! — послышалось со всех сторон. — Мысль Шаверни вполне разумна. Супругу сюда! Супругу!

Донья Крус схватила маленького маркиза за руку, но отвлечь его уже было невозможно.

— Какого дьявола! — ворчал он, держась за стол; длинные волосы упали ему на лицо. — Я вовсе не пьян, вот еще!

— Выпейте и помолчите, — шепнула ему на ухо донья

— Я хочу выпить, о божественная звезда, да, Бог свидетель, я хочу выпить, но вот молчать я не желаю. Мысль моя верна, она проистекает из моей позиции. Я требую, чтобы здесь появилась моя будущая супруга, поскольку вы все, послушайте-ка…

— Слушайте! Слушайте! Он говорит, как сам бог красноречия!

Эти слова произнесла снова проснувшаяся Нивель. Шаверни треснул кулаком по столу и продолжал, переходя уже на крик:

— Я говорю, что это нелепо, нелепо…

— Браво, Шаверни! Отлично!

— Нелепо, повторяю вам, оставлять одно место пустым!

— Превосходно! Блестяще! Браво, Шаверни!

Зал взорвался рукоплесканиями. Маленький маркиз прикладывал неимоверные усилия, чтобы не потерять свою мысль.

— Оставлять место пустым, — воскликнул он, вцепившись в скатерть, — если мы больше никого не ждем.

И в тот миг, когда благодаря этому выводу, давшемуся ему с таким трудом, Шаверни сорвал бурю одобрительных криков, в дверях галереи появился Гонзаго и сказал:

— Нет, кузен, ждем.


6. ГОСТИНАЯ И БУДУАР | Горбун, Или Маленький Парижанин | 8. ПЕРСИК И БУКЕТ