ГЛАВА 16

ТИНТАЛЬЯ ЗАКЛЮЧАЕТ СДЕЛКУ

НЕКОТОРЫМ ЧУДОМ Рэйн все же не закричал. Лишь громко ахнул и раскрыл глаза, уставившись в темноту. Ему опять приснилась драконица, замурованная в собственном коконе, словно в гробу. Он-то думал, будто давно оставил этот сон в прошлом… и вот тебе на! Сердце так и грохотало о ребра, по всему телу катился пот. Рэйн полежал неподвижно, последними словами понося про себя мерзкую, лживую тварь и в особенности воспоминания, которыми она сочла нужным его наградить. «Надо бы попытаться заснуть…» – здраво подумал он затем. Скоро подойдет его очередь нести стражу – и хорош он будет тогда, невыспавшийся из-за кошмара!.. Рэйн затаил дыхание и прислушался. Неподалеку похрапывал Грэйг, рядом угадывалось легкое дыхание Сельдена. Рэйн перевернулся на другой бок, стараясь устроиться поудобнее. Как все-таки ему повезло, что у него была отдельная постель. Большинству других людей приходилось тесниться. Еще бы! За последнее время в особняк семьи Тенира набилось столько народу, что хоть население Удачного изучай!

Едва оформившийся союз старинных торговцев, «новых купчиков», поселенцев с Трех Кораблей и бывших рабов чуть не развалился при самом своем рождении. Рэйн хорошо помнил, как первоначальные основатели этого союза вместе с несколькими представителями «новых» явились к парадной двери дома Рестара и потребовали впустить их; благо снаряженные ими подсылы доподлинно видели, как туда входили главы удачнинского Совета. Там же торчали несколько самых рьяных и буйных последователей Роэда Керна. Рэйн еще посмотрел на них и подумал, а не сует ли он вместе с прочими голову прямо в петлю… Однако Серилла самолично вышла им навстречу, и вид у нее был самый безмятежный – в отличие от молодого Керна, так и сверкавшего глазами у нее за левым плечом. Он хмурился и что-то бормотал госпоже Подруге на ухо, но Серилла, не слушая, вежливо пригласила всех войти в дом и принять участие в «обсуждении городских дел за дружеским круглым столом» – так, кажется, она выразилась. Одна беда: стоило им рассесться за столом переговоров (а сидели как на иголках), как за окнами, в городе, заревели трубы и ударил набат. Все кинулись наружу. «Предательство!» – думал Рэйн на бегу, но часовой, выставленный на крыше, уже кричал, что в море показались корабли калсидийцев. Роэд Керн тотчас выхватил меч и начал орать, что, мол, «новые купчики» вознамерились нанести удар изнутри и вконец обезглавить Удачный, пока их союзники-калсидийцы действуют снаружи. И, не ограничившись словами, Роэд во главе своры своих прихлебателей накинулся на представителей «новых». В ответ блеснули ножи – хотя буквально минуту назад все дружно божились, что пришли безоружными. Вот так и вышло, что первая кровь очередного приступа, начатого калсидийцами, пролилась не на городских стенах, а на пороге бывшего дома Рестара. По счастью, до убийства не дошло, и благодарить за это следовало предводителей Совета. Почтенные старцы с редким единодушием выступили против Роэда и сумели-таки развести враждующие стороны, не допустив ничего непоправимого. Другое дело, что и чаемому заседанию не суждено было состояться, ибо представители сословий со всех ног кинулись по домам. Не столько потому, что очень боялись Роэда; просто у каждого имелась семья, и ее нужно было защитить от калсидийских налетчиков.

Это произошло три дня назад…

Нападение на город оказалось очень серьезным. Парусные корабли и гребные галеры вломились в гавань Удачного, воины посыпались прямо на пирсы и причалы, как муравьи. Им удалось разогнать защитников порта, по-прежнему не организованных в четкие воинские отряды, и даже захватить Кендри. Рэйн видел, как калсидийские моряки выводили его из порта. Он уходил очень неохотно, тяжело раскачиваясь и изо всех сил противясь весельным лодкам, выводившим его на буксире. Что было дальше с ним и его командой, Рэйн не знал до сих пор. Он мог только гадать, сумеют ли враги заставить Кендри подняться вверх по реке к его родному Трехогу. Что, если они взяли в заложники членов его семьи и додумаются пригрозить кораблю, что убьют их в случае его отказа?

Теперь в руках калсидийцев были порт и прилегавшие к нему здания: можно сказать, что их жадные лапы стискивали самое сердце Удачного. Бои шли каждый день, враги медленно, но верно продвигались все дальше. При этом они тащили на свои корабли все, что можно было унести, а что унести не удавалось – планомерно сжигали. Разрушений, подобных нынешним, Рэйн в жизни своей еще не видал… Калсидийцы пощадили только несколько крепких лабазов, куда складывалось награбленное, да несколько каменных домов, удобных для обороны. Все прочее просто прекратило существовать. А сколько погибло людей! Калсидийцы всего менее склонны были считаться, кто перед ними: торговец из старинной семьи, «новый купчик», рыбак, разносчик булочек, шлюха или знатная дама. Они грабили, насиловали и убивали всех без разбора. Сгорел и длинный ряд добротных домов, где жили поселенцы с Трех Кораблей. Калсидийцы спалили жилища рыбаков и их лодки и убили всех, кто пробовал сопротивляться. Уцелевших приютили соседи, до которых еще не докатился разгром.

Никаких условий калсидийцы не выдвигали, на переговоры не шли. Поэтому о сдаче не стоило и помышлять. Тех, кто попадал в плен, немедля заковывали и отвозили на один из парусных кораблей. Этих людей ждала рабская участь. Ну а жители Удачного перестали выискивать в своей среде сторонников и шпионов Калсиды. Если даже таковые имелись, ни на какую особую участь им рассчитывать не приходилось. Захватчики не ведали жалости. Ничей дом покамест не был ими пощажен.

Грэйг вдруг перестал похрапывать, а потом негромко подал голос. Он сказал:

– Это не обычный набег. Они хотят перерезать нас и обратить в рабство, чтобы поселить здесь своих. С тем чтобы наш край стал частью Калсиды.

– Ну вот, – огорчился Рэйн. – Сам с боку на бок кручусь и тебе спать не даю.

– Да нет, я и без того уже проснулся. Знаешь, я так устал ждать!.. Все понятно, способное войско в один миг не организуешь, но, пока туда да сюда, сколько всего погибнуть успело… Сердце кровью обливается! И вот наш день вроде настал, каждый миг тянется, поскорей бы… а мне все кажется, что мы плоховато приготовились, чего-нибудь не учли… Да тут еще маму с девчонками никак в горы не выгнать. Хоть отсиделись бы там, пока тут все отгремит.

– И мы с миром не упокоимся, – подытожил Рэйн мрачно. – У всех наших руки на мечах так и чешутся… только все равно как-то плохо верится, чтобы мы победили. Даже если нам удастся сбросить их в море, они просто отойдут подальше на кораблях, а потом устроят новый налет. Допустим, мы отобьем гавань и удержим ее, но они-то попросту держат Удачный! За самую глотку! Они не дают нам торговать, а без торговли долго ли мы продержимся?

– Не знаю, но какой-нибудь выход непременно найдется, – упорствовал Грэйг. – Нет худа без добра: несчастье нас по крайней мере сплотило. Я так думаю: уже самые твердолобые, и те поняли, что сословиями кичиться – себе могилу копать!

Рэйн задумался, что бы такого хорошего сказать другу перед решительным боем, но на ум так ничего и не пришло.

– Надежда-то есть, но слабенькая, – проговорил он наконец. – Если вовремя подойдут наши живые корабли и зададут им жару, то, надобно думать, весь Удачный поднимется заодно. Если удастся зажать калсидийцев между берегом и выходом из гавани – тут им конец точно придет. Всех порешим!

– Вот бы узнать, где наши корабли… и сколько их уцелело, – выговорил Грэйг с беспокойством. – Боюсь, слишком далеко калсидийцы их заманили. Они ударились отступать, а наши и ринулись следом. Почем знать, может, там, в открытом море, их более сильный флот поджидал? Вот уж глупость так глупость отмочили. Расхлебывай теперь!

– Мы же купцы, а не воины, – отозвался Рэйн. – В этом всегда была наша сила… но и главная слабость тоже, как выяснилось. Нам нет равных по части переговоров и сделок, но сделок-то как раз наши недруги и не признают. А боевого опыта у нас кот наплакал.

Грэйг то ли вздохнул, то ли застонал…

– Надо было мне быть в тот день на «Офелии», – сказал он. – Лучше бы я с ними ушел! Теперь вот жди, надейся непонятно на что и гадай, что там с папой и нашим корабликом… Ничего нет хуже неизвестности!

Рэйн долго молчал. Он-то знал, как неистово ранит сердце такое вот подвешенное состояние. Он не стал говорить Грэйгу, будто полностью понимает его чувства. Это значило бы даже обидеть его. Всякий человек сам для себя единственен и неповторим, и боль у каждого – своя…

– Коли мы оба не спим, – сказал он наконец, – давай-ка лучше вставать. Поговорить можно и на кухне. Там хоть Сельдена не разбудим.

– Уже разбудили, – негромко отозвался мальчик. И сел на постели: – Я решил. Я сегодня с вами отправлюсь. Я буду драться.

– Нет, – отрезал Рэйн для начала. Потом решил смягчить свой отказ: – Не думаю, что это хорошее решение, Сельдей. Сам посуди: ты, может быть, в своей семье единственный наследник. Тебе нельзя жизнью рисковать!

– Отсиживаться здесь и ничего не делать – вот это в самом деле риск, – сказал Сельден. – Ну, Рэйн, пожалуйста! Когда я с мамой и бабушкой, они… ну, я знаю, что они хотят как лучше, а получается, что я все как маленький. Мне говорят, что я должен учиться быть мужчиной, а как я научусь, если я среди мужчин не бываю? Мне надо пойти с вами сегодня! Я должен!

– Сельден, если ты отправишься с нами, скорее всего получится так, что мужского возраста ты уже не достигнешь, – строго предупредил Грэйг. – Ты останешься здесь и в случае чего защитишь бабку и мать. Это лучшее, что ты можешь сделать для Удачного. Вот в чем твой долг!

– Ты меня еще по головке погладь, – огрызнулся Сельден. – Если сражение докатится прямо сюда, нас всех точно поубивают, потому что если это случится, значит, вы все будете считай что погибши. Я иду с вами, и все! Я знаю: вы думаете, будто я под ногами буду мешаться, что вам меня без конца спасать придется, ну и все такое… Но я не буду мешать! Честное слово! Ну вот самое честное-пречестное!

Грэйг собрался возражать.

– Пошли в самом деле на кухню, – вмешался Рэйн. – А то без кофе голова что-то плохо варит.

– Кофе давно кончился, – буркнул Грэйг. – Чай вроде еще где-то валялся. Так что и без кофе будешь хорош!

Оказалось, не только их троих одолела бессонница. На кухне уже растеплили очаг, над ним понемногу булькал котел со свежей овсянкой. Мать и сестра Грэйга и с ними обе представительницы семьи Вестритов метались туда и сюда, соображая, что бы такое еще сделать. В эти последние часы перед решительным делом праздность для них была хуже смерти, но, увы, заняться было решительно нечем. Не готовкой же в самом-то деле!

Из зала доносился приглушенный гул голосов. Там завтракал проснувшийся народ, и на кухне только успевали нагружать подносы. Экки Келтер была среди тех, кто носил их и расставлял по столу. Она дружески улыбнулась Грэйгу, наливая ему в кружку дымящийся чай, и сказала:

– Наши поджигатели уже выступили. Хотят загодя встать по местам, прежде чем начнется сражение!

У Рэйна сердце вдруг застучало быстрей. Дело, о котором было столько разговоров, вдруг начало воплощаться в самую что ни на есть жизнь. Очень скоро из лабаза семьи Друр, стоящего подле самых причалов, повалит столб густого дыма. Это будет сигнал всем отрядам: вперед! Лабаз выбрали не случайно. Отчаянные разведчики – в большинстве своем пронырливые мальчишки из числа бывших рабов – выведали, что именно там калсидийцы в основном складывали добычу. Следовало предположить, что, когда там полыхнет, тушить пожар побегут очень многие. Удачный готов был пожертвовать отнятым у него добром ради того, чтобы собрать изрядную часть захватчиков более-менее в одном месте. Тем более что поджигатели не собирались ограничиваться единственным складом. Очень скоро в калсидийские корабли полетят горящие стрелы. К тому времени под водой к вражьим судам подберется целая артель рыбаков, густо обмазавшихся жиром, чтобы не застыть. Они займутся парой-тройкой якорных цепей и, надо думать, сумеют с ними разделаться.

В общем, многое было придумано с целью учинить в калсидийском тылу как можно больше переполоха. Когда же это произойдет – тут-то с суши и ударят главные силы. Горожане вооружились кто чем мог. Кто-то вытащил из кладовок прадедовские мечи, кто-то приготовил дубины, мясницкие ножи, рыбацкие багры – и так далее, вплоть до серпов. Купцы, рыболовы, садовники, рабы из господских кухонь – все были готовы обратить орудия своего ремесла в воинское оружие. Подумав об этом, Рэйн на мгновение крепко зажмурился. «И так скверно, что придется погибнуть, – подумалось ему. – Но больно уж убогое воинство… Это против калсидийцев-то… Ведь передушат как кур…»

Рэйн налил себе еще чаю. И молча пожелал всяческой удачи чумазым поджигателям и водолазам, уже кравшимся где-то в темной и дождливой ночи.

Сельден, сидевший подле него, вдруг нашел и стиснул под столом его руку. Рэйн вопросительно посмотрел на него, и мальчик вдруг угрюмо улыбнулся:

– Я чувствую это… А ты?

– Бояться – самое обычное дело, – ответил Рэйн так же негромко. Сельден, однако, лишь покачал головой и выпустил его руку. У Рэйна так и упало сердце. Младший братишка Малты в свои юные годы успел насмотреться такого… Не повлияло ли это на его разум?

Роника Вестрит поставила на стол плетенку, полную свежих хлебцев. Седеющие волосы женщины были туго заплетены в косу и сколоты вокруг головы. Рэйн поблагодарил Ронику и увидел в дверях свою мать. Она была без вуали. Жители Дождевых Чащоб перестали прятать свои лица с того самого времени, когда Рэйн первым сбросил вуаль на совете сословий. Рэйн тогда рассудил справедливо: да, мол, у меня чешуя, бугрящиеся наросты и медные с подсветкой глаза… ну и что? Сильно это все отличается от татуировок, запятнавших лица рабов?

Его мать убрала волосы почти в такую же прическу, как у бабушки Вестрит, и сменила обычные свои пышные юбки на брюки. Рэйн удивленно покосился на нее, с какой, мол, стати, и Янни ответила:

– Ну не в них же мне путаться, когда будем драться.

Сын вытаращил глаза, ожидая, что мать вот сейчас улыбнется и обратит свои слова в шутку, но Янни так и не улыбнулась. Лишь негромко добавила:

– Не возражай. Мы так и знали, что вы, мужики, встанете на дыбы. Лучше вспомни: когда наши предки впервые прибыли в эти места, женщины и дети рисковали ничуть не меньше мужчин! Мы все идем сегодня в бой, Рэйн. А если придется погибнуть – уж лучше пасть в битве, чем жить рабынями на чужбине и вечно оплакивать своих мужчин, отдавших жизнь в попытке нас защитить!

– Весьма вдохновляюще… – Грэйг вымучил хилую улыбку и посмотрел на мать: – Ты… тоже?

– А ты как думал? Неужели полагал, что я гожусь только кашу тебе стряпать да в бой посылать? – возмутилась Нарья Тенира. И выставила на стол дымящуюся яблочную запеканку, чтобы добавить намного мягче: – Вот, сынок… Твоя любимая, я же помню. А еще у нас найдется мясо, пиво и сыр. Тем, кто ушел первым, нужна была добрая еда, ведь там холодно!

Все очень хорошо понимали, что, вполне возможно, сидят за общим столом в самый последний раз. Так зачем скупиться? Если сегодня калсидийцы все-таки победят – что ж, пусть им достанутся пустые погреба и кладовки. А будем живы – значит, и пропитание себе какое-никакое найдем. Сегодня самые любимые люди готовились положить жизнь, так о каких припасах могла идти речь? Все на стол!

И даже несмотря на угрозу близкой смерти – а может, именно благодаря ей, – теплый запах печеных яблок, щедро сдобренных корицей и медом, казался Рэйну вкусным как никогда. Грэйг нарезал запеканку большими ломтями. Рэйн положил кусок Сельдену, другой взял сам. И тихо сказал:

– Спасибо.

Больше ничего в голову ему не пришло.

Тинталья кружилась над гаванью Удачного, и глухой гнев мало-помалу перерастал в кипящую ярость. Да как они смеют вот так обращаться с драконом? Пусть она и пережила весь свой род, но она по-прежнему была Владычицей Трех Стихий, и никто еще этого не отменил. Тем не менее в Трехоге ее выставили вон, как какую-нибудь нищенку, взявшуюся попрошайничать у дверей. Когда она облетела висячий город и проревела, давая знать о своем возвращении, они даже не подумали очистить причал, убрав с него людей и добро! Она все-таки села, сметая ударами крыльев ящики и бочонки. Люди с воплями разбежались и… попрятались от нее, чтобы более не показываться. Такой вот прием. И это вместо того, чтобы должным образом приветствовать ее и вынести угощение!

Она долго ждала на берегу, твердя себе, что они, верно, перепугались. Сейчас они придут в себя и тогда-то примут ее по достоинству. Ничего подобного!

В итоге они все же вышли к ней. Это была шеренга мужчин, несших сооруженные на скорую руку щиты, луки и длинные копья. Так не слуги идут к господину, а охотники на опасного зверя!

И все-таки Тинталья сдержала свой гнев. Она понимала: слишком много поколений успело смениться с тех пор, как пращуров этих людей в последний раз посещали драконы. Наверное, они забыли, как ее следовало встречать. Нельзя же их за это наказывать… Тинталья обратилась к ним так, как если бы они оказали ей должное уважение. И что? Некокорые разинули рты, словно не в состоянии понять самых простых слов, а остальные закричали «Она говорит!.. Она говорит!..» – как будто это было какое великое чудо. И вновь она ждала, пока они наговорятся между собой и вспомнят о ней. И правда, они вытолкнули вперед какую-то женщину. Та ткнула в сторону Тинтальи трясущимся копьем и осведомилась:

«Ты что тут делаешь?»

Она могла бы придавить склочную бабу, что называется, одной лапой. Или опрыскать ядом из пасти. Тинталья не сделала ни того ни другого. Лишь спросила:

«Где Рэйн? Позовите его сюда».

Женщина крепче ухватила копье – вероятно, чтобы оно не тряслось так заметно. И пронзительно завопила:

«Нету его здесь, нету! Убирайся, пока мы на тебя не напали!»

Тинталья ударила хвостом, отчего в реку обрушилась целая пирамида бочонков.

«Тогда пришлите сюда Малту, – сказала она. – Или еще кого-нибудь, у кого хватит ума разговаривать без дурацких угроз!»

Женщина проворно отскочила за спины так называемых воинов и стала о чем-то советоваться с ними. Потом вылезла на шажок вперед и объявила:

«Малта погибла, а Рэйна здесь нет!»

«Малта жива, – начала раздражаться Тинталья. Их общность с Малтой ощущалась слабей прежнего, но совсем не исчезла. – Вот что, пустая болтовня мне надоела. Позовите Рэйна! Или скажите, где его найти!»

Женщина, кажется, покрепче поставила ноги на деревянный настил.

«Его нет здесь! И больше я тебе ничего не скажу! Убирайся!»

Терпение драконицы начало лопаться. Она вздыбилась на задних лапах и затем всем весом рухнула на четвереньки, так что плавучий настил затрещал и бешено закачался.

Половина воинов во главе с женщиной попадали на колени, остальные кинулись наутек. Новый удар могучего хвоста снес в воду остатки товаров, сложенных на причале. Быстрое движение гибкой шеи – и, выхватив из рук женщины жалкое копьецо, Тинталья одним ударом челюстей раскрошила его в щепы. Выплюнула ошметки и проревела:

«Где Рэйн, я спрашиваю?»

Она не то чтобы придавила лапой крикливую тетку – одним когтем пригвоздила ее одежду, но та не могла ни вырваться, ни убежать.

«Не говорите ей, не говорите…» – пискнул кто-то, но тут вперед протиснулся молодой воин.

«Не убивай ее! Пожалуйста, не убивай! – взмолился он, обращаясь к Тинталье. И ошпарил своих сотоварищей яростным взглядом: – Тоже выдумали! Жертвовать Валой ради Рэйна! Это он вызвал драконицу, сам пускай с ней и разбирается! Рэйн уехал отсюда, крылатая госпожа. Он сел на живой корабль „Кендри“ и отправился в Удачный. Если он тебе нужен, там его и ищи. А здесь его нет! И ты от нас ничего не добьешься, кроме драки!»

Кто-то закричал на парня, обзывая его предателем и трусом, но большинство взяло его сторону. И те и другие без конца повторяли, чтобы она убиралась. Подобру-поздорову. Тинталья и сама рада была с ними расстаться – ее уже тошнило от отвращения к этим беспамятным. Она выпустила пойманную дуру бабу и наказала неучтивый народ тем, что легким движением когтистых передних лап вдребезги разнесла доски причала. Крепкое дерево крошилось, как сухая листва. Еще удар хвоста – и та же участь постигла две гребные лодки, стоявшие у пристани. Просто чтобы эти безмозглые двуногие начали понимать, с какой легкостью она могла бы уничтожить их всех.

«Я весь ваш город могла бы разметать, не притомившись! – рявкнула она, обращаясь к перепуганной толпе. – Запомните это, мелюзга! И еще помните: я непременно вернусь! А когда я вернусь, то обязательно научу вас вежливому уважению. Вы еще узнаете, как следует чтить Повелителей Трех Стихий!»

Они решили быть героями и напали на нее. Вернее, попытались напасть. Несколько человек побежали к ней, наставляя копья. Она не стала их трогать. Она просто развернула крылья, легонько подпрыгнула – и снова всем весом обрушилась на причал. Этого оказалось достаточно, чтобы противоположный край настила взлетел кверху, запустив в воздух, как из катапульты, всех несостоявшихся драконоборцев. Падали они, прямо скажем, нехорошо. По крайней мере один угодил в воду. Тинталья не стала ждать новых, еще менее почтительных деяний с их стороны – и взлетела, оставив покореженный причал раскачиваться и плясать. Народ внизу вопил, размахивал кулаками, прятался под деревья.

Ну и пусть их. Тинталья стремительно уходила ввысь. Удачный!.. Должно быть, речь шла о том вонючем городишке на побережье, над которым она давеча пролетала. Что ж, поищем Рэйна еще и там. С ним у нее, помнится, разговор однажды получился. Значит, получится и вдругорядь. И уж он-то небось сумеет им объяснить, что за гнев падет на их головы, если они не поторопятся исполнить ее волю!

И вот она была тут. Парила в потоках стылого ветра, овевавшего город. В небе постепенно меркли далекие звезды. Внизу, в спящем городе, виднелось всего несколько желтых крохотных огоньков. Ничего, скоро рассвет. Скоро человеческое гнездо начнет шевелиться.

Тинталья начала уже загодя подыскивать себе место для приземления, когда ее обоняния коснулся отвратительный запах гари. Нет, не обычного дровяного дымка, сопутствовавшего жилищам людей. Так могло пахнуть только пожарище – свежий шрам от огня, пожравшего не просто дрова, но и все способное гореть, в том числе плоть. Она присмотрелась. Гавань была битком набита судами, а вдоль набережных горели сторожевые костры, разделенные неодинаковыми промежутками. У костров беспокойно расхаживали двуногие. Тинталья порылась в памяти. Ну конечно. Война! Там, внизу, происходила война, и она-то производила столь мерзостные звуки и запахи.

Прямо на глазах у драконицы одно из зданий у самой воды внезапно полыхнуло и окуталось ярко-рыжим пламенем. Сразу же начался ужасный шум и гам. Острое зрение Тинтальи мгновенно различило силуэты нескольких людей, скрытно удалявшихся от места пожара, в то время как со всех сторон сбегались другие – и в гораздо большем числе.

Драконица спустилась пониже, стараясь разобраться, что же происходило. И почти сразу шарахнулась, услышав явственно узнаваемый свист стрел. Однако целились не в нее. Горящие стрелы воткнулись в борт какого-то корабля и стали гаснуть одна за другой. За первым залпом последовал второй. На сей раз на одном корабле вспыхнул и занялся свернутый парус. Тинталья торопливо ушла вверх, и ветер, поднятый ее крыльями, раздул ревущий огонь. Люди, кинувшиеся по причалу к объятому пламенем кораблю заметили Тинталью и.разразились воплями изумления. Забыв про гибнущее судно, они указывали пальцами на драконицу, подсвеченную снизу бушующими языками пламени.

Вот пропела чья-то тетива, и мимо Тинтальи промелькнула стрела. Она легко уклонилась, но в нее стреляли еще и еще. Одна стрела даже угодила в нее, отскочив от плотной чешуи на брюхе. Тинталья была ошарашена и оскорблена. Они что, в самом деле вознамерились вред ей причинить? Люди собрались что-то противопоставить воле дракона?

Гнев, охвативший ее, невозможно передать никакими словами. Поистине, небеса оставались пустыми слишком уж долго! Да как посмели глупые двуногие возомнить себя хозяевами этого мира? Требовалось срочно преподать им всю глубину их заблуждений.

Тинталья выбрала самый большой корабль, сложила крылья по-соколиному – и ринулась вниз!

Ей никогда прежде не доводилось биться с кораблем. Драконья память великого множества жизней хранила считанные эпизоды схваток с людьми. Что ж, будем учиться прямо на ходу! Тинталья вцепилась было когтями в оснастку, но это была плохая идея. Судно раскачивалось, уходя от ее напора, к тому же лапы норовили запутаться в канатах. Тинталье понадобилось бешеное усилие, чтобы наконец вырваться. Она заработала крыльями, заново набирая высоту. Там, высоко над гаванью, она стряхнула с когтей прицепившиеся веревки, клочья парусины, обломки рей. И не без удовольствия проследила, как все это добро валится вниз, чтобы с треском рухнуть на палубу какой-то галеры, – отчего та немедленно затонула.

Следующей своей жертвой Тинталья избрала двухмачтовое судно. Его команда, увидев несущуюся на них драконицу, открыла торопливую стрельбу. Стрелы стучали по ее броне, не причиняя ничего, кроме щекотки, и падали обратно на палубу. В самый последний миг Тинталья отвернула в сторону и уже в развороте что было силы хлестнула хвостом сразу по обеим мачтам. Они упали, перерубленные пополам. Вниз рухнула увесистая масса дерева, канатов и ткани, но драконица была уже далеко. На бреющем полете прошла она над палубой ближайшей галеры и увидела, как моряки прыгают через борт в море. Тинталья заревела в восторге. Быстро же они выучились страшиться ее!

Суденышки поменьше вставали на дыбы от одного биения ее крыл. Дикий хор воплей, визга, стонов сопровождал каждое мгновение ее ярости. Она опять свечой ушла вверх и совершила круг над гаванью. Ленивое зимнее солнце наконец-то выбралось из-за горизонта, и на поверхности темной воды заплясало крылатое отражение Тинтальи – синее, сверкающее, прекрасное. Зоркие глаза драконицы заново обежали город. Кое-где дымили пожары, но с огнем никто не боролся. Двуногие прекратили резаться между собой – все глаза были устремлены на нее, все замерли без движения, парализованные зрелищем поистине высшей силы. Они благоговели, потрясенные мощью и величием ее гнева. Ее сердце так и забилось от этих взглядов, аромат их страха опьянил ее сознанием собственной власти. Она набрала полную грудь воздуха и испустила тонкий пронзительный крик, сопроводив его молочно-белым облачком распыленного яда. Ветерок подхватил его и понес в сторону кораблей… И очень скоро оттуда, к вящему удовольствию Тинтальи, раздались отчаянные возгласы боли. Там, на тесно скученных судах, мельчайшие капельки прожигали чью-то кожу и глубоко въедались в плоть, во внутренности, в кости – и прожигали их насквозь, чтобы выйти с другой стороны корчащихся тел. Это был боевой яд, происходивший из отравленных вод, давших ей жизнь, яд, способный расплавить крепчайшую броню матерого дракона. Что ему хилые, водянистые человеческие тела? Он пронизывал их, не растрачивая своей убийственной силы, и с той же легкостью вгрызался в деревянные палубы их жалких кораблей. Самомалейшая капелька причиняла рану, уже неспособную затянуться. «Вот вам, ничтожные, вздумавшие обратить против меня свои стрелы!»

И словно в довершение ее торжества, сквозь треск обильного пламени и вечную песню ветра ее слуха достиг один-единственный голосок, ясный и чистый. Она завертела головой, определяя, откуда он доносился. Это был голос мальчика, по-детски высокий, но не пискливый.

– Тинталья, Тинталья! – выводил он мелодично. – О синяя королева неба и ветров! Славная Тинталья, способная быть ужасной в своей мощи и красоте, великолепная в своем царственном гневе! Тинталья, Тинталья!..

Она наконец рассмотрела маленького певца. Он стоял на высокой куче какого-то мусора, думать не думая, что является отличной мишенью для стрел. Он стоял прямо и тянулся к ней, ввысь, воздевая тонкие руки, и воспевал ее словами древнего гимна на языке Старших. Он даже умудрился вставить в песнь ее имя! А как он пел, как он замечательно пел!..

Мощные крылья поймали ветер, польщенная Тинталья развернулась и стала снижаться изящными, торжественными спиралями, паря над Удачным. Песня мальчика была ее короной и шлейфом… она казалась сродни заклинанию. Во всяком случае, Тинталья не могла не приблизиться к тому, кто так чудесно ее восхвалял. Она спускалась все ниже и ниже, зачарованная словами истинного обожания. Изуродованные корабли ставили последние клочки парусов, удирая из гавани, где их постигла столь жестокая участь. Тинталья их не преследовала. Пусть их! Они были ей более неинтересны.

Город был очень плохо приспособлен для того, чтобы оказывать почести наведавшемуся дракону. Тем не менее рядом с маленьким песнопевцем обнаружилась площадь, вполне пригодная для посадки. Тинталья забила крыльями, опускаясь на мостовую. Двуногие разбегались, думая (Ха!..) укрыться за разрушенными домами. Ей не было до них особого дела. Встав на лапы, она отряхнула громадные крылья и сложила их на спине. Ее голова на гибкой шее раскачивалась в такт завораживающему гимну.

– Тинталья, Тинталья! – выводил мальчик. – О ты, просиявшая ярче солнца, звезд и луны! О ты, кому завидует синий луч радуги! О ты, в чьем присутствии меркнет блеск чистого серебра! Тинталья быстрокрылая, чьи когти остры, чье дыхание несет смерть недостойным! Тинталья, Тинталья!..

Ее глаза замерцали от удовольствия. Сколько лет минуло с тех пор, как драконам последний раз возносили хвалы? Она присмотрелась к мальчику и увидела, что он был искренне очарован. Его глаза светились восторгом: им выпало счастье отражать ее красоту… Тинталья вспомнила, что ей доводилось уже прикасаться к этому сыну двуногих. Ну как же! Он был с Рэйном, когда она спасла их из разрушенного чертога. Так вот, значит, в чем дело. Подобное бывало и раньше: некоторых мгновенно живущих прикосновение дракона попросту околдовывало. Особенно этому были подвержены их дети. Тинталья с любовью смотрела на малыша. «Подумать только, сущая бабочка однодневка, да и то едва вылупившаяся. А вот стоит ведь передо мной – и поклоняется, не испытывая ни малейшего страха!»

Тинталья даже развернула крылья в знак одобрения. Это была величайшая похвала, которой дракон мог удостоить человека, пусть даже гимн юного певца заслуживал ее не вполне. Мальчик пел очень неплохо, но по малости лет просто не мог быть правильно обученным певцом. Крылья Тинтальи мелко вибрировали, отбрасывая синие и серебряные блики. Мальчик задохнулся от восторга и умолк, не в силах продолжать.

Драконица оглянулась на прочих людей, и ей стало смешно. Они держались поодаль, предпочитая созерцать ее из-за деревьев, из-за углов разрушенных зданий. Они сжимали оружия и тряслись от страха перед нею. Тинталья изогнула длинную шею и стала прихорашиваться, заодно показывая им железные бугры мышц.. Потом не торопясь вытянула когти, так что из мостовой полетели камни. Склонила голову и внимательно посмотрела на своего маленького обожателя. Ее глаза замерцали, вбирая его душу: она почувствовала его всего целиком, вплоть до мучительно сладкого биения крохотного сердечка в груди. Тинталья выпустила его, и он долго не мог отдышаться, хотя некоторым чудом сумел устоять на ногах. Воистину, этот малыш был достоин воспевать славу драконам!

– Ну, певец? – промурлыкала она, забавляясь. – Небось, попросишь чего-нибудь за доставленное удовольствие?

Мальчик смело ответил:

– Я пел просто потому, что само твое существование уже есть восторг.

– Хороший ответ, – похвалила она.

Взрослые двуногие понемногу переставали прятаться и подходили к ним с Сельденом, впрочем держа оружие наготове. Ох, ну до чего глупые… Тинталья небрежно щелкнула кончиком хвоста, совсем легонько, но так, что из мостовой опять полетели камни, и их как ветром сдуло. Она расхохоталась.

Нашелся, впрочем, один, кто отнюдь не побежал, а, напротив, отважно вышел навстречу. Конечно, это был Рэйн. Он даже держал в руке меч – но острием вниз.

– Ты все же вернулась, – сказал он ей. – Зачем?

Она только фыркнула.

– А почему бы мне и не вернуться? Я летаю, где хочу, и ни у кого не спрашиваю позволения, человечек. Так что не тебе задавать вопросы Владычице Трех Стихий. Бери пример с маленького: он выбрал гораздо более благодарную роль. Не хочешь ему уподобиться?

Рэйн упер в землю конец окровавленного меча. От него самого пахло кровью, дымом и потом: он только-только вышел из боя. У него хватило наглости недовольно нахмуриться.

– Ты изгнала из гавани несколько вражеских кораблей и полагаешь, что мы землю будем перед тобой целовать?

– Высоко ты заносишься, Рэйн Хупрус. Что мне ваши враги? Или чьи-то еще? Я обратилась против них, ибо они были нелюбезны со мной. Они пытались стрелять в меня – и сполна поплатились за это. И так будет со всяким, кто станет мне дерзить.

Темноволосый Рэйн Хупрус сделал еще шаг вперед. Теперь она видела, что он опирался на свой меч, как на палку. Он был совершенно вымотан боем, на его левой руке потеками запеклась кровь. Когда он задрал голову, чтобы посмотреть ей в глаза, солнце заиграло на чешуях, украсивших его лоб. Тинталья дернула ушами: ей опять стало смешно. Он носил ее отметину, но даже не догадывался об этом. Он принадлежал ей… и при этом – забавно-то до чего! – порывался противопоставлять ей свою волю. Вот мальчик в отличие от него вел себя подобающе. Стоял, вытянувшись во весь рост, как только мог. Он тоже во все глаза смотрел на Тинталью, но в его взгляде был не вызов, а благоговение. «Да, – подумалось ей, – у малыша определенно есть задатки…»

Увы, для того, чтобы как следует развить эти задатки, требовалось время, а его-то у нее сейчас как раз и не было. Если она хотела спасти уцелевших морских змей, двуногих следовало приставить к делу и как можно быстрей. Тинталья сосредоточила внимание на Рэйне. Весь ее опыт знакомства с людьми говорил о том, что остальные скорее послушают его, чем какого-то мальчишку. Значит, его надо сделать посредником.

– Я хочу поручить тебе кое-что, Рэйн Хупрус, – сказала она. – А именно, дело безотлагательной важности. Ты и твои собратья должны немедленно отложить все прочие свои занятия и даже не думать ни о чем постороннем, пока это дело не будет завершено!

Он смотрел на нее снизу вверх, явно не понимая, о чем идет речь. И с какой стати. Другие люди понемногу вылезали из руин и отваживались приблизиться. Ровно настолько, чтобы иметь возможность слышать ее разговор с Рэйном, не привлекая к себе недолжного внимания. Они таращили на нее глаза и, кажется, были равно готовы и приветствовать ее, и удирать без оглядки. Они гадали, кто она: их защитница или врагиня? Она предоставила им возможность недоумевать и далее и устремила всю свою волю на Рэйна. Рэйн, однако, не спешил покоряться. – Теперь ты сама высоковато заносишься, – сообщил он ей ледяным тоном. – Что за радость мне трудиться ради тебя, драконица?

Такие слова не удивили ее. Скорее она их ожидала. Тинталъя приподнялась на задних лапах и развернула крылья, напоминая зарвавшемуся человечку, насколько она велика и ужасна.

– Значит, тебе не в радость жить, Рэйн Хупрус? – осведомилась она.

Ему полагалось бы в ужасе пасть ниц, но он и не подумал пугаться. Наоборот, он рассмеялся ей в глаза!

– Вот тут ты угадала… змея подколодная. Жизнь мне в самом деле не в радость, и благодарить за это надо тебя. Ты бросила Малту на верную смерть, Тинталья, и тем самым утратила всякое мое уважение. Потому что вместе с Малтой умер и я сам. Так что валяй, делай со мной что хочешь, драконица. Никакой покорности от меня ты все равно не добьешься. Знай: я сожалею о том, что боролся за тебя, пытался выпустить на свободу. Лучше бы ты сдохла там, в вечной тьме, зато моя любимая сейчас была бы жива!

Тинталья потрясенно выслушала его речь до конца. Вот это уже было нечто новенькое! Мгновенно живущий был не просто запредельно груб с нею. Он действительно утратил всякое чувство благоговения перед нею. Крохотный жалкий двуногий, этот мотылек-однодневка был в самом деле готов умереть прямо здесь и сейчас, потому что – Тинталья всмотрелась в его глаза, – потому что был свято уверен: она позволила умереть его подруге. Этой, как ее… Ну да, той самой. Малте.

– Да жива она, твоя Малта, – презрительно бросила Драконица. – Сколько высоких чувств и прекрасных слов – и добро бы по делу, а то по воображаемому поводу! Хватит глупостей, Рэйн Хупрус! И потом, дело, о котором я говорю, неизмеримо важнее, чем совокупление одного-единственного человечка с приглянувшейся самкой. Я хочу оказать тебе величайшую честь: поручить дело, могущее спасти от гибели все мое племя!

Рэйн исполнился безграничного презрения. Ему ли было не знать, что драконица бесстыдно лгала. Он сам с помощью Кендри обшарил все закоулки низовий реки, но нигде не нашел никакого следа любимой. Малта погибла. Тинталья обманывала его, стараясь подчинить своей воле. Рэйн смотрел мимо нее и молчал. Пусть разотрет его по камням, пусть сожжет ядом. Ему было все равно. Больше она не дождется от него ни единого слова. Он повыше поднял голову, сжал зубы и стал ждать смерти.

Но вместо разинутой пасти драконицы он увидел нечто такое, отчего у него округлились глаза. Глядя мимо Тинтальи, он заметил некие тени, скользившие в развалинах у нее за спиной. Они двигались короткими перебежками, подбираясь все ближе к драконице. Кожаные доспехи, длинные хвосты волос… калсидийцы! Они потеряли множество кораблей и, наверное, сотни воинов, но охоты нападать это у них не отбило. Судя по всему, они собрались напасть непосредственно на Тинталью. Рэйн увидел у них в руках мечи, копья, боевые топоры и скривил губы в угрюмой улыбке. Такой оборот дела устраивал его как нельзя лучше. Пусть его враги бьются между собой. Когда они разберутся друг с дружкой, он разберется с победителем. Или победитель – с ним… Это не имело значения. Он смотрел на калсидийцев и молчал, мысленно желая им удачи.

В это время вперед выскочил Грэйг Тенира.

– Драконица, оглянись! – закричал он. – Люди Удачного, все за мной!

И первым бросился на врагов, сопровождаемый всего-то горсткой своих домашних, сплошь окровавленных, шатающихся от усталости. Маленькие, слабые люди кинулись защищать Тинталью, грозную и непобедимую.

Она мгновенно повернулась кругом, навстречу нападавшим, и с яростным ревом расправила громадные крылья, даже не заметив, что сшибла с ног нескольких своих защитников. Распахнув бездонную пасть, она прыгнула на калсидийцев…

И дохнула.

Последствия были ужасны.

Закаленные воины, увешанные ожерельями из человеческих пальцев, шарахнулись прочь, визжа, точно малые дети, опрокинувшие котелок с кипятком. Их лица мгновенно залились кровью. Еще мгновением позже кожаные брони и самая одежда обратилась в клочья и упала с окровавленных тел. Кто-то пытался бежать, но, сделав всего несколько шагов, шатался и падал. Иные тела разваливались на части, даже не долетев до земли. Те, кто оказался от драконицы дальше прочих, а значит, получил меньшую порцию яда, поспешно принялись отступать, но тоже далеко не ушли. Один за другим они падали и со звериным воем корчились на земле. Впрочем, кричали они недолго. Вопли скоро переходили в булькающий хрип и окончательно затихали. И вот воцарилась тишина… поистине оглушительная. Грэйг и его соратники молча стояли, не смея даже подойти к потерявшим всякую форму останкам.

Рэйн ощутил, как корчится все его нутро. Калсидийцы были врагами хуже бешеных собак, их следовало убивать без всякого снисхождения. Но предавать живое существо такой смерти… это было уж слишком. Бывшие человеческие тела и после смерти продолжали разрушаться, превращаясь в тошнотворную текучую жижу. Вот отвалился от позвоночника обнажившийся череп, голая кость сразу начала рассыпаться…

Тем временем Тинталья повернулась и вновь посмотрела на Рэйна. Ее глаза мерцали; быть может, ее забавлял его ужас? Дескать, ты только что утверждал, будто не ценишь жизни, маленький человечек. Так на вот тебе смерть: полюбуйся!.. Рэйн от своих слов отказываться не намеревался. Другое дело, более страшного конца да еще и постигшего сразу многих он никогда еще не видал. И даже вообразить не решался ничего худшего. Он напрягся всем телом, готовясь молча принять неизбежное.

И откуда сыскалось столько мужества у Грэйга Тениры? Загадка да и только! Он бесстрашно подошел и встал между жителем Чащоб и драконицей. Он высоко поднял меч, и Тинталья даже отшатнулась, приняв это движение за жест непочтительности, но Грэйг низко поклонился ей и сложил клинок перед нею наземь.

– Я послужу тебе, чем смогу, – предложил он Тинта-лье. – Только сделай милость, освободи нашу гавань от этих паразитов – и я готов посвятить себя любому делу, которое тебе угодно будет назначить!

Он оглянулся, без слов призывая своих товарищей подойти и присоединиться к нему. Кое-кто вправду отважился приблизиться, но большинство держалось поодаль. И лишь Сельден уверенно и без страха встал рядом с Грэйгом. Он с таким восторгом и обожанием смотрел на чудовище, что Рэйна попросту замутило. Сельден был слишком мал… драконица с легкостью обманула его. Рэйн даже спросил себя: уж не так ли, как он сейчас на Сельдена, смотрели на него мама и брат, когда он их с такой страстью уговаривал помочь драконице освободиться?.. Самая мысль о тех памятных разговорах заставила его вздрогнуть от омерзения и стыда. Это он, Рэйн Хупрус, выпустил в мир подлую тварь. И платой за совершенную глупость стала жизнь Малты…

А Тинталья с неудовольствием смотрела на Грэйга.

– Я тебе что, – спросила она, – служанка, работающая за плату? Неужели без драконов мир успел одичать настолько, что даже и это забылось? Что ж, напоминаю: волеизъявление дракона – превыше ничтожных устремлений твоего племени. Вы должны просто прекратить эту свару и тотчас заняться исполнением моих нужд!

Грэйг не успел открыть рот для ответа – вместо него заговорил Сельден.

– По-другому и быть не может, могущественная, особенно после того, как ты позволила нам узреть чудеса твоего гнева. Знай же: это не мы смеем оспаривать твою волю, это все те, другие, жаждущие захватить наш город. Ты сама видела: они попытались напасть на тебя еще прежде, нежели была изречена твоя воля. В твоей власти поразить их мощными ударами и изгнать с наших побережий, о крылатая королева небес! Избавь нас от необходимости считаться с врагами, чтобы мы могли всецело отдаться более возвышенному служению!

Рэйн недоумевающе смотрел на мальчишку. Где только тот успел научиться столь высокому штилю? И с чего это он взял, что драконицу было так легко уболтать языком? Он глазам своим не поверил, когда Тинталья наклонила голову так низко, что широкие ноздри оказались на одном уровне с поясным ремешком Сельдена. Драконица играючи толкнула его носом в живот, но так, что мальчик еле устоял на ногах.

– Ах ты, медовое горлышко, – проговорила она доброжелательно и вместе с нем насмешливо. – Уж не думаешь ли ты, будто сумеешь меня обмануть? Что достаточно польстить мне и выразиться покрасивее и я стану служить вам, как какое-нибудь животное?

– Ни в коем случае, о повелительница ветров, – прозвенел в ответ детский голос. – Я и в мыслях не держал никакого обмана. И торговаться с тобой даже не пробовал! Я лишь нижайше прошу тебя о милости, о могущественная, дабы мы могли полнее сосредоточить все силы на том задании, которое ты дашь нам! – Сельден перевел дух и продолжал: – Перед ликом твоим мы ничтожны, мы – слабые создания из породы мгновенно живущих. Мы – слуги твои по самой природе вещей. И умы наши столь же ничтожны, как и мы сами, и заполнены кратковременными помыслами, надлежащими до нашего существования. Помоги же нам, о сияющая королева, избавиться от страхов, туманящих разум! Прогони подлых захватчиков, чтобы наше сознание ничем не было замутнено, чтобы мы могли послужить тебе с открытым и ясным сознанием!

Тинталья в восторге откинула голову.

– Вот теперь я вижу, что ты вправду принадлежишь мне, – весело проревела она. – Я предполагала, что это может случиться, ведь ты был так мал и находился так близко, когда я впервые расправила крылья. Владей же воспоминаниями сотен певцов из народа Старших, малыш, и да помогут они тебе достойно нести выпавшую тебе службу! Я сделаю, как ты просишь, но не потому, что вздумала уступить, но просто затем, чтобы вы все окончательно убедились в моей мощи!

Она вздыбилась на задних лапах, вскинув голову выше некоторых крыш, и крутанулась, словно гарцующий боевой конь. Рэйн увидел, как напряглись могучие мышцы ляжек и бросили ее в полет. Порыв ветра, поднятого сине-серебряными крыльями, сшиб его с ног, он сумел подняться не сразу, а когда у него все-таки получилось, то задрал голову и с изумлением увидел, что драконица успела превратиться в крохотный силуэт на фоне небес.

Уши Рэйна словно набили ватой, но все-таки он разобрал голос Грэйга, схватившего его за локоть.

– Каким местом ты думал, когда затеял ругаться с ней? – спросил молодой торговец. Он благоговейно смотрел вслед Тинталье. – Она же… она же великолепна! И потом, она – наш единственный шанс! – Грэйг оглянулся и подмигнул Сельдену: – Ты был прав, парень. Присутствие драконицы сразу все изменило!

– Вот и я однажды в это поверил, – хмуро ответствовал Рэйн. – До сих пор раскаиваюсь. И что вас всех так слепит ее сила и красота? Она вероломна настолько же, насколько великолепна, а заботиться способна исключительно о себе любимой. Что у калсидийцев в рабстве быть, что у нее – не вижу большой разницы.

– А вот и неправда. – Сельден, маленький и худенький, как-то умудрялся смотреть на него сверху вниз. – Драконы не порабощали Старших. И нас не собираются порабощать. Есть множество способов разным народам жить в согласии, Рэйн Хупрус!

Рэйн только покачал головой.

– Где ты успел нахвататься подобных идей, мальчик? Откуда взял слова, способные направить гнев драконицы в нужное нам русло?

– Я их себе намечтал, – последовал по-детски безыскусный ответ. – Когда я мечтаю о том, чтобы снова лететь вместе с нею, я начинаю понимать, как она о себе судит. Королева небес, наездница рассветного ветра, великолепная, ширококрылая… Я разговариваю с ней теми словами, которые она сама к себе применяет. И это единственный способ беседовать с драконом. – Сельден по-взрослому скрестил руки на цыплячьей груди. – Можно сказать, это я так за ней ухаживаю. Сам-то ты, что ли, не так с моей сестрой говорил?

Неожиданное упоминание о Малте и о том, как он плел кругом нее любовные сети (в которые сам же и попался) подействовало наподобие воткнутого в спину ножа. Рэйн незряче качнулся прочь от мальчишки, прочь от его невыносимой улыбки. Сельден перехватил его, поймав за руку.

– И потом, Тинталья не врет, – добавил он тихо. Он поймал взгляд Рэйна и удержал его. – Уж мне-то можешь поверить. Мы для нее – слишком мелкие букашки, не стоящие того, чтобы нас обманывать. Если она говорит, что Малта жива, значит, так оно и есть. Сестренка обязательно вернется. Но чтобы этого добиться, позволь мне вести меня. Так же, как я сам позволил вести меня моим снам и мечтам!

Тут со стороны гавани послышались отчаянные, безумные крики. Народ мигом полез на деревья, на кучи битого камня, чтобы лучше видеть происходившее. Рэйн остался внизу. Драконица убивала людей, и он не желал на это смотреть. Вот долетел треск толстых бревен, переламывавшихся пополам. Надобно думать, еще один корабль остался без мачт.

– Поздно удирать, ублюдки! – в яростном восторге завопил кто-то из воинов.

Стоявшие рядом дружно поддержали его:

– Ты только посмотри, как взвилась! Вот уж верно сказано – владычица неба!

– Держитесь теперь, поганые калсидийцы!

– Вот это да! Один удар хвоста – и весь борт вдребезги! Грэйг неожиданно подхватил свой меч и взмахнул им над головой.

– За мной, за мной, люди Удачного! Пусть те из них, кто доберется до берега, не долго топчутся по нашей земле!

И он, прихрамывая, рысцой побежал в сторону набережной. Люди вылезали из руин и торопились следом за ним.

В конце концов на разрушенной площади остались только Сельден и Рэйн.

– Хорошо бы ты как можно скорее собрал представителей всех сословий, – вздохнул Сельден. – Когда будем договариваться с драконицей, надо, чтобы мы все были заодно. Иначе ничего не получится.

– Полагаю, ты прав… – рассеянно кивнул Рэйн.

Он припоминал странные мечты и еще более странные сны, одолевавшие в юности его самого. Ему без конца снился погребенный в земле город Старших, каким тот был когда-то. Город, полный света и музыки, населенный радующимися жизни людьми, то есть Старшими. Вот тогда с ним и заговорила драконица. Рэйн знал: подобные сны приходили к некоторым из тех, кто слишком много времени проводил там, внизу. Он привык считать, что это приключалось только с жителями Чащоб.

Рэйн протянул руку и коснулся пальцем щеки мальчишки, запыленной и грязной. Простая ласка вызвала самые удивительные последствия. Облетела засохшая грязь, и сделалась видна тонкая вязь серебристых чешуи, четко проступившая у Сельдена на щеке. Рэйн смотрел на нее, не находя слов.