15

Роберт Мейерс вынырнул из-под алого крыла яхты на водных крыльях, принадлежащей компании «Мейерс Интернэшнл», и, ступив на палубу, предложил руку жене. Элизабет Мейерс вышла, сияя голубизной роскошного брючного костюма от «Сент-Джона». Мейерс поправил галстук, одернул свой синий блейзер, супруги рука об руку пошли по деревянным мосткам причала. Отец Мейерса, дважды избиравшийся губернатором штата Вашингтон, поучал сына, что главное в жизни — это войти и выйти. «Промежуток забывается», — любил повторять он. По этой причине Мейерс и остановился на этой яхте. Сегодня он намеревался подобающим образом войти. Погода этому благоприятствовала — небо было ярко-голубым, как костюм его жены, а солнце заливало поверхность озера Юнион и отражалось в стеклах небоскребов, цепью протянувшихся от центра Сиэтла к югу. Вот такие дни и оправдывали второе имя Сиэтла — Изумрудный город.

Когда пара достигла края причала, люди, стоявшие на другой стороне Фэрвью-авеню, во дворе городского Онкологического центра Фреда Хатчисона, подняли руки козырьком, загораживая глаза от нестерпимого сверкания воды. За их спинами высилось величественное сооружение из кирпича и стекла, парадный вход в которое был перетянут красной ленточкой с бантом. Быстро становившийся одним из крупнейших в мире онкологических центров, этот медицинский комплекс вырос на берегах озера Юнион вместе с другими медицинскими и биотехнологическими учреждениями, порожденный всплеском благотворительности 90-х годов, и в особенности стараниями миллиардера Пола Аллена из «Майкрософт». Новенькие здания из стекла и кирпича заменили собой одноэтажные промышленные сооружения, окружавшие озеро Юнион в течение пятидесяти лет.

Когда Мейерс с женой подошли к фонтану посередине двора, толпа разразилась аплодисментами. Мейерс смущенно втянул голову в плечи, как школьник, знакомящий родителей со своей подружкой. Цель визита была общеизвестна: Мейерс прибыл на открытие нового корпуса, который будет носить имя его отца Роберта Сэмюэла Мейерса Третьего. Но своим появлением в такой лучезарный солнечный день этот красавец блондин с развевающимися на легком ветерке волосами умело создавал ощущение экспромта — еще одно искусство, которому обучил его отец.

Вот уже четыре поколения Мейерсов являлись сиэтлским воплощением Американской мечты. Прадед Мейерса иммигрировал на Северо-Запад Тихоокеанского побережья из Швеции, имея разве что мелочь в кармане, и стал рубить лес в компании Вайерхозера, этого гиганта лесной промышленности. Его сын, дед Роберта Мейерса, основал строительную компанию, которая стала крупнейшим застройщиком в этих местах. Не жалея финансов, он подвизался на общественном поприще и был избран мэром Сиэтла. Его сын, отец Роберта Мейерса, окончил факультет инженерных наук и архитектуры Вашингтонского университета и превратил строительную компанию Мейерса в градообразующую. Во время экономического бума 80-х годов мейерсовские строительные краны высились над городом, а вымпелы его компании развевались на всех возводимых небоскребах. В политике он также преуспел. Став губернатором, он передал бизнес сыну, сделав Роберта Сэмюэла Мейерса Четвертого главой крупнейшей строительной компании штата Вашингтон. Когда наступил спад и строительные краны замерли, это могло бы означать катастрофу, если бы не прозорливость Мейерса, сумевшего перенаправить активы и приумножить семейный капитал, щедро финансируя предприятия высоких и биотехнологий, когда мода на такого рода деятельность на Тихоокеанском Северо-Западе развилась и достигла апогея. Таким образом, семейные миллионы превратились в миллиарды. Опираясь на славу местного аристократа и предприимчивого дельца — а последнее весьма импонировало молодежи, — Мейерс смог воплотить в полной мере честолюбивые устремления своего рода. В 36 лет он успешно провел кампанию за получение места в сенате США, действуя с той же юношеской энергией, с тем же усердием и той же прозорливостью и завоевывая себе стойкую репутацию политического деятеля общенационального масштаба. Когда какой-то местный обозреватель в связи с его избирательной кампанией сказал что-то о рыцарстве и «возвращении в Камелот», другие газеты подхватили тему, и американская публика потянулась к этой заманчивой перспективе. Мейерс стал олицетворением надежд молодого поколения, каким некогда был Джон Ф. Кеннеди.

Мейерс взобрался на утыканную многочисленными микрофонами трибуну. Зажужжали и защелкали камеры, и репортеры, толкаясь и отпихивая друг друга, стали бороться за право сделать лучший снимок Мейерса на фоне водяных струй и стеклянного фасада здания на заднем плане. Мейерс ухватился обеими руками за борт трибуны и замер при свете вспышек, благосклонно предоставляя возможность сделать снимок. Он повернулся к Биллу Доновану, корреспонденту местного представительства «Эй-би-си»:

— Лучше помажься лосьоном от загара, Билл. Ты можешь получить ожог на таком ярком солнце.

Донован потер плешивую макушку:

— Меня не кожа моя сейчас заботит!

Собравшиеся засмеялись, и довольный Мейерс подумал, что политика у него в крови. «Не человек выбирает политику как род деятельности, — любил повторять его отец. — Это политика его выбирает».

Мейерс оторвал руки от бортика трибуны и выпрямился.

— Благодарю всех, кто собрался здесь сегодня. Моей семье и близким принесла много страданий эта болезнь, поразившая моего отца, и я очень ценю ваше участие и вашу поддержку. Хотя болезнь моего отца и привлекает общественное внимание к проблеме борьбы с раком, гибель его в этой борьбе показывает, что до победы нам еще очень далеко. Свою борьбу он вел мужественно и храбро, и когда она была окончена, семья наша очень горевала.

Но наше горе дало начало этому невероятному в своем совершенстве сооружению. Мы с Элизабет гордимся тем, что имеем возможность дать новому корпусу Онкологического центра имя в память моего отца — Роберта Сэмюэла Мейерса. Пусть это станет залогом того, что со смертью моего отца наш поединок со страшной болезнью не окончится. Битва только начинается. Толпа зааплодировала.

— Рак безвременно убил моего отца, но, основывая такие центры, как этот, мы можем найти способ бороться с ним. И мы найдем этот способ. Финал предрешен. Мы искореним эту болезнь.

И опять раздались аплодисменты.

Порывистым юношеским жестом Мейерс отбросил волосы со лба. Лицо его было приятно моложавым.

— Как знают многие из вас, мой отец последовательно руководствовался изречением Джона Ф. Кеннеди: «С того, кому много дано, много и спросится». Мой прадед приехал в эту страну бедным иммигрантом. Но он лелеял мечту, которую разделяли с ним многие американцы. Он мечтал о лучшем будущем — для себя, своей семьи, для грядущих поколений. Он претворял в жизнь эту мечту тяжким трудом на благо страны, верившей, что может стать лучшей в мире. Моему деду и моему отцу были дарованы и то же трудолюбие, и те же принципы, то же стремление послужить другим, а в особенности жителям великого штата, который слишком долго не играл заметной роли в политической жизни нашей страны.

Аплодисменты усилились, нетерпеливое ожидание нарастало.

— Самое главное сейчас — это служение обществу, самоотверженность и предвидение. Будущее не должно страшить новые поколения американцев. Оно должно манить их и побуждать к действию. — Нетерпеливое ожидание достигло пика. — Америке требуются свежие идеи для решения старых проблем. Америке требуются лидеры, глядящие вперед, а не назад. — Последнее замечание было тонким намеком на возраст кандидата в президенты от Республиканской партии губернатора Нью-Йорка Уильяма Эндрюса. — Я гляжу вперед и вижу будущее так же ясно, как эту горную цепь вдалеке. И как эти горы, будущее ближе, чем кажется. Будущее — вот оно!

Толпа заревела, раздались восторженные крики. Неизвестно откуда в воздух взметнулись плакаты, и в ту же минуту Мейерс возгласил:

— Сегодня я с гордостью могу объявить, что Демократическая партия выдвинула меня кандидатом на пост президента Соединенных Штатов!

Подняв над головой руку жены, он купался в волнах обожания, давая возможность фоторепортерам делать снимки для первых газетных полос. Это было лучшим способом утолить голод избирателей, не испортив новизны речи, которую ему предстояло произнести в субботу вечером на праздновании в честь официального начала его избирательной кампании и сбора средств на нее. Он сошел с трибуны, в то время как один из его помощников передал жене Мейерса огромные ножницы. Элизабет Мейерс поднялась к дверям корпуса и перерезала ленточку перед входом в здание, предназначенное увековечить память свекра. Затем Роберт Мейерс взял жену под руку и они прошествовали внутрь, чтобы еще яснее увидеть будущее.