Глава 8

Среда, 12 января

У своей бабушки Лиз Хэллоуэл научилась читать по лицам. Цвет и разрез глаз, форма челюстей и изгиб бровей, очертания губ. «Все это указующие знаки, — говорила бабуля. — Внешние признаки человеческой души».

И поэтому, когда она где-то около полудня, устроив себе короткий перерыв, ступила за порог своего магазина, чтобы выкурить очередную сигарету, число которых в день было строго ограничено, и увидела в нескольких ярдах от себя агента ФБР с весьма примечательным лицом, то сразу же принялась за его изучение.

Их до сих пор еще не представили друг другу; другие двое агентов уже побывали у нее в кофейне, а этот нет.

Он беседовал с Питером Грином, владельцем парикмахерской, возле которой они и стояли, и Лиз не надо было прибегать к услугам чаинок, чтобы догадаться, о чем они говорят. Половина помощников и заместителей Рэнди плюс двое из трех федеральных агентов весь день с утра методично обходили город, разговаривая со всеми, кто мог что-то увидеть вчера, когда парнишка Пенман испарился с главной улицы, не оставив следов. К Лиз пока еще никто не обращался с вопросами.

Растягивая удовольствие, получаемое от сигареты и от редких минут безделья, она откровенно разглядывала агента, не очень беспокоясь, что он застанет ее за этим занятием. Большинство прохожих, уличных зевак и продавцов из соседних магазинчиков занимались в данный момент тем же, так почему она должна вести себя иначе?

Бабушке Лиз такое лицо очень бы понравилось. Бесспорно, выражение мрачной, непреклонной суровости в сочетании с правильностью черт очень шло мужчине, и шрам ничуть не умалял его привлекательности. Это было лицо человека, хранящего в себе множество секретов; недоступных даже богатому воображению Лиз. Оно оставалось для нее закрытой книгой, но хотя бы по обложке она могла догадываться о ее содержании, вернее, о некоторых свойствах характера обладателя такого лица.

Лиз решила, что он — человек, несомненно, выдающийся, талантливый во многих областях и отсюда гордый и заносчивый, проницательный, быстро схватывающий все на лету, и поэтому ему нередко недостает терпения выслушивать до конца медлительного, туго соображающего собеседника. Он язвителен, часто беспощаден, но не чужд и жалости к слабым и обиженным и проявляет ее, впрочем, как и другие чувства, достаточно бурно. Однако тлавное он все-таки тщательно прячет внутри себя, в глубинах, куда доступа нет никому. Он способен на любой жестокий поступок, если верит, что обстоятельства того требуют и… если результат для него важен.

Его друзья, подумала Лиз, ни в коем случае не могут рассчитывать на безусловную преданность, на его безоговорочную поддержку, если в нем зародилось сомнение в их правоте. А вот враги его должны знать, что, напав на след, он никогда уже их не отпустит и будет гнаться за ними до конца.

Почему-то от таких мыслей Лиз пробрал озноб, и она поплотнее запахнула жакет. Однако, когда агент расстался с Питером и шагнул к ней, ей удалось совершенно спокойно, даже весьма холодно, спросить:

— Теперь моя очередь?

Его настороженный взгляд впился в нее.

— Вы Лиз Хэллоуэл?

— Она самая.

Автоматическим жестом он показал ей удостоверение.

«Ной Бишоп».

Против собственного желания у Лиз брови поползли вверх.

— Вот уж не ожидала!

— Что с вами?

— Ваше имя. Что касается фамилии², то вам она определенно подходит. Вы, как и положено, наблюдаете за нами сверху. А вот Ной! Ной был по Библии хранителем, тем, кто утешал и вносил в души успокоение. Вы такой?

— Я всего лишь коп, мисс Хэллоуэл.

— И, как коп, заняты своим делом, — понимающе кивнула Лиз. — Боюсь, мне нечего сообщить вам по поводу исчезновения Стива Пенмана. Я ничего не видела, да это и неудивительно. Ведь аптека, возле которой он, по слухам, пропал, на противоположном конце города.

— А вы знали парня?

— Естественно. Наравне с другими подростками. Я их всех неплохо знаю. Между нами говоря, я его недолюбливала.

— За что?

— За его отношение к своим подружкам.

— А как он с ними обращался? Унижал, оскорблял?

Лиз глубоко затянулась сигаретой и выпустила изо рта колечко дыма.

— В зависимости от того, что вы понимаете под словом «унижение». Я ни разу не слышала, что он кого-то из них ударил и вообще проявил физическое насилие. Но он был слишком хорош собой и, зная об этом, бессовестно этим пользовался и получал, что хотел. Не думаю, что были такие девчонки, у которых хватало духу отказать ему, несмотря на длинный список его любовных увлечений, одинаково заканчивавшихся тем, что подружка быстро ему надоедала и, расставшись с ней, он тут же о ней забывал. А еще мне не нравилось, что для него любая девочка — не человек с характером и душой, а игрушка, которую, позабавившись, не жалко выбросить, а если поломается, то туда ей и дорога.

Бишоп покивал, соглашаясь, и мягко заметил:

— Вы говорите о нем в прошедшем времени. Вам что-нибудь известно, чего не знаю я?

— Я знаю, что он пропал. Вы тоже это знаете?

— Точнее — его местонахождение неизвестно. Вот что я знаю.

— Нет, агент Бишоп, — решительно возразила Лиз. — Вам известно гораздо больше.

— Неужели?

— Наверняка. Это ваша работа — знать больше, чем другие. То, что вы делаете, называют составлением психологического портрета убийцы. Я кое-что слышала об этом. Вы влезаете в его шкуру, выясняете, что он за чудовище и что собирается еще натворить. Я права?

— Более-менее.

— Я бы не назвала эту работу приятной.

— Полностью с вами согласен.

— Но вам она по плечу. Вы способны понять образ мыслей чудовища, так мне кажется, хотя это адски трудно.

— Почему же трудно? — возразил Бишоп. — Своего рода логика присутствует даже в безумии. Все поначалу выглядит картинкой-мозаикой, но если расставить по местам имеющиеся в наличии разрозненные фрагменты, то и загадки никакой не будет. Сделать это не так уж трудно, если знать как.

— Может быть. — Лиз в задумчивости докурила сигарету. — Но ведь это еще и опасно. Если слишком глубоко погрузиться в безумную логику, то есть опасность оттуда уже не выплыть.

— Кто кого допрашивает, мисс Хэллоуэл? — неожиданно улыбнулся Бишоп.

Лиз вынуждена была в ответ рассмеяться:

— Простите. Я неизлечимо любопытна, но мой недуг никому не приносит вреда, поверьте. Так что вы все-таки хотели узнать? Почему я считаю, что Стив Пенман уже не вернется к нам? Что ж, я не так хорошо разбираюсь в маньяках и серийных убийцах, как вы, но одно про них известно давно — они свою добычу живой не отпускают. Правильно?

— Абсолютно.

— И это чудовище не оставило после себя никаких фрагментов, из которых вы, ребята, смогли бы собрать мозаику. Или все-таки оставило?

— Немного. Вернее, очень мало.

— Значит, прощай, Стив.

Эпитафия Стиву никак не вязалась с улыбкой, еще не сошедшей с лица Бишопа.

— Я слышал, вы читаете послания, оставленные чаинками на дне чашки. Ничего не было в вашей «утренней почте», мисс Хэллоуэл, что могло бы помочь нам?

Лиз не обнаружила в его тоне ни насмешки, ни скрытого недоверия, а только вполне оправданный интерес. Это побудило ее быть искренней:

— Не знаю, насколько поможет вам это, но он — я имею в виду преступника — пытается вас запутать, не вас лично, а расследование вообще, похищая Стива Пенмана. Существует нечто касающееся других личностей, точнее, кого-то, к кому он не хочет чтобы вы присматривались пристальней. Я не знаю, что за этим кроется, ошибка ли, совершенная им ранее, или же вы слишком приблизились к чему-то такому, что он пытается скрыть от вас. Он испугался.

— И поэтому похитил Стива Пенмана?

Лиз заколебалась.

— Частично в этом причина, но не только. Он остановил свой выбор на Стиве еще и по другим соображениям. Не думаю, что Стив ему нравился. — Тут Лиз умолкла, прислушиваясь к тому, что цыганская ее кровь толчками через артерии в мозг пыталась ей передать. — Он немного побаивался Стива… Нет, он боялся чего-то, о чем Стив знал.

— Что же это было?

Лиз ощупью шарила в хаосе своих мыслей, но кончик оборвавшейся внезапно нити уже затерялся.

— Откуда мне знать?

К своему удивлению, она ощутила потребность откровенно признаться почти незнакомому человеку в своей слабости.

— Такого со мной еще не было. Какое-то колдовство. Обычно мне мало что удается узнать без чаинок или колоды карт.

Она едва не добавила, что именно его духовная энергия воспламенила в ней провидческий дар, но воздержалась, увидев, что его взгляд скользит мимо нее. Ей не надо было оборачиваться или снова напрягать свои специфические способности, чтобы догадаться, кого увидел агент Бишоп. Миранда Найт приближалась к ним, и тотчас, словно яркой вспышкой, осенило Лиз понимание того, что прежде было окутано туманом и казалось загадочным.

Между тем Бишоп вновь уделил ей внимание. Он был отменно вежлив:

— Большое спасибо вам за помощь, мисс Хэллоуэл. Если у меня будут еще вопросы, я с вами свяжусь.

Лиз уронила на асфальт окурок и придавила его ногой.

— Меня найти легко, агент Бишоп. Я почти всегда здесь, на месте.

Лиз вдруг потянуло обменяться с ним рукопожатием. Ей очень хотелось также посоветовать ему соблюдать осторожность, но боязнь сглазить удержала ее от этого. Чему быть, того не миновать.

Она уже шагнула через порог магазина, когда услышала:

— Я обязательно последую вашему совету, мисс Хэллоуэл.

— Какому? — спросила она озадаченно.

— Быть осторожным. — Он улыбнулся светло и безмятежно.

— Ну и ну, — растерянно произнесла Лиз и поспешила обратно к своим книгам и кофейному аппарату.

— Ну как? Ты добился нужного эффекта? — спросила Миранда.

Прислонившись к дверце своего припаркованного у тротуара джипа, она, как зритель из первого ряда, наблюдала за разыгрываемой сценкой и отлично все слышала.

Бишоп не стал ничего отрицать и честно признался:

— Я хотел довести до ее сведения, что открыт для любой информации, неважно, каким путем полученной. Если что-то еще осенит ее ненароком, она проявит больше желания поделиться со мной.

— Возможно. Значит, ты смог проникнуть в нее?

— Лишь в поверхностный слой, не глубже. Ее мысли сосредоточились на том, что мне надо быть осторожным. Вот и все, что я вычитал.

— Любопытно то, что она разместила преграду сразу за поверхностным слоем.

— А ты тоже на нее наткнулась? Ты пробовала читать эту женщину?

Миранда кивнула:

— Не думаю, что Лиз осознает сам факт существования преграды. Так же как и не отдает себе отчета в том, какие в ней запрятаны способности. Эта женщина не считает себя телепаткой, она думает, что это наследство бабушки-цыганки. Она обладает зрением, а бабуся научила ее разбираться в знамениях. Назови ее телепатом и экстрасенсом, и она тебе не поверит. Ее стихия и орудия ремесла — магические кристаллы, амулеты, талисманы, стеклянные шары, карты, приметы и знамения, чаинки и кофейная гуща — весь традиционный набор, и она целиком в нем, мыслями и душой. Она гадает только для друзей и делает это нечасто. Кстати, насколько мне известно, в семидесяти пяти процентах из ста она попадает в точку. Так что действительно будь осторожен.

Тон ее был по-прежнему официальным без капли личной заинтересованности в его благополучии и безопасности, поэтому Бишоп очень удивился, когда Миранда добавила к сказанному:

— Иногда я тревожусь за Лиз.

— По какой причине?

— Она не имеет представления о власти, которая ей дана. Ей не понять, что знание может быть опасным. Особенно если оно касается окружающих ее людей и некоторых их секретов.

Бишоп не воспринял это как намек на себя.

— Все, с кем я говорил, отзывались о ней хорошо. Ее ценят за доброту, за готовность всегда оказать помощь. Судя по их словам, она милая, скромная женщина, правда, чрезмерно увлекающаяся разными суевериями, впрочем, вполне невинными. Всерьез этого никто не воспринимает, и никого ее причуды не затрагивают. Врагов у нее нет даже среди тех, кому не очень по душе пророчества.

— Все так до поры до времени, — резонно возразила Миранда. — А что, если она ляпнет что-то не то и не тому человеку? Мы все согласились, что убийца скорее всего из приличных обитателей Гладстоуна, и я сомневаюсь, что он выставит на обозрение свои рожки и хвост, чтобы показать, какая у него черная душа.

— Ты права.

Миранда окинула взглядом магазинчик Лиз.

— Я бы охотно предупредила ее, но что я ей скажу? Воздержись от гадания на какой-то срок? Забрось свои чаинки и прочее?

— Вряд ли она послушает, особенно когда вокруг происходит такое, — покачал головой Бишоп. — Человеческой натуре свойственно пытаться решать загадки.

— Вот именно. Все-таки сказала ли она тебе хоть что-то, чего бы мы не знали раньше?

— Она сказала, что убийца захватил Пенмана с целью отвлечь нас от чего-то, что касается других его жертв, и что для него нежелательно, чтобы мы обратили внимание на эту деталь. Она еще вдобавок считает, что убрать Стива убийцу вынудил страх. Стив кое-что знал, и это убийцу пугало.

— Может, она права?

— Может быть.

— Если так, то возникает вопрос: имеется ли в нашем распоряжении нечто нами пока не замеченное? Как ты думаешь, это «нечто» действительно существует?

— Если оно у нас в руках, — сказал Бишоп, — то почему ни один колокольчик не зазвонил, как полагалось бы? Это могло быть что-то связанное с костями Рамсея, но Шарон пока ничего определенного про них не сказала. Можно, например, заострить внимание на том факте, что Линет возбуждала в нем похоть, или всесторонне пересмотреть версию, что все его действия по отношению к ней были сплошной ошибкой, но я не знаю, даст ли это какой-нибудь результат. Признаюсь, я пока нахожусь в потемках.

Миранда слушала его, а сама не отрывала глаз от входа в магазинчик Лиз. От напряженных раздумий морщины пересекли ее лоб.

— Стив Пенман что-то знал. Надо покрутиться вокруг этого. Хотя выяснить, что такое, неизвестное нам, мог знать некий субъект про другого субъекта, о котором мы знаем, кстати, ничтожно мало, и при том, что первый субъект находится вне досягаемости, если уже не на том свете, и не может подсказать, как правильно вести дознание и какие кому задавать вопросы, — задача не из простых.

— Уравнение из сплошных неизвестных, — добавил к пространной тираде Миранды свое заключение Бишоп. — След, который сразу обрывается. Кстати, о следах. Я видел, как пускали собак на рассвете. Каков результат?

— Тот же, что и вчера. Собаки проследили его путь мимо аптеки за угол дома до подъездной дорожки с задней глухой стороны. Дальше ничего. Идеальное место для поджидающей машины, в которую парня — примем такой вариант — чем-то завлекли. Естественно, никто не мог видеть, что там произошло.

— Догадываюсь, что Тони успел доложить тебе, что и в нашу сеть ничего не попалось.

Миранда кивнула.

— Шарон тоже мне сообщила, что прошлась здесь час назад и не вычитала ни в чьей голове никаких новых фактов.

— А ты не пыталась?

— Нет.

— Миранда… — произнес Бишоп с укоризной.

— На случай, если ты забыл, напомню, что мои способности предполагают другие методы получения информации. Я получаю ее, прикасаясь к субъекту, которого я могу читать. Таких примерно сорок процентов от общего числа всех, с кем я общаюсь. Я подхватываю, подбираю крупицы знаний, а иногда мне случается заглянуть в будущее, но это получается все реже и от меня не зависит. Иногда во мне просыпается способность считывать мысли, не очень, впрочем, сильная, в целях самозащиты — когда я начинаю ощущать, что кто-то подкрадывается ко мне и следит за мной. — Помолчав секунду, Миранда добавила сухо: — К примеру, в данный момент чуть ли не весь город смотрит на нас, ловит каждое сказанное нами слово, следит за каждым нашим движением. Я ясно читаю мысли своих сограждан, но эта информация для нас бесполезна.

Все же Бишопу было интересно узнать причину столь повышенного внимания к своей персоне. Потому, что он был чужаком и агентом ФБР? Или потому, что он на глазах у горожан ведет затянувшийся разговор с красивой женщиной, которая к тому же шериф?

— Чтобы подвести черту, я хочу сказать, что ничего хорошего не выйдет, если я попытаюсь использовать свои способности для сбора информации на месте исчезновения Стива Пенмана Поверь, я бы сделала это, если бы могла, но никто не пустит меня глубже поверхностного уровня, где искать что-либо бессмысленно.

Без всякой телепатии Бишоп догадывался, как мучительно было для Миранды бездействовать и ждать, когда будет найден еще один мертвый подросток.

Бишоп хотел бы сказать ей, что есть еще надежда обнаружить Стива Пенмана живым, но это было бы чистой воды безответственностью. У них не имелось улик, указывающих на того, кто его похитил, ни малейшего представления о том, где его содержат. Если им не улыбнется удача или кардинально не изменится ситуация, этот парень, как сказала Лиз Хэллоуэл, будет потерян навсегда.

— Шериф!

Бишоп увидел, как Миранда вздрогнула, а потом заставила себя с приветливым выражением лица встретить подошедшую парочку.

— Джастин, Селена! Привет.

За фигурой мужчины Бишоп едва разглядел женщину, похожую на уменьшенную в размерах тень своего супруга.

— Вы еще не знакомы с агентом Бишопом? — спросила Миранда.

— Мы познакомились еще утром, — небрежно бросил Джастин Марш и сразу же приступил к сути дела: — Шериф! Я намерен выступить с обращением к городскому совету.

— Совет соберется на заседание через две недели, — сказала Миранда. — Вам известен порядок, Джастин.

Нарочито вызывающим тоном он прервал ее:

— Знание ваших порядков не гарантирует мне, что я получу возможность высказаться. Вы это знаете, шериф, не хуже меня. Последнее заседание совета было перенесено на день без извещения — все для того, чтобы заставить меня молчать.

Миранда, ничем не выдав своего раздражения, спокойно возразила:

— Насколько мне известно, дата заседания была изменена из-за болезни одного из членов совета. На вашем месте я не воспринимала бы это как персональный выпад против вас.

— Мне отказали в моем конституционном праве высказать свое мнение, и я принимаю это как раз на свой счет.

— Никто не пытается заткнуть вам рот.

— Простите, но я так не считаю. Я трижды со вчерашнего дня взывал к нашему мэру, но безрезультатно.

— Сейчас такое время, что все заняты.

— Заняты настолько, что Джону Макбрайду некогда даже побеседовать с человеком, усадившим его в кресло мэра?

— У нас на руках расследование трех убийств, Джастин.

— Именно об этом я и намеревался потолковать с Макбрайдом.

Для Миранды не было ничего неожиданного в словесной атаке, предпринятой местным святошей, зато Бишоп кое-что узнал про мистера Марша и уяснил, с какими личностями ей частенько приходится иметь дело. Интересуясь возможной реакцией столь агрессивной персоны, он закинул удочку.

— Если вы, мистер Марш, располагаете информацией, которая может способствовать расследованию, то…

— Информацией? — В негодовании сверкнув глазами, Марш накинулся на Бишопа. — Какой еще, к черту, информацией? Я могу лишь повторить вам то, что говорят все достойные люди в городе. Порок наконец-то наказан. Мы избавляемся от скверны.

Бишоп увидел, как посуровело лицо Миранды. Тон ее ответа Джастину был спокойным, но твердым и режущим, как отточенное стальное лезвие:

— Линет Грейнджер было всего пятнадцать. Керри Ингрэм — четырнадцать. Было ли у них время настолько погрязнуть в пороке, что вы и вам подобные с легким сердцем восприняли их мученическую смерть как справедливое возмездие за совершенные ими грехи?

— Юный возраст не оправдывает разврат и попирание заповедей господних, — с пафосом провозгласил Джастин, взмахнув Библией, словно мечом. — И за грехи родителей пусть расплачиваются дети.

— Так все-таки за что им был выставлен счет? — с притворным интересом осведомился Бишоп. — За собственные прегрешения или за родительские?

Джастин, как обычно, уклонился от ответа на прямо поставленный вопрос.

— Долг праведных — наказать мир за зло и нечестивых за беззаконие их.

— Если вы ссылаетесь на Исайю, то там вроде бы говорится, что наказание грешников берет на себя господь, — заметил Бишоп.

Джастин окинул его испепеляющим взором.

— Нечестивый бежит, когда никто не гонится за ним, а праведник смел, как тигр…

— Как лев, — уточнил Бишоп вежливо. — Глава двадцать восьмая, стих первый.

— Так как они сеяли ветер, — выкрикнул Джастин, — то пожнут и бурю!..

— Пророк Осия, — сказал Бишоп. — Глава восьмая, стих седьмой.

То ли Джастин не пожелал состязаться со знатоком Библии, превосходящим его по всем статьям, то ли почувствовал шаткость своей позиции, так или иначе, он с блистательно сыгранным равнодушием отвернулся от Бишопа и весь свой пыл обратил на Миранду, хоть и скрыл его под ледяным панцирем.

— Хочется верить, шериф, что следующее заседание совета не будет вновь перенесено без предупреждения.

— Не я составляю расписания заседаний, и не я руковожу советом, — вежливо откликнулась Миранда. — Всего вам хорошего, Джастин. До свидания, Селена.

Джастин скрипнул зубами, побагровел и, резко развернувшись на каблуках, удалился. Селена, боясь отстать от него, едва успела проститься с Бишопом и Мирандой, тускло улыбнувшись и пробормотав нечто невнятное.

— Жаль, что мы не сможем повесить на него наши три трупа, — сказал Бишоп.

Миранда усмехнулась:

— Я бы сделала это с радостью. К сожалению, он выезжал за пределы штата, когда пропала Керри Ингрэм, в день исчезновения Линет он с полудня до ночи пробыл в церкви.

— Кроме того, — дополнил Бишоп, — он из тех, кто предпочитает, чтобы другие делали работу, а он и пальцем не пошевельнет.

— Это тоже, — согласилась Миранда.

— А его жена вообще что-нибудь когда-нибудь произносит, кроме неразборчивых звуков?

— На публике — редко, насколько я знаю. Я не завидую ее участи, но Селена, кажется, всем довольна. Опять же, мне говорили, что они с Джастином не расстаются с пятнадцатилетнего возраста и она просто не знает, что существует какая-то другая жизнь.

Бишоп мысленно пожалел Селену, но не очень сильно. Такой тип смирившихся покорных овечек был ему знаком и вызывал раздражение.

— А есть еще другие религиозные фанатики в вашем благословенным городишке?

— Кто мог бы взять на себя роль палача заблудших грешников?

— Почему бы нет, Миранда?

Она задумалась, прежде чем ответить.

— Я не тот человек, кому имеет смысл задавать подобный вопрос. У меня создалось впечатление, что, за исключением Джастина, все остальные обыватели с религией дружат, но в бой за нее не пойдут и охотно поручат боженьке искоренять в мире зло.

В ее тоне не было язвительности, лишь легкий налет печали.

— Если Джастин Марш считает, что погибшим подросткам воздано за их грехи, то где гарантия, что кто-то другой не разделяет его убеждений и не побоялся испачкать руки в крови, — настаивал Бишоп.

Его речь и взгляд обретали материальность и словно липли к лицу Миранды. Она непроизвольным движением руки убрала их, как паутину. Низкое зимнее солнце внезапно прорвалось сквозь серую, как грязная вата, облачность, ударило яркими лучами ей в глаза. Она поспешила достать и надеть темные очки.

Бишоп не преминул воспользоваться моментом, ощутив щель в ее броне:

— До нашего приезда тебе привиделось, где спрятано тело Линет Грейнджер.

Он не задавал вопроса, он просто выказывал ей свое сочувствие. Миранда не стала спорить, а лишь предупредила:

— Если ты рассчитываешь, что я увижу что-то связанное с этим парнишкой, Стивом, то тебе придется ждать неизвестно сколько. Я же говорила тебе, что видения приходят спонтанно.

— Но ведь ты для них открыта?

— Не знаю. Возможно… Но я не уверена. И это не значит, что я смогу снять блокировку ради тебя и твоих сотрудников. Это выше моей воли, даже если бы я на это пошла.

— Откуда ты знаешь? Черт побери, зачем ты так оберегаешь себя, даже подавляешь свою интуицию и этим губишь себя?

— Мы уже это обсуждали, Бишоп. Какую я выбрала для себя броню — мое личное дело. Я разбираюсь в своих способностях лучше, чем ты или кто-то иной, и не шантажируй меня, пожалуйста, намекая о бедном парне, захваченном маньяком. Мне это не нравится и пользы нам обоим не принесет.

— Я ничего подобного не делаю. Я знаю, что ты искренне веришь в спонтанность своих видений и убеждена, что нет способа их вызвать в нужный момент.

— Ты всегда знаешь, как лучше поступать другим, и решаешь за них. Ведь, кроме тебя, все остальное человечество не способно мыслить так рационально, как ты.

Бишопа удержало от взрыва эмоций, недостойного для такого специалиста, как он, лишь понимание того, что она неосознанно его подначивает, что это просто срабатывает ее защитный механизм.

— Ты плохо меня слушаешь. Я лишь высказал сожаление о том, что ты выбрала для самоблокировки самый неподходящий момент. Ты могла бы оставить свой щит в сохранности, не превращаясь в вещь в себе, в черепаху, упрятавшую под панцирь лапы и голову.

— А тебе бы хотелось, чтобы я стала твоей легкой добычей. — Она с издевательской улыбочкой нырнула в свой джип и захлопнула дверцу.

— Вот дерьмо! — довольно громко произнес он вслух.