Глава 12

Сидя за рабочим столом у себя в квартире, Фэлкон разглядывал доставленное оборудование. Барксдейл не обманул, его люди набили электроникой весь дом. Факс, персональный компьютер, монитор от Блумберга, самоновейший, сведения с биржи поступают через главную компьютерную систему банка мгновенно, ну и так далее. Банк обеспечил даже дополнительную телефонную линию, так чтобы не мешать Алексис поддерживать связь с ее салоном мод. Вероятно, у Барксдейла есть связи на самом верху Нью-Йоркской телефонной сети, обычно подключение нового номера занимает не меньше двух недель.

Фэлкон потер глаза и зевнул. Все эти два дня, субботу и воскресенье, он работал, не разгибаясь, и только вчера вечером Алексис уговорила его оторваться от стола и съездить куда-нибудь. Они отправились поужинать в «Генри энд», довольно экзотический ресторанчик в Бруклин-Хайтс, затем прогулялись по набережной Ист-Ривер, разглядывая залитый яркими огнями центр Манхэттена. Ужин Фэлкон проглотил, почти не заметив, что ест, прогулка ему не понравилась вовсе. Он был слишком поглощен другим. Впереди его ждала куча дел.

Алексис хотела после ужина заглянуть в клуб, чему Фэлкон сначала решительно воспротивился. Следовало возвращаться к столу. Они и так потратили драгоценное время на ужин. Первая встреча с немецкими инвесторами была запланирована на конец недели, и он явно не поспевал. По пути домой Алексис расхныкалась, жалуясь на то, что он совсем не обращает на нее внимания. Теперь-то Фэлкон понимал, почему у него так и не было в Нью-Йорке ни одного серьезного романа. Вместе с тем, ему не хотелось терять Алексис. Вот и пришлось неохотно уступить. В результате она продержала его в недавно открывшемся душном аргентинском клубе до четырех утра, флиртуя направо и налево и танцуя с кем попало. Такое в его присутствии Алексис позволяла себе впервые, и в конце концов Фэлкон, несмотря на сопротивление и визг Алексис, вытащил ее на улицу. По дороге домой в такси они не обменялись ни словом, да и поднявшись в квартиру, продолжали молчать. Алексис пошла в спальню и заперла за собой дверь, а Фэлкон растянулся на кожаном диване в гостиной.

Рубаха, брюки, носки, туфли — одежда кучей валялась рядом с диваном. Он остался в голубых трусах, чувствовал себя усталым и раздраженным, с похмелья болела голова. Фэлкон снова потер глаза. Ничего не скажешь, прекрасно начинается самая важная неделя в его жизни, неделя, которая, в конечном счете, может принести ему пять миллионов долларов.

В гостиную влетела Алексис.

— Я ухожу!

Фэлкон прижал ладони ко лбу. Голос ее пронзает мозг, словно лазерный луч.

— Валяй. — Выяснять отношения он сейчас не желал.

— Как это понимать — «валяй»? — Упершись ладонями в бедра, Алексис сверлила его взглядом.

Фэлкон опустил руки. В своей тесно облегающей блузе и короткой юбке Алексис выглядела потрясающе.

— Вот так и понимать — двигай, — спокойно вымолвил Фэлкон. — У меня полно работы, и на все про все четыре дня. Можешь не возвращаться весь день, да и большую часть ночи тоже. — Он величественно указал на дверь, будто приглашая ее проследовать в огромный бальный зал.

— Ух, как же я ненавижу эту твою покровительственную манеру, эту Фэлконовскую невозмутимость!

Он откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки, поднял левую бровь и саркастически ухмыльнулся.

Алексис стремительно повернулась, схватила со стула записную книжку и запустила ею в него. Уклоняясь от летящего в него предмета, Фэлкон подался в сторону, вскочил и, не позволив Алексис выбежать из комнаты, схватил ее за локоть.

— Пусти! — Алексис попыталась вырваться, но тщетно. Он был слишком силен.

Фэлкон легко, как ребенка, приподнял ее с пола, швырнул на диван и, стиснув ладони, придавил их к подушке. Какое-то время Алексис еще пробовала сопротивляться, но потом, видя, что это бесполезно, сдалась.

Их разделяли дюймы.

— Не смей при мне заигрывать с другими, ясно? — прошипел Фэлкон.

Алексис не сводила с него глаз. В такой ярости она еще не видела Фэлкона.

— Отпусти руки, — прошептала она. — Фэлкон повиновался, и Алексис сразу обвила его шею. — Как скажешь. Да я и вчера затеяла все это, чтобы ты обращал на меня внимания больше, чем на компьютер.

Фэлкон улыбнулся и прижался к ней губами.

Через четверть часа Алексис, весело напевая, отправилась по магазинам, а Фэлкон вернулся к столу и задумчиво посмотрел на экран компьютера. Господи, сколько еще предстоит сделать: экономический прогноз, анализ денежных потоков, анализ задолженности, сравнительный анализ трансакций, сравнительный анализ деятельности компании, изучение ситуации с филиалами в Делавере и Огайо, изучение материалов в прессе, имеющих отношение к компании, изучение деятельности всех подразделений «Пенн-мар» на предмет выяснения того, что можно продать, дабы уменьшить долг, в том случае, разумеется, если удастся приобрести ее.

— Проклятие! — Фэлкон откинулся на спинку стула. Нет, необходимо что-нибудь принять, голова раскалывается.

На столе пронзительно заверещал телефон.

— Заткнись, — пробормотал Фэлкон и поднял трубку. — Да.

— Эндрю?

— Я.

— Это Дженни.

— А, привет. — Лицо Фэлкона сразу же прояснилось. Он встал и прошел на кухню, чтобы развести в стакане воды очередную таблетку алказельцер. — До чего же приятно слышать тебя.

— Спасибо. — Голос Дженни звучал бесстрастно.

Фэлкон глубоко вздохнул. Дженни по-прежнему демонстрирует «профессиональный», как она его называет, стиль поведения.

— Да брось ты, Джен, улыбнись. Ну? Я соскучился по старой доброй Дженни Кейгл. Эта слишком официальна.

— Извините, уж какая есть. А вы чего от меня ожидали?

— Чтобы ты была самой собой. — Фэлкон бросил таблетку в холодную воду.

— Да? А мне казалось, что я и так сама по себе.

Разговор бесполезный, это ясно. Ну и черт с ней. Пусть вообще все катятся к черту, ни до кого ему сегодня.

— Ладно, что вам? — отрывисто бросил Фэлкон, чего обычно, разговаривая с Дженни, не позволял себе. Может, хоть это заставит ее изменить тон.

— У меня тут для вас пара сообщений. — Голос ее стал еще холоднее.

Фэлкон залпом выпил стакан шипучей воды. Вот упрямица. Они друг друга стоят.

— От кого?

— Звонила Джилл Рейнз из компании «Гудиэр» и Элен Дрейгес из «Хайнц». Телефоны продиктовать?

— Не надо. Слушай, Дженни...

— Всего хорошего, Фэлкон. Если будет что-то срочное, я свяжусь с вами.

— Эй, Дженни. — В трубке послышался щелчок. — О Господи, только этого мне сегодня не хватало. — Подавляя желание швырнуть трубку, он медленно положил ее на рычаг. Ему вдруг пришло в голову, что впервые за все время знакомства Дженни назвала его Фэлконом. Выходит, другом она его больше не считает. Что ж, тем лучше для нее. Сначала Алексис разозлилась на него, теперь Дженни. Ничего, у обеих злость когда-нибудь пройдет.

Вновь зазвонил телефон.

— Да, Дженни, — самодовольно бросил Фэлкон.

— Фэлкон?

— Да?

— Барксдейл.

— О, прошу прощения.

— Надеюсь, все это дорогостоящее компьютерное оборудование действует на полную мощь. — Извинения Фэлкона Барксдейл пропустил мимо ушей. — Что у вас для меня? Сколько мы можем заплатить за «Пенн-мар»?

Фэлкон напрягся.

— Скажем, по шестьдесят долларов за акцию... Максимум шестьдесят пять.

— Не пойдет, слишком мало. На этих условиях «Дюпон» или «Хехст» будут торговаться. Надо поднимать цену.

«Ну вот, еще один эксперт нашелся», — подумал Фэлкон.

— Больше акции не стоят. По крайней мере, если основываться на всех открытых сведениях, какие мне удалось собрать. А не связаться ли нам с высшим руководством «Пенн-мар»? Может, у них есть новый продукт или какая-нибудь новая технология, которая значительно повысит доходность? Или, скажем, они имеют земельную собственность ниже рыночных цен по своей балансовой стоимости. Тогда, глядишь, и цены на акции можно поднять. Но для этого, повторяю, нужна встреча с боссами компании.

— Они на нее не пойдут, — нетерпеливо отозвался Барксдейл.

— Откуда вы знаете? Быть может, напротив, они с удовольствием потолкуют, особенно если вы действительно считаете, что «Дюпон» или «Хехст» собираются ввязаться в драку. Вряд ли боссам «Пенн-мар» захочется видеть любого из них победителем. И там, и там, как известно, химическое производство, и первое, что сделает новый хозяин, — вышвырнет старых начальников на улицу, чтобы сэкономить неплохие деньги. Ну а нам они как раз и нужны. Мы ведь ничего не знаем про химию.

— Почему же? Знаем. Я имею в виду, что знают немцы и их представители. К тому же «Пенн-мар» на случай заглота наверняка имеет для этих ребят запасные аэродромы и раввинские фонды. Для них только лучше, если цены на акции поднимутся, это значит и акционерный опцион разбухнет. — Барксдейл щегольнул парой терминов, подслушанных на каком-то приеме, словно и впрямь разбирался в делах поглощения и укрупнения компаний.

— Да ничего подобного у «Пенн-мар» нет, никаких аэродромов, никаких фондов. Группа по защите прав акционеров заставила их аннулировать все это хозяйство еще в прошлом году, — парировал Фэлкон.

— А мне наплевать. — Барксдейлу пришлось защищаться, и в его голосе зазвучали начальственные нотки. Он — вице-председатель совета директоров, а Фэлкон всего лишь вице-президент. — До официального объявления о нашем намерении приобрести эту компанию мы ни с кем в переговоры не вступаем. У них появится время, и, глядишь, другого претендента найдут. Или целую группу, которая предоставит им возможности, нам не доступные. Нет, лишнего времени я им давать не намерен.

— Послушайте, Фил, если мы предложим больше шестидесяти долларов за акцию, держатели акционерного капитала получат не больше 20-25 процентов годовых, и это еще в лучшем случае. А ведь норма — от сорока до пятидесяти процентов. Нашей деловой репутации будет нанесен урон, и...

— Фэлкон, наша цена — семьдесят пять долларов за акцию.

— Что-о?

— Семьдесят пять. Вы ведь сами назвали эту цифру на прошлой неделе, когда мы обсуждали это дело. Сами говорили, что за меньшие деньги нам не победить.

— Да, но тогда я не знал, что это за зверь. А сейчас знаю и не могу по совести рекомендовать семьдесят пять...

— Можете не можете, но мы платим, и хватит об этом.

— Не понимаю, почему все же не начать с шестидесяти? Это достойная цена, она значительно выше обычной. Не раскрывайте сразу все карты.

— Я хочу немедленно выбить у них почву из-под ног. Никому не оставить ни единого шанса.

В голосе Барксдейла зазвучал металл, и Фэлкон попытался зайти с другой стороны.

— Это что, идея Бормана? Это он велел вам назначить такую цену? Немцы у него в дружках, так, что ли?

— Что еще удалось выяснить, Фэлкон? — Последние слова собеседника Барксдейл игнорировал.

О цене больше речь не идет. Фэлкону остается либо принять ее, либо выйти из игры. Выбор за ним. И он не намерен отходить в сторону. Ни за какие коврижки. Это его шанс вернуться в большое дело, его шанс занять достойное положение в Южном Национальном, не говоря уж о пяти миллионах, которые причитаются ему, если все выгорит. И ему нужны эти пять миллионов. К тому же, его одолевал соблазн совершить крупнейшую аферу в истории прямо перед носом Грэнвилла. Прямо перед его носом. Так что с того, что Борман с Барксдейлом решили сыграть с ФРС в русскую рулетку? Это их дело, а его дело — получить свои пять миллионов и вовремя положить в какой-нибудь швейцарский банк. А на все остальное наплевать. Хотят платить по семьдесят пять долларов за акцию, ну и черт с ними. Может, немцы знают про «Пенн-мар» что-то такое, чего он не знает. Может, они располагают внутренними источниками информации. Это совсем не удивило бы его.

— Что еще удалось выяснить? — проговорил Фэлкон. — Позвольте взглянуть. Штаб-квартира «Пенн-мар» находится в Огайо, но, как и у многих крупнейших американских компаний, у нее есть регистрация в Делавере. Если «Пенн-мар» откажется от нашего предложения, нам придется выкупать в ходе первого тендера по меньшей мере восемьдесят процентов акций, иначе в ближайшие три года немцам не видать компании, как своих ушей.

— Это как понять?

— Да так и понять. Руки прочь. Никаких попыток вмешательства. Прежнее руководство действует, как и раньше, по собственному усмотрению, пусть даже формально владеют компанией немцы. Это определяется так называемым статутом штата Делавер.

— Ну и что это означает для нас?

— То, что платить надо наличными. Никаких ценных бумаг в обмен на ценные бумаги. Обычно при таких условиях в ходе первоначального тендера очень нелегко получить больше восьмидесяти пяти процентов, потому что держатели акций весьма подозрительно относятся к попыткам заложить их собственность. Все знают, что наличные — это наличные. Особенно арбитраж. А в конце концов только с ним и имеешь дело. Без него не обойтись.

— Итак — наличные. Ну и прекрасно, мне это нравится. Да я и с самого начала предполагал, что платить придется живыми деньгами. Что еще?

— Я проверил всю документацию на предмет таблеток, содержащих яды — это всегдашняя головная боль директоров, — запрещенных лекарств, обычных репеллентов. Ничего этого они не производят, и это хорошо. Подумал я и о том, что продать после осуществления сделки с целью покрыть долг. У «Пенн-мар» есть пара предприятий, занимающихся побочным производством. Вообще мне нравятся эти большие компании. Как начнешь копать, обнаруживаешь, что они занимаются всем. Думаю, продав предприятия, никак не связанные химией, мы наварили бы от трех до четырех миллиардов. И довольно быстро, за четыре — шесть месяцев. Я знаю людей, готовых купить их.

— Что ж, Фэлкон, зря времени вы не теряете. Отлично сработано. — Барксдейл вздохнул с облегчением. Фэлкон принял условия игры. Вопрос о цене можно считать закрытым. — Не зря мы вас втянули в это дело. Что-нибудь еще?

— Да вроде все.

— Ладно, тогда не буду вас больше отвлекать, занимайтесь делом. К пятнице успеете?

— Успею. Но есть пара вопросов.

— Слушаю.

— Во-первых, надо упорядочить внутренние и внешние выплаты.

— Я слежу за этим. Немцы уже депонировали свой миллиард в Южном Национальном, а Борман организовал три миллиарда в фондах, которые мы контролируем. Хеннингс считает, что акции с повышенной степенью риска можно продать, как минимум, за шесть миллиардов. Ну и я обсуждаю детали нашего основного кредита с директором кредитного отдела Южного Национального Роном Джонсом.

— Четыре миллиарда?

— Что «четыре миллиарда»?

— На прошлой неделе вы говорили, что столько составит основной кредит. Четыре миллиарда.

— А, ну да, четыре миллиарда.

— И Рон Джонс не будет возражать, хотя такая сумма на порядок превышает наши законные возможности?

— Знаете что, позвольте нам с Борманом самим позаботиться об этом.

— Hу что ж. Все равно пока у нас всего тринадцать — четырнадцать миллиардов, а если мы и впрямь собираемся платить по семьдесят пять долларов за акцию, понадобится гораздо больше. Порядка еще восемнадцати миллиардов.

— Мы ведем переговоры с десятью банками. Некоторые находятся здесь, в Америке, два в Европе, остальные в Токио. Уровень переговоров — самый высокий. Мы рассчитываем занять по десять миллиардов у каждого. Партнеры проявляют заинтересованность. Очень серьезную заинтересованность. Но им нужны аналитические выкладки и ваши к ним комментарии. Эту работу нужно сделать очень срочно.

— Тогда позвольте вернуться к делу.

— Именно к этому я вас и призываю, Фэлкон.

— Только еще одно, Фил.

— Ну, что там? — Барксдейл начал раздражаться.

— Как насчет гонораров?

— Это вы мне скажите, Фэлкон. Ведь вы работали в инвестиционном банке.

— Посчитаем. По меньшей мере, два процента авансом коммерческим банкам. Уверен, Хеннингс потребует от трех до четырех процентов аванса за акции повышенного риска. Остается оплата консультационных услуг. Мой гонорар.

— Ну, и какова обычная ставка?

— Один процент.

— Один процент от чего?

— От суммы сделки, включая все существующие выплачиваемые долги.

— Выходит, один процент от тридцати двух миллиардов долларов? Вы хотите сказать, что это и есть ваш гонорар?

— Такова традиция.

— Получается триста двадцать миллионов долларов. Но это же чистое безумие. К тому же, мы договорились: пять миллионов, если все получится, и ни центом больше.

Фэлкон подавил вздох облегчения. Стало быть, ничего не изменилось, ему по-прежнему собираются заплатить пять миллионов. Собственно, ради того, чтобы убедиться в этом, он в первую очередь и завел этот разговор.

— Это я понимаю. Остальное пойдет банку.

— Полагаю, Борману будет непросто убедить немцев, что ваши советы — или советы Южного Национального — стоят триста двадцать миллионов. Не сойдемся ли на пятидесяти?

— Воля ваша.

— Что-нибудь еще?

— Все.

— Отлично. Если понадоблюсь, звоните, не стесняйтесь. Я здесь до половины пятого. Потом у меня ужин в «Реми».

— Нелегкая у вас жизнь, Фил.

— Что ж, кому-то приходится делать грязную работу. Пока, Фэлкон.

— Пока.

Фэлкон повесил трубку и машинально выглянул в окно. Невнятный голос, бормотавший ему что-то, когда они с Борманом столкнулись в туалете, зазвучал вновь. Только на этот раз гораздо громче. Что-то в этом деле нечисто.

Фэлкон вынул из верхнего ящика стола книгу внутренних телефонов Южного Национального, отыскал нужный номер, начал нажимать на кнопки, но тут же остановился. Полная глупость. Барксдейл ведь четко предупредил: ни с Хеннингсом, ни с кем-либо другим в Южном Национальном, кроме Дженни, не разговаривать. И объяснил почему: они еще слишком мало знают его, то есть не доверяют ему. Не исключено, что телефон прослушивается, а «жучки» спрятаны в компьютере.

Пять минут спустя Фэлкон поднял трубку телефона-автомата в вестибюле гостиницы «Портленд», прямо напротив своего дома.

— Южный Национальный банк. Отдел денежных переводов.

— Эдди Мартинеса, пожалуйста.

— Минуту.

Равнодушно скользя взглядом по вестибюлю, Фэлкон заметил, что на него смотрит мужчина. А может, показалось и взгляды их случайно пересеклись на мгновение? Мужчина повернулся и заговорил о чем-то с похожей на куклу Барби девицей из регистратуры. Ничего необычного в его поведении не было.

— Эдди Мартинес у телефона.

— Эдди, это Эндрю Фэлкон. — Сам не зная почему, он говорил приглушенным голосом.

— А, мистер Фэлкон, добрый день.

— Эдди, называйте меня по имени.

— Ну да, конечно.

— Эдди, я хотел бы попросить вас кое о чем.

— Всегда к вашим услугам, мистер Фэлкон.

— Понимаете, Эдди, не хотелось бы нагнетать таинственность, но дело весьма конфиденциальное. Только вы да я. Это можно устроить?

— Разумеется.

Фэлкон усиленно вслушивался в голос собеседника, пытаясь уловить в нем хотя бы слабый оттенок настороженности — что это, мол, за секреты такие. Но Эдди был совершенно спокоен.

— Точно? Для меня это важно.

— Да-да, конечно, без проблем, — поспешно откликнулся Мартинес.

— Отлично. Значит, так, я хотел бы попросить вас отыскать перевод, который должен был поступить в банк около месяца назад. Общая сумма — миллиард долларов. Не удивлюсь, если выяснится, что переводов несколько, и даже множество. Чтобы не привлекать лишнего внимания.

— И меня это не удивило бы, мистер Фэлкон. Перевод на миллиард — это не шутка. Кое-кто мог бы заинтересоваться. Откуда деньги поступили?

— По-видимому, из Германии. Но возможно, из нескольких стран. Понимаю, все это звучит весьма неопределенно, но, право, без вашей помощи мне не обойтись. — Фэлкон еще раз покосился в сторону регистратуры, но тот мужчина уже исчез.

— Сделаю все, что в моих силах. Кое-какие мысли на этот счет есть. Если удастся отыскать эти деньги, что конкретно вы хотели бы знать?

— Одну очень простую вещь. Откуда они отправлены. И кем. Если вам понадобится потолковать с людьми из других учреждений — валяйте, только в Южном Национальном — никому ни слова. Договорились?

— Да-да, понял вас. Как только раскопаю что-нибудь, позвоню.

— Не надо. Недели две меня в банке не будет. Я сейчас... э-э... на одном семинаре. Так что я сам свяжусь с вами, идет?

— Ладно.

На сей раз Эдди уловил в голосе Мартинеса настороженность. Похоже, он собирался задать какой-то вопрос, но потом раздумал.

— Ладно, Эдди, спасибо. До связи.

Фэлкон повесил трубку и заглянул в телефонный справочник Южного Национального, который захватил с собой из дома. Неплохо бы позвонить Хеннингсу и Джонсу и убедиться в том, что Барксдейл и Борман действительно работают с ними по делу «Пенн-мар». Но это слишком рискованно. Если и впрямь работают, то оба сразу же доложат Барксдейлу, что Фэлкон нарушил условие конфиденциальности. Он обвел взглядом вестибюль и направился к выходу.