Глава двадцать третья

В жару Брунетти обычно терял аппетит, но к вечеру он вдруг проголодался – впервые с того дня, как ужинал у Падовани. По дороге домой он зашел на Риальто и с удивлением обнаружил, что некоторые овощные и фруктовые киоски до сих пор открыты, хотя времени уже девятый час; Он купил в одном киоске килограмм перезрелых бордовых помидоров и в придачу получил от продавца совет нести их аккуратно и не класть ничего сверху. Торговец в другом ларьке, продавший ему килограмм темного инжира, оказался не менее заботлив. К счастью, оба совета сопровождались пластиковыми пакетами, так что домой Брунетти прибыл навьюченный как ишак.

Дома он сразу распахнул все окна, надел слаксы с футболкой и отправился на кухню готовить ужин. Нашинковал лук, ошпарил помидоры, чтобы их легче было очистить, принес с балкона базилик. Приготовив самый простой соус, он поставил на огонь воду для пасты. Когда соленая вода стала подниматься, пузырясь и шипя, он бросил туда полпачки penne rigate и перемешал.

Он делал все машинально, в его голове громоздились лица, фамилии, события последних десяти дней, но он даже не пытался разобрать этот конгломерат на отдельные лица и имена. Когда макароны сварились, он вывалил их в дуршлаг, из дуршлага – в миску, полил сверху соусом, перемешал все большой ложкой и понес на балкон, где уже ждали вилка, бокал и бутылка каберне. Он стал есть прямо из миски. Их балкон так высоко над городом, что желающему заглянуть на него пришлось бы влезть на колокольню Сан-Поло. Съев всю пасту, Брунетти подобрал соус коркой хлеба, отнес миску на кухню и вернулся с тарелкой свежевымытого инжира.

Прежде чем приняться за фиги, он снова сходил в гостиную, чтобы взять «Анналы» Тацита. В прошлый раз он остановился на том месте, где Тацит описывает неисчислимые бедствия кровавого правления Тиберия, императора, к которому он, кажется, испытывал особую ненависть. Эти римляне только и делали, что убивали, предавали, обманывали друг друга, попирали закон. Прямо как мы, отметил про себя Брунетти. С этим убеждением он и читал до тех пор, пока москиты не загнали его в квартиру. Там он лег на диван и читал за полночь. Читая о злодействах и преступлениях двухтысячелетней давности, он постепенно забывал о тех, что творились вокруг. Потом он заснул и спал до утра как убитый, не видя снов. Наутро он проснулся свежим, бодрым и решительным, будто проникнувшись неистовой моральной бескомпромиссностью Тацита и поверив, что она как-то поможет ему преодолеть все трудности наступающего дня.

Придя в квестуру, он с удивлением обнаружил, что Патта, уезжая накануне в Милан, нашел время обратиться к судье с запросом о санкции на изъятие документов банка и Лиги. Более того, санкция уже получена и оба заведения уведомлены о том, что им необходимо подготовить все как можно быстрее, что они обещали исполнить, хотя и не сразу, потому что это дело, мол, требует времени и сил.

К одиннадцати часам от Патты еще не было ни слуху ни духу. Большинство сотрудников квестуры накупили с утра газет, но нигде не упоминалось об аресте Бурраски. Само по себе это было неудивительно, однако этот факт подлил масла в огонь поголовного возбуждения и нетерпения; все только и гадали, чем же все-таки могла закончиться вчерашняя поездка в Милан. Один Брунетти не принимал участия в пересудах. Он решил ограничиться звонком в налоговую полицию, чтобы узнать, выделят ли ему для инспекции документов экспертов, которых он просил вчера. К его немалому удивлению, оказалось, что выделят и что сам судья, Лука Бенедетти, уже звонил им и просил о том же.

Когда незадолго до обеда к нему в кабинет явился Вьянелло, Брунетти был уверен, что он пришел, чтобы доложить, что документы пока не прибыли или что какая-нибудь бюрократическая препона неожиданно возникла и мешает банку с Лигой предоставить документы, изъятие которых откладывается на неопределенное время, если не навсегда.

– Buon giorno, комиссар, – поздоровался Вьянелло.

Брунетти, сидевший за столом, поднял голову от бумаг и спросил:

– Что случилось, сержант?

– Я привел тут парочку человек, которые хотят с вами поговорить.

– Кто такие? – Брунетти отложил ручку.

– Профессор Луиджи Ратти и его жена. – Брунетти ждал объяснений, но Вьянелло, после паузы, добавил только: – Из Милана.

– И что это за профессор и его жена, могу я узнать?

– Они живут в квартире, которую арендуют у Лиги, уже почти два года.

– Продолжайте, Вьянелло, – заинтересовался Брунетти.

– Адрес профессора был в моей части списка, и сегодня утром я отправился к нему в гости. Когда я спросил, как ему удалось заполучить эту квартиру, он ответил, что такие решения Лиги принимаются конфиденциально. Я спросил, как он платит ренту, и он сказал, что ежемесячно перечисляет двести двадцать пять тысяч лир на счет Лиги в Банке Вероны. Я попросил у него квитанции, но он сказал, что не хранит их.

– Да ну? – воскликнул Брунетти, заинтересовываясь еще больше. В Италии нет гарантии, что однажды какому-нибудь чиновнику не взбредет в голову, что вы не заплатили такой-то и такой-то налог, не оплатили счет, не предоставили справку. Никто не выбрасывает документы, по крайней мере денежные квитанции. В семье Брунетти хранилось два полных ящика счетов за коммунальные услуги за десять лет, и еще три коробки разных бумажек на антресолях. Если итальянец уверяет вас, что он выбрасывает квитанции об оплате жилья, то либо он врет, либо он сумасшедший.

– А где находится квартира профессора?

– На Дзаттере, напротив Джудекки. – Это был чуть ли не самый престижный район города. – Там комнат шесть, наверное. Мне так показалось: дальше прихожей я не ходил.

– Двести двадцать тысяч лир? – дивился Брунетти, вспомнив, что в прошлом году Раффи покупал по такой цене пару горных ботинок.

– Да, синьор, – подтвердил Вьянелло.

– Пригласите, пожалуйста, профессора и его супругу, сержант. Пусть войдут. Кстати, каких наук он профессор?

– Сдается мне, что никаких, синьор.

– Понятно. – Брунетти надел колпачок обратно на ручку.

Вьянелло распахнул дверь и посторонился, пропуская в кабинет профессора и синьору Ратти.

Профессор Ратти был сильно молодящимся мужчиной лет пятидесяти с хвостиком. В деле сокрытия возраста большую помощь ему оказывал парикмахер, который стриг волосы профессора так коротко, что было не понять, седые они на самом деле или белокурые. Костюм сизого шелка от Джанни Версаче добавлял ему моложавости, как и темно-бордовая шелковая рубашка с открытым воротом. Свои бордовые – под цвет рубашки – плетеные кожаные туфли он носил на босу ногу. Такие туфли продавались только в бутиках Bottega Veneta. Кто-то объяснил ему, наверное, что кожа под подбородком у него отвисла по-индюшачьи, ибо он носил белый шелковый галстук с крупным узлом и высоко задирал голову, – якобы для того, чтобы очки не съезжали с переносицы.

Если профессор только оборонялся от наступающей старости, его жена кидалась на злодейку в атаку. Ее волосы напоминали цветом рубашку ее мужа, а лицо благодаря мастерству пластических хирургов было гладкое и тугое, какое бывает у грудных младенцев и резиновых кукол. Тощая как доска, она была одета в белый льняной костюм. Расстегнутый жакет приоткрывал изумрудно-зеленую шелковую блузку. Увидав их, Брунетти подивился их выдающемуся умению сохранять свежесть и хладнокровие в такую жару. А глаза у обоих были просто ледяные.

– Вы хотели поговорить со мной, профессор? – спросил Брунетти. Он хоть и встал, когда они вошли, поздороваться с ними за руку не торопился.

– Да, – ответил Ратти, указывая жене на стул и для себя беря без приглашения второй, стоявший у стены. Когда они оба уселись, он продолжил: – Я пришел сообщить вам, что я возмущен вторжением полиции в мой дом. Более того, я возмущен подозрениями, которые мне были высказаны. – У Ратти был картавый миланский выговор, который у Брунетти всегда ассоциировался с жеманной манерой пышных актрис.

– Какими подозрениями, профессор? – Брунетти сел на место и подал собравшемуся было выйти сержанту знак оставаться в кабинете, у дверей.

– Мне дали понять, что я совершаю противоправные действия, арендуя свое жилище.

Брунетти глянул на Вьянелло и увидел, как тот закатил глаза к потолку. Мало того, что миланская картавость, так еще и пышные слова.

– Почему вы решили, что вас в чем-то подозревают, профессор? – спросил Брунетти.

– Что еще я могу подумать, когда ко мне домой врывается полицейский и требует предъявить квитанции об оплате жилья? – Пока профессор говорил, его жена шныряла глазами туда-сюда, оглядывая кабинет.

– Вы сказали «врывается», профессор? «Требует»? Сержант, как вы оказались в квартире профессора?

– Меня впустила горничная, синьор.

– И что вы сказали горничной, которая впустила вас, сержант?

– Я сказал, что хочу поговорить с профессором Ратти.

– Понятно, – сказал Брунетти и снова обратился к Ратти: – И в какой же форме было произведено «требование», профессор?

– Ваш сержант спросил квитанции за квартиру, будто я должен их собирать.

– Разве вы не храните квитанции, профессор?

Ратти досадливо взмахнул рукой, а его жена посмотрела на Брунетти в немом изумлении, будто представить себе не могла, для чего могут понадобиться свидетельства о выплате таких ничтожных сумм.

– А что же вы будете делать, если владелец квартиры вдруг заявит, что вы не платите за жилье? Как вы докажете, что платили?

На этот раз Ратти сделал жест, исключавший малейшую возможность такого события, а взгляд его жены говорил, что никому ив голову не придет усомниться в словах ее мужа.

– Не могли бы вы рассказать, как происходит выплата ренты, профессор?

– Не понимаю, при чем здесь полиция? – возмутился Ратти. – Я не привык, чтобы со мной так обращались.

– Как, профессор? – спросил Брунетти с неподдельным любопытством.

– Как с преступником.

– Откуда вы знаете, как полиция обращается с преступниками, профессор? Разве вы когда-нибудь совершали преступления?

При этих словах Ратти приподнялся с места и посмотрел на жену:

– Нет, это неслыханно. Да у меня друг – член городского совета…

Синьора Ратти легким движением руки приказала ему сесть обратно.

– Так объясните мне, как вы платите за квартиру, профессор Ратти.

Ратти взглянул на него в упор:

– Я перечисляю деньги на счет в Банке Вероны.

– Что на Сан-Бартоломео?

– Да.

– Сколько вы платите?

– А, сущие пустяки.

– Двести двадцать тысяч лир?

– Да.

Брунетти удовлетворенно кивнул головой.

– Какова площадь вашей квартиры?

Вмешалась синьора Ратти, видимо, не в силах больше терпеть абсурд происходящего:

– Мы понятия не имеем, но нам хватает.

Брунетти вытащил список квартир, подконтрольных Лиге, открыл его на третьей странице и, ведя пальцем сверху вниз, нашел там фамилию Ратти.

– Триста двадцать квадратных метров. Шесть комнат. Да, вам должно хватать.

– Что все это значит? – взвилась синьора Ратти.

– Это значит то, что значит, синьора, – отвечал Брунетти, невозмутимо глядя на нее. – Шесть комнат вполне достаточно для… двоих человек. Вас ведь только двое, так?

– И горничная.

– Тогда трое. Все равно неплохо. – С абсолютно безмятежным выражением лица он повернулся к ее мужу. – Как вам удалось получить квартиру от Лиги, профессор?

– Это было очень просто, – сказал Ратти, вроде бы уже начиная оправдываться. – Я обратился к ним с заявлением, и мне выделили квартиру.

– К кому вы обращались?

– В Лигу по защите нравственности, конечно.

– А откуда вы узнали, что Лига сдает в аренду квартиры?

– Мне казалось, здесь все об этом знают, комиссар. Разве нет?

– Ну если пока и не знают, то вскоре узнают, профессор.

Супруги Ратти в ответ на это промолчали, только синьора Ратти быстро перевела взгляд с Брунетти на мужа и обратно.

– Вы не помните, кто вам рассказал о квартирах?

Оба в один голос сказали:

– Нет.

– Завидное единодушие. – Брунетти едва заметно улыбнулся и зачем-то поставил галочку напротив их фамилии в списке. – Вы проходили собеседование, прежде чем вам разрешили поселиться в квартире?

– Нет, – сказал Ратти. – Мы заполнили и отослали анкеты, и вскоре нас известили, что наше заявление одобрено.

– Как вас известили? Письмом? По телефону?

– Это было давно, я уже не помню, – сказал Ратти и повернулся к жене за подтверждением. Та кивнула головой.

– Значит, вы снимаете эту квартиру уже два года?

Ратти кивнул.

– И у вас не сохранилось ни одной квитанции об оплате?

Теперь его жена покачала головой.

– Скажите, профессор, вы подолгу живете в городе?

Он задумался:

– Мы приезжаем на Карнавал.

– Обязательно, – уверенным тоном закончила за него жена.

– Иногда мы проводим здесь сентябрь или рождественские каникулы, – продолжил Ратти.

– В течение года мы приезжаем несколько раз на выходные, – вставила синьора.

– Понятно, – сказал Брунетти. – А горничная?

– Она приезжает с нами из Милана.

– Ясно. – Брунетти начертил вторую галочку напротив их фамилии.

– Позвольте вас спросить, профессор: вам известны цели и задачи Лиги?

– Я знаю, что они борются за укрепление моральных устоев в обществе, – изрек профессор значительным тоном, подразумевая, что это, мол, никогда не помешает.

– Ах да. Но помимо того, они занимаются сдачей жилья в аренду. Зачем?

Ратти с женой молча обменялись взглядами.

– Я думаю, их цель состоит в том, чтобы сдавать квартиры достойным людям.

– Зная это, профессор, вы не находите странным, что венецианская организация сдает квартиру миланцу, который будет проводить в этой квартире от силы два месяца в году? – Поскольку Ратти не отвечал, Брунетти задал наводящий вопрос: – Вы, наверное, в курсе, как у нас тут тяжело с жильем?

Синьора Ратти нашлась первой:

– Мы подумали, что они хотят сдать квартиру людям, которые бы ценили и берегли бы ее.

– То есть вы больше способны ценить и беречь такую большую удобную квартиру, чем, допустим, семья какого-нибудь плотника из Каннареджо?

– Само собой разумеется.

– А за чей счет, позвольте узнать, производится ремонт квартиры?

Синьора Ратти улыбнулась и сказала:

– Пока что ремонт ей не требовался.

– Но в вашем контракте обязательно должен быть пункт – если с вами заключали контракт, – в котором говорится, кто оплачивает расходы по ремонту.

– Это все они сами, – подал голос Ратти.

– Лига?

– Да.

– То есть это не обязанность жильцов?

– Нет.

– А вы, значит, – Брунетти поглядел в бумагу у себя под рукой, будто там были записаны цифры, – всего два месяца в году проживаете в квартире? – Ратти хранил молчание, так что Брунетти переспросил еще раз: – Так, что ли, профессор?

– Да, – процедил тот сквозь зубы.

Точно священник на уроке в гимназии, Брунетти сцепил пальцы и аккуратно положил руки перед собой, поверх списка.

– Ну что же, я думаю, настало время сделать выбор.

– В смысле?

– Если вы не понимаете, я вам объясню. Первое, вы должны будете повторить сейчас ответы на мои вопросы для записи на пленку, либо я вызову секретаря, чтобы она их застенографировала. В любом случае вам придется подписать ваши показания и обоим поставить свои подписи, поскольку вы говорите одно и то же. – Брунетти сделал долгую паузу, чтобы они как следует прониклись смыслом его слов. – Либо вы могли бы – а я рекомендую вам это сделать – рассказать мне всю правду. – Оба напыжились, готовясь выразить возмущение, особенно синьора Ратти. – Так или иначе, – спокойно продолжал Брунетти, – я вам обещаю, что квартиру вы потеряете, хотя, может быть, и не скоро. Это по меньшей мере. – Занятно, что они сразу притихли и не потребовали объяснить, что он имеет в виду. – Нам известно, что многие квартиры сдаются незаконно и что кое-кто, связанный с Лигой, годами незаконно собирает с жильцов арендную плату. – Профессор Ратти открыл было рот, но Брунетти упреждающе поднял ладонь, призывая к терпению, и снова сцепил руки. – Если бы речь шла об одном мошенничестве, то вам, возможно, имело бы смысл и дальше упираться и говорить, что вы, мол, ничего не знаете. Но, к несчастью, все оказалось гораздо серьезнее. – Здесь он замолчал. Он заставит их признаться, черт возьми.

– А в чем дело? – осторожно поинтересовался Ратти.

– Произошло убийство. И не одно, а целых три. Причем в числе убитых – наша сотрудница. Я вам это сообщаю, чтобы вы поняли, что мы этого так не оставим. Одного из нас убили, и мы отыщем виновных. И накажем. – Брунетти многозначительно помолчал. – Если вы продолжите упорствовать, то вы в конце концов будете привлечены к следствию по делу об убийстве.

– Об убийстве мы ничего не знаем, – всполошилась синьора Ратти.

– Теперь уже знаете, синьора. Кто бы ни стоял за этой аферой с арендой квартир, он несет ответственность за три убийства. Отказываясь назвать нам лицо, принимающее от вас арендную плату, вы сознательно чините препятствие следствию. Я должен вам напомнить, что в этом случае положено гораздо более суровое наказание, чем если бы вы пособничали простым мошенникам. И я вам обещаю лично позаботиться о том, чтобы это наказание было к вам применено, если вы по-прежнему будете упираться.

Ратти вскочил:

– Нам с женой нужно переговорить наедине.

– Нет, – сказал Брунетти, впервые повышая голос.

– Я имею право, – заявил Ратти.

– У вас есть право посоветоваться с вашим адвокатом, синьор Ратти, и я вам охотно это разрешу. Но вы и ваша жена ответите мне немедленно, здесь и сейчас. – Брунетти отлично знал, что сильно превышает определенные ему законом полномочия. Оставалось только уповать на то, что этого не знают Ратти с женой.

Они смотрели друг на друга так долго, что он потерял надежду. Но она вдруг кивнула своей головой цвета бургундского, и оба сели обратно.

– Хорошо, – сказал Ратти, – но давайте сразу условимся, что об убийстве мы ничего не знаем.

– Об убийствах, – поправил его Брунетти, и Ратти вздрогнул.

– Три года назад, – начал Ратти, – один наш знакомый в Милане сказал нам, что у него на примете есть человек, готовый помочь нам с квартирой в Венеции. К тому времени мы уже полгода искали квартиру, но все без толку, потому что свободного жилья тут нет совсем, а мы еще так далеко живем. – Брунетти вовсе не улыбалось выслушивать еще и жалобы. Видимо, почувствовав его нетерпение, Ратти стал наконец говорить по существу: – Он дал нам номер телефона, телефон был местный, венецианский. Мы позвонили и объяснили, чего мы хотим, и тот человек поинтересовался, какая квартира нам нужна и сколько мы готовы платить. – Ратти умолк, будто навсегда.

– И что? – спросил Брунетти голосом священника, понукающего тупого ученика ответить на простой вопрос.

– Когда я все ему объяснил, он обещал перезвонить через несколько дней. И он действительно перезвонил и сказал, что нашел для нас три квартиры на выбор и чтобы мы приехали в ближайшие выходные в Венецию и посмотрели. Когда мы приехали, он показал нам эту квартиру и еще две.

– Это был тот же человек, с которым вы разговаривали в первый раз?

– Я не уверен, но точно тот, который перезванивал.

– Вы знаете его имя?

– Мы отдаем ему деньги, но он не представлялся.

– Как вы передаете ему деньги?

– Он звонит нам в последнюю неделю месяца и назначает встречу. Обычно это происходит в каком-нибудь баре, хотя летом бывает и на улице.

– Где? В Венеции или в Милане?

Вмешалась синьора Ратти:

– Он, кажется, всегда знает, где мы находимся. Если мы в Венеции, то он звонит сюда, если в Милане – то туда.

– А потом что вы делаете?

– Я встречаюсь с ним и отдаю ему деньги, – сказал Ратти.

– Сколько?

– Два с половиной миллиона лир.

– В месяц?

– Да. Хотя иногда я плачу вперед за несколько месяцев.

– И вы совсем ничего не знаете об этом человеке?

– Нет. Я несколько раз видел его тут на улице, и все.

Решив про себя, что описать его внешность он попросит их позже, Брунетти продолжил:

– А Лига? Какое отношение он имеет к Лиге?

– Когда мы сказали, что квартира нам подходит, он назвал цену, которую нам удалось сбить до двух с половиной миллионов. – Ратти не удержался от того, чтобы похвастаться.

– Ну а Лига что?

– Он сказал, что мы получим анкеты от Лиги. Нам нужно будет их заполнить и отослать обратно, и недели через две мы сможем въезжать в квартиру.

– И он велел нам никому не говорить, как мы получили эту квартиру, – добавила синьора Ратти.

– А кто-нибудь интересовался?

– Да, друзья в Милане, но мы отвечали, что нашли ее через агентство.

– Ну а тот знакомый, который дал вам номер телефона? Как он к нему попал?

– Кто-то дал ему этот телефон на какой-то вечеринке – так он, кажется, говорил.

– Вы помните месяц и год, когда впервые позвонили по этому номеру?

– А что? – настороженно встрепенулся Ратти.

– Мне хотелось бы поточнее определить дату начала всей истории, – соврал Брунетти. На самом деле он думал проверить по счетам за межгород, как часто они звонили тогда в Венецию.

Ратти, недоверчиво косясь, скептическим тоном произнес:

– Это было в марте, два года назад. Ближе к концу месяца. Сюда мы въехали в начале мая.

– Понятно. С тех пор как вы заняли квартиру, между вами и Лигой были контакты?

– Нет, не было.

– Но вам хотя бы квитанции выдают?

Ратти нервно заерзал на стуле:

– Да, каждый месяц.

– На какую сумму?

– Двести двадцать тысяч.

– Отчего же тогда вы скрыли их от сержанта Вьянелло?

– Потому что мы не хотели оказаться втянутыми во что-нибудь, – ответила за Ратти жена.

– Вы про Маскари? – внезапно атаковал Брунетти.

Ратти занервничал еще больше.

– Что вы хотите этим сказать?

– Вас не удивляет, что директор банка, посылавший вам квитанции, вдруг становится жертвой преступления?

– Нас это не касается! – с гневом воскликнул Ратти. – Я читал о его смерти в газетах. Насколько я понимаю, он сам во всем виноват.

– В последнее время вас не беспокоили насчет квартиры?

– Нет.

– Если вам вдруг позвонят или к вам придет человек, которому вы платите, дайте мне, пожалуйста, знать.

– Разумеется, комиссар, – сказал Ратти, возвращаясь к роли законопослушного гражданина.

Брунетти, которого уже тошнило от этой смеси чванства и дорогих модных тряпок, сказал:

– Сержант Вьянелло проводит вас вниз. Пожалуйста, как можно подробнее опишите ему мужчину, который приходит за деньгами. – Он обернулся к Вьянелло. – Если это кто-нибудь из наших знакомых, пусть взглянут на фотографии.

Вьянелло молча кивнул и распахнул дверь. Супруги Ратти поднялись и, не прощаясь с Брунетти, направились к выходу. Профессор поддерживал жену под локоть. Перед дверью он остановился, пропуская ее вперед. Вьянелло с ухмылкой оглянулся и вышел следом. Дверь закрылась.