10
— Ниг-парты движутся через сосновую рощу, квадрат 27-39, — механическим голосом доложила следящая система. — Около семи человек. Повторяю, семи.
Гас находился в ионокрафте, возглавляющем эскадрилью из десяти автономных разведчиков-бомбардировщиков. Он объявил в микрофон:
— Держаться как можно ближе к земле, вне поля зрения объектов в указанном квадрате.
Остальные ионокрафты тут же подтвердили получение приказа.
«Теперь, когда с ними нет Перси Х, который едва ли не нянчил их, они, скорее всего, стали чересчур беззаботными, — подумал Гас. — Не стоило им появляться прямо при свете дня. Да уж, это было по-настоящему глупо».
— Окружайте их! — бросил Гас в микрофон. — Рассейтесь, а когда займете нужные позиции, доложите. Только обязательно оставайтесь на уровне верхушек деревьев. И старайтесь не попадаться им на глаза. — «Ведь, кроме всего прочего, — подумал он, — у них на руках то самое оружие».
Десять разведчиков-бомбардировщиков разделились, направляясь в разных направлениях. Гас на своей машине завис на противоположной стороне хребта, где не опасался обнаруженных следящей системой ниг-партов. «Если я застану их врасплох, — сказал себе Гас, — они станут легкой добычей. Отплатим ублюдкам за то, что они сделали с Малышом Джо».
Свист турбин, поддерживающих ионокрафт на одном месте, был настолько тихим, что Гас слышал крики лесных птиц. Он надеялся, что ниги не располагают современным оборудованием, способным засечь негромкий звук турбин, вычленить его из прочих звуков вроде шума ветра, свистящего в окрестных ущельях.
При включенном автопилоте Гасу не оставалось ничего другого, как откинуться на спинку кресла, курить и нежиться на солнце, погрузившись в мечты. «Так или иначе, — твердил он себе, — Гас Свенесгард обязательно пробьется наверх». Даже успешное проведение операции по уничтожению ниг-партов, которую провалили ганийцы, одно это сделало бы его самым вероятным кандидатом на высший в Теннесси пост… А может быть, и на что-то большее. Почему бы ни стать главой чизов всего североамериканского континента?
Он начал прикидывать, что именно скажет Меккису после умиротворения нигов. «Я — человек из народа, — заявлял Гас своему воображаемому собеседнику-ганийцу. — Любой простой человек увидит во мне себя самого, поймет, что его чаяния полностью совпадают с моими. Люди, увидев, что парень вроде них самих забрался на самую верхушку, сделаются более миролюбивыми».
В принципе, все обстояло не совсем так. Но все же, приблизительно — так… Ниг-парты были все еще живы и отчаянно брыкались — само собой, дело это временное. Однако этот факт следовало учитывать.
В этот момент стали поступать давно ожидаемые им сигналы с других кораблей. Когда Гас убедился, что они заняли намеченные позиции, он объявил в микрофон:
— О’кей! Открывайте огонь на поражение! — После этого он отдал приказ пилоту подняться над уровнем хребта, чтобы наблюдать за ходом операции. У него не было ни малейшего желания принимать участие в нападении и рисковать собственной шеей. Оказавшись над гребнем, Гас увидел, как остальные разведчики-бомбардировщики с разных сторон несутся на цель, расположенную в миле отсюда. Гас, само собой, ожидал, когда взорвется первая бомба.
Но взрыва так и не последовало.
— Что случилось? — рявкнул Гас в микрофон.
Послышался визгливый голос сущика.
— Их там нет!
— То есть, как это? — спросил Гас, поспешно бросив взгляд на пеленгатор. — Приборы утверждают, что они все еще на месте! — Но в этот момент его охватило какое-то странное, неясное чувство. Когда оно прошло, он снова взглянул на пеленгатор. Само собой: там не было ни следа ниг-партов. — Что происходит? — взвыл он с ноткой паники в голосе.
Следя за слетающимися со всех сторон ионокрафтами, пилоты которых явно не понимали, что делать дальше, он заметил и еще кое-что. Нечто куда худшее. Глаз. Огромный немигающий глаз на склоне горы, который наблюдал за ним. А потом вся гора начала двигаться, словно живое существо. Она протянула длиннющую руку, похожую на щупальце осьминога, и одним резким движением смахнула два бомбардировщика-ионокрафта.
Резко развернув свой собственный ионокрафт и бросив его вниз, за бровку хребта, Гас на мгновение ощутил, что в пустом соседнем кресле кто-то сидит. Перси Х, насмехающийся над ним.
— Я неважно себя чувствую, — заявил оракул.
— Я затребовал от тебя прогноз, — презрительно заметил Меккис, — а ты только и можешь ныть, как тебе плохо.
— Мне не хочется заглядывать в будущее, — отозвался сущик. — Именно из-за этого я плохо себя и чувствую.
Меккису и самому было не по себе. «Возможно, — подумал он, — я слишком много читаю. И, тем не менее, остановиться не могу — ответ где-то там, в этих фантастических теориях Балкани. Чем больше я читаю, тем больше убеждаюсь в этом.
Взять, например, концепцию выборочной осведомленности. Ведь она может хоть что-то объяснить насчет кажущихся реальными иллюзий, о которых нам постоянно докладывают. Разум выбирает из массы чувственных ощущений только те, которые, с его точки зрения, заслуживают внимания. Он полагает, что их нужно воспринимать, как «реальные». Но кто же знает, что именно отвергает наш мозг, что остается за пределами восприятия? Возможно, эти так называемые иллюзии на самом деле иллюзиями вовсе и не являются, а представляют собой абсолютно реальные вещи, которые обычно отфильтровываются из общего потока чувственных данных нашим интеллектуальным стремлением к логическому и постоянному миру. Почему же они до сих пор не были способны повредить нам? Потому, наверное, что то, чего мы не знаем, повредить нам не может. Неизвестное…»
Доктор Балкани!
Меккис изумленно уставился на бородатого, напряженно уставившегося на него человека, сидящего в кресле напротив и курящего трубку. На глазах у изумленного ганийского администратора человек начал растворяться и вскоре исчез окончательно.
Содрогнувшись всем телом и едва не завязавшись узлом, Меккис сказал себе: «Я должен продолжать. Времени остается в обрез».
— Успокойся, дружище! — велел Перси одному из бойцов, который, похоже, на мгновение впал в истерику.
— Да говорю же тебе, я все еще невидим! — воскликнул несчастный.
— Я выключил прожектор еще час назад, — сказал Перси, как бы нечаянно прислоняясь к дереву. — Ты попросту не можешь оставаться невидимым. Ведь я-то же вижу тебя!
— Зато я себя не вижу! — воскликнул в отчаянии ниг-парт. — Я подношу руку к глазам и, поверь, дружище, там нет абсолютно ничего!
— Слушай. Линкольн, — сказал Перси, оборачиваясь к своему заместителю. — Ты видишь этого парня?
— Само собой, — ответил Линкольн, прищуриваясь сквозь свои очки с трещиной в стекле и неоднократно поломанной роговой оправой.
— Может, еще кто-нибудь не видит этого человека? — спросил Перси, поворачиваясь к остальным бойцам, сидящим и стоящим вокруг него.
— Да нет, мы все его отлично видим, — пробормотал кто-то.
Предводитель ниг-партов снова повернулся к «невидимке».
— Ладно, бери свой проектор, и трогаемся.
— Нет, дружище. Больше я в жизни не дотронусь ни до одной из этих проклятых штук. Ни за что на свете.
— То есть, ты отказываешься подчиниться приказу? — спросил Перси, вскидывая лазерное ружье.
— Полегче, Перси, — заметил Линкольн, мягко отводя ружье в сторону. — Я сам понесу его проектор.
Перси поколебался, потом пожал плечами, соглашаясь с предложением Линкольна.
К ночи они добрались до одного из своих укрытий и пересчитались. Парня, который считал себя невидимым, с ними не оказалось.
— Так он действительно исчез, — заметил кто-то.
— Ничего подобного, — возразил Линкольн. — Он просто сбежал и направился на плантацию Гаса Свенесгарда.
— Что? — воскликнул Перси. — А ты, значит, вот так просто взял да и дал ему уйти? Если тебе было известно, что он дезертир, почему ты не пристрелил его?
— Всех не перестреляешь, Перси, — мрачно огрызнулся Линкольн. — С тех пор, как ты начал использовать эти проекторы иллюзий, от нас сбежало довольно много парней… И если ты не прекратишь, еще очень многие последуют их примеру.
— Мне уже поздно останавливаться, — сказал Перси. — С помощью этого оружия я действительно могу пробить брешь в рядах этих вонючих чизов, могу доказать им, что они вовсе не могут считать себя непобедимыми. А без этих устройств наше поражение — всего-навсего вопрос времени.
— В таком случае, — терпеливо ответил Линкольн, — советую использовать их на полную мощность. Причем, чем быстрее, тем лучше. Пока с тобой еще остается хоть немного людей.
Поначалу дезертиры проникали на плантацию Гаса Свенесгарда поодиночке и парами, затем стали появляться более крупными группами. Гас, подозревая подвох, первых расстрелял, но потом осознал, что именно происходит, и стал отправлять их в тюрьму, сооруженную на скорую руку. Кончилось тем, что он допрашивал пленников в холле своего отеля.
С самого начала не вызывало сомнения одно. Все дезертиры страдали тем или иным расстройством психики, причем, у некоторых наблюдалась ярко выраженная галлюцинаторная параноидная шизофрения.
Самой распространенной галлюцинацией было убеждение, что Перси Х не захвачен, а по-прежнему руководит, скрываясь в горах, или что он каким-то чудом бежал и вернулся в горы. Для пущей уверенности Гас позвонил в Осло и переговорил с доктором Балкани. Психиатр уверил его, что и Перси Х, и Джоан Хайаси по-прежнему пребывают под замком.
— Значит, им просто хочется так думать, — пробурчал себе под нос Гас, вешая трубку.
Прочие иллюзии поражали разнообразием и отсутствием единой картины. Единственным «типичным» случаем мог служить Джефф Бернер, некогда капитан в разношерстной армии Перси Х.
После того, как в холл привели Джеффа, Гасу не понадобились способности телепата, чтобы немедленно определить — это старый опытный вояка.
— Ты Джефф Бернер? — спросил Гас, прикуривая сигару и удобно разваливаясь в мягком кресле. Джеффу, само собой, садиться никто не предлагал.
— Так точно, — кивнул мрачный чернокожий.
— Так точно, сэр , — сурово поправил его Гас. «С этими африканцами ничего не добьешься, — сказал он себе, — если не привить им должного уважения».
— Сэр, — покорно повторил Джефф.
— А теперь скажи мне, почему ты сбежал от ниг-партов?
Бывший ниг-парт начал нервно переминаться с ноги на ногу, потом ответил:
— Все из-за этих мысленных проекторов. От них у меня начались всякие там видения.
— Какие именно? — Гас постарался, чтобы этот вопрос прозвучал по-доброму и с симпатией. Он знал: наилучших результатов добиваешься, если обращаешься с нигами, как с детьми, которыми они, в сущности, и являются. «Пусть они воспринимают меня, — сказал он сам себе, — как кого-то вроде доброго отца».
— Да разные. Включаешь, бывало, машину, воображаешь себе что-нибудь, и это вроде как становится реальным. Только… Иногда, когда выключаешь машину, иллюзии никуда не деваются. И ты продолжаешь видеть их… Порой по нескольку дней.
— А ты сам, например, что себе представлял?
Именно этот момент допроса доставлял Гасу наибольшее удовольствие. Каждая история казалась более фантастической, чем предыдущие.
— Понимаете, сэр, — неуверенно начал ниг, — это началось, когда мы с двумя другими бойцами отправились за припасами и провиантом на ферму, что на окраине вашей плантации. В тот раз нам пришлось нелегко, потому что тот фермер, его жена и двое сыновей не давали нам приблизиться, поливая из лазеров. Мы решили, что ваши ребята скоро заметят вспышки, и на нас обрушатся ионокрафты. Вот я и подумал, что неплохо бы было получить какое-никакое подкрепление с помощью этой самой машины иллюзий — всего-то какой-нибудь десяток-другой человек, чтобы нагнать на фермера страху. И на тебе — эта штука прислала двадцать четыре человека, причем, все они сражались как ветераны, а потом помогли нам донести припасы до базы. Все бы ничего, да вот только мне до сих пор невдомек, как это иллюзия может тащить на себе ящик консервов. А самое удивительное, что когда я отключил машину, эти двадцать четыре человека никуда не исчезли. Они остались со мной в горах и ели, как кони. Да, сэр, буквально, как кони. В принципе, я был не против. Я даже подружился с одним из этих ребят. Он оказался настоящим товарищем. Мы целыми часами болтали с ним, причем он, похоже, знал все на свете. Никогда в жизни еще не встречал такого умного парня. Звали его Майк Монах, он родился и вырос в Нью-Йорке. Майк говорил, что присоединился к Перси Х потому, что никак не мог найти работу. Он, вроде, так шутил, но в этой шутке была и доля правды. Много кто примкнул к Перси потому, что никому больше они были не нужны.
Однажды он спас мне жизнь. Сбил гомотропный дротик, который вел себя так, будто на нем было написано мое имя. После этого я перестал считать его просто иллюзией. Решил для себя, что парень настоящий. Вот. А как-то вечером мы сидели в окопе и трепались, и тут я вдруг заметил, что остальные двадцать три человека куда-то подевались. Ну, я и говорю: «Слышь, Майк, чего это делается-то, а?» А он и отвечает: «Не бери в голову, Джефф, малыш!» Только я вдруг смотрю, а у него ступней нет. Я и говорю: «Слышь, Майк, а что это у тебя со ступнями?» Он и отвечает: «Да ничего, все у меня со ступнями в порядке, ты чего?» И тут я вдруг понимаю, что могу видеть сквозь его ноги. «Слышь, дружище, — говорю я, — а знаешь что? Я могу видеть сквозь твои ноги». А он и говорит: «Да брось ты, приятель». А я говорю: «Слушай, откуда ты все-таки взялся?» А он отвечает: «Я ж тебе говорил, я самый обычный пацан из Нью-Йорка». Только я-то видел, что у него уже вообще нет ног, а сам он весь стал прозрачным. Ну, я и говорю: «Слышь, дружище, куда это ты собрался?» А он и отвечает: «Никуда я не собрался. Куда я от тебя денусь?» Но голос его становился все тише и уже доносился вроде как издалека. Я кричу: «Эй, ты где?» И слышу, тихо-тихо так: «Там, где я всегда был раньше, и буду всегда-всегда бок о бок с тобой, черт ты эдакий». А потом — пуфф! И его не стало. С тех пор я никогда его больше не видел.
— И, значит, — спросил Гас, — после этого ты и дезертировал, да?
— Нет, — ответил Джефф. — Это было уже позже, когда я снова воспользовался машиной иллюзий.
— И зачем же ты использовал ее во второй раз? — удивленно спросил Джефф.
— Ну, а что бы вы стали делать на моем месте, будь у вас эта штука, мистер Свенесгард, сэр? Сделал себе хорошенькую подружку, вот что я сделал.
— Ага, значит, после того, как подружка стала растворяться…
— Нет, сэр. Еще до того как она начала растворяться. Уж поверьте, сэр, это была самая зловредная и капризная из всех женщин, которых я когда-либо встречал! Поверьте, сэр, я вовсе не трус, но это именно она заставила меня дезертировать.
В пещере высоко в горах спящий в спальном мешке человек пошевелился и сел.
— Линкольн! — сурово произнес Перси, протянул руку и потряс спящего товарища.
— А? — сонно пробормотал Линкольн. — Чево-о?
— Я решил, — сказал Перси. — Мы слишком долго оборонялись. Но с тем оборудованием, которым теперь располагаем, мы запросто можем перейти в наступление, вырваться, наконец, из этих гор и перебить пару-тройку чизов.
— Вот и я думаю то же самое, — сонно отозвался Линкольн. — До сих пор с этим новым оружием мы только щекотали им нервы.
— А ты пусти слух, мол, мы скоро применим все новое оружие за исключением Большого Папочки, что хранится в Верхней пещере. Будь я проклят, дружище, приходится признать, что эта штука пугает даже меня. Оставим один день на приготовления, а потом обрушимся на Свенесгарда всеми силами. Если захватим его плантацию, то заполучим и все оружие ганийцев, которое он позаимствовал у червяков, а заодно и множество Томов, которые как только увидят, что мы побеждаем, перейдут на нашу сторону.
А если хоть немного повезет, мы сможем прищемить даже этого червя Меккиса. Я слышал, Меккис практически ничего не делает, только лежит да читает. А все управление территорией Теннесси отдал на откуп Свенесгарду. Стоит захватить плантацию, и мы двинемся дальше, захватывая все более обширные территории. А если ганийцы захотят воспользоваться ядерным оружием, то мы уже окажемся там и там, не будем сосредоточены в одном месте. Все зависит от темпов нашего наступления. И, — закончил он, только уже себе под нос, — от иллюзий.
— Девушка Ниоткуда грядет! — возвестил Оракул.
— А чего орать-то? — огрызнулся Меккис. — Не видишь что ли, я читаю! «Все есть не что иное, как иллюзия, — сказал он себе. — Все мы лишь замкнутые монады, не имеющие ни малейших контактов с окружающим миром. И Балкани доказывает это. В таком случае, зачем мне волноваться по поводу столь бессмысленных фантомов как Девушка Ниоткуда, ниг-партов и Великой Общности? Ведь мир всего лишь картина, и если бы я захотел изменить ее, мне понадобилось бы всего лишь представить, что она изменилась.
Например, захоти я, мог бы представить землетрясение и…»
Все вокруг него вдруг затряслось, ударная волна прокатилась по кабинету, оставив в полу зияющую трещину.
Впавший в истерику Оракул отчаянно верещал, а Меккис с удовлетворением ее разглядывал.
Гас узнал о намеченной Перси атаке от одного из дезертиров за два часа до захода солнца. Как раз накануне ночи атаки. Он тут же отправился в офис администратора Меккиса и заявил, что хочет видеть его.
— Господин Меккис, — с явным облегчением сказала чизка-секретарша, — просил передать, чтобы его не беспокоили. Ни при каких обстоятельствах.
— Ниг-парты наметили атаку на сегодняшнюю ночь, — сказал Гас. Несмотря на кондиционер в приемной, он отчаянно потел.
— И все? — с жалостью спросил секретарша. — Да ведь эти ниг-парты всегда атакуют, то здесь, то там. Думаю, вы и сами запросто справитесь.
Гас открыл и закрыл рот, побагровел, а потом, не говоря ни слова, резко развернулся и вылетел из офиса. Забравшись в ионокрафт, он первым дело схватился за микрофон, поднес его к губам и начал быстро отдавать приказы.
Через час разношерстные силы Свенесгарда, состоящие из чего попало, от небольших атомных ракетных установок до вооруженных вилами Томов, опасливо двинулись навстречу огромным черным силуэтам, которые во тьме безлунной ночи катились прямо на них.
Ядерные заряды выпустили еще до того, как обе силы схлестнулись. Да вот только они не взорвались. Их как будто поглотила какая-то всеобъемлющая тьма. Затем появились ионокрафты-бомбардировщики, но и они тоже исчезли.
Гас сидел за штурвалом ионокрафта, висящего над плантацией, и по картинкам на экранах небольших мониторов, получающих сигналы от разных подразделений его пестрой армии, следил за происходящим. Его внимание привлекло то, что происходило на одном из экранов: транслировалась передача с одной из эскадрилий с пилотами-сущиками, которые подобрались к противнику ближе всего. Гас увидел, как из темноты выныривает стадо гигантских африканских муравьедов, огромных как динозавры, с большущими злобными глазами, могучими челюстями и ушами размером с купол цирка. У них были невероятно длинные языки, которые то и дело вылетали вперед и буквально слизывали ионокрафты с неба.
— Боже мой! — воскликнул Гас, не в силах поверить в реальность происходящего. — Только не муравьеды!
Следом за наводящими ужас муравьедами летел потрепанный автономный ионокрафт-такси с Перси Х и Линкольном Шоу на борту.
— Нет, ты видел? — воскликнул Перси. — Зуб даю, такого они не ожидали.
— Да, зрелище дикое, — отозвался Линкольн, скорее, с благоговейным страхом, чем с восторгом.
— А на что еще вы способны? — спросило такси.
— А как насчет чего-нибудь и в самом деле прекрасного? — крикнул Перси. — Как насчет гигантской огненной птицы? Феникса, например?
— О’кей, — ответил Линкольн. — Один уже готов. — Он подрегулировал лежащий на коленях прибор и сосредоточился. Из клубов пыли, тянущихся за несущимися вперед муравьедами, вдруг вынырнуло невероятное крылатое создание с размахом крыльев более тысячи футов. Существо, казалось, было создано из ослепительного пламени или, возможно, электричества, и по сплошь покрытому перьями телу и крыльям пробегали разноцветные сполохи. Глаза невероятной птицы излучали ярчайший бело-голубой свет, как две сварочные горелки, а когда она пролетала над ионокрафтом, то оставляла за собой шлейф пылающих искр, похожих на падающие звезды. Оба человека в ионокрафте ощутили запах озона, оставляемого чудовищем, а потом машину тряхнуло, да так, что едва не опрокинуло порывом ветра, поднятого взмахами огромных крыльев. То и дело птица разевала свой бездонный клюв и издавала хриплый крик, который Линкольну казался похожим на вопль безмозглого, ни в чем не повинного существа, подвергающегося смертной пытке.
— Разве не здорово? — воскликнул Перси Х.
— De gustibus non disputandum est, — философски заметило на латыни такси, которому явно не хотелось спорить о вкусах.
— В атаку! — крикнул генерал Роберт Э. Ли, бросаясь в гущу битвы во главе конных валькирий. Когда они, выкрикивая древние рунические ругательства, принялись топтать без разбора как белых, так и черных копытами своих светлых, как сливки, лошадей, их длинные волосы струились за ними по ветру.
В небе порхала эскадрилья вампиров, с клыков которых капала кровь, на одеждах красовались эмблемы Воздушного цирка барона Манфреда фон Рихтхофена, а в это время Самсон с волосами и со всем прочим несся вперед, размахивая челюстью ископаемого утконоса.
В гущу битвы рвался и батальон девочек-скаутов, налево и направо крушащих черепа врагов пережаренными булочками, а кошерный мясник со своим разделочным ножом превращал противников в мясной фарш. За ним неслись краснозадые бабуины, катя перед собой тележки из супермаркета с установленными на них пулеметами пятидесятого калибра. Рок-н-ролльная группа под предводительством молодого длинноволосого трубача по имени Габриель наяривала бешеные мелодии, в то время как бригада хирургов на ходу удаляла один аппендикс за другим, а чтобы избежать монотонности, время от времени проводила лоботомии.
Четверо визжащих трансвеститов в шелковых вечерних туалетах со смертоносной точностью разили недругов голубыми в блестках сумочками, наполненными цементом, а пигмеи и пещерные люди разбрасывали отравленные конфетти.
Позади них скакал светло-оранжевый единорог, на роге которого, словно пачка неоплаченных счетов, болтались семеро солдат. Растение-людоед с оксфордским акцентов высасывало у одного за другим спинной мозг со звуком, какой производит невоспитанный мальчишка, пытаясь высосать из стакана последние капли молочного коктейля. Павлины-садисты бродили среди раненых, заклевывая до смерти неосторожных, подающих признаки жизни. Обдолбанная беременная десятилетняя девчонка-хиппи безжалостно громила всех желающих в шахматы, в перерывах между ходами рисуя лиловой помадой на собственной обнаженной, но совершенно плоской груди любимых персонажей: маршала Ки, маршала Коли и Адольфа Гитлера.
Маленькие голые лесбиянки ростом не выше дюйма ползали по лицам врагов, выдирая им бороды по волоску за раз. Вурдалак задумчиво жевал чей-то большой палец ноги, а потом выплюнул ноготь. Отважное соединение газонокосилок и ревущих стиральных машин осуществили блестящий фланговый маневр и атаковали противника с тыла. Воздух был наполнен ужасными звуками: гортанными возгласами, воплями, воем, масляным смехом, ахами и охами, ворчанием, шепотом, криками и карканьем, ревом, визгом, страстными стонами, лаем, мяуканьем, чириканьем, блеянием и ворчанием.
Но в тот момент, когда уже казалось, что нормальные войска Гаса Свенесгарда вот-вот будут перебиты до последнего человека, фантастические орды Перси Х начали ссориться между собой. Франкенштейн набросился на вурдалака, Годзилла напала на Кинг-Конга. Скауты-мальчики с недвусмысленными намерениями ринулись на скаутов-девочек.
Саблезубый тигр был ослеплен шилами эльфов-сапожников. Стебелек Овсяницы Луговой (festuca elatior) был скошен предательским ударом Колорадского Жука со всеми своими пестиками, тычинками, цветками и прочим. Внезапно бой превратился в междоусобицу. Каждый за себя.
Перси мгновенно сообразил, что если останется в гуще этой кошмарной схватки еще хоть одно мгновение, он и его люди падут жертвой собственных фантазий. И действительно, в этот самый момент плотоядный пылесос попытался вломиться в ионокрафт, где находились они с Линкольном.
— Отступаем! — рявкнул Перси в микрофон. — Назад, в горы. Пока еще не поздно.
К утру на поле боя настало затишье.
Над землей висел туман, скрывающий следы, оставшиеся от ночной оргии взаимоуничтожения. Когда взошло солнце, туман стал исчезать, а вместе с ним начали растворяться и многочисленные фантастические образы и формы, которые он до этого скрывал. Чудовищные мертвые слоны и взорванные танки сливались, становились прозрачными, а потом исчезали окончательно. Груды трупов в мундирах едва ли не всех времен и народов расплывались, начинали мерцать и растворялись в тумане вместе с призрачными ионокрафтами, сущиками, Томами и ниг-партами… Да, люди, настоящие и вымышленные, тоже блекли, обращались в туман и вместе исчезали.
К полудню туман и то, что скрывалось под ним, исчезло без следа, а на равнине под палящими лучами солнца остались торчать только стебли истоптанной травы.