Глава 14

— … сколько тебе было лет?

— Шестнадцать.

Медея недоверчиво фыркнула:

— Ты обманываешь меня. В университет даже потомков высшей аристократии принимали с девятнадцати, это все знают.

Хастин на обвинение во лжи никак не отреагировал. Спокойно начал объяснять:

— У меня талант к магии, был, по уровню взаимодействия с источниками почти сравнимый с истинными. В нашем роду часто рождались ведуны, к прабабке моей, почитай, все Синие Горы приходили лечиться. Только ведь как заведено: старший сын остается в деревне, младшие пытают счастья внизу, в долинах. Мой троюродный дядя в свое время стал главным инженером на Вашийском металлургическом, но связи с родней не терял, приезжал часто. Заметил мои способности, принялся учебники дарить, и отца все время подзуживал — дескать, нечего парню в деревне пропадать, пусть учится. Отец, ясное дело, с ним заодно, ведающего в роду всегда иметь лестно. Когда шестнадцать лет исполнилось, привезли меня в Талею и с поддельным аттестатом зрелости отправили на экзамены.

— Зачем документы-то подделывали?

— Я же из простых — пожал плечами юноша. — В Университет редко кто попадал без дворянского звания, разве что богатые торговцы детей пристраивали. А у дяди здесь какой-то хороший знакомый преподавал, обещал помочь с поступлением, если экзамены сдам нормально. Только он в следующем году в Белар на пять лет уезжать собирался, поэтому мы и торопились.

— Поступил?

— Угу. Не знаю уж, как дядин друг все провернул, но работы рассматривались анонимно. Мой тест по баллам занял первое место — Хастин вздохнул. — Потом открылось, что у меня божественной крови в жилах если и есть, то всего с кошачий мизинец, и меня плавно переместили в конец списка. Правда, совсем прогнать все-таки не посмели, приняли на отделение общей подготовки.

— Сдается мне, ты все-таки врешь — решительно сказала Медея.

— Да мне никто не верит — флегматично пояснил новенький. — Я уже привык.

Женщина почувствовала острое желание вцепиться спутнику когтями в лицо. Рядом с ней мужчины всегда старались прихвастнуть своими достижениями, она привыкла слышать, как поклонники напропалую хвастаются мнимыми и реальными победами. Новоявленный компаньон и ученик вел себя совершенно иначе. И ведь Медея нравилась ему, сильно нравилась, она чувствовала! Мальчишка совершенно не умел скрывать чувства и явно симпатизировал прекрасной наставнице.

Правда, от его неуклюжих комплиментов чаще хотелось плакать, чем смеяться.

Медея откровенно признавалась себе, что по отношению к Хастину она не совсем объективна. Ну и пусть, имеет право человек (или бывший человек) на свои «пунктики»? В былые времена она с легкостью оправдала бы возникшую неприязнь, пацан еще и виноватым оказался бы, сейчас мешало длительное общение с Селестой. Подруга всегда трезво оценивала обстановку, тщательно взвешивала факты своей жизни, формируя четкую и верную картину окружающей среды. Медея поневоле научилась от нее умению оставаться честной с самой собой.

Селеста сдержала свое обещание, она действительно свалила обучение новенького на Медею. И вчера, отказавшись проводить Хастина в предназначенное ему укрытие, и сегодня, лично занимаясь общением с информаторами из числа бедняков. Заглянула разок, выдала пачку диниров с кратким напутствием покупать кровь вкупе с советом изучить основные проходы в канализации, и все. Логика в ее действиях была. Селеста не собиралась знакомить юношу ни с морванитами, ни с наиболее ценными агентами, уж тем более ему рано знать о существовании общих дел с Рихардом или Святейшим. Поэтому, пока Медея общается с Хастином, стараясь вытянуть из него как можно больше сведений и просто надеясь определить, чего от парня ждать, невысокая восставшая перетряхивала нищие кварталы. Селеста принялась искать подходящую кандидатуру на роль трактирщика.

— Потом Чума началась, транспорт ходить перестал — после короткого молчания напомнил о себе юноша. — Мы попытались было добраться до дома, но без толку, идти-то слишком долго. Вокруг безумцы, магов убивают, твари вырвались на свободу и мутируют, мертвецы восстают… Словом, отец немного подумал, посоветовался со старшими и решил в городе укрепляться. Все ж таки еда под боком, укрытие, если совсем туго придется, из порта можно лодку украсть и на острова уплыть. Там, конечно, тоже житье не сахар, но все же лучше, чем смерть. Поначалу очень тяжело пришлось, с бандитами и просто отчаявшимися каждый день цапались, затем оружие раздобыли, укрепились, окрестные банды нас трогать перестали. Вроде, полегчало. Через девять месяцев первая эпидемия холеры началась, у нас трое детей померло. Я вспомнил все, что от бабки знал, взрослых вытянул, а маленьких не смог. Ослабли слишком.

Он помолчал, переживая старую неудачу. Медея тоже молчала. Она эпидемию запомнила смертью своего покровителя, главаря банды средней руки, и длинной вереницей мужиков, желавших завладеть наследством бывшего вожака. Его женщина служила чем-то вроде «переходящего приза». Каждый новый вожак первым делом насиловал ее, иногда отдавая попользоваться ближайшим сподвижникам. Мучилась она месяца три, потом повезло — ее убили.

— Ну, когда герцог принялся порядок наводить, мы его поддержали. Не сразу, конечно, он ведь в трудную годину людей бросил. Думали долго. Все-таки решили, лучше худая власть, чем никакая. Опять же, герцог богами на свой стол поставлен, за кем же идти, как не за ним? Репутация у него подмоченная, но иначе, может быть, действовать было нельзя. Словом, пришли под его руку. Отец теперь старший над кузнецами, дядя Карва десятником в страже служит, старший брат в порту бригадой рабочих командует. Вот так-то.

Медея сухо усмехнулась. За мощной поддержкой клана мальчишка не понимал, насколько сильно ему повезло. Сейчас его семья устроилась просто замечательно — трое мужчин занимают должности, позволяющие пристроить на работу остальных, поддержать и защитить женщин, детей. Ей пришлось остановиться, чтобы справиться с накатившим приступом гнева. Почему, ну почему она поехала на эти проклятые гастроли?!

— Госпожа Медея — Хастин нерешительно потер шею. Молодые восставшие используют ставшие привычными по прошлой жизни жесты, скупость в движениях и эмоциях появляется позднее. — Мы чего ждем-то?

Упырица оглядела спутника:

— Ты голоден?

— Ну… да. Я вчера ни у кого крови не просил, так что…

— Прекрасно. Итак, что мы здесь делаем — Медея изящным жестом повела вокруг рукой, ее голос обрел глубину и напевные интонации сказителя. — Всегда и везде есть сильные и слабые, высшие и низшие, дворяне и простолюдины. Так же верно, что существуют свои сильные среди слабых и слабые из числа сильных. Здесь, на этом пустыре, живут низы человеческого общества, слабейшие из слабых! Даже рабы защищены лучше, чем эти несчастные, ибо за смерть раба убийце придется отвечать перед герцогом. Местные же обитатели лишены всего. Калеки, спившиеся пьяницы, отчаявшиеся слабаки, просто несчастные неудачники, не нашедшие места в новой жизни, однако не осмеливающиеся покончить с ней. — Женщина перевела взгляд на ошарашенного спутника и обыденным тоном закончила. — Многие из них согласны продать свою кровь голодному упырю за возможность ненадолго забыться сладким сном.

Она извлекла из складок балахона бутылочку с мутной полупрозрачной жидкостью, в которой Хастин с трудом опознал «беленькую». В его семье с неодобрением смотрели на употребление наркотиков, даже самых легких, пиво и то пили исключительно по праздникам. Юноша заколебался. В его представлении, за добровольно отданную кровь следовало платить добром, наркотики же под понятие «добра» никак не подходили. В то же время, местные нищие не принадлежали к его клану, беспокоиться о них не с чего.

— А почему не деньгами?

— Пропьют. Но перед тем, как пропить, обязательно разболтают об источнике дохода. Раньше мы кормились в более приличных кварталах и платили динирами, но долго скрывать тайну не удалось, слухи все равно поползли. Пришлось искать замену. Нищие сами стараются не попадаться на глаза властям, общаются в своем узком кругу, за дурь готовы продать душу — они подошли просто идеально. Причем за ними никто не присматривает, в общинах они не состоят, в случае необходимости, пропажи одного-двух никто не заметит. Конечно, у нас остались связи бедноты из числа общинников, но их стало намного меньше и тех людей правильнее называть агентами, а не донорами.

Местом встречи по молчаливому уговору обеих сторон с самого начала служил пустырь неподалеку от пристанища убогих. Здесь имелось несколько выходов в канализацию и достаточно куч мусора, чтобы упырицы успели при необходимости сбежать, нищих же привлекало короткое расстояние до дома. Первоначально девушки сами выискивали клиентов по окрестным закоулкам, запугивали, давали попробовать разбавленный напиток, обещали еще за соответствующую оплату. Постепенно нужда в «рекламной кампании» отпала, и сегодня Медея была уверена, что они встретят самое меньшее одного страждущего. Наркоманы иногда сутками караулили на пустыре.

— Идем, вон первый сидит.

Оборванец представлял собой отвратительное зрелище, даже по либеральным меркам Талеи. Некая печать обреченности лежала на всех жителях города, избежать ее смогли не многие. Большинство предпочитало ходить с согнутой спиной. Та меньшая прослойка активных людей, продолжавшая бороться за существование и не впавшая в отчаяние, постепенно выбивалась в новую элиту. Тарраш, Факасий, Рихард упорно работали, изыскивая способы обогащения, а не сидели, горько хныкая о поломанной жизни. Потому и жили относительно хорошо. Здесь, на пустыре, собрались прямо противоположные элементы. Отчаявшиеся люди, которым чего-то не хватило для продолжения борьбы за существование, какого-то качества.

Гнилозубый Ро одним из первых обменял немного своей крови на бутылочку дешевой водки. В прежние времена он такую и в руки бы не взял, но теперь… Все деньги, которые изредка удавалось заработать, уходили на выпивку. Еду найти можно — в порту стянуть кусок рыбы, порыться в отбросах на задворках кабаков, иногда удавалось подхалтурить или украсть. Мало, конечно, но на существование хватало. Иное дело выпивка, ее достать почти невозможно. Прежде нищие пытались сами настаивать слабенькую бражку, только передрались. Словом, когда до полусмерти напугавшая его упырица по имени Селеста предложила обмен, Гнилозубый сомневался недолго.

— Привет, Гнилозубый — мило улыбнулась подошедшая Медея.

— Здравствуйте, госпожа, здравствуйте — залебезил пьяница, настороженно косясь на ее спутника. Впрочем, основное внимание досталось все-таки девушке. С тех самых пор, как он по пьяному делу предложил красавице «покувыркаться вместе», Ро относился к ней с опаской. — Я вижу, вы сегодня не одна пришли?

— Это Хастин, он иногда будет заходить. Руку помыл?

— А как же! Все, как полагается, неужто мы обычаев не знаем!

Гнилозубый проворно отодвинул рукав напяленного поверх прочих лохмотьев женского халата и продемонстрировал левую руку. Отмытый участок у сгиба локтя резко выделялся на фоне остальной кожи, грязной и вонючей. Восставшие, особенно голодные, редко обращали внимание на чистоту своих жертв, однако проигнорировать исходящие от обитателей трущоб запахи они оказались не в силах. Вонзать клыки в «такое» девушки не желали.

— Прекрасно. Хастин, прошу.

— Эээ… то есть как?

— Просто. Фиксируешь руку, чтобы случайно не порвать вену, и пьешь, пока не насытишься. — Медея развернулась к оборванцу и пояснила. — Молодой еще, недавно восстал. Передашь остальным, что нас теперь трое заходить станут.

— Так, может, доплатите за риск? — заискивающе осклабился Гнилозубый. — Господин-то мужчина большой, сразу много заберет.

— Посмотрим. Хастин?

Молодой упырь смотрел на происходящее круглыми от удивления глазами. В его представлении живые мертвецы должны набрасываться из теней на одиноких прохожих, чтобы жадно высасывать у оглушенной жертвы последние капли крови. Он не раз видел и хоронил последствия таких атак, позднее, когда окреп, наравне с прочими мужчинами рода отражал нападения городских упырей. И он сам, и все его знакомые при виде живых мертвецов испытывали два чувства — страх и ненависть, люди либо бежали, либо защищались. Чего они точно не делали, так это не приплясывали на месте от нетерпения:

— Ну давай скорее, господин! Жажда замучила!

На лице Медеи застыла презрительная гримаса. Ее раздражали спившийся Гнилозубый, неизвестно отчего медлящий Хастин, данное Селестой задание и, в конце концов, поднимающееся изнутри чувство голода. Она вчера не успела подкрепиться, поэтому сегодня жажда понемногу начинала затуманивать ей разум. Чего он ждет?

— Поторопись, Хастин.

Юноша очумело помотал головой, неуверенно примерился и быстрым движением прокусил крякнувшему Ро вену. На какое-то время наступила тишина, изредка прерываемая хлюпающими звуками. Медея отошла в сторонку, опасаясь поддаться соблазну. Человек понемногу бледнел, но волнения не выказывал, он не в первый раз делился кровью. Наконец с видимым сожалением Хастин оторвался от руки, которую оборванец немедленно проворно перетянул грязнущей тряпкой. Вернувшаяся Медея протянула ему бутылочку:

— Держи.

— Премного благодарствую, госпожа — Гнилозубый сидя, не пытаясь встать, поклонился. — Как насчет премии?

Женщина неохотно вытащила из заплечного мешка завернутую в тряпицу грубую лепешку и протянула рассыпавшемуся в благодарностях нищему. Потом, не обращая внимания на бурные изъявления восторга, повернулась к Хастину:

— Ты взял очень мало.

— Он слаб, я боюсь его убить.

— Эта порода живуча — скривила идеальной формы губы Медея. — Он еще нас переживет. Впрочем, дело твое. Но имей в виду, завтра мы сюда не вернемся, справляться с голодом будешь самостоятельно.

— Справлюсь — набычился парень.

— Как пожелаешь. Сейчас оставайся здесь и постарайся не попасться никому на глаза, я скоро вернусь.

Она легкой, уверенной походкой направилась к появившемуся вдалеке человеческому силуэту. Ей тоже хотелось есть.

Селеста слушала Ласкаша и понемногу понимала, какой невероятной удаче она обязана встрече с мальчишкой. В последнее время девушки сосредоточились на работе с другими агентами, поэтому самый первый узелок сплетаемой сети информаторов выпал из их поля зрения. Ласкаш не владел нужными им сведениями. Он был слегка туповат, не умел поддержать разговор, не понимал, чего хотят от него нанимательницы… Словом, ценность его в глазах Селесты стояла невысоко. Если бы не одно «но».

Пацану везло.

Стоило задать ему правильное направление поисков, как удачные события начинали происходить с пугающей частотой. Про таких говорят, что им сами боги помогают. Андрей, кстати сказать, не исключал и этой возможности — всяких странностей насмотрелся, один его нынешний вид чего стоит. Местные верили в богов прямо-таки с пугающим фанатизмом, причем оснований для веры им хватало. Рациональный разум пришельца еще сопротивлялся давлению окружающих, но надолго ли хватит привнесенного извне скептицизма?

Ласкаш, как Селеста и предполагала изначально, о встрече с упырицей проболтался. Ему не поверили, тогда обиженный градом насмешек парень зарекся говорить с посторонними на интересную и слегка жутковатую тему. Иными словами, удачно получилось. Теперь он довольно регулярно делился собранными слухами, умудряясь иногда приносить настоящие сокровища. Ценности которых совершенно не понимал.

— Так почему его из кутузки выпустили?

— Пожалели — пожал плечами мальчишка. — Все-таки двое детей, надо их как-то кормить.

Варек, бывший рыбак из деревни Три Невесты, пришел в город два года назад. С женой, братом и тремя детьми. Поначалу он удачно устроился на одну из герцогских шхун и быстро стал правой рукой капитана, его уважали за мастерство и твердый характер. Именно гордый и неуступчивый нрав сослужил ему плохую службу, когда простой рыбак осмелился возражать высокому портовому начальству в лице самого графа Лаша. Вроде бы, граф приказал использовать судно для перевозки чего-то очень тяжелого, или другая была причина, но вылетел с хорошего места Варек мгновенно. Дальше — больше, беда не приходит одна. Вспышка холеры сгубила жену и старшего сына рыбака, брата зарезали в пьяной драке, принимать на работу дерзкого наглеца отказывались. Мужчине приходилось пробавляться случайными заработками и подумывать о переходе в какую-либо общину. Среди простолюдинов ему тоже не особо обрадуются, зато дети будут пристроены и накормлены.

Недавно Варек снова попал в историю, попытавшись подработать на черном рынке. Отделался штрафом, хотя обычно за такую провинность либо отправляли в поселения, либо казнили, других наказаний современный суд не признавал. Похоже, сейчас мужик попал в совсем скверное положение, и как жить дальше, не знает.

Надо бы взять его на заметку.

— Еще что-нибудь интересное узнал?

— Не знаю — неуверенно заерзал Ласкаш под пристальным взглядом упырицы. — Вроде, нет. Общину через месяц переведут ближе к Гнойнику, жить там станем.

— Что делать будете? По-прежнему мусор убирать?

— Угу. Говорят, еще дома разбирать станем, полезные материалы в одну кучу, мусор и щебень в другую. Рассыпается же все, по некоторым улицам на окраинах ходить страшно — солидно добавил подросток.

Установившейся власти не откажешь в предусмотрительности. Именно с приходом новых порядков из подвалов убрали гниющие кучи продуктов, с улиц исчезли тела мертвых и груды всякого мусора, часть стремительно ветшавших строений уничтожили. В результате принятых мер эпидемии удалось задавить, остались одна неизменная простуда и некоторые детские заболевания. Лекарств не хватало, врачей тоже, и безобидные прежде болезни регулярно убивали людей.

— И сколько общин переселяются?

— Да почти все соседи, с кем я говорил. Правда, в разные места.

— Город расползается. Места не хватает.

— Ну, вроде того — не уловил насмешки в голосе собеседницы Ласкаш. — Народу и впрямь много. Только говорят, потом переселимся еще раз, вдоль дорог к большим деревням нас посадят.

— Возможно.

Действительно возможно. Герцог намерен контролировать свою территорию, а значит, поначалу примется расселять людей по стратегически важным узлам. Иными словами, на рудниках, на перекрестках дорог, превратит нынешний Гнойник в городское предместье. Словом, примется заново осваивать принадлежавшие еще его предкам земли.

Селеста слегка откинулась назад, раздумывая над только что услышанными словами. Впрочем, сосредоточиться не удалось — напомнила о себе жажда. Упырица внезапно поймала себя на мысли, что неподвижно уставилась на шею мальчишки и всерьез намеревается вцепиться в нее. Ей потребовалось некоторое усилие для обуздания инстинктов. Пить из Ласкаша нельзя, с некоторых пор девушки начали проводить четкое разделение людей на агентов и «коров», к числу последних относили морванитов, извращенцев разного толка. Человек должен хотеть подчиняться, желать почувствовать себя жертвой. Только тогда есть гарантия его верности и молчания.

Прежде они не имели возможности быть переборчивыми. Но теперь, имея возможность выбора… Есть люди, готовые подчиняться, всегда и везде. Ведомые, сознательно старающиеся переложить тяжесть ответственности за свои судьбы на плечи вождей. Их не так много, этих прирожденных рабов, однако именно они представляли для не-мертвых самую большую ценность. Селеста тщательно выискивала, кто войдет в число их будущих слуг, станет прослойкой между упырями и человеческим обществом. Следила, придирчиво подмечая нужные качества, обращала внимание, кому нравится прикосновение ее холодных рук, а кому нет, с готовностью ли подставляют они свое горло или руки под клыки восставших.

«Коровами» двигали два чувства: физиологическое влечение и тщеславие. Им нравилось ощущение прикосновения ледяных губ к коже, но куда больше нравилось чувствовать себя причастным к тайне. Ведь это так упоительно, считать себя немного выше прочих! Знать, что жуткие не-мертвые слуги Морвана, о которых шепотом рассказывают сказки по ночам, готовы говорить, защищать тебя и даже слегка зависят от твоей услужливости.

— Держи — она передала вспыхнувшему от радости мальчишке динир. — Если еще что интересное услышишь, приходи.

Хастина временно поселили в небольшой уютной каморке вблизи от его бывшего дома. Хотя как сказать, вблизи — час ходьбы неспешным шагом. Упырицы заранее озаботились созданием временных убежищ, подобрав два десятка укромных уголков по всему городу. Почти половина, по итогам прошедшей дождливой зимы, оказалась затоплена, от них пришлось отказаться, но оставшиеся выглядели неплохо. Правда, мебели в них не было и по стенам лежал толстый слой пыли. Основную грязь сняли еще осенью, когда изучали подземелья, косметический ремонт делать не собирались, да и времени постоянно не хватало. Как бы то ни было, люди о пристанище Хастина не знали, в нем относительно чисто, сухо, безопасно, чего еще желать?

Селеста перехватила Медею с «учеником» невдалеке от их собственного дома. Она призраком возникла за спинами сородичей, с удовольствием, отметив, что подруга не заметила ее появления. Хастин еще молод, от него рано требовать нужной чувствительности, иное дело Медея, ее обмануть намного сложнее. Они иногда развлекались подобными «прятками», и счет шел равным.

— Познакомились с оборванцами?

Красавица на мгновение замерла, затем плавно повернулась, слегка склонив голову, признавая проигрыш. Лукавый блеск глаз как бы говорил: «Сейчас тебе повезло, но потом…». Юноша отреагировал более бурно. Он отскочил к стене, разворачиваясь, длинный нож резко вспорол воздух на уровне горла. Хорошая реакция, правильная.

— Мы имели сомнительное счастье общаться с Гнилозубым.

— Он еще жив? Я считала, ему не долго осталось.

Обе девушки старательно не обращали внимания на смущенного Хастина. Их забавлял его насупленный вид. Троица направилась в сторону «квартиры» новичка, попутно обсуждая прошедшую ночь и строя планы на следующую. Можно было бы спуститься в канализацию, но в последнее время патрули ходили реже, основная часть солдат уже переместилась к окраинам. Поэтому шли по улице, время от времени обходя стороной редких прохожих-людей. Селеста порадовала подругу:

— Завтра с Хастином хожу я. Тебе предстоит узнать все, что можно, о некоем Вареке из Трех Невест. Пообщайся с информаторами, они у тебя из рук есть готовы и отвечают охотнее.

— Кто он такой?

— Бывший рыбак, его недавно выпустили из тюрьмы. Сейчас живет с детьми в бараках на седьмой линии, ты их еще «рассадником клопов» назвала.

— Отвратительное место с отвратительными обитателями — недовольно надулась Медея. — Может быть, сама поговоришь с ними? Заморочишь головы, как ты умеешь.

— Нет. Действуй сама — подавила попытку бунта низкорослая упырица. — Хастин, ты в своих горах караваны грабил? Или оружием, вещами крадеными торговал?

— Нет — удивленно ответил парень.

— Может, контрабандой занимался, сутенерствовал, наркоту на улицах толкал? Тоже нет? Ну, ничего, научим — ехидно обнадежила Селеста. — Начнем с процесса производства наркотиков под руководством уважаемого Сташа, нашего алхимика.

— Тем более что основы алхимии изучаются на первом курсе университета — вставила Медея. — Считай, ты просто продолжаешь получать образование.

— В каком смысле? — не поняла Селеста.

— В самом прямом. Хастин утверждает, что его приняли в Талейский Университет Тысячи Потоков в шестнадцатилетнем возрасте. Невероятная наглость!

— Но это правда!

Предводительница маленького отряда остановилась и задрала голову, в очередной раз рассматривая паренька. Он возвышался над ней на добрых полторы головы, если не больше, разворотом плеч и мощными руками наводя на мысли о долгой работе с тяжестями. Даже Медея казалась рядом с ним невысокой и слабой. Простое, открытое лицо с русыми волосами и слегка наивными серыми глазами тоже никак не подходило интеллектуалу. Дураком он не выглядел, но и только-то.

— Не похож ты на вундеркинда — резюмировала Селеста.

— На кого?

— Не важно. Так что насчет университета?

Хастин опять принялся рассказывать свою историю, куда эмоциональнее, чем прежде. Похоже, слова Медеи все-таки задели его. Парень успел свыкнуться с недоверием со стороны людей, впервые услышавших о его появлении в Талее, но прямое обвинение во лжи его возмутило. Тем более, от невероятно привлекательной женщины. С некоторых пор он перестал распространяться о своем прошлом с незнакомцами, и сейчас изменил привычке только потому, что воспринимал упыриц как потенциальный новый род. В его стране существовал обычай, когда собирающийся жениться мужчина проводил какое-то время в деревне невесты, и случалось, он оставался в ней насовсем. То есть не женщина входила в семью мужа, а наоборот. Редко, конечно, но бывало. Тогда к жениху тоже долго присматривались, проверяли, не спешили раскрыть свои тайны.

Если же позднее выяснялось, что мужчина утаил нечто очень важное, не был достаточно откровенным с будущими родичами, позор падал на головы обеих семейств. Кровавые последствия таких распрей тянулись веками. Нет уж, лучше с самого начала говорить правду, целиком и полностью.

— Стоп! — Селеста остановилась, захваченная врасплох какой-то мыслью. Хастин внезапно с удивлением отметил, что выражение ее лица неуловимо изменилось, теперь на него словно смотрела другая личность. Как будто близнец знакомой светловолосой девушки. Он не смог бы точно сформулировать, в чем отличие, однако не сомневался, что оно есть. — Если ты поступил в высшее учебное заведение, значит, в магии хоть немного разбираешься. Так?

— Совсем немного. Я не успел начать…

— Это понятно. Вопрос — тебе известно что-нибудь о причинах катастрофы? Почему магия исчезла?

— Ну, я многого не знаю — обстоятельно принялся отвечать юноша. Даже руки за спину заложил по старой привычке, чтобы лучше сосредоточиться. Раньше он в таких случаях затылок чесал, отучили. — Хотя пара преподавателей в университете говорили, проблема в связности. Первостихии вдруг перестали отвечать на зов, поэтому заклинания утратили силу.

Медея понимающе кивнула, но меньшая упырица потребовала более подробных объяснений. Хастин начал объяснять, старательно подбирая слова попроще.

— Любое магическое действие, иначе называемое «заклятием», имеет трехкомпонентную природу. Формулировка задания, обращение к стихиям и контроль результата. Первый этап способен осуществить только маг, это врожденное умение, которое, однако, развивается и закрепляется долгими тренировками. Вторая компонента, «обращение», доступна и простым людям, по сути, разницы между молитвой и призывом стихийных сил нет. Под контролем понимается предварительная проверка целостности структуры заклинания, попросту говоря, если что идет не правильно, маг заклятье «сбрасывает», не активируя.

Раньше, до Катастрофы, стихии помогали людям. Дарили часть себя в ответ на просьбу, служили неиссякаемым источником энергии. Сейчас ситуация изменилась, наши мольбы всегда остаются без ответа. В принципе, невероятно сильный маг, истинный, способен чаровать за счет одной собственной энергетики, но истинных единицы. Вот и выходит, что основная часть магов, обладая знаниями, лишена возможности эти знания использовать. По той же причине перестали действовать бытовые артефакты, предназначенные для обычных людей — управляющий контур, заложенный в них при создании, может, и сохранился, только притока силы для активации нет.

— Что послужило начальным толчком? Почему исчез доступ к энергии?

— Не знаю — развел руками Хастин. — Жрецы говорят, люди прогневали богов, и те отвернулись от смертных.

Селеста холодно улыбнулась в ответ. Сделав знак следовать за ней, она уверенно двинулась дальше по дороге, попутно размышляя вслух:

— Если и отвернулись, то не от всех. Мы не однажды сталкивались с проявлением сверхъестественных сил уже в качестве восставших. Что тебе известно о культах Морвана и Иллиара? Я говорю об изначальных ликах, а не об отдельных аспектах.

— Только то, что с ними лучше не связываться — твердо ответил юноша. — У нас в горах имена этих богов запретны, вслух их не произносят.

— Мы видели, как жрец Хозяина Ада вызвал какой-то темный огонь, убивший человека. В храм Иллиара не-мертвым проход закрыт, на двери стоит какая-то завеса.

Видя неприкрытое любопытство Хастина, Селеста принялась рассказывать подробнее. Шедшая рядом Медея время от времени вставляла язвительные замечания, вспоминая о глупости подруги. О Карлоне она говорить отказалась наотрез, зато очень подробно описала внешний вид Селесты после попытки проникнуть в дом предводителя светлых сектантов. По ее мнению, ничего хорошего из желания разобраться с волей грозных божеств выйти не может. Несмотря на происхождение, красавица довольно плохо разбиралась в мистических учениях, всю свою жизнь она совершенствовалась в искусстве танца и пения. Вместо того, чтобы корпеть над древними рукописями, она проводила время на вечеринках, в окружении многочисленных поклонников.

После короткого повествования наступила тишина, нарушаемая еле слышимым звуком шагов восставших по каменному покрытию улицы. Время от времени подавали голос ночные птахи, изредка из домов доносились звуки, сопутствующие людской жизни.

— Не знаю — глухо выдавил мрачный Хастин. Услышанное шокировало и расстроило его. — Я-то думал, магии совсем нет, а вишь как, оказывается…

— Я подозреваю, что предводитель иллиаропоклонников, Гарреш, куда лучше осведомлен о ситуации — недовольно заметила Селеста, обращаясь по большей части к Медее. — Но я не готова с ним связываться. Сейчас. Возможно, позднее, но не сейчас. Что касается нашего бывшего вождя… будем надеяться, в намечающейся Охоте ему кто-нибудь снесет голову. Рихард, например, очень интересовался расположением и планами монастыря.

— Молю тебя, Морван, — благочестиво прикрыла ладонью глаза Медея — забери своего слугу в царство твое поскорее.

— Напрасно надеешься. У них слишком близкие и доверительные отношения, чтобы впутывать кого-то третьего.

Хастин в ужасе смотрел на богохульницу. Высокая упырица, привычная к высказываниям непочтительной подруги, ограничилась демонстративным вздохом. Став однажды свидетельницей нехарактерной для Селесты вспышки ярости и выслушав немало грубых слов в адрес высших сил данного конкретного мира, она на мелочи внимания не обращала.

— Расходимся, — прекратила улыбаться маленькая стройная девчушка с красноватыми отблесками в зрачках — завтра много работы. Хастин, сходишь, повидаешь родных. Заодно поинтересуешься у отца, нет ли каких планов насчет перевода кузниц из порта. Собираются ли мастеровых переселять в другие районы, если слухи верны, что разместится на их месте? Также меня интересует, сумеет ли он помочь с вывозом кое-каких вещей из Гнойника, в обмен мы укажем расположение трех складов с полезными материалами, консервами и одеждой. Медея, с тебя информация по Вареку. Узнай о нем все возможное. Встречаемся в убежище под перекрестком Кривой Совы.

Сама Селеста намеревалась пообщаться с морванитами. Фанатикам следовало регулярно показываться на глаза, иначе без наличия видимого символа своей веры они начинали дурить. Кроме того, они очень чутко улавливали желания руководства, собранные ими сведения отличались прямо-таки скрупулезной точностью. Правда, оценивали слуги Темного полученные новости по собственной шкале, плохо совпадающей с истинными целями упыриц. Общаться с ними было трудно, постоянно приходилось держаться настороже, чтобы не совершить ошибки. Если бы не очевидное благоволение Хозяина Ада (именно так морваниты воспринимали состояние не-мертвых), неизвестно, сколько они продолжали бы верить новоявленным жрицам. Сейчас они не позволяли себе сомневаться, однако как долго эта вера продлится? Селеста давно подумывала избавиться от опасных, как домашний лев, помощников, удерживало ее нежелание терять доступный источник крови. Укус упыря они считали чем-то вроде причастия, ждали его и гордились.

Для себя она твердо решила — как только отпадет необходимость, морванитов убрать.