— Здрасьте, я ваша тетя, — сказал Вовчик через пять минут, разглядывая отпечатки копыт на мягком черноземе во внутреннем дворе. Густая трава, заполонившая все от стены до стены, была выедена кругом диаметром метра в два, посреди которого возлежала ароматная свежая лепешка. — Съели, значит… Лиза обошла двор по периметру. Так. Вот они приехали. Телегу поставили поперек проезда полуосыпавшейся арки, опустив борт: от грабителей каких-нибудь, конечно, не защита, но крысу или мелкую псину, если они не в стае, остановит сплошная полоса шипов, а от таракана или, скажем, печально известного Anopheles Zombi Klimovi, всё равно не убережёшься, хоть весь в полиэтилен замотайся: проверено. Вот здесь оно, проклятое непарнокопытное, чавкало, здесь зачем-то валялось-кувыркалось — блох давило, что ли? — а здесь… Чёрт побери! — Ух ты, смотри! — Что? — Вовчик нагнулся, всмотрелся в следы. — Вот это да!.. Следы выглядели так, будто что-то, сильно смахивающее на вертолёт, подцепило тросами тушу мерина и проволокло его около метра по земле. Лошак бешено сопротивлялся, сучил ногами, разрыл землю и раскидал во все стороны шматы дёрна… а потом улетел. Что само по себе странно: нет и не будет такого вертолетчика, чтобы мог не то чтобы сесть, а даже зависнуть в проходном дворе-колодце. То есть, конечно, попробовать можно… Но только один раз. И уж совсем тяжело себе представить какую-нибудь чешуйчатую дрянь с крыльями, живой планер из джунглей, пикирующую на недокормленную лошадь в узком глубоком колодце. Представить… То-то. Черт из знает, этих крылатых, может, они вообще левитируют временами. Под настроение. Или когда закусить охота. Лошадью… Вовчик внимательно осмотрел стены, будто надеялся обнаружить где-нибудь между дырами на уровне третьего этажа продольные засечки от лопастей или крыльев. Конечно, ничего подобного там не было, да и как заметишь: оббитые кирпичи с выкрошившимся раствором, дыры вместо окон, свисающие сгнившие обломки рам и трухлявые карнизы… Ржавый рай на переломе третьего тысячелетия. — Ну и дальше что? — спросила Лиза, — Уйди. На фиг! — Вовчик ещё раз тщательнейшим образом обшарил весь двор; разрезал себе колено о торчащий из земли кусок стекла и два раза вляпался в чьи-то засохшие кучки. Ни капли крови, ни клочка волос из нечесаного хвоста. Если бы не взрыхленная земля, можно было подумать, что «такой же, только с крыльями» взял и упорхнул. Как лепрехун. Пегас, понимаете ли, обструганный. Псиса. — Фил! — позвал Вовчик, — Да? — Чего скажешь умного? — Ничего не скажу. Одно могу утверждать ответственно: птиц таких не бывает, а вертолет я бы ночью услышал, даже если сударыня в это время спала. — Ни черта я не спала, понял, ты?! — Всё-всё-всё, молчу. — Собирайся, — сказал Вовчик. — Уходить будем. — Нервничаешь, — шепнул ему на ухо Фил. — Расслабься. Как пойдем? — А ты говорил, что на левом берегу дряни нет. — Ну, говорил. Мало ли что я говорил? Значит, раньше не было, а теперь вот появилась. По воздуху. — Бред собачий! — повторился Вовчик. — У лошадёв нет крыльё… ё… ё… аш-ш… аш-ш… у-у-у… — Фил исполнил партию останавливающейся циркульной пилы. — Фил, ты что?! Ты… да ты… — Вовчик бросился к мешку, разрыл кучу вещей и вытащил из-под самого низа упакованный комп. На индикаторе отсека питания мигал красный светодиод «Battery low»[85]. — Ф-фу, напугал, — сказал Вовчик. Запасные аккумуляторы относились к тем вещам, которыми Вовчик не пренебрегал никогда. Хоть оно и называется «память энергонезависимая» с гордым «джозефсоновская логика» на крышке, а бережёного бог бережёт. — Убоище! Филька нарисовал всё, что полагается при перезапуске… — Мля, ещё один бэд[86], — сказал он, когда всё закончилось. — Пора на свалку. — Ну, первый, что ли? — успокоил Вовчик. — Вернёмся, я тебя на стенд поставлю. Что ж ты, чудило на букву «м», не предупредил-то, а? — Дык, как-то оно внезапно… Я, наверное, много чуши напорол? Ничего политического? — Да не особо. Странно, однако: я эту батарею три недели назад поставил. Совсем ещё свежая… Лиза заглянула в пролом двери: — Ну, как там? — Нормально. — Да, знаете ли, во всем теле легкость какая-то неимоверная… — к удивлению (и некоторому испугу) Вовчика Фил исполнил несколько тактов из венского вальса, после чего снова проиграл соло на пиле и умолк. — Да что ж это за ёб твою мать! — крикнул Вовчик. Запасных батарей у него было две, обе он зарядил до упора перед выходом из Новгорода; но если одна из них сдохла сразу… Через пять минут выяснилось, что и вторая тоже. Да-а… В таком дерьме Вовчик ещё не плавал. Конечно, всё поправимо, по спецификации Филькина память без питания должна жить ещё лет тысячу, достать бы свежий аккумулятор… Только вот где?.. Вовчик попытался вспомнить, подключен ли Питер хоть к какой-нибудь энергосистеме, и не смог. Теоретически, конечно, должен: все-таки зона влияния; как же будешь влиять, если некому перекрыть крантик при случае? Только вот теории эти… С востока один, с севера другой, а погонный метр силового кабеля стоит о-го-го сколько — такое искушение, наверняка кто-нибудь отрежет; а друг другу-то свинью подложить — вообще первое дело. Что ж теперь, назад идти? — Нет уж, фиг вам, — сказал Вовчик. — Дальше пойдем. Справимся сами… Если, конечно, ты… — Я? Я иду. — Думаешь, надо?.. Лиза нехорошо изменилась в лице, и Вовчик поспешил замять тему: — Ладно, заметано. А-э… кстати, всё забываю спросить: ты раньше в Питере не бывала? — Ну… на самом деле, один раз только мы как-то залезли в Мемориал… Это если по южной дороге идти. А в самом городе — нет. — Мемориал, мемориал… не помню. А что там? — Да ничего интересного. Когда-то большая каменная палка стояла: Борис говорил, за победу в Войне, только вся осыпалась уже, оставалось метров пять всего. Ну и вокруг что-то было понакручено. Тоже всё развалилось… — За победу? А что, кто-то тогда победил? — А как же!? Раз война, значит кто-то победил. Нас же не захватили, стало быть, наша победа. Вовчик почесал в затылке. — А если захватили? — То есть как? — А вообще, с кем мы воевали-то? — Ну ты скажешь тоже! — А все-таки? — Ну уж не с Боровом, я думаю. — С кем? — Ну, с Боровом. Который в Бору. — Понятно… Ты монатки собрала? — Давно уж, дяденька. Так мы идём или где? — Пошли, — Вовчик пристроился под рюкзак. Тот полегчал за последнее время: всё-таки ели они от пуза — но всё равно было в нем не меньше двух пудов; ничего себе вес для не слишком крепкогона вид молодого человека. На самом деле он утянул бы два таких мешка: практика всё же; а с обвязкой было вообще легко и свободно — рюкзак плотно облегает спину, нигде не жмёт, не давит, всё отрегулировано — лепота! Выйдя на трассу, Вовчик обошел кругом расплющенное тело, чем-то неуловимо напоминавшее собаку, ковырнул носком ботинка блеснувший между осколков черепа крестовичок стабилизатора. — Классно стреляешь, подруга. А патроны — дерьмо, не взорвались. Вот ведь сука! — помянул Вовчик продавца, вытащил пистолет и вогнал для очистки совести пулю в стену дома напротив. Грохнуло, стена — полтора этажа, три кирпича в толщину — плавно осела, подняв кучу пыли. — Н-да. Ладно, поверим. Если в окрестности трассы ещё держался худо-бедно кое-какой порядок: по крайней мере, заросли на полотне вытаптывались и выдавливались — то, отойдя в любой боковой проезд, вы попадали в настоящие джунгли: жуткого вида растения, огромные зеленопузые мухи, ядовитые сикарахи с клешнями и жалами, пятна мха-стрекала… Сохранившиеся вертикали покрывало кружево лишайников — тоже весьма едких, как заметил Вовчик, неосторожно притеревшись к какому-то чудом не рухнувшему столбу. Они свернули с накатанного сразу за руинами моста. Мост был какой-то дурацкий: не через реку, не через яму, а так — на ровном месте. — Слушай, подруга, — обратился Вовчик к Лизе, — а ты мне вот что скажи… Ты детей собираешься заводить? — От тебя, что ли? — Да нет, вообще… Ну, вот вытащим твоего… — Ни за что! — отчеканила Лиза. — А-а-а… Ну тогда пошли. Они прошли ещё метров сто. Ножей пока не доставали: несмотря на свою устрашающую пышность, кусты росли довольно редко, как бы специально, чтобы можно было пройти. — А почему? — сказал Вовчик. — Что «почему»? — Ну, детей не хочешь — почему? Он вдруг представил себе: лет сорок ему, борода, седина пробивается, рядом Лиза… Домик под стеной Кремля, огород, собственный комибайн… Сын — молодой, умный парень, весь в него. «Возьми, сынку, твоё время пришло…» — и отдать потёртый рюкзак и ребристый чёрный шарик размером в два кулака… Он часто примерял к себе отцовство (теоретически) и по незнанию предмета думал, что своего ребенка учить легко и приятно… Додумавшись даже однажды, лежа в стогу сена после соития с очередной необъятной теткой и размышляя о высоком), что цель жизни любого уважающего себя мужика заключается в том, чтобы передать потомкам всю сумму накопленных знаний и навыков, он… короче, всё ещё пребывал в этом своем заблуждении. — Потому, — отрезала Лиза. — А всё-таки… если не секрет? — Иди ты!… — Да ладно тебе… — Я. Не. Хочу. Об. Этом. Говорить. Понял? — Ну как хочешь… — выдохнул Вовчик. Не хочет и не надо. Может, уже попробовала… и судя по всему, не слишком удачно. Ещё метров через пятьсот она сказала: — А чего ты спросил? Вовчик замялся: — Ну дык… радиация всё ж таки. — Ну и что, — безразлично сказала Лиза. По голосу было похоже, что ей действительно всё равно. Настолько всё равно, что Вовчик ужаснулся. Видел он и такое… ….А на следующий день Толян нашёл Веру на соседней поляне: она висела на перекинутом через сук сыромятном ремешке, ногами чертила по повалившейся колоде… Какое синее было у неё лицо… И ничем это тело не напоминало Верку-Пончик — смешную пухлую девчонку, какой она была всего неделю назад… Скорее то, во что она превратилась, когда не вернулся Боб… Тут Вовчик вспомнил, что на самом деле звали его Борис, хотя Боб этого имени и не любил… Не понравилось Вовчику это совпадение. Очень не понравилось. Фил, сволочь, как ты некстати сдох! Аптечка у Вовчика, конечно, была, но средства в ней были в основном народные: настоящая химия стоила умопомрачительных денег, да и пользоваться он ею не умел. И время не то: медицина нынче ориентирована в основном на раневую хирургию: антибиотики, антисептики… Антидепрессант — лекарство сытых гуманистов. Не выпускается. Не сезон. А жаль. Отчего у Лизы приключаются такие перепады настроения, Вовчик предпочитал не думать. Ему хотелось убивать драконов. И драконы не заставили себя ждать. «В чешуе как жар горя…» Александр Сергеевич, хотя и по другому поводу. Когда-то это было кладбище. Теперь, когда весь город превратился в огромный ветшающий памятник самому себе, об этом смешно говорить. Кладбище… не совсем. Братская могила. Гранитная полоса монумента. Удивительное дело, просто мистика какая-то, но этот клочок земли отказывался зарастать наравне с окрестностями. Только трава поднялась почти до пояса: сочная, мягкая, КЛАДБИЩЕНСКАЯ… Её подстригали, удобряли, холили не одну сотню лет… и она помнила это. Сбоку ударила очередь из пулемета. Патронов не пожалели: осыпавшаяся стенка памятника взорвался бутоном рикошетов. Вовчик рухнул на бок, дёрнул за собой Лизу. Пистолет из-за пояса выпал; Вовчик неуклюже нашарил его, одновременно пытаясь вылезти из обвязки. — Эй вы, там! — каркнул из далеких кустов слева бармалей. — Встать и руки вверх! Вовчик не целясь засадил две ракеты в том направлении. Взрыв был впечатляющ: здание с покосившейся решетчатой башней — на ней висела на одном кронштейне помятая параболическая антенна — медленно, с достоинством осело; антенная мачта завалилась, рассыпавшись на двухметровые секции, тарелкой накрыло злополучный куст. — Ах ты сука! — с немалой обидой крикнул бармалей, снова утапливая гашетку своей шестистволки. — Смываемся, давай за мной. — выдохнул Вовчик и извиваясь змеей, пополз к проходу внутрь мемориала, волоча за лямку рюкзак. Что-то, какая-то неровность рельефа, видимо, мешала бармалею понаделать в них дырок, и он знай себе садил поверху, кроша стенку. — Ну ты! Хватит! — Сдавайтесь, придурки! — Тебе, что ль, пидору гнойному? В ответ посыпались матюги. Вовчик высунулся из-за стены и выпалил, целясь на голос. Б-бух! Ругань как отрезало, зато опять ударила бесконечная очередь. От набережной засадил скорострельно ещё один ствол. Второй бармалей спрятался за упавшим со своего постамента полководцем и палил из-под торчащей вверх руки с обломанной саблей крупной картечью из охотничьего помповика, о чем можно было догадаться по ритму: пять выстрелов — долгая пауза — снова пять выстрелов… А вот и третий. Солнышко неумытое. С самопальной какой-то тарахтелкой. Он тоже приближался с северо-запада, пёр дуром, не укрываясь, и за минуту, что он продолжал греметь своей конструкцией из труб и фланцев, трижды заклинило подачу ленты, которой бармалей был обмотан с головы до ног. Так он и остался в памяти народной безымянным, когда маленькая оперённая ракетка, пробив насквозь жилет и титановый набрюшник, взорвалась у него в желудке, разбросав внутренности на несколько десятков метров вокруг. Щёлкнул холостой спуск. Вовчик зачерпнул из кармана горсть патронов и принялся по одному засовывать их в магазин, от спешки промахиваясь и ругаясь. Бармалеи, не прекращая пальбу, перебежками приближались, через каждый десяток шагов падая на пузо. Тот, с бандурой, даже когда падал, всё равно был очень заметен — горбом торчал за спиной станок со старинным кислотным аккумулятором и короб подачи. Выцелить его, правда, было мудрено: над головой свистело — мизинец не просунуть. — Убю суку! — проглотив мягкий знак, крикнул злой человек с ружьем. Если бы Фил был в порядке, он, не колеблясь, объявил бы акцент бармалея кавказским. Вовчик высунул ствол в трещину и не целясь выстрелил в сторону, откуда доносился тонкий визг редуктора пушки. Ракетка оказалась дефектной, но бармалей немедленно отозвался очередью. Аховое было положеньице. То ещё. Прямо скажем, безнадежное… Что-то чиркнуло над кронами Летнего сада, скорее даже леса; крепко, до рези в носу, пахнуло озоном. Пулемёт захлебнулся и ствольная коробка с протяжным воем прекратила вертеться. Вовчик дождался паузы в ритме ружейной пальбы, вскочил и метким выстрелом уложил кавказского бармалея на месте. — Бежим! — подхватил рюкзак на плечо. Последний бармалей бросил свою пушку и потянулся за пистолетом. Большой, здоровенный детина в камуфляже, оснастка «минигана» подогнана любовно и со знанием дела, вся тяжесть приходится на спину, рука только направляет ствол. Боевик. Вовчик выстрелил, ракетка ударила в толстую стальную пряжку грудного ремня и не взорвалась. Бармалей сел, потом упал, будто в пояснице у него освободился шарнир. — Ну как, развеялась? — спросил Вовчик на набережной, стирая со лба пот. — Дурак ты! — сказала Лиза с чувством. — Мне отойти надо. В сторонку. — Ну отойди. Минут через пять она вернулась и помогла Вовчику надеть рюкзак.07h