44

– Итак, мой хитроумный замысел оказался ненужным, – не без сожаления заметил Крайл Фишер.

– Увы. Они готовы продолжать без всяких угроз с моей стороны. Только их почему-то обеспокоило – Танаяме это и в голову не приходило, – как отвести возможные обвинения в мошенничестве. По-моему, Танаяма намеревался уничтожить Ротор. И пусть потом во всю глотку орали бы: «Неправда!»

– Вряд ли. Он приказал бы экипажу доставить ему доказательства того, что Ротор погиб. Такое свидетельство убедило бы и весь мир. А каков этот новый директор?

– Полная противоположность Танаяме. Мягкий такой, предупредительный, но мне кажется, что Всемирному конгрессу будет с ним не легче, чем с Танаямой. Вот только освоится на новом месте.

– Значит, в отличие от Танаямы он собирается действовать более разумно.

– Да, но этот его намек… Я до сих пор киплю! Это же надо додуматься – сфальсифицировать результаты космического перелета. Возможно, такое могло прийти в голову потому, что земляне не ощущают пространства. Совсем. Вы слишком привыкли к своей громаде и редко ее покидаете, да и то ненадолго.

Фишер улыбнулся.

– Но я-то ее покидал. И нередко. А ты – вообще из поселения. Так что мы двое к этой планете не так уж и прикованы.

– Верно. – Уэндел искоса взглянула на него. – А мне иногда кажется: ты и вовсе забыл, что я не землянка.

– Я не забывал. Не буду же я все время твердить себе под нос: «Тесса – поселенка! Тесса – поселенка!» И тем не менее я все время помню об этом.

– Ну а еще хоть кто-нибудь помнит? – Она неопределенно помахала рукой, очертив в воздухе непонятную фигуру. – Гипер-Сити находится под немыслимым покровом секретности. А почему? Чтобы поселения не пронюхали? Ведь надо овладеть сверхсветовым полетом, прежде чем поселения займутся этой же работой. А кто здесь распоряжается? Поселенка!

– За пять лет, что ты здесь провела, тебе это первые пришло в голову?

– Нет, приходит время от времени. Понять не могу, почему они не опасаются доверять мне?

Фишер расхохотался.

– С тобой дело обстоит гораздо проще. Ты ведь ученая.

– Ну и что?

– Ученые, как наемники, не имеют прочной привязанности к какому бы то ни было обществу. Стоит поставить перед ученым интересную проблему, снабдить его всем необходимым, деньгами и оборудованием, и он даже не подумает, откуда берутся средства. Признайся – тебе дела нет ни до Земли, ни до Аделии, ни до поселений вообще – даже до человечества в целом. Ты просто хочешь создать сверхсветовой звездолет, и более тебя ничего не волнует.

– Ну знаешь ли, в этот стереотип укладывается не каждый ученый, – пылко ответила Уэндел. – Я, например.

– Тесса, не сомневаюсь, что и они все понимают, ведь ты скорее всего находишься под постоянным надзором. Наверняка кое-кто из твоих ближайших помощников следит за твоей деятельностью и доносит о ней правительству.

– Остается только надеяться, что это не ты.

– Только не говори, что ты никогда не думала, что, находясь рядом с тобой, я исполняю свои обязанности – охотника за секретами.

– Честно говоря, эта мысль время от времени приходит мне в голову.

– Понимаешь, я не гожусь для такого поручения. Во-первых, мы с тобой слишком близки, чтобы они мне доверяли. Не сомневаюсь, что за мной тоже следят и тщательно анализируют. Но пока я привязан к тебе…

– Крайл, какой ты бесчувственный! Неужели можно шутить такими вещами?

– Я не шучу, просто пытаюсь смотреть на вещи реально. Если я наскучу тебе, то выпаду из обоймы. Приунывшая Тесса будет уже не такой усердной, и тогда меня сразу уберут и на освободившееся место пристроят другого. В конце концов им нужно, чтобы ты была довольна – мои чувства им безразличны. Другой причины я не вижу. Такая вот схема – логично, правда?

Уэндел вдруг потянулась к щеке Крайла.

– Не волнуйся. Я успела слишком привыкнуть к тебе, чтобы ты мне вдруг надоел. В молодости, когда кровь была горячей, мне, конечно, приходилось бросать мужчин, но теперь…

– Неохота?

– Думай как хочешь. По-твоему, я не могу любить?

– Отчего же. Хладнокровная любовь – своего рода отдых. Но по-моему, сейчас не время говорить об этом. Давай-ка лучше побеседуем о Коропатском и его отношении к твоей работе.

– Это я уж как-нибудь переживу. Я хочу поговорить о другом. Только что я тебе сказала, что земляне не ощущают пространства.

– Да, помню.

– Вот и твой Коропатский совсем-совсем не ощущает его. Он сказал, что нам придется лететь к Звезде-Соседке на поиски Ротора. А как? Часто, обнаружив астероид, мы тут же теряем его, не успев даже вычислить орбиту. А знаешь, сколько времени нужно, чтобы найти пропажу – и это при нашей-то современной технике и приборах? Не один год. Пространство вокруг звезды огромно, а Ротор – такой маленький.

– Ты права, но астероид приходится искать среди сотни тысяч подобных ему – Ротор же должен быть единственным объектом возле Звезды-Соседки.

– Кто тебе сказал? Даже если она не обладает планетной системой в привычном смысле этого слова, крайне маловероятно, что вокруг нее не окажется каких-нибудь других объектов.

– Да, но это просто космический мусор – наподобие наших астероидов. Ну а Ротор – живое поселение, он будет испускать свет, который легко заметить.

– Если только они живы. А если нет? Тогда Ротор не отличишь от астероида, и обнаружить его будет невероятно сложно. Мы можем не справиться с этой задачей, сколько бы времени нам ни дали.

Фишер помрачнел.

Обняв его за плечи, Уэндел прижалась к нему и шепнула:

– Ну, дорогой, ты же все понимаешь. Нельзя обманывать себя.

– Я знаю, – глухо ответил Фишер. – Но они все-таки могли уцелеть. Ведь могли?

– Да, – ответила Уэндел несколько неестественным тоном, – и дай бог, чтобы так и было. Конечно, их можно обнаружить. По излучению. Но это не все.

– А что еще?

– Коропатский требует, чтобы мы привезли ему какое-нибудь доказательство того, что побывали именно на Роторе, – а как иначе доказать, что, проведя несколько месяцев в космосе, мы вернулись, побывав за несколько световых лет от Земли? И что же такое можно привезти, чтобы ни у кого не возникло сомнений? Предположим, мы обнаружим в пространстве бетонные или металлические обломки. Так ведь подойдет не любой из них. Просто металлический обломок не годится – ведь мы можем прихватить его с Земли. Предположим даже, что нам удастся отыскать что-нибудь особенное – ну, такое, что может быть только в поселениях – так ведь и это смогут посчитать подлогом. А вот если Ротор жив, если он еще существует, не исключено, что мы сумеем уговорить кого-нибудь из роториан вернуться с нами. Человека можно идентифицировать по отпечаткам пальцев, сетчатке, ДНК. Лучше выбрать такого, которого на Земле или других поселениях еще хоть кто-нибудь помнит. Коропатский настаивает на этом. Дескать, так поступил Колумб, привезя из Америки туземцев… Конечно, – Уэндел глубоко вздохнула, – мы не много сможем привезти назад, будь то люди или материальные свидетельства. Когда-нибудь у нас появятся корабли величиной с поселение. Первый звездолет будет небольшим и наверняка примитивным, с точки зрения потомков. И привезти назад мы сможем только одного роторианина – больше в корабль не поместится, – а значит, нельзя ошибиться в выборе.

– Мою дочь, Марлену, – сказал Фишер.

– А если она не захочет? Мы возьмем только добровольца. А им может оказаться один из тысячи, и не исключено, что такового вообще не окажется.

– Она захочет. Я поговорю с Марлевой и наверняка смогу убедить.

– А если ее мать будет не согласна?

– Я и с ней поговорю, – упрямо буркнул Фишер. – Уговорю как-нибудь.

Уэндел снова вздохнула.

– Крайл, прошу тебя, не фантазируй. Неужели ты не понимаешь, что твою дочь мы взять не сможем – даже если она захочет?

– Почему? Почему же?

– В момент отлета ей был только год, и она не помнит Солнечной системы. Ее никто не сможет узнать здесь. Едва ли в Солнечной системе сохранились хоть какие-то сведения о ней. Нет, нам придется выбрать человека средних лет из тех, кто хоть раз бывал в другом поселении, а лучше всего – на Земле. Помолчав, она твердым тоном продолжила: – Вот жена твоя могла бы подойти. Ты же говорил, что она училась на Земле! Об этом наверняка сохранились сведения, н ее будет легко идентифицировать. Но честно говоря, я бы предпочла не ее.

Фишер молчал.

– Крайл, извини, я не хотела тебя задеть, – робко сказала Уэндел.

– Только бы моя Марлена была жива, – медленно произнес Фишер. – Тогда посмотрим, что делать дальше.