Глава девятая, ужасающая

Когда трое заговорщиков шумно вымелись из тренерской, четвертый остался сидеть в полном отупении от избыточного гвалта. Он не понял – согласились ли отец Амвросий и Лилиана временно терпеть друг друга, не понял также – отшила ведьма филармонического артиста, или все-таки обнадежила.

Лежало перед ним нечто реальное – план виллы, набросанный отцом Амвросием более-менее со знанием дела. Сережа задумался – кем же служил Сашка в то далекое время, когда еще приходилось служить в армии. Не разведчиком же… Всплыло в памяти диковинное слово «понтонер», вроде бы поминавшееся бывшим энергетиком, пока он еще не стал красавцем-батюшкой.

– Понтонер – это который с понтом? – сам себя спросил Сережа.

И отправился домой.

Оттуда он позвонил Наследнику, чтобы предупредить о многолюдном визите.

– Какие камни? – не понял Наследник. – Какая, к черту, магия? Послушай, старик, я еще не завтракал!

Времени было – три четверти десятого. И, разумеется, не утра…

– Вот мы и принесем завтрак, – пообещал Сережа. – Кстати, ваш друг тоже к вам собирался – который Леонид…

Атлет замолчал, давая Наследнику время и возможность выматериться.

– Скажите ему, чтобы коньяка принес, – поразмыслив, распорядился Наследник.

– А если с коньяком – так в гости можно? – уточнил на всякий случай Сережа.

– Ес-тест-вен-но!

Очевидно, словечко у Наследника с Маркизом-Убоищем было одно на двоих.

На следующий день Сережу разбудил телефонный звонок.

– Ты когда-нибудь заберешь этот свой агрегат? – спросил Виктор Иванович. – А то он у меня место занимает.

Сперва Сережа ужаснулся, вообразив, что народный умелец смастерил прибор доктора Бадигиной в полном соответствии с указаниями заказчика, то есть – совершенно необъятную хреновину. А потом резко затосковал, вспомнив, что нет больше Майки, которая так желала заполучить этот прибор, а появится ли в этом мире когда-нибудь – неизвестно.

– Заберу, – мрачно пообещал он.

– Сегодня, если сможешь, – попросил Виктор Иванович. – Я же говорю – принтеры ставить некуда.

Сережа хотел было напомнить, что именно этого-то умелец и не сказал ни разу, но всего-навсего вздохнул. Сказал, не сказал – какая теперь разница…

И он, дождавшись перерыва, прибыл на «гольфике», готовый принять и оплатить конструкцию любой величины, и с немалым риском забрался на антресоли, где хозяйничал Виктор Иванович, и получил нечто весьма и весьма элегантное. Более того – в стиле «ретро».

Старый фен вместе с резиновой насадкой был упрятан в продолговатый, цилиндрической формы, коричневый корпус от не менее старого пылесоса, но корпус вполне целый и с никелированными деталями. Виктор Иванович отодрал железные буквы, составлявшие название, а вместо них привинтил панельку с тумблерами, которыми можно было щелкать в полное свое удовольствие. Сделал он также окошечко для термометра и кое-какие иные прибамбасы, чтобы старый пылесос выглядел как можно более научно.

Орудие сердоликотерапии вызвало в Сережиной голове странные воспоминания. Вроде бы никогда он этой штуковины не видел, однако до боли знакома…

– То, что надо? – с надеждой спросил умелец. – Может работать и в автономном режиме – на батарейках. Я там поставил парочку, ненадолго хватит. Ну?

– То, что надо, – горестно отвечал заказчик, и умелец в толк не мог взять, почему Сережа, расплачиваясь, вздыхает, словно не прибор для сердоликотерапии, а гроб с телом любимой бабушки ему выдают. – Но у него такой вид, будто он – твой ровесник.

Народному умельцу прошлой осенью стукнуло пятьдесят.

– Все продумано, – ответил Виктор Иванович, усмехаясь. – Вы скажете, что это – личный аппарат доктора Бадигиной.

Сережа хмыкнул. В конце концов, ее эксперименты начались в тысяча девятьсот тридцать пятом году… а были ли тогда пылесосы?… И сразу же, как если бы вел беседу с Майкой, стал разрабатывать версию.

В Москве Евгении Бадигиной с ее аппаратом не повезло. Он прошел испытания в нейрохирургическом институте, в госпиталях, но споткнулся о наркомат здравоохранения, и после гнусных газетных публикаций сердоликотерапия из столицы исчезла. Объявилась она уже в годы войны и – аж в Омске. При огромной нехватке лекарств в эвакогоспиталях аппаратик пришелся кстати, эксперименты были продолжены, раны заживали, ткани регенерировали и так далее. Весной сорок второго года в Омске были даже организованы курсы по изучению сердоликотерапии… Вот! Вот они-то и нужны! Выпускники курсов наверняка мастерили себе аппараты! И в военные годы, и позже… когда пылесосы уже водились…

Биография агрегата стала обрастать плотью, и Виктор Иванович совершенно не вовремя приволок на антресоли подходящую по размеру тару. Тут же прервался мысленный диалог с Майкой и временно отодвинутая в сторонку реальность подала свой гнусный голос, напомнив, что хозяйка прибора сгинула в неизвестном направлении.

А жаль – вот-вот Сережа услышал бы, да еще Майкиным голосом, на что так удивительно похож корпус от старого пылесоса. Воспоминание забилось в щель между извилинами – и поди его оттуда выковыряй…

Прибор засунули в коробку из-под компьютера, выломав ей кусок бока, и как следует обвязали веревкой, чтобы удобно было нести. Сережа попрощался с Виктором Ивановичем, положил приобретение в багажник «гольфика» и постарался о нем временно забыть.

Вечером, перед тем, как Сереже запирать зал, внезапно объявился отец Амвросий. В черной рясе, с наперсным крестом и при черном кейсе. Воплощенная элегантность!

Сережа содрогнулся – не иначе, пришел отказываться от сотрудничества с ведьмой!

Однако красавцу-батюшке было не до того. Плод покаяния еще не удалось поставить на колеса, к тому же в суете отец Амвросий не взял адреса Наследника, так что не было у бывшего энергетика другого выхода, кроме как уцепиться за бывшего электронщика.

Сережа хотел еще поменять трос в блочном тренажере. Всякий раз его удивляло – что надо делать с металлической веревкой, мало чем потоньше атлетического пальца, чтобы так ее излохматить? Зубами, что ли, грызть? Однако милые его сердцу качки исхитрялись загубить самый прочный трос за полтора месяца.

Пока Сережа обматывал нужные места изолентой, красавец-батюшка прямо в одеянии уселся качать спину.

– Когда-то я подтягивался семнадцать раз, – сообщил он потрясенному Сереже.

С этим атлету не раз уж приходилось сталкиваться. Сперва он радовался тому, что любой новичок на вопрос о подтягиваниях слету называл конкретную цифру – одиннадцать или, скажем, семь. Потом, убедившись, что цифра завышена по меньшей мере втрое, ломал голову – откуда новичок ее вообще взял? И, наконец, доехало. Приходившие после длительного бездействия в тренажерный зал мужчины просто в свое время навеки запомнили цифру личного рекорда, а состоялся рекорд в десятом классе или же при прохождении срочной службы двадцать лет назад – помнить отказывались. Очевидно, слишком много цифр в голове не помещалось.

– Слезай, – сказал Сережа. – Времени мало. Нам еще нужно за протеином заехать.

Соевый протеин, сравнительно дешевый, продавали в другом тренажерном зале. Сережа запасся основательно и открыл багажник, чтобы поставить банки. Тут отец Амвросий обнаружил большую картонную коробку с компьютерной символикой.

– Зачем тебе это?

Сережа помрачнел. И всю дорогу до Наследника отец Амвросий по капле выжимал из него методику доктора Бадигиной и историю запертого в багажнике агрегата.

Сперва Сережа удивился тому, что священника заинтересовали технические подробности. Потом понял – нельзя, десять лет посвятив хоть какой, а науке, не затосковать о ней…

Когда подъехали к дому, где не то чтобы жил, а проспиртовывался Наследник, бывший энергетик полез в багажник за агрегатом.

– Вот вставим туда сердолик с белыми прожилками и посмотрим, как это получится! – сказал он. – Прямо наверху и посмотрим.

Сережа хотел было отнять у него пылесос, но последние события преподали ему основы дипломатии. Увлеченный конструкцией, красавец-батюшка ни словом не обмолвился о Лилиане и черной магии. Может быть, удастся их все же совместить без особых хлопот? Если каждому дать свою игрушку?

Но о своих игрушках ведьма, как выяснилось, заботилась сама.

Лилиана и Маркиз-Убоище прибыли вместе. И – под ручку. Маркиз-Убоище вышагивал гордо, он вел ведьму с таким достоинством, как полагалось бы вести королеву Марию-Антуанетту по паркетам Версаля. И улыбался, мерзавец, самым победным образом. Лилиана же нежно склоняла головку к его широкому плечу, всем видом показывая, что идет со своим мужчиной.

Изумляться времени не было. Ну, скорость, ну, решительная атака… ну, взаимопонимание…

Увидев парочку, отец Амвросий мигом вспомнил про идейные разногласия.

– Держи, – прошептал он Сереже, пытаясь вручить агрегат. – Я с этой… с этой!… Под одной крышей находиться не желаю!

– Ты Майке помочь хочешь? – шепотом же спросил Сережа. – Ну так и терпи! У нее не черная магия, у нее – приемы психологического манипулирования, понял?

– Магия, и богопротивная притом, – красавец-батюшка продолжал свои маневры. Поняв, что Сережа не раскрывает для пылесоса богатырских объятий, он приподнял мощную руку атлета и засунул агрегат ему под мышку.

– Она что-то такое вычитала про камни и заклинания. Пусть расскажет, где взяла информацию, а потом мы и сами справимся, – Сережа пустился на хитрости. – Она даже не ведьма, она просто самозванка. Делать ей нечего, вот магические книги и читает… А если ты сейчас уйдешь, то никогда не увидишь, как эта штука действует. Единственный в городе большой кусок сердолика с белыми прожилками – у Наследника. И покупать его я без Майки не буду.

– Ты бес-искуситель, – проворчал отец Амвросий. И прекратил возню с аппаратом доктора Бадигиной.

Когда входили в квартиру Наследника, обнаружилось, что на плече у Маркиза-Убоища висит большая пузатая сумка. Сережа успел позвонить ему и предупредить насчет завтрака с коньяком, но даже на пять персон там было что-то многовато, и неизвестно – за счет еды или за счет бутылок.

Пропустив в комнату хозяина дома и отца Амвросия с пылесосом, Лилиана задержала Сережу и Маркиза-Убоище в коридоре.

– Не нравится мне, что этот батюшка пришел. Он мне сильно мешает, – сказала ведьма. – У него биополе неподходящее.

– Он не будет мешать биополем, – пообещал Сережа, смутно представляя, как это вообще возможно.

– Я бы охотно обошлась без него, – напрямую сказала Лилиана. – Он мне очень не нравится. Никогда не доверяла мужчинам, которые пренебрегают женщинами. Вот увидите, он будет мешать. А у меня – заклинание. И я должна его опробовать в благоприятной обстановке.

– У вас – заклинание, а у него – схема расположения камней, которую надо проверить по фотографии, – сказал Сережа. – Может быть, именно он нашел ключ ко всей этой истории. И мы же договаривались прийти сюда все вместе.

– Что-то я не помню такого уговора, – заявила ведьма с наглостью красивой женщины, которой позволено все и даже более.

– Ли-леч-ка!… – произнес Маркиз-Убоище, вложив в имя непонятный Сереже смысл.

– Ле-неч-ка! – отвечала ведьма, глядя на него не то чтобы сексуально, а скорее по-вампирски, как бы намечая на шее жертвы особо лакомое местечко.

Сережа решил, что нельзя оставлять их в коридоре вдвоем – Маркиз-Убоище шел в гости к Наследнику с явной неохотой, предвидя упреки, Лилиана тоже что-то взбунтовалась, они могли быстренько сговориться и удрать – чтобы продолжить так успешно начатое близкое знакомство.

Слов убеждения для подобных случаев он не имел. И потому перегородил собой коридор с таким видом, будто он – баррикада, и примерно с тем же выражением на лице. Сделать это было нетрудно – столько всякой дряни стояло вдоль обеих стен и висело чуток повыше.

Маркиз-Убоище, в котором от нежного голоска ведьмы взыграло ретивое, шагнул было к атлету – и увидел кулак.

Ничего был кулачок, размером этак с чайник. Сережа даже не размахивал им – просто предъявил. И тут же вспомнил филармонический артист о побоище перед дверью Данкиной квартиры.

Теперь, в отличие от того инцидента, Сережа знал его ахиллесову пяту. Это было правое ухо – потому Сереже и изготовил к бою левый кулак.

– Лилечка… – разведя выразительными руками, молвил филармонический артист.

– Ленечка! – строго сказала ведьма.

Не любил Сережа, ох как не любил этих невразумительных для постороннего человека диалогов. Будь его воля – запретил бы их законодательным порядком. Еще в бытность женатым человеком несколько раз отвечал он Майке на исполненные таинственного смысла обычные словечки не менее загадочно, а потом оказывалось, что все – наоборот.

– Пошли, что ли, – сказал атлет. – Мы же сюда за делом.

И, не хуже вышколенного швейцара, препроводил озадаченную его хмуростью парочку в комнату, где Наследник и отец Амвросий уже вовсю требушили доисторический пылесос.

Большой кусок розовато-оранжевого сердолика с необходимыми белыми прожилками лежал среди винтов и шайбочек.

– Ну, допустим, он поместится между этими решеточками, – говорил Наследник, – допустим, его будет обтекать струя горячего воздуха… И это – все, что требуется? Когда мне объясняла Маечка, все выглядело куда сложнее!

– Привет, – сказал Маркиз-Убоище, как бы небрежно и властно, однако от двери не удаляясь.

Наследник поднял лысую голову.

– Ах, это ты? – спросил он. – Давай, заходи, будь как дома. Кого ты еще привел? И они пусть будут как дома! Пусть берут все, что им угодно! Пусть не стесняются!

– Он меня привел, – с тем Сережа, пропустив Лилиану, вошел в захламленную комнату. – Он раскаялся и больше не будет.

Когда такие слова говорит человек весом за центнер, с плечами, для которых узка дверь старинного дома, то стоит прислушаться.

– Мы напали на след грабителей, – продолжал Сережа. – Но милицию привлекать не только бесполезно, а даже вредно. Там люди богатые, у них все, что надо, прикормлено и куплено. Мы хотим понять, зачем им понадобилась шкатулка с камнями и что это вообще за камни такие?

Он посмотрел на отца Амвросия, как бы передавая ему инициативу, но красавец-батюшка чуть ли не ввинтился головой в корпус пылесоса, монтируя там решетки с заключенным промеж них целебным сердоликом.

На помощь пришла Лилиана.

– Это я настояла на том, чтобы мы все вместе вас навестили, – сказала она голосом, от которого тают гранитные стены. И улыбнулась именно так, как нужно, чтобы адресат улыбки вскочил со стула, предлагая срывающимся голосом все сразу – присесть, кофе, коньяк, закусить, музыку, руку и сердце.

Сережа в очередной раз подивился этому, а потом сообразил: ну да, Наследник – тощий и нескладный, ему как раз должны нравиться необъятные женщины.

Хитрая ведьма принялась всячески отвлекать хозяина дома от особы Маркиза-Убоища, причем не только языком действовала, но и руками. Как-то незаметно расчистила она пространство на столике, дала филармоническому артисту знак – и принялась доставать из подставленной сумки всякие странные вещи.

Она сдернула окаменевшую от пролитого на нее за десять лет кофе бессменную салфетку, сунула ее за кресло, а стол накрыла белым ковриком с каймой из знаков зодиака. Далее явились из сумки два больших подсвечника, каждый – всего на одну свечу, но свечу толстую, витую, художественную. Потом оттуда же была добыта большая хрустальная салатница, за ней – пластмассовая бутыль с прозрачной жидкостью, очевидно, водой, и еще какие-то мисочки, тряпочки, подставочки и фунтики.

Лилиана споро и со знанием дела сооружала походный магический алтарь.

Наконец она извлекла сушеный букет неведомой травы.

– Если не возражаете, я окурю помещение.

Тут лишь Сережа ужаснулся окончательно.

Занятый агрегатом, отец Амвросий не обращал внимания на затеи ведьмы, но в тот миг, когда он унюхает дым и поймет, что запахло черной магией, он поднимется, проклянет всех присутствующих и отбудет!

Но красавец-батюшка, собрав конструкцию и включив в сеть, почему-то взял ее наизготовку, нацелил в угол и нажал нужный тумблер.

Пылесос затрясся и завыл, словно собираясь взлететь.

Судя по всему, народный умелец в придачу к прочим впечатляющим ненужностям, вмонтировал в корпус мощный вентилятор от старого компьютера «Искра».

Отец Амвросий с воющим агрегатом в руках замер в позе покорителя далеких планет, атакующего летающую тарелку врага.

Тут только Сережа сообразил, что ему все это время напоминал древний пылесос в цилиндрическом корпусе из псевдокожи с никелированными ободками и прочими деталями. Он был безумно похож на примерещившийся бластер.

– Господи Иисусе, спаси и сохрани! – воскликнул красавец-батюшка в неподдельном ужасе. – И вот этой штукой вы собираетесь кого-то лечить? Да от нее заикаться начнешь!

Сережа подошел и сдвинул тумблер. Бешеный пылесос умолк и перестал вибрировать.

– Это Виктор Иваныч резвится, – объяснил он. – Ну, я ему порезвлюсь…

И бывший электронщик был прав. Народный умелец запихал вентилятор в корпус из чистого баловства.

Лилиана же, как будто и не было страшного воя, попросила у Наследника огонька. Тот поднес к букету зажигалку – и она отправилась по периметру комнаты, размахивая тлеющими ветками, бормоча и свободной рукой то ли бесов отгоняя, а то ли энергию из космоса загребая. Поскольку Майка интересовалась и тем, и другим, Сережа знал эти жесты, но уж больно они были похожи.

Наследник наблюдал за ведьмой с явно выраженной тревогой.

– А мы тут все от этого не уснем? – спросил он.

Тут лишь Сереже показалось подозрительным желание Лилианы попасть в гости к Наследнику. Уверовав в мистику, он еще не верил, что именно эта конкретная ведьма способна на что-то серьезное. И обещание заклясть камень вполне могло быть предлогом…

Отец Амвросий принюхался.

– Я же предупреждал, – проворчал он, кладя пылесос на стопку книг, так что черный резиновый раструб оказался вровень с магическим алтарем и даже глядел прямо на хрустальную салатницу. – Ну что же, поговорим о камнях. Нельзя ли попросить ту фотографию? Со шкатулкой…

Наследник предъявил снимок.

– Ага, ага! – забормотали, склонившись над ним, Сережа с отцом Амвросием. – Три на четыре – двенадцать! Красненький, желтенький, зелененький…

Отец Амвросий торопливо распахнул кейс и достал бумажки с цитатами.

– … и вставь в него оправленные камни в четыре ряда; рядом: рубин, топаз, изумруд – это один ряд; второй ряд: карбункул, сапфир и алмаз… – с трепетом произнес он. – Красненький – рубин, желтенький, наверно, топаз, а изумруд уж точно зеленый!

– Исход, глава двадцать восьмая, – сразу догадался Наследник. – Библия вон там, рядом с Кораном. Именно с ней я и сверялся. Но вы учтите, что древние иудеи могли принять гранат за рубин – во всяком случае, в «1001 ночи» арабы этим грешили. И я полагаю, что карбункул в данном случае – большой и качественный гранат. Даже пироп. Это самый ценный вид граната.

Слушая эту минералогическую лекцию краем уха, Сережа снял с полки тяжелую книгу, а отец Амвросий открыл ее на нужном месте.

– Второй ряд – красненький, синенький, прозрачный… У вас что – действительно был такой здоровенный алмаз? – отец Амвросий ткнул пальцем в фотоснимок.

Под пальцем был серовато-прозрачный кубик со сглаженными, как бы стесанными краями, настоящий кристалл алмаза в своем природном виде. Единственный из всех камней он был не отшлифован, прочие же отсвечивали сферическими поверхностями, причем одни кабошоны в основании имели круг, а другие – овал.

– Был, – сердито и вместе с тем язвительно отвечал Наследник. – Ну, третий ряд?

Маркиз-Убоище, пользуясь тем, что Лилиана занята алтарем, а прочие – камнями, достал из сумки обещанный коньяк и пошел на кухню мыть хрустальные стакашки.

– Яхонт, агат и аметист, – отвечал отец Амвросий.

– Ес-тест-вен-но, для вас все, что в писании, – непререкаемая истина! – вдруг воскликнул Наследник. – Яхонт!… А между прочим, вот этот, первый во втором ряду, – не карбункул! Видите, он с лиловатым оттенком. Это рубин, и не очень-то качественный. И там, где по вашей схеме должен быть яхонт, у меня совершенно другой камень.

– Позвольте, позвольте! – возразил отец Амвросий. – Мы ведь имеем дело с переводом Библии со старославянского. Когда-то этот камень назывался яхонтом, а потом переводчики сохранили красивое слово… Я в одной книге посмотрел – так там вообще утверждается, будто гиацинт…

– Гиацинт? – переспросил Наследник. – Конечно, розовые гиацинты бывают, и даже красные, но я впервые слышу, чтобы гиацинт называли яхонтом. По материалам шестнадцатого и семнадцатого века такого, во всяком случае, не наблюдается.

– Яхонт – это изумруд, – авторитетно заявила Лилиана.

– Если яхонт червленый или червчатый – так это рубин, – возразил Наследник, – а если яхонт лазоревый – так это сапфир. Но с рубином тогда тоже было темное дело. Всякий красный камень автоматически зачисляли в рубины. Даже карнеол, не говоря уж о гранате.

– Рубил – это лал, – не сдавалась ведьма.

– Да, в шестнадцатом веке лал считали рубином, – терпеливо поправил Наследник. – А недавно, лет полтораста назад, обнаружилось, что имеется еще такой камушек – благородная шпинель. Так это и есть бадахшанский лал.

– По-моему, тут та же проблема, что и всюду, – вмешался Сережа. – Или люди называют одинаковые вещи разными именами, или называют разные вещи одинаковыми именами. Конечно, любопытно знать, как красные камушки назывались при царе Горохе, но ведь это роли не играет и нам не поможет. Даже если я буду знать, как тогда называли…

Он задумался, но ни одно каменное название в голову, как на грех, не лезло.

– Аметист, – подсказал отец Амвросий.

– А аметист в шестнадцатом веке назывался «вареник», – с непонятным ехидством отвечал Наследник. И сам же первый рассмеялся.

А-ме-тист!…

Слово Сереже было известно – оно поминалось и в списке камней, украшавших наперсник первосвященника, и в списке драгоценных оснований города в Апокалипсисе. Но как бы не имело плоти. А сейчас Сережа увидел выделенный костлявым перстом Наследника лиловатый камень с белыми прожилками, третий в третьем ряду.

А когда слово обретает плоть, пусть даже каменную, происходят удивительные вещи.

– Нельзя ли сейчас собрать из того, что у вас осталось в коллекциях, такую же схему? – спросил отец Амвросий.

Наследник потянулся за приготовленной заранее коробкой – и увидел выставленные на краешке походного алтаря стакашки с коньяком, пять штук, по числу присутствующих. Ес-тест-вен-но, он сразу цапнул тот, что к нему поближе.

– Ну, за успех нашего безнадежного дела!

Сережа с отцом Амвросием переглянулись – одному не то чтоб запрещал, а не советовал пить спортивный режим, другому – религиозный. Однако оба взяли стакашки и пригубили. Маркиз-Убоище для смелости выпил все, Наследник – равным образом. Лилиана отведала коньяка и высказалась в том смысле, что он по органолептическим качествам приближается к знаменитому «Ахтамару». Сережу заинтересовало незнакомое словцо. Атлет покосился на отца Амвросия – и красавец-батюшка, поняв, шепнул ему на ухо, вложив в ответ все презренье, допустимое для лица его профессии:

– Кло-по-мор…

Вслед за чем он демонстративно вернулся к аппарату доктора Бадигиной.

– Ну, давайте пробовать ваше заклинание, – сказал ведьме Сережа. – Какой камушек возьмем?

Сделал он это с умыслом – чтобы заставить наследника повытаскивать наконец подходящие камни.

– Это должен быть один из двенадцати, – потребовал отец Амвросий. – Попробуем воссоздать шкатулку хоть в какой-то мере. Лично я уже не сомневаюсь, что расположение камней копировало наперсник первосвященника. Хотелось бы еще понять, какой в этом смысл.

– Если отвлечься от путаницы с названиями… – проворчал Наследник и выволок из-под большого художественного альбома плоскую застекленную коробку. – Тут у меня кое-что есть…

Первым он достал камень красивый, но какой-то подозрительный, весь усыпанный искорками, а в основе своей – красновато-коричневый.

– Это – не то, – сказал он. – Это – авантюрин.

– Хорошее название, – одобрил Сережа. – Как раз для нас…

Потом на алтарь лег удивительной красоты пятнистый камушек. По серому фону были точно акварелью нарисованы красноватые овалы с желтенькой каймой, и что-то зеленое в них тоже просвечивало.

– Яшма. Она в списке есть, – и Наследник вынул светло-серый камушек с черными полосками. Когда Сережа принял его из костлявых пальцев, оказалось, что с края камня – светлая клякса, окруженная концентрическими кругами, и не кругами даже, поскольку они повторяли ее причудливую форму, а замкнутыми линиями разной толщины.

– Агат, – и Наследник полез за следующим камнем.

– Агат должен быть черным, – возразила Лилиана и продекламировала возвышенно: – «О, – воскликнул витязь, – солнце, чьи ресницы из агата!»

– В средние века его умели так варить в меду, что он делался черным, – объяснил Наследник. – Янтарь тоже варили, но он от этого краснел. Древние римляне такой янтарь ценили выше золота.

– Кулинары, блин, – неожиданно прокомментировал Маркиз-Убоище. Пока все были заняты камнями, он, ес-тест-вен-но, занялся коньяком.

Наследник выложил на алтарь несколько камней, пытаясь соблюсти их положение в пропавшей шкатулке. Недоставало алмаза, рубина, сапфира, изумруда – самых дорогих.

– Может быть, проделаем это с яшмой? – спросила Лилиана.

– Последняя в списке наперсника и первая в списке Апокалипсиса, – напомнил отец Амвросий. – Что-то в этом совпадении есть…

Тут же он вспомнил, что не положено батюшкам с ведьмами общаться, и ухватился за пылесос.

Лилиана взяла камень, огладила его кончиками пальцев и согрела в ладонях.

– У меня с ним есть контакт, – сообщила она.

– Тихо, – Сережа сказал это так внушительно, что и Маркиз-Убоище, занятый бутылкой коньяка, и Наследник с коробкой, и отец Амвросий с пылесосным корпусом, и даже сама Лилиана несколько съежились. – Процесс начинается.

Общее молчание длилось, пока Лилиана не положила яшму на алтарь.

– А кто будет туда входить? – тихо спросила она, обводя взглядом всех присутствующих.

Сережа окаменел.

Он считал себя единственным мужчиной в этой компании – стало быть, первая попытка принадлежала ему. Разумеется, он сомневался в силе самодельного заклинания, – но что, если оно возьмет да и сработает? От этих камней всего можно ожидать…

Маркиз-Убоище замер с бутылкой в руке. Тонкое, благородной лепки лицо изобразило решимость и отвагу – именно такие, какими они должны выглядеть на сцене. Филармонический артист не хотел показаться трусом своей ведьмочке, но и охоты экспериментировать у него тоже не было.

Отец же Амвросий развалился в продавленном кресле, придерживая изящной бледной рукой аппарат доктора Бадигиной и с большим интересом озирая присутствующих.

– Вот этого я и ожидал, – весело признался красавец-батюшка. – Ну-ну, посмотрим, посмотрим…

Лилиана метнула в него огненный взор такого качества, против которого нужно выходить даже не с огнетушителем, а с брандспойтом.

– Есть в этом помещении хоть один мужчина? – звонко спросила она, глядя при этом на Маркиза-Убоище.

Вопрос был тот самый, которого подспудно требовал Сережа. Вот только отвечать «да» ему совершенно не хотелось.

– Лилечка… – Маркиз-Убоище лихорадочно искал формулировку, позволяющую и мужчиной остаться, и от мистического эксперимента отвертеться. – Лилечка, но я же пьян в сосиску!… Камень меня просто не впустит!

В подтверждение тезиса филармонический артист приник к коньячному горлышку и совершил удивительного объема глоток. Сережа мог бы поклясться, что сквозь горлышко серебристо-серого свитера видел, как ушел во внутренности артиста шар размером с хорошее яблоко.

– Возможно, – сказала Лилиана голосом, предвещающим бурю. – И не только камень…

– А, собственно, почему? – осведомился Наследник, забирая у Маркиза-Убоища бутылку и готовясь к такому же мощному глотку. – Возможно, это даже поможет!

Он отхлебнул коньяка, фыркнул на лошадиный манер и продолжал объяснение.

– Вот бывает же, что пьяный падает из окна. Трезвый шею сломает, а пьяный синяка не набьет! Потому что он рас-слаб-лен! Давай-ка я попробую…

– А вы не слишком ли расслаблены? – спросил Сережа.

– В самый раз. Лилечка, что там нужно сделать? Я готов!

– Ну-ну… – раздалось из кресла.

Сережа осознал, что сейчас разворачивается незримый миру поединок между отцом Амвросием и Лилианой.

Ведьма чуть не зашипела от злости.

– Садитесь вот сюда, – она приставила к походному алтарю табуретку. – И сосредоточьтесь на своих ощущениях.

Затем Лилиана приступила к магическим действиям.

Она зажгла правую свечку правой рукой, а левую – левой. Налила в салатницу воды из бутылки. Поставила сбоку мисочку и насыпала в нее крупной соли – не иначе, от того самого монолита, который совсем недавно грыз Сережа.

Взяв в обе руки кусок яшмы, Лилиана поднесла его к самым губам и забормотала невнятно.

Сережа покосился на отца Амвросия – и оказалось, что тот тоже беззвучно бормочет.

Поединок продолжался.

Нашептав на яшму, Лилиана положила ее в салатницу, встала за спиной у Наследника и над его сутулыми плечами простерла руки над камнем.

– Лягу, благословясь, встану, перекрестясь, – звучно произнесла она. – Выйду из дверей в двери, из ворот в ворота, погляжу в чистое поле – едет из чистого поля святой Егорий на белом коне, везет на плече вострую саблю, сечет и рубит он по серому камню, не течет кровь из того серого камня! Святой Егорий, пробей своей святой саблей серый камень!

Но с яшмой в салатнице ничего не сделалось.

– Сталь ты крепкая, не затупись, Богородица, заступись! Сила сабле покорись, серый камень, отворись!

Казалось, что на такой решительный призыв и святой Егорий давно откликнулся, и камень непременно должен отозваться. Однако ж лежал он себе в хрустальной салатнице, не шелохнувшись.

– Господи, спаси и сохрани нас, грешных, – негромко произнес отец Амвросий.

Обескураженная Лилиана вытащила камень из воды.

– А это настоящая яшма? – с огромным недоверием спросила она.

– Настоящая, – отвечал Наследник. – У меня все тут настоящее, и агаты, и ониксы, и авантюрины…

– Авантюрина в списке нет, – заметил Сережа.

– Наверно, в Палестине его не знали, – Наследник взял красивый камень двумя пальцами, полюбовался и неожиданно положил в салатницу. – И в Европе тоже. Думаете, почему его назвали авантюрином? В самом начале восемнадцатого века в Италии случайно изготовили удивительное стекло – в него по недосмотру попали медные опилки. Вот оно и есть настоящий авантюрин! А потом из Индии привезли камень, похожий на то стекло – мутный кварц с чешуйками слюды или жильберита. Это был темно-зеленый авантюрин, а если включения содержат гетит – то он вот такой, красноватый… Но сперва его называли индийским жадом…

Наследник задумался, шевеля мокрый камень длинным пальцем.

– Хороший камушек, что-то в нем такое есть… – произнес он. – Приятный…

Тут Маркиз-Убоище вдруг вспомнил, что Лилиане буквально пять минут назад требовался мужчина.

Филармонический артист подошел к ней и обнял.

– Ничего, успокойся, все на свете ерунда, – говорило это объятие. – Не вышло в этот раз – выйдет в другой.

Ведьма сбросила с плеча артистическую руку!

Темно-каштановые волосы на голове у нее зашевелились и обрели привычную для Лилианы форму кубометра.

Она ухватила Наследника за плечи с такой силой и решимостью, что он едва не ткнулся носом в салатницу.

И тут Сережа понял, что ведьмы прощают алкоголизм, но не прощают сочувствия.

– Ароам, Арогул, Арогам, Исайя! – призвала Лилиана так яростно, что отец Амвросий попытался вскочить из кресла. Несомненно, это были имена духов, начиналась пресловутая черная магия, и потерпеть это безобразие красавец-батюшка не мог.

Он бы вскочил и сделал что-нибудь, положенное ему по чину, да только продавленное кресло не пускало. Ища опоры, отец Амвросий ухватился за лежащий на стопке книг пылесос и сдвинул тумблер.

Агрегат затрепетал и завыл, струя радиоактивного воздуха ударила в руку Наследника, нависшую над салатницей.

– Кровь красная, земля черная, вода цвета не имеет! – Лилиана пятерней треснула сверху по руке Наследника, так что обе руки вместе шлепнулись в салатницу. – Так и ты, камень, не имей своей воли на этот час! Отворись!

Ровный гул прилетел издалека. Алтарь задрожал примерно так же, как пылесос под рукой отца Амвросия. Рыжеватое сияние встало над салатницей и расширилось, образовав подвешенный в воздухе плоский игольчатый круг. Лилиана, не соображая, что творит, надавила на руку Наследника – и обе руки погрузились в посудину по локоть.

Этого быть никак не могло!

Еще не понимая происходящего, но уже охваченная ужасом, Лилиана отскочила, тряся мокрыми пальцами. Наследник же сунул в испускающую рыжее сияние салатницу и другую руку. А затем, прижав подбородок, чтобы не мешал, – и голову.

То, что было под алтарем, затягивало его, сперва неторопливо, затем – быстрее. На прощание Наследник брыкнул ногами – и старые клетчатые шлепанцы взвились под самый потолок.

Сережа протянул к пяткам Наследника руки уже тогда, когда хватать было нечего. И тут же на гул, заполнивший всю его атлетическую голову, наложилось нечто острейшее, наипронзительнейшее, от чего эта голова изнутри пошла трещинами.

Но не граната взорвалась у Сережи в голове – это всего лишь визжала потрясенная ведьма.

Ошеломленный атлет повернулся к ней – и увидел такую апокалиптическую картину.

Отшатнувшись от алтаря и вопя, что есть мочи, Лилиана поскользнулась, не удержалась – и рухнула в кресло, прямо на колени к отцу Амвросию. Не соображая, кто под ней, она ухватилась за красавца-батюшку, как утопающему положено хвататься за соломинку, и с тем же успехом – ничего не изменилось, галлюцинация не прекратилась, Наследник на табурете не обнаружился.

Но все на свете имеет свой конец – постоянный или временный. Кончился и воздух в легких у ведьмы. Она замолчала.

И в неожиданно блаженной тишине раздался удивленный голос Маркиза-Убоища:

– Во, блин!

Филармонический артист, которому под коньяк и магия была нипочем, подошел к алтарю и сунул руку в салатницу. Достав из воды авантюрин, он оглядел камень со всех сторон, понюхал и попробовал на зуб.

Тут опять что-то изменилось в комнате. Сережа завертел головой – не начинаются ли новые ужасные события. Но это всего лишь перестал тихо выть агрегат доктора Бадигиной.

– Этого не может быть, – произнес отец Амвросий, спихивая с колен Лилиану. – Это померещилось… попущением Божьим… сгинь, рассыпься… это против второго закона термодинамики… Да отпусти ты мою руку!…

Высвободив десницу, за которую цеплялась ведьма, бывший энергетик торопливо перекрестился.

Вспомнив, очевидно, что и она – не какой-нибудь нехристь, перекрестилась и Лилиана.

– Это было? – в отчаянии спросила она. – Или мне показалось?

В голове у Сережи проснулось воспоминание.

– Говорят, у каких-то камней бывает такая радиация, что лишает памяти, – сказал он. – Наверно, мы просто не помним, что было в последние пять минут… А он вышел на кухню сварить кофе…

Тут взгляд атлета упал на магический алтарь.

Один из взлетевших клетчатых шлепанцев приземлился аккурат между подсвечниками и лежал там, исполненный неведомого, но страшного смысла.

Мистика, господа! Самая что ни на есть! Реалистические гипотезы провалились с треском! Обещанное – свершилось!

Но, ес-тест-вен-но, это лишь начало потусторонних похождений.

Так что поосторожней с теми камушками, что продаются по бросовой цене и называются «индийской бижутерией». Заглядишься в такой вот камушек – и начнется, и начнется… И выглянет из камушка…

А кто выглянет-то!…

Но для того, чтобы приобрести необходимый камень, Сереже еще созреть надо. Ничего, ничего, недолго уж осталось…