Глава 14

Выбор Сериллы

Внутри богато разубранной каюты было не продохнуть от дыма курений. У Сериллы кружилась голова, а желудок возмущенно протестовал против непрекращающейся качки. Вынужденное движение длилось и длилось, от него уже болел каждый сустав в теле. Моряком она всегда была никудышным. Даже в детстве. А уж последующие годы, безотлучно проведенные в сатрапском дворце, и подавно не подготовили ее внутренности к морским путешествиям… Ну почему они не отправились в путь на каком-нибудь небольшом, но зато мореходном суденышке?.. Так нет же, сатрап пожелал плыть со свитой непременно на гигантском пузатом корабле. И подготовка к плаванию состояла наполовину из перестройки всей внутренности судна – не за чем иным, как чтобы выгородить для молодого государя достойное помещение. Серилла, кстати, подслушала разговоры корабельных плотников, занимавшихся переделкой. Помнится, они рассуждали об остойчивости и балласте. Она не слишком хорошо разбиралась в морской терминологии и не вполне поняла, о чем у них шел спор. Зато теперь сильно подозревала, что неумеренное раскачивание корабля было результатом любви Касго к роскоши и просторным покоям. И ей оставалось только снова и снова твердить себе, что каждая волна, преодоленная тяжко переваливавшимся кораблем, еще чуть-чуть приближала ее к Удачному…

Дико было вспоминать теперь, с каким нетерпением она ждала этого путешествия, как жадно считала дни, оставшиеся до отплытия. Она укладывала дорожные сумки и снова все вытряхивала из них наружу, заново перебирая и выбирая наряды. Ей не хотелось выглядеть ни модницей, ни синим чулком, ни молодящейся, ни старообразной. Сколько она мучилась, прикидывая, какая именно одежда придаст ей наиболее ученый и вместе с тем привлекательный вид!.. И вот наконец она остановилась на довольно простых платьях, не обремененных сложностью кроя, но зато богато расшитых – ее собственной, кстати, рукой. А драгоценностей, чтобы украсить себя, у нее попросту не было. Согласно традиции, Сердечные Подруги сатрапа хранили и носили лишь те драгоценности, что являлись подарками их повелителя. Ну а прежний государь всегда дарил ей вместо бездели пирожными, а украшения – сахарной глазурью.

Серилла убеждала себя, что не будет никакого стыда в том, чтобы предстать перед торговцами Удачного без драгоценностей. Она ведь не затем туда ехала, чтобы кого-то потрясти богатым убранством. Целью ее путешествия было наконец-то воочию увидеть и самолично узнать тот край и людей, изучению которых она посвятила более половины жизни.

Такого предвкушения она не ведала с тех самых пор, как покойный сатрап впервые обратил на нее внимание и пригласил войти в число своих Сердечных Подруг. И Серилла молилась, чтобы поездка в Удачный вылилась в столь же обширное начинание…

Увы, увы! – в настоящий момент даже самые сладостные мечты не могли заслонить сиюминутных убожеств тягостной жизни. В Джамелии ей неизменно удавалось так или иначе отгораживаться от мерзостей, царивших при сатрапском дворе. Когда пиры во дворце все более начали превращаться в празднества чревоугодия и разврата, она просто перестала их посещать. Но куда прикажете деваться на корабле?.. Хочешь есть – ешь вместе с сатрапом… А выйдешь подышать свежим воздухом, и опять-таки некуда скрыться от похотливого внимания калсидийской команды. Одним словом – никакого отдохновения…

В данное время на огромном диване посреди каюты расположились сам Касго и одна из его Подруг по имени Кикки. Оба – почти совершенно бесчувственные, в усмерть нанюхавшиеся дурманных травок и дыма. Кикки все время ныла, что только так может хоть ненадолго избавиться от морской болезни (которая, по ее словам, в этот раз донимала ее особенно беспощадно). Сериллу подмывало спросить девушку, уж не беременна ли она, но воспитание не позволило. В том, чтобы сатрап, выражаясь низким слогом, обрюхатил одну из своих Подруг, не было ничего такого уж необычного; это просто рассматривалось как отсутствие хорошего вкуса. Дети, рожденные от подобных союзов, с момента своего рождения посвящались Са и отдавались в храмы, где и вырастали жрецами, знать не зная о своем истинном происхождении. Настоящего наследника Касго могла подарить только законная супруга, а жену себе сатрап еще не избрал, и Серилла весьма сомневалась, что он когда-либо это сделает, если только к женитьбе его не принудят вельможи…

…Ну, то есть если он вообще до тех пор доживет. Серилла украдкой посмотрела на своего государя. Он хрипло дышал, распластавшись на диване и наполовину навалившись на Кикки. У его ног устроилась еще одна Подруга, тоже едва живая от дыма курений. Голова запрокинута, темные волосы разметались, в щелках между приоткрытыми веками просвечивают белки, пальцы рук время от времени судорожно подергиваются… От одного ее вида Сериллу начинало тошнить.

И вот так все путешествие. Оно сплошь состояло из пиров и увеселений, сопровождавшихся длительными похмельями сатрапа и его полной недееспособностью, вызываемой избытком вина и снотворных. Тут он начинал требовать к себе лекарей, и они послушно принимались накачивать его снадобьями противоположного свойства, пока он не ощущал в себе достаточно сил для нового витка разврата и удовольствий.

Высокопоставленные члены его свиты вели себя примерно так же. За исключением буквально нескольких, которые под предлогом морской болезни сидели по своим каютам.

Вместе со свитой путешествовали на север и несколько калсидийских вельмож. Их корабли сопровождали флагман сатрапа. Калсидийцы нередко присоединялись к нему ужинать. Они приводили с собой женщин, больше похожих на опасных и хищных домашних питомцев. Эти женщины чуть не дрались, оспаривая друг у дружки внимание могущественных мужчин. Сериллу они приводили в форменный ужас, хуже которого были только разговоры о политике, происходившие во время пирушек. Калсидийцы всячески убеждали сатрапа «примерно наказать» непокорный Удачный: он-де должен был не исполнять требования слишком гордых торговцев, а, наоборот, железной рукой сокрушить рассадник смуты. Эти разговоры внушали сатрапу ложное ощущение собственной праведности и гнев, для которого, по мнению Сериллы, не имелось никаких оснований. Вначале она пыталась подавать голос. Потом перестала, потому что в ответ калсидийцы либо осмеивали ее, либо принимались хохотать, попросту затыкая ей рот. Дошло до того, что прошлым вечером Касго и сам прилюдно оскорбил ее, приказав помалкивать, когда разговаривают мужчины. Обида до сих пор болезненно жгла сердце.

Калсидийский капитан флагмана охотно принимал дорогие вина, которые Касго ему посылал, но упорно избегал общества молодого правителя. Поступая так, он отговаривался ответственностью за корабль и команду, но Серилла видела скрытое презрение в глазах капитана. И чем более Касго старался произвести на него впечатление, тем упорнее сторонился его старый моряк. А уж попытки Касго вести себя по-калсидийски, что подразумевало расхлябанную походку и задиристый вид, являли собой зрелище вовсе чудовищное. Серилла с болью наблюдала за тем, как Подруги вроде Кикки только подстегивали стремление еще не повзрослевшего мальчишки поступать и выглядеть как крутой взрослый мужчина. Приводило это только к тому, что теперь Касго приходил в сущее бешенство, если что-то делалось не вполне в точном соответствии с его приказаниями. Избалованный ребенок, да и только!.. Угодить ему сделалось решительно невозможно. Он захватил с собой на корабль музыкантов и шутов из дворца, но их представления приелись ему. Сатрап отчаянно скучал и от этого, понятное дело, становился только несноснее. Чуть что не по нему – ругань, топанье ногами, истерика…

Серилла вздохнула. Бездельно прошлась по каюте. Поиграла с бахромой вышитой скатерти… Устало передвинула несколько липких блюд подальше от края. Села возле стола и принялась ждать. Как ей хотелось вернуться в крохотную каморку, гордо именовавшуюся ее личными покоями! К несчастью, Касго вызвал ее сюда, поскольку якобы нуждался в совете. А это значило, что без особого распоряжения она не имела права уйти. И вздумай она его разбудить и испросить позволения удалиться, он ей, разумеется, откажет…

А ведь она пыталась отговорить его от этого путешествия. Не получилось. Он сразу заподозрил, что она хотела бы отправиться в путь одна, и это вполне соответствовало истине. Конечно, она предпочла бы поехать в Удачный одна, с полномочиями принимать решения относительно земель, о которых знала несравнимо больше, чем он! Беда только, Касго слишком ревниво относился к собственной власти. И только он, правящий сатрап, мог явиться в Удачный во всем блеске своей власти и славы и обратить тамошних жителей в прах зрелищем своей мощи. Чтобы торговцы Удачного приползли целовать ему ноги. Чтобы впредь неповадно было забывать, что он, сатрап Касго, правит ими волею Са. И будет очень суров с каждым, посмевшим в том усомниться…

У нее еще оставалась надежда – да что там, уверенность! – что его отговорит от поездки совет вельмож. Ей стало попросту плохо, когда Совет, наоборот, поддержал его намерение. Да и калсидийские союзники дружно высказались за. Сколько ночей подряд он пьянствовал с ними, еще прежде чем началась подготовка к выходу в море!.. Серилла слышала хвастливые обещания калсидийцев. О конечно, они во всем поддержат его! Пусть знают эти выскочки, торговцы Удачного, кто на самом деле правит Джамелией! Друзья-калсидийцы нипочем не оставят сатрапа в час испытания!.. Ему незачем бояться вшивой горстки мятежников. Пусть посмеют хоть пальцем тронуть своего законного государя – и герцог Йадфин с его доблестными наемниками мигом организуют им свеженькую причину называть свой край Проклятыми берегами…

Даже теперь Серилла только головой качала, размышляя об этом. Неужели Касго не видит, не понимает, что стал чем-то вроде куска сыра в мышеловке?.. Калсидийцы недорого возьмут – спровоцируют кого-нибудь из старинной семьи на его убийство. Развязав себе таким образом руки для осуществления вековой мечты – разграбления и уничтожения богатого торгового города…

Зарывающийся в волны флагман сатрапа между тем нес в себе помимо самого правителя некоторое число избранных Подруг, полный штат прислуги и шестерых вельмож, которым он приказал себя сопровождать. Каждый, естественно, тоже прихватил с собой кое-какую свиту. За флагманом следовал еще корабль, полный честолюбивых младших отпрысков благородных фамилий. Их увлекло в плавание обещание сатрапа, что в случае, если семейства дадут на это предприятие денег, молодым людям могут быть пожалованы земельные наделы в Удачном. Тщетно Серилла пыталась отговорить его хотя бы от этого, объясняя, что прибыть в Удачный во главе целой оравы алчных поселенцев – значит нанести оскорбление старинным торговцам, которые, несомненно, сразу сделают вывод о его истинном отношении к их жалобам насчет «новых купчиков»… Касго от нее лишь отмахнулся.

И как бы для того, чтобы вернее испортить все дело, парусники сопровождал далеко не почетный эскорт из семи здоровенных галер – и каждая полным-полна вооруженных до зубов калсидийских наемников. Якобы для защиты государя от пиратов, коими, как известно, так и кишат воды Внутреннего прохода… И только уже в плавании Серилла обнаружила, что демонстрацией вооруженной мощи они ограничиваться не собирались. Они имели в виду грабить и разорять любое пиратское поселение, которое им случится обнаружить в пути. Добыча и пленники должны были затем отправиться в Калсиду, дабы частично окупить «дипломатическую миссию». При этом молодые джамелийские вельможи будут всемерно участвовать в набегах, доблестью своей подтверждая, что воистину достойны земельных пожалований…

Сатрап особенно гордился именно этой деталью задуманного плана. Серилла раз за разом выслушивала его речи о ее многочисленных преимуществах. «Во-первых, Удачный вынужден будет признать: мои сторожевики в самом деле успешно распугивают пиратов. В качестве доказательства мы им предъявим рабов, которых захватим. Во-вторых, Удачный будет поражен мощью моих союзников и откажется от самой мысли о непокорстве. В-третьих, мы славно пополним сокровищницу, в которую нам пришлось заглянуть, снаряжая эту маленькую экспедицию. Ну и в-четвертых, все вместе превратит меня в живую легенду! Какой еще сатрап прежних дней вот так брал бразды в свои руки и наводил должный порядок? У кого еще хватало смелости для подобного поступка?»

В итоге Серилла не могла решить, какой опасности следовало опасаться в первую очередь. Того ли, что калсидийцы умыкнут Касго в свою страну, сделают заложником и правителем-марионеткой – или что вельможи Джамелии попросту растащат всю власть, воспользовавшись отсутствием мальчишки-сатрапа?.. С большой горечью ей приходилось признать: очень возможно, что произойдет и то и другое. А еще в черные мгновения вроде нынешних она вообще сомневалась, что когда-либо увидит Удачный. Все они здесь были, по сути, в полной власти калсидийских наемников, управлявшихся на кораблях. Вот возьмут да и повернут прямо в Калсиду – и кто им запретит?.. Серилла лишь надеялась, что они сочтут более выгодным заглянуть сначала в Удачный. Ну а если это случится… Она давно уже поклялась себе: там она как-нибудь да сбежит. Вырвется. Как-нибудь…

Вот так-то. А пока…

Лишь двое старых советников сатрапа пытались удержать его дома. Остальные подобострастно кивали, признавая, впрочем, что для правящего сатрапа это и в самом деле был шаг небывалый. А впрочем, говорили они, государь волен поступать так, как считает нужным. Что характерно, сопровождать его по доброй воле не вызвался ни один, а те, кому он напрямую приказал ехать, сделали это весьма неохотно. Прочие завалили Касго подарками в дорогу и принялись чуть ли не подталкивать его к корабельному трапу… А молодой государь, словно пораженный слепотой, продолжал упрямо не замечать грозных признаков заговора! И даже третьего дня, когда Серилла осмелилась заговорить с ним о своих подозрениях и тревогах, Касго сперва высмеял ее, потом всерьез прогневался. «Ты сама желала бы сыграть на моих страхах! – кричал он на нее. – Тебе ведь отлично известно, в каком плачевном состоянии пребывают мои нервы! Ты хочешь вконец расстроить меня своими дурацкими разговорами, разрушить мое здоровье, и без того донельзя хрупкое! Повелеваю: умолкни! Отправляйся в свою каюту и не смей показываться, пока я тебя не позову!»

У нее до сих пор краска приливала к щекам, стоило только вспомнить, как униженно пришлось ей повиноваться ему. Ее проводили, а вернее, отвели в каюту двое гнусно ухмылявшихся калсидийцев. Ни один к ней не притронулся, но, пока шли, они вовсю обсуждали ее телесные достоинства. И помогали себе очень красноречивыми жестами. Оказавшись внутри, Серилла первым долгом вдвинула в ушки хилый дверной запор. Потом подтащила к двери каюты дорожный сундук… Касго вызвал ее целые сутки спустя. Когда же она предстала перед ним, первым делом осведомился, усвоила ли она урок. Он ждал ее ответа, уперев кулаки в бедра, скалясь в ухмылке… Он никогда не отважился бы так вести себя с ней, будь они по-прежнему дома, в столице. Что ж… Она смиренно потупилась перед ним и ответила: «Да, усвоила, господин мой». Внутри у нее все кипело, но ей показалось, что так будет мудрей.

О да! Она хорошо усвоила преподанный ей урок. Теперь она знала, что он отринул последние крохи вежливости и достоинства. Прежде беспутство было для него всего лишь забавной игрой. Но игра зашла слишком далеко, и теперь он попросту распадался… Вот тогда-то она и решила вернуть себе свободу, как только представится хоть мало-мальская возможность сбежать. Она ничем не была обязана этому юному ничтожеству. Лишь верность сатрапии, которую она собиралась нарушить, тревожила ее совесть. «Я всего лишь женщина, – говорила она себе. – Одинокая женщина. Могу ли я всерьез надеяться хоть что-нибудь предпринять, чтобы остановить это разложение?..»

Касго же с того самого дня наблюдал за ней, как кот за мышкой, ожидая, не вздумает ли она бросить ему вызов. До сих пор у нее хватало изворотливости всячески избегать противостояний, но при этом и пятки ему не лизать. Она была неизменно вежлива и немногословна. Да и на глаза ему попадаться старалась как можно меньше.

Сегодня, когда он вызвал ее «посоветоваться», она со страхом предчувствовала, что дело вполне может кончиться непримиримым столкновением характеров. И теперь молилась Небесам, призывая благословить ненасытную ревность Кикки, ибо стоило Серилле войти в покои сатрапа, как та буквально полезла из кожи вон, дабы Касго занимался исключительно ею. Во всех отношениях. И великолепно в том преуспела. Касго пребывал в полнейшем бесчувствии.

Кикки не обременяли ни малейшие предрассудки стыдливости. Она сделалась Сердечной Подругой благодаря доскональному знанию калсидийского языка и обычаев. И теперь Серилле было ясно, что девушка полностью приняла культуру этой страны. В Калсиде женщина могла достичь власти токмо и единственно руками мужчины, которого ей удалось к себе привязать. И вот сегодня вечером Кикки показала, что пойдет абсолютно на все, лишь бы только удержать внимание Касго. «Какая жалость, – думала Серилла, – девочка не понимает, что в действительности ее поведение – вернейший способ совсем потерять Касго. Очень скоро он бросит ее, как надоевшую куклу. Что ж, будем надеяться, что ее проделки займут его хотя бы до прихода в Удачный…»

Серилла как раз смотрела на них, когда сатрап приоткрыл один глаз, мутный и красный. Она не отвела взгляда. Она весьма сомневалась, что он вообще заметил ее присутствие.

Но он заметил.

И приказал:

– Подойди!

Она ступила на толстый ковер, старательно обходя раскиданную одежду и блюда с объедками. И остановилась на расстоянии шага от его ложа.

– Государь желал посоветоваться со мной? – спросила она по всей форме.

– Подойди! – повторил он капризно. И указал пальцем на участок ковра непосредственно рядом с диваном.

Но пройти этот последний шаг было попросту выше ее сил. Она не могла переступить через свою гордость.

– Зачем? – спросила она.

– Потому что я – сатрап! И я приказываю тебе! – рявкнул он, мгновенно разъяряясь. – Какие тебе еще причины нужны?

Он отпихнул Кикки и сел. Та лишь застонала и откатилась в сторонку.

– Я не служанка тебе, – ровным голосом заметила Серилла. – Я – Сердечная Подруга. – Она выпрямилась как только могла и нараспев прочитала: – «…Дабы уберечь его разум от влияния льстивых женщин, а тщеславие – от подхалимов, стремящихся лишь к собственной выгоде, пусть он избирает себе Сердечных Подруг и сажает их рядом с собою. Пусть он не сочтет себя выше их, а их – ниже себя и позволит им открыто высказывать все, что велит их мудрость, давая советы сатрапу в той области, в которой каждая из них наиболее просвещена. Пусть у него не будет среди них любимиц. Пусть не избирает он их, соблазняясь внешностью или дружелюбием. Подруги же пусть не восхваляют его и не склоняются покорно к его мнению из страха возразить государю, но, ничем не смущаясь, пусть неизменно подают ему честный совет. Пусть Подруга…»

– Пусть Подруга заткнется!!! – заорал Касго. И громко захохотал, восхищаясь собственным остроумием.

Серилла замолчала, хотя и не потому, что он ей так приказал. И с места, где стояла, не сошла ни на йоту.

Некоторое время он молча смотрел на нее, и странные насмешливые искры разгорались в его глазах.

– Глупая женщина, – проговорил он затем. – Как высоко ты ставишь себя. Как крепко ты веришь, будто два-три кем-то придуманных слова вправду могут тебя уберечь… Сердечная Подруга! – передразнил он. – Титул, подходящий для женщины, которая боится быть женщиной! – И он облокотился на тело Кикки, как на подушку. – Надо бы тебя от этого излечить… К примеру, отдать тебя матросам. Задумывалась ты об этом, а?.. Наш капитан – калсидиец. Он не осудит меня, если я прогоню от себя женщину, которая мне наскучила. – Касго помолчал. – Может, он сам первый побалуется с тобой. А потом пустит по кругу…

У Сериллы пересохло во рту, а язык прилип к нёбу. Он был вполне способен на подобный поступок. Вернее сказать – стал способен… До возвращения в Джамелию пройдут еще, наверное, месяцы. И кто спросит у него отчета о том, что с нею сталось? Да никто. И никто здесь, на борту, за нее не заступится. Ни одного из вельмож, готового проявить хоть какую-то стойкость, сатрап с собой в плавание не взял. А те, что были здесь с ним, пожалуй, еще и скажут, что она сама навлекла на себя эту участь…

Она со всей ясностью увидела, что выбора у нее не было. Если хоть раз поддаться ему, ее дальнейшее унижение не будет ведать границ. Если он поймет, до какой степени испугала ее угроза, он так и будет пользоваться ею…

И это значило, что ей оставалось единственное. Открытое неповиновение.

– Давай, – произнесла она холодно и спокойно. – Сделай это.

Она вскинула голову и скрестила на груди руки. Сердце бешено колотилось. «А ведь он может. И пожалуй, сделает…» Если так, то в живых ей не остаться. Команда многочисленна. И состоит из здоровенных грубых матросов. Кое-кто из служанок уже побывал в их руках – она видела этих девушек, еле державшихся на ногах, с лицами, разукрашенными синяками… Никакие сплетни пока не достигали ее ушей, но она и без сплетен все видела. И знала, что калсидийцы считали женщин чем-то вроде скота…

Как она молилась в этот миг, чтобы Касго пошел на попятную!..

– А вот и сделаю! – сказал он. Кое-как поднялся. И нетвердой походкой направился к двери.

У нее предательски задрожали колени. Она что было мочи сжала зубы, чтобы губы не посмели задрожать. Итак, она сделала ход… и проиграла игру. «О Са, спаси и сохрани…» – взмолилась она в отчаянии. От страха ей хотелось завыть. Почувствовав, что вот-вот потеряет сознание, она быстро заморгала, стараясь разогнать тени, сгустившиеся по краю зрения. «Нет. Он блефует. Сейчас он остановится. Он не посмеет зайти слишком далеко…»

Сатрап и вправду остановился. Он пошатывался, но она не могла с определенностью сказать, испытывал ли он нерешительность или просто был нетверд на ногах.

– Значит, именно этого ты хочешь? – поинтересовался он с жестокой насмешкой. Он смотрел на нее, склонив голову набок. – Стало быть, лучше отдаться матросам, чем попробовать меня ублажить? Подумай еще разок хорошенько…

У нее шла кругом голова. Ее тошнило. Это была самая утонченная жестокость, какую только он мог выдумать, – вот так дать ей последний шанс передумать. Ей хотелось броситься на колени и униженно молить о пощаде. Она осталась на месте лишь потому, что знала заранее – этому человеку неведомо милосердие. Она сглотнула. У нее не было сил отвечать. Пусть ее молчание послужит ответом. Ее отказом…

– Ну что ж, Серилла. Только запомни: ты сама сделала выбор. А ведь могла бы выбрать меня…

Он распахнул дверь. Там, снаружи, стоял один из матросов. Там всегда стоял кто-нибудь из команды. То ли часовой, то ли тюремный страж – поди разбери. Касго прислонился к косяку и дружески похлопал калсидийца по плечу:

– Снеси-ка весточку вашему кэпу, мой милый. Скажи ему, что я дарю ему одну из моих девок. Зеленоглазенькую… – И сатрап неверным движением обернулся к ней, чтобы полюбоваться ее ужасом. – Да не забудь предупредить кэпа, что она злонравная и несговорчивая! Но при всем том – кобылка что надо… – И он окинул ее беззастенчивым, раздевающим взглядом. Губы искривила пакостная ухмылка. – Пусть кого-нибудь пришлет, чтобы забрали ее.