Глава 23

Как научиться жить без средств

Кервин Мердок стоял рядом с грудой багажа, заполнившего коридор, леди Матильда о чем-то возбужденно болтала с Кейт, а маркиз отдавал последние указания дворецкому. Мисс Мерри с ними не ехала. Она сказала маркизу, что не станет сокращать свой траур по «дорогой Грейс» ни на час, а принуждать ее к этому было бы просто бессердечно.

Маркиз, явно застигнутый врасплох, оказался в ужасно затруднительном положении. От первого приглашения Макферсонов он отказался, а потом попросил возобновить его, чтобы он мог его принять. Теперь он должен изменить своему слову.

Леди Матильда, взволнованная тем, что ее новый выход в общество будет отменен, заметила, что девушка вполне может остаться одна в замке под охраной капитана Уоттерса и его команды, а также их собственных слуг, которых в замке более полусотни. Но понадобилось какое-то письмо, принесенное вестовым отряда стражников, чтобы убедить маркиза, что его подопечная спокойно может оставаться в замке.

Леди Матильда пробормотала себе под нос, мысленно озирая свой гардероб:

— Полдюжины дневных платьев? Недурно. Но только четыре послеобеденных. Надеюсь, этого хватит. Бог весть, в каком состоянии дымоходы у Макферсонов в эту зиму. Там может оказаться очень тепло и уютно, а могут быть сквозняки, как в кафедральном соборе. Нужно быть готовой и к тому и к другому, — говорила она Кейт. — А вам понадобится хорошая амазонка, миссис Блэкберн. Вы ведь ездите верхом? Нет? Жаль. Парнелл очень любит верховую езду. Но все равно, нет ничего дурного, если ты одет пристойно, а не как дикарь. — Она внимательно посмотрела на Кейт. — В последнем вас вряд ли можно обвинить. Вы нехорошо выглядите, дитя мое. Вы сможете выдержать поездку?

Кейт с признательностью улыбнулась Матильде. Нет, не сможет. Она не видела Кита со вчерашнего дня и с каждым мгновением все сильнее чувствовала его отсутствие.

Он все еще был здесь, где-то в замке, но вечером Кит не обедал вместе со всеми, и поэтому обед превратился для нее в тяжелое, мучительное испытание. Всякое проявление доброты, каждая приятная мелочь наводили ее на мысль, как велика и невыносима ее неблагодарность, и это мало способствовало хорошему настроению. Маркиз же, хотя и не знал источника ее апатии, заметил это. Он был на удивление заботлив. И Мерри, поскольку ее затея с трауром оказалась успешной, не только появилась за обеденным столом, но неожиданно держала себя совершенно очаровательно.

Все это время Кейт думала о том, где Кит, в котором часу он уедет, будет ли думать о ней, а если да, то как долго она будет занимать место в его сердце. Наконец она решила, что часть своего собственного сердца она потеряла и никогда уже не вернет обратно. Но… он никак не притязал на ее привязанность. Он просто передал ее маркизу.

Слава Богу, что хоть один из них способен мыслить здраво.

— Миссис Блэкберн! — обеспокоенно спросила леди Матильда, и Кейт поняла, что какое-то время разговаривает сама с собой.

— Прошу прощения. Что вы сказали? Признаюсь, я чувствую себя крайне усталой.

— А-а! — И леди Матильда погрозила Кейт пальцем. — Усталость часто переходит в болезнь. Этого вполне можно было ожидать. В конце концов, вы ехали сюда в открытом экипаже. Подумать только! — Ее серые глаза округлились от изумления перед таким подвигом. — Мне следовало предостеречь Джеймса от этого предприятия, но… но я эгоистичная старуха, — сказала она с раскаянием в голосе. — А ему так не терпелось представить вас. — И она замолчала, и румянец окрасил ее пергаментные щеки.

Кейт стало неловко, что леди Матильда явно одобряет ее появление, и она почувствовала себя низкой и виноватой и… Нет! Нужно прекратить эти никуда не ведущие мысли. Но как это сделать? И где? Под любопытными взглядами Макферсонов?

Ей просто нужно время. Все произошло слишком быстро. Она так же не предполагала, что станет любовницей Кита, как не думала, что маркиз ею заинтересуется. Разве удивительно, что она в замешательстве, что голова у нее идет кругом, мысли путаются, а сердце раз… сердце болит?

Она дочь солдата. Когда тебя обходят и обстреливают, нужно отступить и перегруппироваться.

— Боюсь, вы правы, леди Матильда, — сказала она, приняв решение. — Мое путешествие подействовало на меня сильнее, чем я думала. Лучше мне остаться здесь и полностью оправиться.

Леди Матильда грустно кивнула, не скрывая своего разочарования.

— Я сообщу маркизу, что мы остаемся.

— Ни в коем случае, — возразила Кейт. — Было бы неразумно идти на попятную перед самым отъездом. — И она не смогла не улыбнуться при виде надежды, промелькнувшей в глазах старой женщины. — Я сама поговорю с маркизом.

Через двадцать минут маркиз, Матильда и Кевин Мер-док стояли на пороге замка, готовые к отъезду. Кейт была рядом, прощаясь перед недолгой разлукой. Она сказала маркизу, что не только устала больше, чем ей казалось с самого начала, но еще и чувствует, что принесет больше пользы, утешая Мерри, все еще не покидавшую своих комнат.

Маркиз, конечно, согласился. Он уже собирался распорядиться заносить вещи обратно, когда Кейт попросила его не нарушать своих планов из-за нее. Она просила с такой ласковой серьезностью, что он никак не мог заподозрить, что ей нужны эти несколько дней, чтобы разобраться в своих мыслях. Он был джентльменом, и поэтому больше не возражал, а только взял ее за руку и почтительно поцеловал пальцы.

— Сомневаюсь, миссис Блэкберн, что кто-то еще будет сильнее, чем я, желать, чтобы время праздника пролетело быстрее, коль скоро я лишен вашего общества. — Это был действительно приятный комплимент, маркиз был красивым мужчиной. — Я бы не оставил вас здесь, даже со стражниками и слугами, не получи я только что сообщения от капитана Уоттерса, что он вот-вот арестует тех, кто повинен в нашем общем горе. Он находится довольно далеко отсюда.

— Я ничего не боюсь, — успокоила она маркиза.

— Я знаю, что с вами все будет хорошо. — Вид у него все еще был невеселый.

— Напрасно вы беспокоитесь, милорд.

— Я с нетерпением буду ждать того момента, когда смогу познакомить вас с моими друзьями, миссис Блэкберн.

— Вы очень добры, сэр.

Он помешкал, намереваясь еще что-то сказать, но Кейт растерянно топталась на месте. Джеймс Парнелл понял ее смущение и повернулся к родственникам:

— Вы готовы, мои дорогие?

Когда они усаживались в карету, какой-то всадник появился в конце подъездной аллеи — высокий худой человек на крупном чалом мерине. Ветер развевал его плащ, солнце блестело в волосах. Губы Кейт дрогнули в приветственной улыбке. Все-таки Кит вернулся!

Ее сердце трепетало одинаково от тревоги и предвкушения. Она ждала, замерев в открытых дверях. С такого расстояния она чувствовала на себе его взгляд, и взгляд этот был так же приятен, как тепло солнца на ее лице. Она сделала шаг вниз по лестнице, не понимая, чего Кит ждет, а потом сообразила: он и не собирается приближаться.

Кейт спустилась с площадки на первую ступеньку, словно притягиваемая магнитом. Внизу Джон убрал лесенку кареты, а Кит в сотне ярдов от нее поднял руку в прощальном приветствии.

Ее бросают. Но как ни странно, глядя на одинокую фигуру на ветру, Кейт подумала, что это она бросает. Тогда почему он все еще там, с поднятой рукой, словно ждет разрешения?

Кейт медленно подняла руку. Кит повернул лошадь. И вот уже он исчез за деревьями, а через десять минут отъехала и карета.

Ему разрешили уехать. Он снова принадлежит самому себе. А разве так не лучше? Разве не этого он добивался с самого начала?

И для Кейт так лучше. Она будет есть на золоте и пить из хрусталя. Сегодня вечером она оденется в шелка, и глаза ее будут сверкать точно черные алмазы, а кожа засияет, освещенная тысячью свечей. Она будет улыбаться, разгорячившись в танце, и лицо ее запылает, и маркиз не устоит, он подойдет и скажет ей, что она прекрасна. Но он никогда не узнает, как она на самом деле прекрасна, потому что никогда не увидит, как темнеют от страсти ее глаза, как кожа становится влажной, как волосы падают, разметавшись, на плечи… А может, и узнает.

Кит пришпорил Дорана, пустил его в галоп, словно мог убежать от своих мыслей, и крепкие длинные ноги мерина без усилий покрывали милю за милей. Ничто больше не удерживает здесь Кита. Он поблагодарил маркиза за его щедрость и еще раз был вынужден принять его благодарность за то, что он доставил сюда Кейт. Кит стоял, вежливо слушая планы маркиза представить ее на каком-то домашнем приеме и бормоча что-то уместное по поводу беспокойства маркиза из-за того, что Мерри остается дома.

Шум прибоя, смешанный с ветром, все равно не заглушил ее голоса: «Вы можете придумать какую-либо причину, почему мне не стоит оставаться здесь?»

Тысячи, но ни одной достаточно убедительной.

Он выполнил свое обязательство перед дочерью полковника Нэша и теперь волен следовать собственным наклонностям, расплатиться с последним долгом, найти предателя и убийцу Дугласа. А потом… Что потом?

Наверное, он вернется в полк. Он солдат, хороший тактик и на поле битвы знает все. Если повезет, через пару лет его сделают майором.

Но зачем? Для чего все это в конечном итоге? Чтобы прожить свою жизнь независимо? Ведь именно такое обещание он дал самому себе, после того как их предали в Лемоне.

Но он не такой и никогда таким не был. Не важно, выполнил он свой долг перед ней или нет, он всегда будет связан с Кейт Нэш Блэкберн узами более сильными, чем клятвы. Он любит ее. Он всегда будет…

— Стой!

Четверо вышли из-за валунов по обе стороны дороги, двое стали перед ним, и еще двое — сзади. В руках у них были копья. Один держал заряженный пистолет. Кит потянул назад поводья, схватился за рукоять палаша, висящего в ножнах у него на спине. Палаш со стальным шипением выскользнул наполовину из ножен, как вдруг Кит услышал сзади знакомый голос:

— Ты никогда ничему не учишься, да, приятель?

Кит повернулся, а Каллум Ламонт подошел, держа мушкет на уровне своего живота. Лицо его было безжалостным, а его спутников трясло от злобного возбуждения.

— После того как тебя обманули во Франции, нужно было быть поосторожнее с тем, кому доверяешься.

Уйти не удастся, но это еще не значит, что он станет лебезить.

— Ради Бога, Каллум, — протяжно сказал Кит, опуская палаш обратно в ножны. — Говори, приятель, отчетливее. Голос у тебя как у курицы, которой свернули шею.

Каллум сделал рукой резкое движение, и голова Кита наполнилась болью.