2. «Вижу, идут!»

Немецкое командование в Крыму было обеспокоено: русские самолёты всё чаще бомбят суда, которые приходят в Ялту. Причём бомбардировщики прилетают всегда в тот момент, когда немецкие транспорты с военными грузами только готовятся встать под разгрузку. Кто наводит бомбардировщики с такой точностью?

Немцы не знали, что за Ялтинским портом с многочисленных горных высот над городом непрерывно следили глаза моряков-разведчиков, которыми командовал Калганов. Они посменно несли вахту небольшими группами: три-четыре матроса-наблюдателя, девушка-радистка.

В один из зимних дней на очередную вахту вышла группа под командой старшины первой статьи Морозова. Неспроста командиром группы был назначен именно он. Морозов был старше других не только по возрасту. Ещё в тридцать девятом году он, матрос Краснознамённого Балтийского флота, добровольцем участвовал в боях с белофиннами. А 22 июня 1941 года в Измаиле моряк Дунайской флотилии Морозов снова встал в боевой строй. Он прорывался из Дуная в Чёрное море на одном из кораблей флотилии. Сражался под Херсоном, был ранен. Потом оборонял Севастополь. Получил второе ранение. Вылечившись, попросился в разведотряд Черноморского флота. Возле Керчи и Новороссийска, на побережье и на горных перевалах, Морозов прошёл боевую школу разведки и был ранен в третий раз.

В группе Морозова был Василий Глоба, токарь из Днепропетровска, незадолго до войны призванный на службу во флот. Как и Морозов, он по своей воле избрал опасную службу разведчика, до выброски в Крым не раз ходил в тыл врага под Новороссийском. Таким же бывалым разведчиком в группе был и Владимир Калиниченко.

Третьим матросом в группе был Веретеник. В начале войны, когда его родной Херсон захватили немцы, Жоре Веретенику исполнилось только четырнадцать лет. Распрощавшись с матерью, он пошёл на восток. В одну из ночей ему удалось перейти фронт. Паренька взяли к себе моряки-пограничники, воевавшие близ Херсона. Он стал у них разведчиком: под видом местного мальчишки ходил по занятым врагом сёлам. Однажды ехавшие в штабном автобусе немцы, увидев его, посадили к себе в кабину рядом с шофёром, чтобы он показал дорогу. Он показал её так, что автобус степным просёлком прикатил прямо в расположение наших войск. А пятой в группе Морозова была радистка Соня Дубова.

Они облюбовали возвышенность, с которой весь Ялтинский порт и море видны были как на ладони, и, затаившись в кустах, стали наблюдать. Соня приготовила радиостанцию для передачи.

Час шёл за часом, но в порту не было замечено ничего нового. Минул короткий зимний день. Наступила ночь…

Не принёс ничего и следующий день.

Наступил пятый, последний день вахты. Над лесистыми вершинами гор медленно светлело по-зимнему пасмурное небо. Веретеник просматривал в бинокль безбрежную, совершенно пустынную равнину моря, ещё полускрытую дымкой ночного, медленно тающего тумана. Морозов и Глоба с автоматами наготове внимательно вглядывались в тёмный кустарник, покрывающий склоны высоты и лощинку, тянущуюся под ней: не подкрадываются ли немцы? Калиниченко, свернувшись под кустом на припорошённой снегом опавшей листве, отдыхал после ночной вахты. Как всегда, начеку сидела возле раскрытой, готовой к немедленному действию радиостанции Соня, одетая в ватник и флотскую чёрную шапку, из-под которой виднелись наушники. Как непохожа была она сейчас на ту светловолосую девушку в пёстреньком сарафанчике, которая вскоре после начала войны впервые вошла в цех симферопольского завода, чтобы делать гранаты. Тогда ей было только семнадцать… Пожалуй, не сразу бы узнали её и те, с кем год назад Соня училась на курсах радисток: постоянная тревога сделала более взрослым её лицо.

Веретеник в этот утренний час наблюдал особенно старательно. Позже вряд ли покажется какой-нибудь гитлеровский корабль: фашисты побаиваются налётов нашей морской авиации, их суда предпочитают ходить ночью.

Но вот и туман над морем почти рассеялся, а оно по-прежнему пустынно. Через полчаса-час станет совсем светло.

Неужели и последний день окажется неудачным?

Размышляя так, Морозов потянулся к вещевому мешку, вынул консервную банку, достал из ножен финку – пора, пожалуй, всем завтракать.

– Вижу, идут! – вдруг услышал он голос Веретенника.

– Где?

– Там, – показал Веретеник.

Морозов присмотрелся: из серо-голубоватой дымки одно за другим выступали чёрные пятнышки, медленно ползущие по равнине моря.

Поднялся, услышав голоса, Калиниченко. Взоры всех обратились к морю. Только Глоба продолжал наблюдать – не обнаружили ли их немцы?

Не отрывая глаз от бинокля, Веретеник считал:

– Один, два, три… пять…, десять… двадцать единиц!

– Приготовься! – предупредил Морозов Соню. – Сейчас уточним курс, и передавай…

– Поворачивают! – сказал Веретеник. – К Ялте!

– А какие корабли? – спросил Морозов.

– Сейчас определю… – Веретеник повёл биноклем вдоль теперь уже отчётливо видного каравана. – Самоходные баржи… Транспорты… В охранении морские охотники.

– Соня, передавай! – скомандовал Морозов. Заглядывая в таблицу кода, Соня склонилась над серой коробкой рации, быстро застучала ключом.

– Передано! – доложила она.

– Собираться, уходим! – приказал Морозов и бросил в мешок так и невскрытую консервную банку, сунул финку в ножны. Оставаться на высоте было небезопасно: радиоразведка противника, возможно, уже определила место, откуда велась передача, жди облавы.

Пробравшись кустарником, разведчики поднялись на другую высоту, с которой так же хорошо был виден Ялтинский порт. Немецкий караван уже разворачивался, чтобы зайти в бухту. Затаившись, разведчики поочерёдно смотрели в бинокль. Теперь вражеские суда видны были совсем отчётливо. На самоходных баржах можно было разглядеть штабеля ящиков, очевидно со снарядами, тесно поставленные автомашины, орудия, тягачи. На палубах транспортов толпились немецкие солдаты. Они, конечно, были рады, что закончился опасный переход морем, и с нетерпением готовились сойти на твёрдую землю.

А разведчики ждали.

Корабли уже в бухте. Одни идут к причалам, другие остановились на рейде, ожидая очереди на швартовку…

Всё беспокойнее поглядывали разведчики на совсем уже светлое небо, подёрнутое редкими, оставшимися с ночи облаками. Неужели самолёты не прилетят? Неужели враг успеет выгрузить войска и технику и отправить их под Керчь или на Перекоп?

Издалека, из-за горных вершин, откуда только что поднялось тусклое зимнее солнце, еле слышно донёсся ровный приближающийся гул.

– Наши!

Из-за Ялтинского хребта летели, на ходу вытягиваясь в вереницу, самолёты.

– «Петляковы»! – вскинул к глазам бинокль Морозов.

Все вскочили, бросились обнимать Соню.

– Молодец! Вызвала!

– Ура! – забывшись, крикнул кто-то.

Но Морозов умерил восторги:

– Тихо! Немцы услышат!

Бомбардировщики «ПЕ-2», грозно ревя моторами, проносились над головами разведчиков. Один за другим они разворачивались над бухтой. С высоты было отлично видно, как чёрными точками летят вниз бомбы, как вздымаются столбы пены и дыма, закрывая баржи и транспорты. Вот одна баржа накренилась, быстро скрылась под водой. На палубе транспорта заметалось косматое пламя, с его бортов посыпались в воду маленькие фигурки. Ещё одно попадание, ещё…

В небе вокруг деловито снующих над вражескими судами «петляковых» замельтешили чёрные и белые дымки – охраняющие порт немецкие зенитки открыли огонь. Но поздно! Уже многих самоходных барж не видно на поверхности. Некоторые ещё на плаву, но уже тонут. Над бухтой от горящего транспорта тянется бурый дым, гонимый ветром в море.

Сбросив на корабли последние бомбы, «петляковы», провожаемые разрывами зенитных снарядов, снова пролетели над высотой, где находились разведчики, и скрылись за ломаной линией вершин Ялтинского хребта.

Морозов ещё раз осмотрел в бинокль бухту: кое-где плавали обломки, встревоженно бегали катера, двигалась какая-то шлюпка, с огромной высоты крохотная, похожая на шестиногое насекомое. Лишь несколько уцелевших самоходных барж нерешительно разворачивались на рейде, направляясь к причалам.

Пересчитав их, Морозов сказал Соне:

– Передавай в штаб: из двадцати единиц потоплено пятнадцать.

Пять томительных дней прошли недаром.

Но не все вахты заканчивались так удачно, как эта. Гитлеровцы усиленно искали разведчиков. В извещениях, расклеенных на улицах Ялты и в окрестных селениях, они объявили: за каждого пойманного парашютиста будет уплачено пятьдесят тысяч марок. Но ни одного парашютиста поймать им не удалось.

Далеко от города, в горы, в лесную глушь, оккупанты не совались: боялись партизан. Но возле Ялты всё время ходили патрули немцев, а на многих высотах постоянно находились их сторожевые посты.

Разведчикам приходилось каждую минуту быть начеку. Малейшая неосторожность могла привести к беде.

Однажды утром Морозов, Веретеник, Глоба и Соня, нёсшие очередную вахту на одной из высот, не обратили внимания на то, что опорожненная ими консервная банка скатилась далеко по склону. Они заметили свою оплошность поздно: на соседней высоте уже встревоженно перекликались немцы. Оказалось, там сторожевой пост, оттуда заметили блеснувшую банку.

Как ни жаль было оставлять удобную для наблюдения вершину, пришлось её спешно покинуть.

Не только с высот над Ялтой следили моряки за вражескими кораблями. У них было много помощников – партизаны, подпольщики не только Ялты, но и Севастополя, Балаклавы и других крымских портов. Постоянно рискуя попасть в лапы фашистов, эти люди следили, когда и какие вражеские корабли приходят, какие уходят. Для связи с этими помощниками в Ялту по ночам ходили Калганов и его матросы. Ходили поодиночке или небольшими группами, брали с собой какую-нибудь из радисток. В нескольких местах в городе секретно были установлены хорошо запрятанные где-нибудь на чердаках антенны с потайной проводкой в дом. Если нужно было срочно передать полученные от подпольщиков сведения, радистка подсоединяла радиостанцию к уже готовой антенне, связывалась со штабом фронта и, передав что нужно, отключалась. Разведчики тотчас же уходили как можно дальше. Промедление было равно смерти. Радиопеленгаторы немцев уже через несколько минут после начала работы радиостанции разведчиков могли засечь место, где она находится. Часто случалось – едва успеют разведчики свернуть рацию и уйти, как квартал, в котором они только что были, уже оцепляют. Гестаповцы обшаривали все квартиры, чердаки, проверяли каждую щель, ища таинственную радиостанцию. Но антенны были надёжно скрыты в стропилах и стенах, а разведчики успевали уйти далеко…