Бекка Фитцпатрик
Черный лед

Райли и Джейсу, рассказывающим мне истории

Becca Fitzpatrick
BLACK ICE
Published by arrangement with the author and InkWell Management Literary Agency and Synopsis Literary Agency
© Copyright © 2014 by Becca Ajoy Fitzpatrick
© П. Волцит, перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ», издание на русском языке, 2016



Благодарности

Эту книгу вылепили многие руки.
Я благодарна своему редактор Зарине Джэффери за мудрость и увлеченность. Некоторые лучшие места в этой книге – ее заслуга.
Кристиан Титер и Хизер Зандел. Писатель не мог бы пожелать первых читателей лучше и сестер чудеснее! Я никогда не боялась, что вы не скажете мне именно то, что на самом деле думаете про «Черный лед». В конце концов, вы говорили мне, что думаете о моей одежде, прическе, парнях и вкусах в музыке и кино, с самого детства. Вы – лучшие.
Я не могу не упомянуть Дженн Мартин, мою помощницу, чей мозг работает совсем иначе, нежели мой: он организованный! Дженн, спасибо тебе за то, что взяла на себя все остальное, позволив мне сосредоточиться на написании книги.
Спасибо моим друзьям в издательстве «Саймон энд Шустер», включая Джона Андерсона, Джастина Чанду, Энн Зэфиан, Джулию Магуайр, Люси Рут Камминс, Крисси Ноу, Кэти Хершбергер, Пола Крайтона, Суджи Ким, Дженику Нэсуорти и Чаву Уолин: о лучшей издательской команде я и мечтать не могла. Жму руки и обнимаю всех сразу.
Катарин Винке, спасибо Вам за редактирование «Черного льда».
Как всегда, я высоко ценю деловую хватку и проницательность моего агента Кэтрин Дрэйтон. Кстати, об агентах: мне повезло работать с лучшими агентами по международным правам в нашей отрасли. Спасибо, Линдси Блессинг, за то, что вложила мои книги в руки читателей по всему миру.
Эрин Тангеман из офиса генерального прокурора Небраски заслужила овации, отвечая на все мои вопросы, связанные с законом. Все ошибки – только мои.
Спасибо Джейсону Хейлу, придумавшему рыбацкие слоганы на бампере джипа Бритт.
Я знаю: Джош Уолш, как человек скромный, уже устал от постоянных упоминаний в моих книгах, но его познания в фармацевтике невозможно переоценить.
И, наконец, дорогие мои читатели, эта книга попала вам в руки прежде всего благодаря вам самим. Не знаю, как благодарить вас за то, что читаете мои истории.



Апрель

Ржавый «Шеви»-пикап со скрежетом остановился, и Лорен Хантсмен, стукнувшись головой о стекло, проснулась.
Вздрогнув, она несколько раз нетрезво сморгнула. В мозгу кружились обрывки воспоминаний, обломки, из которых – только бы удалось собрать их вместе! – могло еще сложиться что-то целое. Окно в начало сегодняшнего вечера. Но пока осколки разбитого окна валялись на дне трясущейся головы.
Лорен припоминала какофонию музыки кантри, буйное веселье, сводки НБА на экранах поверх голов. Приглушенное освещение. Полки, заставленные дюжинами бутылок, поблескивавших зеленью, янтарем и чернотой.
Чернота.
Она попросила плеснуть ей из той бутылки – от нее приятно кружилась голова. Твердая рука не успела наполнить стопку, как Лорен уже опрокинула ее в глотку.
– Еще одну, – хрипло велела она, стукнув пустой емкостью по стойке.
Лорен вспомнила, как плавно покачивалась, прижимаясь к ковбою, в медленном танце. Как стащила его шляпу – на ней она смотрелась лучше. Черный «стетсон», так шедший к ее коротенькому черному платью, черному пойлу и паршивому черному настроению. О последнем, к счастью, легко забывается в такой обшарпанной забегаловке, как эта – редкий подарок среди баров в задирающем нос ла-ди-дашном мире долины Джексон-Хоул в Вайоминге, куда она приехала с семьей на отдых. Ей удалось ускользнуть, здесь родители ни за что ее не отыщут, – эта мысль оставалась светлой полосой на горизонте. Скоро она так надерется, что едва ли вспомнит, как они выглядят. Уже сейчас их осуждающие нахмуренные физиономии мелькали в сознании потеками непросохшей краски, сползающими по холсту.
Краска. Цвет. Искусство. Она пыталась сбежать туда, в мир заляпанных джинсов, перемазанных пальцев и просветленной души, но «предки» тащили ее назад, останавливали. Им не нужен художник-неформал в семье. Им нужна дочь с дипломом Стэнфорда.
Если бы они просто любили ее. Тогда бы ей не нужно было носить тесные дешевые одежонки, так бесившие мать, или предаваться страстям, оскорблявшим эгоизм и аристократическую чопорность отца.
Она почти жалела, что матери нет рядом и та не может полюбоваться, как доченька извивается у ноги ковбоя. Как трется бедром о его бедро, шепча ему в ухо самую непристойную похабень, какую только смогла придумать. Они прервались, только когда он пошел к стойке принести ей новый стакан. Лорен могла поклясться, что вкус стал другим. Или она уже так надралась, что ей почудился горький привкус?
Ковбой спросил, не хочет ли она где-нибудь уединиться.
Лорен раздумывала всего мгновение. Если мать не одобрит, значит, ответ очевиден.

Пассажирская дверь «Шеви» распахнулась. Взгляд Лорен на короткое время перестал метаться из стороны в сторону и сфокусировался на ковбое. Она впервые заметила кривую переносицу – возможно, «трофей», полученный в пьяной драке. Открытие, что у него горячий нрав, по идее, должно было еще сильнее «завести» ее, но – даже странно – она поймала себя на мысли, что предпочла бы подцепить мужика, упражняющегося в сдержанности, а не в инфантильных вспышках. Такого рода «культурное» замечание могла бы отпустить мать. Мысленно высмеяв себя, Лорен списала свою раздражающую разборчивость на усталость. Ей нужно поспать. Немедленно.
Ковбой снял с нее «стетсон» и вернул на свою неряшливую копну русых волос.
– Кто нашел, того и шляпа, – хотела было возмутиться она, но не смогла заставить губы двигаться.
Он поднял ее с сиденья и вскинул на плечо. Платье сзади задралось вверх, но руки отказывались подчиняться, чтобы поправить его. Голова была тяжелой и хрупкой, как одна из хрустальных ваз матери. Удивительно, но едва она об этом подумала, голова чудесным образом прояснилась и как будто поплыла отдельно от тела. Лорен не могла вспомнить, как здесь оказалась. Они приехали на машине?
Девушка уставилась на пятки ковбойских ботинок, чавкавших по слякоти. Ее подбрасывало на каждом шагу, и от этого начинало тошнить. Жгуче-холодный воздух, смешиваясь с резким озоном сосен, обжигал ноздри. Поскрипывали садовые качели, музыкальная подвеска мелодично позвякивала на ветру во мраке. От этих звуков она вздохнула. Содрогнулась.
Лорен слышала, как ковбой открыл дверь. Она изо всех сил старалась разлепить веки, пытаясь осмотреться. Утром надо будет позвонить брату и попросить заехать за ней. «При условии, что смогу объяснить, где я», – с усмешкой подумала девушка. Брат отвезет ее домой, ругая за безрассудство и «саморазрушение», но обязательно приедет. Он всегда приезжает.
Ковбой поставил ее на ноги, обхватив за плечи, не давая упасть. Лорен вяло огляделась. Хижина. Он привез ее в бревенчатую хижину. Комнатенку, в которой они стояли, заполняла грубо сработанная мебель из сосны, которая показалась бы жалкой везде, кроме бревенчатого дома. Открытая дверь в дальней части комнаты вела в небольшую кладовку с пластиковыми стеллажами по стенам. Она была практически пустой – только какой-то непонятный шест от пола до потолка и направленная на него камера на треноге.
Несмотря на туман в голове, Лорен почувствовала, как страх медленно забирает ее в тиски. Нужно выбраться отсюда. Здесь что-то не так.
Но ноги не двигались.
Ковбой прислонил девушку к шесту. Едва он выпустил ее, и Лорен осела на пол. Туфли на шпильках соскочили с разъехавшихся ног. Она была слишком пьяной, чтобы снова встать. Кружилась голова, девушка моргала слипавшимися веками, пытаясь найти дверь, которая бы вела из кладовки. Чем больше она пыталась сосредоточиться, тем быстрее вращалась комната. Ее вывернуло – Лорен успела наклониться в сторону, чтобы не запачкать одежду.
– Ты оставила это в баре. – Ковбой надвинул ей на голову бейсболку с «Кардиналами»[1] – подарок брата в честь поступления в Стэнфорд несколько недель назад. Наверное, родители подговорили. Подарок прибыл подозрительно быстро после того, как она объявила, что не станет там учиться – и в любом другом колледже. Задыхаясь от гнева, отец так покраснел, что у него чуть пар из ушей не пошел, как в мультике.
Ковбой стащил с ее шеи золотую цепочку, грубо, через голову, царапнув кожу на щеке своими шершавыми пальцами.
– Ценный? – спросил он, разглядывая медальон в форме сердечка.
– Мой, – просительно пролепетала она. Пусть забирает свой вонючий «стетсон», но медальон – ее: двенадцать лет назад родители подарили его в день первого выступления дочери в балетной студии. Тогда они в первый и последний раз одобрили хоть какое-то ее начинание. И теперь медальон служил напоминанием о том, что где-то в глубине души отец и мать все-таки любили дочь. Во всем остальном, что не касалось занятий балетом, она удостаивалась лишь приказов, понуканий, и все ее детство было отлито в форму их убеждений.
Два года назад, когда Лорен исполнилось шестнадцать, у нее прорезались собственные желания. Живопись, театр, инди-оркестры, провокационные современные танцы-импровизации, сборища политиков и интеллектуалов (не хиппи!), оставивших колледжи в поисках альтернативного образования, и парень с блестящими извращенными мозгами, который курил травку и исписывал стихами стены церквей, садовые скамейки, машины и ее изголодавшуюся душу.
Родители не скрывали отвращения к новому образу жизни дочери. Вводили комендантский час и бесчисленные правила, укрепляли стены ее темницы, выдавливали дыхание жизни из ее груди. Открытое неповиновение – все, что Лорен могла придумать в ответ. Сама плакала, закрывшись в комнате, когда бросила балет, но надо же было сделать им больно. Она не позволит родителям выбирать только те кусочки себя, которые они согласны любить. Либо она вся, безраздельно и безусловно – их, либо полностью для них потеряна. Таковы ее условия. И в восемнадцать решение Лорен оставалось твердым, как сталь.
– Мой, – повторила она, собрав все силы, чтобы вытолкнуть из себя одно слово. Нужно вернуть медальон и убраться отсюда. Это она понимала. Но ее поразило какое-то странное искажение восприятия: она глядела на мир, не ощущая эмоций.
Ковбой повесил медальон на дверную ручку и грубой веревкой связал девушке запястья. Лорен вздрогнула, когда он рывком затянул узел. «Он не может так поступать со мной, – бесстрастно подумала она. – Я пошла с ним добровольно, но не соглашалась на такое».
– Меня… отпусти, – выдавила она. Жалкое, неубедительное требование заставило ее щеки вспыхнуть от унижения. Она любила правильную речь: слова тщательно подобраны, крепко сбиты, красивые, яркие, мощные; как ей хотелось сейчас извлечь все эти слова из кармана, но, потянувшись за ними, она обнаружила лишь оборванные нитки – дырку. Все вываливалось из ее одурманенной головы.
Лорен бессмысленно дернулась вперед. Ковбой привязал ее к столбу. Как же ей теперь вернуть медальон? Мысль, что он для нее потерян, обожгла грудь, оставив внутри глубокую царапину страха. Только бы брат перезвонил. Она оставила ему сообщение, что собирается сегодня вечером напиться, – в качестве проверки. Лорен постоянно – почти каждые выходные – проверяла его, но сейчас он впервые не ответил. Ей хотелось знать, что она ему небезразлична, что он попытается убедить ее не делать глупостей.
Или он, наконец, махнул на нее рукой?
Ковбой пошел к выходу, у двери насмешливо приподнял шляпу, самодовольно и алчно оглядев ее. Лорен осознала всю чудовищность своей ошибки. Она ему даже не нравилась! Он что, собирается шантажировать ее компрометирующими фотографиями? Для того и камера? Должно быть, негодяй знает: родители заплатят любые деньги.
– У меня есть для тебя сюрприз в сарае за домом, – протянул он. – Никуда не уходи, слышишь, детка?
Дыхание Лорен стало быстрым и беспорядочным. Ей хотелось сказать ему все, что она думала о его «сюрпризе». Но веки бессильно опускались, и каждый раз поднять их требовало все больше усилий. Она заплакала.
Лорен и раньше случалось напиваться, но так – никогда. Подонок явно опоил ее, должно быть, подсыпал что-то в ее стакан, лишив сил и воли к сопротивлению. Девушка стала перетирать веревку о шест. Попыталась. Все тело тяжелело от сонливости. Нужно сопротивляться. Когда он вернется, наверняка случится что-то ужасное – нужно заговорить ему зубы, помешать…
Темный силуэт нарисовался в дверях быстрее, чем она ожидала. Свет в комнате, падавший на него сзади, отбрасывал на пол кладовки тень вдвое выше ростом. Теперь он был без «стетсона» и казался крупнее, чем ей запомнилось, но не это приковало внимание Лорен – его руки. Мужчина резко дергал ими натянутую веревку, проверяя, выдержит ли.
Подойдя к ней, он трясущимися руками обхватил веревкой шею девушки. Стоя за ее спиной, притянул к шесту. Из глаз посыпались искры – так сильно он дернул. Лорен поняла, что он нервничает из-за возбуждения – она чувствовала, какой жадной дрожью бьется его тело, слышала прерывистое хриплое дыхание, все убыстрявшееся, но не от напряжения – от адреналина. Живот скрутило страхом – он наслаждается всем этим. Уши девушки заполнил незнакомый булькающий звук, и она с ужасом осознала, что это ее голос. Звук, казалось, напугал его: он выругался и натянул веревку сильнее.
Лорен завопила, снова и снова – крик рвался наружу, но оставался в ней. Она беззвучно кричала, а веревка давила все туже, подтягивая ее к смертному краю.
Ему не нужны фотографии. Он хотел ее убить.
Она не позволит этому ужасному месту стать ее последним воспоминанием. Закрыв глаза, Лорен погрузилась во мрак.



Год спустя



Глава 1

Если и умру, то уж точно не от переохлаждения.
Так я решила, запихивая и пристегивая ремешками спальник на гусином пуху в багажник своего джипа Wrangler – в дополнение к пяти мешкам экипировки, флисовым и шерстяным одеялам, шелковым вкладышам, химическим грелкам и «пенкам». Убедившись, что за три часа езды до Айдлвайлда ничего не вывалится, я захлопнула заднюю дверь и вытерла руки о шорты.
Мобильник нежно запел голосом Рода Стюарта «Если хочешь мое тело»[2], но я не стала отвечать сразу, чтобы успеть подпеть ему: «и считаешь меня сексуальным». На другой стороне улицы миссис Притчард с грохотом захлопнула окно гостиной. Не могла же я, в самом деле, допустить, чтобы такой чудесный сигнал вызова пропал впустую!
– Привет, малышка, – бросила Корби, лопнув пузырь жвачки прямо в трубку. – Мы по плану или как?
– Небольшая проблема: в машине маловато места, – сообщила я с театральным вздохом. Мы с Корби дружили уже целую вечность и стали почти как сестры. Поддразнивание было одним из любимых наших развлечений. – Упихнула спальник и одежду, но придется выложить один мешок: такой синий с розовыми тесемками.
– Только попробуй выбросить мои вещи – навеки распрощаешься с грязными деньжатами нашей семьи.
– Так и знала, что ты начнешь козырять своей богатой семейкой.
– А чего стесняться, если все так и есть? В любом случае, все претензии к тем, кто нанимает мою маму, чтобы развестись. Если бы люди умели просто поцеловаться и помириться, она бы осталась без работы.
– Тогда пришлось бы тебе самой пошевелиться. По мне, развод – это потрясно!
Корби фыркнула.
– Только что звонила Медведю. Он пока даже не начал собираться, но божится, что присоединится к нам в Айдлвайлде еще до вечера. – Семья Корби владела Айдлвайлдом, роскошным домом в национальном парке Гранд-Титон, и на всю следующую неделю это место становилось для нас самым близким островком цивилизации. – Но я сказала ему: если мне придется самой выгонять летучих мышей из-под крыши, его ждет долгий период воздержания до конца весны.
– Все еще не могу поверить, что родители позволяют тебе проводить весенние каникулы вместе с парнем.
– Ну… – нерешительно протянула Корби.
– Так и знала! Что еще, выкладывай.
– В качестве дуэньи едет Келвин.
– Что?
Корби изобразила, что ее тошнит:
– Он приехал домой на весенние каникулы, и папа заставляет его ехать с нами. Я с ним еще не говорила, но он, наверное, просто в ярости. Он терпеть не может, когда отец указывает ему, что делать. Особенно теперь, когда он в колледже. Кэл будет в ужасном настроении, и мне придется это терпеть.
Я опустилась на бампер джипа, ноги внезапно показались ватными, стало трудно дышать. Призрак Келвина полез сразу из всех щелей. Я вспомнила наш первый поцелуй: мы тогда играли в прятки на берегу реки за его домом, он провел пальцем по бретельке лифчика и разомкнул языком мои губы, а над ухом звенел комар.
Я извела пять страниц дневника, описывая тот вечер, – все писала и писала, до одури.
– Он будет дома с минуты на минуту, – продолжила Корби. – Хреново, правда? В смысле: вы же с ним расстались, да?
– Еще как, – заверила я подругу, надеясь, что придала голосу умудренность опытом и пресыщенность.
– Мне бы не хотелось, чтобы все чувствовали себя неловко, понимаешь?
– Ой, я тебя умоляю! Я уже тысячу лет не думала о твоем брате. – И тут меня осенило. – А что, если я пригляжу за тобой и Медведем? Скажи предкам, что мы обойдемся без Келвина. – Откровенно говоря, я не была готова к встрече с Келвином. Может, удастся соскочить? Сказаться больной. Но это была моя поездка! Я столько усилий приложила, чтобы она состоялась. И не позволю Келвину все испортить. Напортился уже, хватит.
– Они на это не купятся, – вздохнула Корби. – Келвин встретит нас в Айдлвайлде сегодня вечером.
– Сегодня? А как же его барахло и все такое? Когда он успеет собраться? У нас несколько дней ушло на сборы.
– Слушай, это же Келвин. Он, считай, наполовину горец. Подожди – Медведь на второй линии. Я тебе сейчас перезвоню.
Я повесила трубку и развалилась на траве. Вдохни, выдохни. Надо же: именно тогда, когда я наконец-то окончательно выбросила его из головы, Келвин снова появляется в моей жизни, заставляя меня переживать все по второму кругу. Можно только посмеяться над иронией судьбы. Он всегда оставлял последнее слово за собой, фыркнула я.
Конечно, какие ему долгие сборы – он практически вырос во время походов вокруг Айдлвайлда. Все его снаряжение, скорее всего, лежало собранным в шкафу – только руку протяни.
Я перемотала на несколько месяцев назад, мысленно вернувшись в осень. Келвин и пяти недель не проходил в первокурсниках Стэнфорда, когда бросил меня. По телефону. Именно в тот вечер, когда был так нужен мне. Не хотелось даже вспоминать, как прошел тот вечер и чем закончился. Мне все еще было больно.
Позже, пожалев меня, Корби неожиданно позволила мне распланировать последние школьные каникулы в надежде, что мое настроение улучшится. Две наши самые близкие подруги, Рейчел и Эмили, отправлялись на Гавайи. Мы с Корби подумывали поехать с ними, поваляться на пляжах Оаху, но я, должно быть, оказалась любительницей мазохизма, потому что сделала Гавайям ручкой и объявила, что через шесть месяцев мы отправляемся в поход в Титон[3]. Если Корби и догадалась, почему я выбрала горы, у нее хватило такта промолчать.
Я знала, что каникулы Келвина совпадают с нашими, знала и то, как он обожает походы по Титону, – и надеялась, что, услышав о нашей поездке, парень увяжется за нами. Мне отчаянно хотелось провести с ним время, заставить его увидеть меня с другой стороны и пожалеть о том, что у него хватило глупости бросить меня.
овала я. Он не хотел возвращаться ко мне. Я распрощалась со всеми мечтами о «нас» и ожесточила свое сердце. С Келвином покончено. Это мой поход.
Заставив себя отвлечься от горьких воспоминаний, я попыталась сосредоточиться на дальнейших действиях. Келвин возвращается домой. Спустя восемь месяцев я увижу его, а он – меня. Что я скажу? Не будет ли мне неловко?
Разумеется, будет.
Со стыдом поймала себя на потрясающе бесполезной мысли: не поправилась ли я с тех пор, как он видел меня последний раз. Кажется, нет. Уж в любом случае, после занятий бегом и поднятием тяжестей – так я готовилась к походу, ноги пришли в отличную форму. Я пыталась зацепиться за мысль о том, какие теперь у меня сексуальные ножки, но лучше от этого не стало. Наоборот, чуть не затошнило. Я еще не была готова увидеться с Келвином – мне казалось, все прошло, но сейчас обида нахлынула вновь, заполняя грудь.
Заставив себя несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться, я прислушалась к бормотанию радио. Музыку сменил прогноз погоды:
«…два штормовых вихря надвигаются на юго-восток Айдахо. К вечеру вероятность дождя составит девяносто процентов, возможны грозы с порывами сильного ветра».
Сдвинув темные очки на лоб, я прищурилась, уставившись в небо, – голубое от горизонта до горизонта. Ни намека на облака. И все равно, если надвигался дождь, я хотела бы стартовать до него. Удачно, что мы ехали из Айдахо в Вайоминг, как раз убегая от дождя.
– Папочка! – завопила я, благо окна дома были открыты.
Мгновение спустя отец появился на крыльце. Я вытянула шею – посмотреть на него – и соорудила свою лучшую гримаску малышки с надутыми губками.
– Мне нужны деньги на бензин, папочка.
– А куда делись те, что я уже давал?
– Но мне же нужно было купить снаряжение в поход, – оправдывалась я.
– Тебе не говорили, что деньги не растут на деревьях? – поддразнил меня папа, снисходительно покачивая головой.
Я вскочила и чмокнула его в щеку.
– Мне, правда, очень нужны деньги на бензин.
– Ну, конечно, нужны. – Он открыл бумажник и с легким вздохом выдал мне четыре выцветших помятых двадцатки. – Следи, чтобы бензина оставалось не меньше трети бака, слышишь? В горах заправок мало, и нет ничего хуже, чем застрять, оказавшись без топлива.
Я сунула деньги в карман и кротко улыбнулась:
– На всякий случай спи с мобильником и буксирным тросом под подушкой, ладно?
– Бритт!..
– Шучу, шучу, пап, – захихикала я. – Не застряну.
Я запрыгнула в джип. Верх был откинут, и солнце как следует поработало над подогревом сидений. Усевшись повыше, я посмотрелась в зеркало заднего вида. К концу лета волосы станут совсем светлыми. А ряды веснушек пополнятся десятком новобранцев. Я унаследовала немецкие гены с папиной стороны и шведские – с маминой. Вероятность солнечного ожога? Сто процентов! Взяв соломенную шляпу с пассажирского кресла, я нахлобучила ее на голову. Но, блин, я же босая!
А, ерунда, для демократичного «Севен-Элевен» – самый подходящий прикид.
Через десять минут я уже наполняла стаканчик ежевичным «слерпи» в магазине. Немного отпив, снова долила доверху, вызвав гневный взгляд Вилли Хеннесси, стоявшего за кассой.
– Да не вопрос! – воскликнул он. – Угощайся, бог ты мой, какие проблемы!
– Ну, раз ты сам предложил, – весело ответила я, снова прикладываясь к соломинке и опять доливая до края.
– Вообще-то я тут как бы слежу за порядком и законностью.
– Два малюсеньких глоточка, Вилли! От двух глотков еще никто не обанкротился. Когда ты успел стать таким занудой?
– Когда ты начала тырить «слерпи» и прикидываться, что не умеешь обращаться с заправочным пистолетом, заставляя меня выходить и заливать тебе бак. Каждый раз, как вижу тебя в дверях, хочется дать себе пинка.
Я сморщила нос:
– Не хочу, чтобы мои руки пахли бензином. А ты так хорошо его наливаешь… – льстиво улыбнулась я.
– Да уж напрактиковался, – мрачно буркнул парень.
Я пошлепала босыми ногами мимо рядов полок, выискивая «Твизлерз» и «Чиз-Ит», думая о том, что, если Вилли так не нравится наполнять мне бак, пусть поищет другую работу, когда звякнула входная дверь. Шагов я даже не слышала, как вдруг пара теплых шершавых ладоней обхватила сзади мою голову и закрыла мне глаза.
– Угадай, кто?
Знакомый свежий запах, кажется, парализовал меня. Я молилась, чтобы он не почувствовал, как горит под его руками мое лицо. На бесконечно долгое мгновение я просто потеряла дар речи – словно слова ссохлись внутри меня и болезненным комочком скатились вниз горла.
– Жду подсказку, – попросила я, надеясь, что мой голос звучит равнодушно. Или даже слегка раздраженно. Как угодно, лишь бы не уязвленно.
– Коротышка. Толстый. С отвратительно неправильным прикусом. – Его тихий дразнящий голос после всех этих месяцев казался знакомым и чужим одновременно. Ощущая его настолько близко, я так разнервничалась, что голова закружилась. Я боялась, что заору на Келвина, прямо здесь, в магазине. А если подпущу его слишком близко, боялась, что уже не заору. А мне хотелось покричать: я восемь месяцев репетировала нашу встречу, и была готова вывалить на него все.
– В таком случае, думаю, ты… Келвин Верстеег. – В голосе определенно звучала небрежная вежливость. Услышав себя, я испытала огромное облегчение: о большем нечего было и мечтать.
Кэл встал передо мной и облокотился о загородку в конце прохода, одарив меня плотоядной улыбкой, дьявольски очаровательной, выработанной еще много лет назад. Когда-то ради нее я готова была расшибиться в лепешку, но теперь стала сильнее.
Оставив без внимания его красивое лицо, я со скучающим видом оглядела парня. Судя по всему, его утренним стилистом была подушка. Волосы длиннее, чем я помнила. В самые жаркие дни походов, когда пот капал с их кончиков, волосы Келвина принимали цвет древесной коры. От этого воспоминания свело живот. Засунув ностальгию подальше, я бесстрастно посмотрела на Келвина.
– Чего тебе?
Не спрашивая разрешения, он повернул соломинку в моем коктейле к себе и сделал хороший глоток, вытерев рот тыльной стороной ладони.
– Расскажи мне про это ваше путешествие.
Я отдернула свой «слерпи» подальше.
– Не путешествие, а поход. – Мне было очень важно подчеркнуть разницу: съездить в горы может каждый, а поход пешком с рюкзаками требует навыков и решимости.
– Собрали все, что нужно? – продолжал он.
– Даже сверх того, – пожала я плечами. – Девушкам, например, жизненно необходима помада.
– Давай начистоту: Корби тебя даже из дома-то не выпустит. Она свежего воздуха как огня боится. А ты не сможешь ей отказать. – Он со знающим видом покачал головой. – Знаю я вас, девчонок.
Я ответила ему возмущенным взглядом.
– Мы идем в недельный поход с палатками. Наш маршрут – восемьдесят километров. – Ладно, я чуть-чуть преувеличила. На самом деле Корби согласилась только на пять километров в день и настояла, что мы будем ходить только вокруг Айдлвайлда – на случай, если ей срочно потребуется кабельное телевидение. Но, даже понимая, что нам вряд ли удастся провести в горах целую неделю, я планировала оставить Корби с Медведем в доме на денек и отправиться туда самой. Хотелось проверить, чего стоили все мои тренировки. Конечно, теперь Келвин будет с нами и быстро раскроет наши истинные планы, но в ту минуту мне ужасно хотелось произвести на него впечатление. Меня достали его вечные намеки, что у него, дескать, не было причин воспринимать меня всерьез. Когда потом он бы начал насмехаться надо мною, я бы напомнила, что действительно хотела пойти на целую неделю, а Корби меня остановила – Келвину пришлось бы поверить.
– А ты же в курсе, что некоторые пешие маршруты еще под снегом? И гостевые домики еще не открылись, так что людей в горах мало. Даже база рейнджеров «Озеро Дженни» закрыта. Безопасность – исключительно на вашей ответственности, спасательную экспедицию никто не гарантирует.
Я выпучила на него глаза:
– Да что ты говоришь?! К твоему сведению, я не с пустыми руками туда отправляюсь, Келвин. У меня все предусмотрено. Мы справимся.
Он потер верхнюю губу, пряча ухмылку, его мысли были совершенно очевидны.
– Думаешь, не справлюсь? – с вызовом бросила я, стараясь не показать, что уязвлена.
– Просто считаю, что вы обе получите гораздо больше удовольствия, сгоняв в Лава-Хот-Спрингз[4]. Там можно в минеральных источниках покупаться.
– Я готовилась к этому походу целый год, – не сдавалась я. – Ты понятия не имеешь, насколько усердно, потому что не видел меня восемь месяцев. Я уже не та девушка, которую ты бросил; ты больше не знаешь меня.
– Хорошо-хорошо, понял. – Он вскинул руки, дескать: «я просто спросил». – Но почему Айдлвайлд? Там же делать нечего! Вы с Корби заскучаете уже на следующий день.
Я не могла взять в толк, почему Келвин с таким упорством отговаривал меня. Он обожал Айдлвайлд. И прекрасно знал, как и я, что скучать там не придется. И тут до меня дошло. Дело было не в нас и не в Айдлвайлде. Он не хотел ехать с нами. Не хотел проводить время со мной. Если бы ему удалось убедить меня отказаться от поездки, отец не стал бы заставлять его сопровождать нас, и на каникулах парень обрел бы свободу.
Переваривая это открытие, я откашлялась:
– Сколько тебе заплатят родители, чтобы ты надзирал за нами?
Он разыграл целое представление, критическим взором оглядывая меня с головы до ног.
– Да уж явно недостаточно.
Значит, вот как мы собираемся играть. Немного ни к чему не обязывающего флирта тут, немного поддразнивания там. Я представила себе большой черный маркер и нарисовала на имени Келвина жирную букву «Х».
– Просто для ясности: я была против того, чтобы ты ехал. Оказаться снова рядом? Неудобно – это еще мягко сказано.
В голове все звучало круче. Теперь же, повиснув между нами, мои слова вибрировали ревностью, мелочностью и злобой, обычными для брошенной девушки. Я не хотела показывать ему, что мне все еще больно. Не тогда, когда он сиял улыбкой и подмигивал.
– Да ну? Кстати, эта дуэнья только что сократила твой комендантский час на шестьдесят минут, – ухмыльнулся он.
Я кивнула в сторону полноприводного BMW X5, припаркованного за окном.
– Твой? – предположила я. – Еще один подарок от родителей, или ты в Стэнфорде не только за девушками охотишься, но и устроился на приличную работу?
– Моя работа – охотиться за девушками. – Гнусная ухмылка. – Правда, я бы не назвал ее «приличной».
– Значит, никаких серьезных отношений? – Я не могла заставить себя взглянуть на него, но испытывала огромную гордость за свой небрежный тон. Я убеждала себя, что меня не волнует ни его «да», ни его «нет». На самом деле, если у него появилась новая девушка, для меня еще раз замигал бы зеленый свет: пора сделать то же самое.
Он легко пихнул меня в бок.
– А что? У тебя есть парень?
– Конечно.
– Ага, щаз! – фыркнул он. – Корби мне сказала бы.
Я стояла на своем, самодовольно выгнув брови.
– Хочешь верь, хочешь нет, но есть вещи, о которых Корби тебе не докладывает.
Кэл нахмурился:
– Кто он? – осторожно спросил Келвин, и я видела, что он почти готов мне поверить.
Лучший способ спасти ложь – не городить новой. Но я все-таки не удержалась.
– Ты его не знаешь, он недавно сюда переехал.
Келвин покачал головой:
– Слишком удобно. Я тебе не верю. – Но в голосе слышалось, что мог бы.
Меня просто распирало от желания доказать ему, что я нашла нового парня, – что я двигаюсь дальше, перелистнув – а хоть бы и не перелистнув! – нашу страницу. И не просто нашла парня, а намного, намного более классного. Пока Келвин отрабатывал в Калифорнии навыки грязного бабника, я не слонялась – повторяю: не слонялась – в тоске, проливая слезы над его фотографиями.
– Да вон он, посмотри сам, – не успев даже подумать, ляпнула я.
Келвин проследил взглядом за моей рукой в сторону красного «Фольсксвагена Джетты» у ближайшей колонки. Парень, наполнявший бак «Джетты», был на пару лет старше меня. Коротко остриженные каштановые волосы открывали поразительно правильные черты лица. Солнце сияло у него за спиной, и тени подчеркивали худые щеки под скулами. Цвета глаз я не видела, но надеялась, что они карие. По одной только простой причине: глаза Келвина сочились густой темной зеленью. У парня были широкие мускулистые плечи – на ум пришло «пловец» – и я никогда прежде его не видела.
– Вон тот? Видел его по пути сюда. Номер вайомингский. – Келвин явно сомневался.
– Так я и говорю: он у нас недавно.
– Постарше тебя будет.
Я с вызовом посмотрела на него:
– И?
Звякнула дверь, и мой якобы кавалер неторопливо вошел внутрь. Вблизи он оказался еще лучше. И глаза у него были действительно карими: оттенка состаренного дерева. Он полез в задний карман за бумажником, а я схватила Келвина за руку и потащила за полку, уставленную «Фиг-Ньютонами» и «Орео».
– Что мы делаем? – Келвин уставился на меня так, будто я только что отрастила вторую голову.
– Не хочу показываться ему на глаза, – прошептала я.
– Потому что он, на самом деле, вовсе не твой парень, да?
– Нет, дело не в этом. Просто…
Ну, куда же подевалась третья ложь, когда она так мне нужна?!
Келвин демонически ухмыльнулся и, не успела я глазом моргнуть, как, сбросив мою руку, он зашагал к кассе. Проглотив стон, я наблюдала за происходящим в зазор между двумя полками.
– Привет, – дружелюбно поздоровался Келвин с парнем, на котором была клетчатая рубашка-буффало, джинсы и тяжелые ботинки.
Едва взглянув на Кэла, парень кивнул в ответ.
– Слышал, ты встречаешься с моей бывшей. – Голос брата моей подруги излучал злорадное предвкушение. Он собирался скормить мне мою же горькую пилюлю и знал это.
Слова Келвина все же привлекли внимание незнакомца, и он с любопытством рассматривал собеседника. Я почувствовала, что мои щеки горят еще сильнее.
– Ну, знаешь, твоя девушка, – махнул рукой Кэл. – Прячется вон за печеньями.
И он показал на меня.
Я выпрямилась, выставив голову над верхней полкой. Расправила футболку и открыла рот – но слова не шли. Вообще.
Парень посмотрел через плечо Келвина на меня. Наши взгляды на мгновение встретились, и я беззвучно проговорила: «Я могу объяснить…» Что бы, интересно, я объяснила?
И тут случилось нечто неожиданное. Парень посмотрел Келвину прямо в глаза и невозмутимо ответил:
– Да. Это моя девушка. Бритт.
Я вздрогнула. «Он знает, как меня зовут?»
Келвин, кажется, изумился не меньше моего.
– О. Э… Мужик, прости. Я думал… – Он протянул руку. – Я Келвин Верстеег… – И он смущенно закончил: – …бывший Бритт.
– Мэйсон.
Мэйсон посмотрел на протянутую руку Келвина, но пожимать ее не стал. Бросив три двадцатки Вилли Хеннесси на стойку, он подошел ко мне и чмокнул в щечку. Невинный поцелуй, но в голове все равно загудело, а сердце забилось чаще. Парень улыбнулся теплой приятной улыбкой.
– А ты, Бритт, все не соскочишь со «слерпи», как я вижу.
Я медленно улыбнулась ему в ответ. Если он в игре, то я тоже.
– Увидела тебя, и мне срочно понадобилось остудиться. – Я обмахнула лицо, не спуская с него обожающего взгляда.
Вокруг глаз Мэйсона побежали морщинки. Я не сомневалась: внутри он весь трясется от смеха.
– Ты бы заехал ко мне домой чуть попозже, Мэйсон. Я купила новую помаду, и ей требуются испытания…
– А, игра в поцелуи? – Он не пропустил пас.
Я бросила быстрый взгляд на Келвина: как ему наши заигрывания? К моему огромному удовольствию, тот выглядел, будто съел лимон.
– Ты же меня знаешь: люблю подходить к делу с выдумкой, – вкрадчиво выдохнула я.
Келвин крякнул и сложил руки на груди.
– Разве тебе не нужно спешить, Бритт? Ты должна добраться до места засветло.
В глазах Мэйсона мелькнуло нечто, не поддающееся расшифровке.
– Собираешься в поездку? – спросил он меня.
– В поход, – поправила я. – В Вайоминг, в горы Титон. Собиралась тебе сказать, но… – Блин! Какую можно придумать причину, почему я не рассказала о походе своему парню? Почти проскочила, и опять вот-вот все испорчу.
– Но решила, что это неважно, ведь я тоже уезжаю, и мы бы в любом случае не смогли провести эту неделю вместе, – как ни в чем не бывало закончил Мэйсон.
Я снова посмотрела ему в глаза. Симпатичный, быстро соображает, готов ко всему – даже притворяться парнем девушки, которую в жизни не видел – и пугающе искусный лжец. Кто он, этот парень?
– Ага, именно, – пробормотала я.
Келвин насмешливо склонил голову.
– Когда мы были вместе, я хоть раз исчезал на неделю, не предупредив тебя?
«Ты исчез на восемь месяцев», – злобно подумала я. И порвал со мной в самый важный вечер в моей жизни. Господь велел прощать, но в жизни всегда есть место исключению.
– Кстати, папа зовет тебя к нам на ужин на следующей неделе, – прощебетала я, снова обращаясь к Мэйсону.
Келвин поперхнулся. Как-то раз он привез меня домой на пять минут позже назначенного времени. Мы вывернули на подъездную дорожку, а на крыльце нас уже поджидал отец, похлопывая клюшкой для гольфа по руке. Прошествовав вперед, он шмякнул ею по черному «Форду-Эф-150» Келвина, оставив изящную круглую вмятину.
– Еще раз привезешь ее домой позже, и я вдарю по фарам, – сообщил папа ледяным тоном. – Надеюсь, ты не настолько глуп, чтобы нуждаться в трех предупреждениях.
Конечно, он не собирался разбивать Кэлу фары. Но поскольку я была младшенькой и единственной девочкой, папа любил поворчать по поводу парней, с которыми я встречалась. Вообще-то он был милым старым мишкой. Однако больше Келвин не опаздывал.
И никогда не допускался к ужину.
– Передай отцу, что я не прочь получить еще пару советов по рыбалке. – Мэйсон продолжал наш спектакль. Поразительно: он правильно угадал любимый папин спорт! Весь этот разговор начинал становиться… жутковатым. – Да, и еще, Бритт. – Он провел рукой по моим волосам, откидывая их с плеча. Я застыла на месте, замороженная его прикосновением. – Будь осторожна. Горы в это время года опасны.
Я изумленно таращилась на то, как Мэйсон выезжает с заправки и его автомобиль скрывается из виду.
Он знал, как меня зовут. И спас мою задницу. Он знал мое имя!
Ах, ну конечно! Оно было написано краской на груди моей лиловой футболки из музыкального лагеря. Но Келвин-то этого не заметил.
– Я думал, ты врешь, – ошеломленно признался Кэл.
Протянув Вилли пятерку за «слерпи», я спрятала в карман сдачу и повернулась к парню:
– Как ни приятно было пообщаться, на твоем месте я бы занялась чем-нибудь полезным. Например, заперла бы тот «бимер». Слишком уж он красивый.
– Прямо как я? – Он с надеждой поднял брови.
Я надула полный рот коктейлем, изображая, что хочу обдать его фонтаном брызг. Келвин отскочил и, к моему удовлетворению, наконец-то убрал с лица свою самоуверенную улыбку.
– До встречи вечером в Айдлвайлде! – крикнул он мне в спину, когда я уже была в дверях.
Вместо ответа я показала ему большие пальцы.
Средний был бы слишком откровенным.
Проходя на парковке мимо BMW Келвина, я заметила, что двери не заперты. Оглянувшись и убедившись, что он не смотрит, я мгновенно приняла решение. Залезла на пассажирское место, сдвинула зеркальце заднего вида, набрызгала на полу «слерпи» и стащила его винтажную коллекцию компактов из бардачка. Мелочно, конечно, но мне стало чуть лучше.
Вечером верну ему диски – предварительно поцарапав несколько самых любимых.



Глава 2

Несколько часов спустя мы с Корби уже находились в дороге. Келвин нас опередил, и все из-за нее. Когда я позвонила в дверь подруги, она как раз собирала еще одну сумку, томно вытягивая рубашки из шкафа и внимательно отбирая помады в ящике с косметикой. Усевшись к ней на кровать, я попыталась ускорить процесс, запихивая все без разбору.
Я действительно надеялась приехать в Айдлвайлд раньше Келвина. А теперь он присвоит лучшую спальню и раскидает свое барахло по всему дому. Зная его, не удивлюсь, если он запрет дверь и заставит нас стучать. От этого я бесилась больше всего: ведь это наша поездка, а не его!
Мы с Корби опустили верх в машине, наслаждаясь напоследок теплом долины перед холодным воздухом гор, и врубили музыку. Корби сделала специальный дорожный сборник, и мы слушали ту песню – из семидесятых? восьмидесятых? – «Вылезай из моих снов, залезай в мою машину»[5]. Самодовольное лицо Келвина еще маячило на задворках моего сознания, и это напрягало. Я твердо верила в поговорку: «Притворяйся, пока это не станет правдой», и потому наклеила себе улыбку и хихикала, когда Корби пыталась взять верхние ноты.
Короткая остановка – заправиться еще одной порцией «Ред Булла», и вот мы уже, набирая высоту, проносимся мимо лошадиных пастбищ и полей с рядами крошечных ростков кукурузы, сливающихся на быстром ходу в зеленый туман. Дорога сужалась, по обочинам теснились скрученные сосны и американские осины. Волосы трепал холодный чистый ветер. Из земли проклюнулись белые и синие первоцветы, мир резко пах молодыми листьями и землей. Я надвинула солнечные очки повыше на нос и растеклась в блаженной улыбке: мое первое путешествие без папы или старшего брата, Иэна. И чтобы я позволила какому-то Келвину все испортить?! Да ни в жизнь! Ему не удастся испортить мне настроение в дороге и не получится обломать неделю в горах. В гробу я его видала. В гробу видала, буду веселиться. Кажется, я нашла мантру на ближайшую неделю.
Небо было таким ослепительно синим, что заболели глаза, на повороте блик солнца на лобовом стекле заставил меня зажмуриться. Я заморгала и тут увидела их. Белые, заледеневшие вершины хребта Титон, вырастающие вдали. Острые крутые пики взмывали в небо заснеженными пирамидами. Вид завораживал и ошеломлял – безбрежный простор деревьев, склонов и неба.
Корби высунулась из окна со своим айфоном, чтобы сделать снимок получше.
– Сегодня ночью мне приснилась та девушка, убитая в горах бродягами прошлым летом, – сказала она.
– Инструктор по рафтингу? – Ее звали Мэйси О’Киффи. Я помнила ее имя по новостям. Очень способная, получила стипендию в Джорджтауне[6]. Исчезла где-то в районе Дня труда[7].
– Ты не боишься, что нечто подобное случится с нами?
– Нет, – убежденно ответила я, – она пропала довольно далеко от места, где будем мы. И нет никаких доказательств, что ее убили бродяги. Это только так думают. Может, она заблудилась. И в любом случае, сейчас слишком холодно, чтобы бродяги решили разбить лагерь на берегу реки. К тому же мы будем высоко в горах, куда они не забираются.
– Да, но все равно жутковато.
– Это случилось прошлым летом. И всего с одной девушкой.
– Да? А как насчет Лорен Хантсмен, той богатенькой тусовщицы, которую показывали по всем новостям в прошлом году? – возразила подруга.
– Корби, хватит! Я серьезно. Знаешь, сколько народу ходит в горы и благополучно возвращается домой?
– Лорен пропала совсем недалеко от нас, – настаивала Корби.
– Она пропала в Джексон-Хоуле, за много километров от нашего места. Пьяная в дым. Говорят, пошла купаться и утонула.
– В новостях сообщали, что ее видели выходившей из бара с ковбоем в черном «стетсоне».
– Это видел один человек. И никакого ковбоя так и не нашли. Может, он и не существовал вовсе. Если бы нам угрожала хоть малейшая опасность, отец ни за что не отпустил бы меня.
– Пожалуй, – кивнула Корби, но я ее явно не убедила. К счастью, через несколько минут подруга выбросила все страхи из головы.
– Еще два часа, и мы будем жарить маршмэллоу в Айдлвайлде! – прокричала она голубому куполу над головой.
Верстееги владели Айдлвайлдом, сколько я себя помнила. Это был гостевой дом, а не просто лесная хижина. Над остроконечной крышей возвышались три кирпичных трубы; под крышей умещалось шесть спален – и даже семь, если считать диванчик в подвале рядом с настольным футболом и бильярдом, а еще там была огромная терраса, окна с потрясающим видом на юг и множество укромных уголков. Хотя Верстееги иногда встречали в Айдлвайлде Рождество – мистер Верстеег получил лицезию пилота и купил одномоторный вертолет, чтобы летать в горы, когда дороги заваливало снегом, – они в основном пользовались им как летним домиком, разбив большую лужайку, установив бассейн с подогревом, бадминтонный корт и садовый очаг в окружении лежанок.
Два Рождества назад я тоже проводила каникулы в Айдлвайлде с семьей Корби, но последнее Рождество пропустила. Келвин отправился в гости к кому-то из своих приятелей по колледжу, а Корби с родителями поехали кататься на лыжах в Колорадо, оставив Айдлвайлд пустовать. Я никогда не была там без мистера и миссис Верстеег и не представляла себе Айдлвайлд без всевидящего ока хозяина дома, тенью преследовавшего нас.
Но теперь мы будем одни – никаких взрослых, никаких правил. Год назад провести неделю с Келвином наедине показалось бы чем-то запретным и опасным, сбывшейся тайной мечтой. А сейчас я не знала, чего ожидать. Не знала, что буду говорить ему, сталкиваясь в коридоре. Интересно, боялся ли он нашей встречи так же, как я? Что же, по крайней мере, первая неловкая уже позади.
– Жвачка есть? – спросила Корби и, не успела я возразить, уже залезла в мой бардачок, вывалив на пол коллекцию дисков Келвина. Подобрав их, подруга с недоумением воззрилась на мой трофей. – Это не моего брата?
Что ж, попалась – надо признаваться.
– Позаимствовала сегодня утром на заправке из его машины. У меня есть оправдание: он вел себя как козел. Не волнуйся, все верну.
– Уверена, что справишься? – Корби явно считала кражу его дисков странным поступком. – Я, конечно, считаю его просто тупицей, но все время напоминаю себе, что вы, типа, были вместе. Или как-то там. Можем поговорить об этом, сколько хочешь, только не упоминай о поцелуях. Как представлю, что кто-то обменивался слюной с моим братцем, особенно ты, меня блевать тянет. – Подруга засунула два пальца в рот для большего эффекта.
– У меня с ним все кончено. – Наглая беззастенчивая ложь. Ничего у меня не кончено. И тот спектакль с «новым» парнем только подтвердил это. До сегодняшнего утра я действительно верила, что навсегда порвала с Келвином, но, стоило мне его увидеть, и старые чувства вернулись снова. Я ненавидела себя за то, что по-прежнему что-то к нему испытываю, пусть даже сильнейшее отвращение. За то, что по-прежнему позволяю ему причинять мне боль. С Келвином было неразрывно связано столько мучительных воспоминаний. Неужели Корби забыла, что он порвал со мной в вечер встречи выпускников?[8] Я надела платье, заказала столик в «Руби-Тьюзди»[9] и оплатила два места в заказанном лимузине. Я была королевой вечера выпускников! Сколько раз я представляла, как стою на футбольном поле в короне, улыбаясь аплодирующим и улыбающимся людям, и как потом танцую в его объятиях.
Мы договорились встретиться у меня в восемь, и когда пробило восемь тридцать, а Кэл так и не позвонил, я вообще-то начала волноваться, не попал ли он в аварию. Я знала, что его рейс не откладывался – следила за полетом онлайн. Все остальные уехали на лимузине, и я уже была готова разрыдаться.
И тут ожил телефон. Келвин даже не вылетал из Калифорнии. Дождался последней минуты, чтобы позвонить, и не озаботился хотя бы притвориться, что извиняется. Ровным бесстрастным голосом сообщил, что не приедет.
– А пораньше предупредить не мог? – вырвалось у меня.
– Да что-то закрутился.
– Очень на тебя похоже. Не звонишь мне неделями. По несколько дней не отвечаешь на звонки. – Уехав в колледж, Келвин словно стал другим человеком. Словно почувствовал вкус свободы, и от этого все изменилось. Я больше не была в списке его приоритетов. – Могла бы и догадаться, что ты что-нибудь такое выкинешь! – выкрикнула я, изо всех сил стараясь не расплакаться. Он не приедет. Мне не с кем идти на вечер выпускников.
– Подсчитываешь частоту моих звонков? Не знаю, что и подумать, Бритт.
– Ты что, серьезно? Это я, по-твоему, не права? Ты хоть представляешь, как ты меня сейчас подставил?
– Ой, ты прямо как мой отец, вечно нудишь: я не то, я не это, – стал защищаться он.
– Ты придурок!
– Возможно, нам не стоит поддерживать отношения дальше, – холодно сказал Келвин.
– Может, и не стоит!
Хуже всего, что я слышала громкую музыку и спортивный репортаж на заднем фоне. Келвин сидел в баре. Я так ждала этого вечера, а он попросту надирался. Резко бросив трубку, я разревелась.
От этих воспоминаний я начала злиться и уже пожалела, что завела разговор о Келвине. После этого трудно было выполнять свое решение оставаться в хорошем настроении. Притворяться счастливой намного легче, когда не нужно растрачивать энергию, убеждая весь мир: у меня все прекрасно, просто прекрасно.
– А все-таки: это не будет странно, что он рядом? – нажимала Корби.
– Не глупи.
Она испытующе прищурилась:
– Ты не собираешься воспользоваться такой возможностью, чтобы снова охмурить его?
– Фу! Умоляю, больше даже не спрашивай об этом. – Однако я задумалась. Да еще как. Что, если сам Келвин попытается приударить за мной? Не так уж трудно это себе представить. Корби с Медведем будут заняты исключительно друг другом, мы с Келвином останемся один на один. И меня бы не удивило, если бы он попытался. Так что решать мне нужно было прямо сейчас: собираюсь ли я ему это позволить?
Возможно, если бы я была точно уверена, что он действительно окончательно порвал со мною, то смогла бы его забыть. Но то, как он посмотрел на меня в «Севен-Элевен», когда я флиртовала с Мэйсоном… Если это было не сожалением, то уж не знаю, чем это было.
Однако на сей раз, твердо решила я, ему придется как следует потрудиться, чтобы завоевать мое внимание. Он унизил меня, и теперь ему потребуется много чего сделать, чтобы вернуть все обратно. Я не подпущу его, пока всерьез не помучаю. Немного унижений в качестве вишенки на торте. Келвин не раскрыл мой обман, что работало на меня. Поиграю с ним, а потом брошу, изобразив раскаяние, что обманывала своего новоявленного «парня».
Что там говорят про воздаяние? Скоро Келвину предстоит это узнать на своей шкуре.
Радуясь, что у меня наконец появился план, я поглубже уселась в кресле, довольная собственным коварством и готовая к предстоящей долгой неделе.
Корби расстегнула чехол для компакт-дисков, но не успела их просмотреть, как заметила сложенный листок бумаги, заткнутый в кармашек обложки.
– Ого, ты только глянь!
Я скосила глаза. Она развернула топографическую карту национального парка «Гранд-Титон» – из тех, что выдают на кордонах, но сплошь покрытую пометками, сделанными рукой Келвина. Карта складывалась трижды, потом еще пополам, краски выцвели, а края пообтрепались – Кэл явно часто ею пользовался.
– Келвин пометил все лучшие маршруты для походов! – воскликнула Корби. – Смотри, как далеко он заходил: тут везде пометки. Он, наверное, не один год этим занимался. Я-то знаю, я всегда дразнила его ботаном-походником, но вообще это круто!
– Дай-ка взглянуть. – Взяв карту и расправив ее на руле, я поглядывала то на нее, то на дорогу. Келвин отметил не только маршруты походов. Карту испещряли пометки, показывавшие снегоходные трассы, грунтовые дороги, укрытия на случай непогоды, станции рейнджеров, живописные места, охотничьи угодья, чистые озера и ручьи, пути миграций животных. Айдлвайлд тоже был помечен. Для походника, застрявшего в горах, карта стала бы просто спасением.
Мы все еще были слишком далеко до парка, чтобы найти свое местоположение на карте Келвина, но я всерьез подумывала, когда приедем, подменить ее гораздо менее подробными заметками мистера Верстеега.
– Ты обязательно должна вернуть Келвину карту, – настаивала Корби.
Сложив план, я запихнула его в задний карман шортов. Столь подробно размеченную карту Келвин явно ценил высоко. Я ее верну. Но сначала заставлю его немного побегать.
Спустя тридцать минут сборник окончился песней «Каждый день – извилистая дорога»[10] Шерил Кроу. Дорога пошла круто в гору, и мы полезли набирать высоту по серпантину. Обочины резко срывались вниз, и я склонилась вперед над рулем, сосредоточенно проезжая каждый крутой поворот. Одна неправильно пройденная «шпилька» – и мы закувыркаемся по склону. От таких мыслей бросало в дрожь.
– Что думаешь: это дождевые облака? – нахмурившись, спросила Корби, показывая на гроздь темных туч, выраставших над лесом на севере. – Как такое вообще возможно? Я проверяла погоду перед отъездом. В Айдахо обещали дождь, но в Вайоминге – нет.
– Будет ливень на пару минут, а потом снова прояснится.
Не нравится погода в Вайоминге? Подожди пять минут. Так гласит поговорка.
– Лучше бы в те дни, что мы здесь, дождя не было вообще, – возмущенно пропыхтела Корби. Мне подумалось, не вспомнила ли она о Рейчел и Эмили, загорающих на пляжах Вайкики. Я знала, как сильно Корби хотела поехать на весенние каникулы куда-нибудь в тропики, и подумала: то, что она сейчас со мною, многое говорило о нашей дружбе. Мы, конечно, ссорились, но были неразлучны. Сколько подруг променяло бы пляж на тяжелый горный поход?
– Я читала в путеводителе, что дождь как-то связан с теплым и холодным воздухом, которые все время сталкиваются, – машинально пробормотала я, не отрывая взгляда от дороги. – На такой высоте водяной пар может замерзать в кристаллики льда, которые заряжаются положительно. А дождь заряжен отрицательно. Когда заряды накапливаются, получается молния, и мы попадаем в грозу.
Корби спустила солнечные очки на кончик носа и уставилась на меня.
– А еще ты разжигаешь огонь палочками и ориентируешься по звездам?
Я на мгновение отпустила руль, чтобы ткнуть ее в плечо.
– Ты бы хоть разок заглянула в путеводители, которые тебе папа купил.
– Ты о тех, где меня убеждали, что человек может прокормиться кроличьим пометом в случае угрозы голодной смерти? – Она сморщила нос. – Это был первый и последний раз, когда я открывала путеводитель. Да и вообще, читать их – только время зря терять: все равно мой братец возьмет власть в свои руки и будет нами руководить.
Никем Келвин руководить не будет. Не в этот раз. Не для того я так долго и упорно готовилась.
Вскоре небо дохмурилось до темно-грязно-серого. Первая капля дождя, словно льдинка, шлепнулась мне на руку. Потом другая. Еще три. Через несколько мгновений дождь уже непрерывно барабанил, покрывая лобовое стекло крошечными булавочными уколами капель. Я остановила джип прямо на дороге – съезжать было некуда.
Корби отгоняла капли, словно комаров.
– Помоги мне натянуть верх, – скомандовала я, выпрыгивая из машины. Я расправила мягкий тент, жестом показывая ей пристегнуть его. Открыв заднюю дверь, я подняла окно и закрепила ремни. Пока закончила, промокла до нитки, волоски на руках топорщились от холода. Смахнув воду с ресниц, я подняла боковые стекла. Наконец, проверила стык на липучке и, вся дрожа, запрыгнула обратно в машину.
– А вот и твой отрицательный заряд, – невозмутимо заметила Корби.
Я прижалась щекой к холодному окну и взглянула на небо. Бешено клубящиеся серые грозовые облака тянулись во все стороны, не оставив ни клочка синего неба, даже щелочки на горизонте. Я потерла руки, чтобы согреться.
– Позвоню-ка Медведю, сообщу наши координаты, – сказала Корби, быстро набирая номер на телефоне, но тут же бессильно упала на сиденье. – Нет сигнала.
Мы проехали еще пару километров, и дождь хлынул с небес неудержимым потоком. Дорога превратилась в быстро несущуюся реку, вода захлестывала шины, и я испугалась, что нас попросту смоет. Дворники не справлялись с потоком воды: дождь молотил с такой яростью, что я не видела, куда еду. Хотела съехать на обочину, но ее не было; я просто сместилась как можно правее и остановилась, включив аварийку в надежде на то, что тот, кто поедет за нами, умудрится увидеть вспышки света сквозь толщу воды.
– Интересно, какая погода сейчас на Гавайях? – с невинным видом спросила Корби, протирая рукавом запотевшее стекло.
без проблем справилась с грозой.
– Без паники, – вслух пробормотала я, посчитав, что это выглядит хорошим первым шагом к успеху.
– Дождь льет как из ведра, связь не ловит, а мы застряли в горах. Без паники. Точно, – откликнулась Корби.



Глава 3

Дождь не ослабевал. Час спустя потоки воды все так же стекали по лобовому стеклу, постепенно загустевая в слякоть. Это был пока не совсем снег, но еще несколько градусов – и все изменится. Мы все так же стояли на краю дороги с почти беспрерывно работающим двигателем. Каждый раз, когда я выключала его, чтобы сберечь бензин, мы обе начинали яростно дрожать, хотя уже переоделись в джинсы, ботинки и надели зимние куртки. Но и теплая одежда не спасала от пронизывающего холода. К счастью или несчастью, мимо нас никто не проезжал.
– Снаружи холодает, – сказала я, нервно кусая губы. – Может, повернем назад?
– До хижины вряд ли больше часа. Теперь нет смысла поворачивать.
– Льет так, что я не вижу разметки. – Навалившись на руль, я прищурилась, пытаясь рассмотреть желтый ромб впереди – черные символы было почти не разобрать. Темнело с ужасающей быстротой. Было еще только пять вечера, но казалось, уже наступили вечерние сумерки.
– Я полагала, что Wrangler предназначен для езды по плохим дорогам. Уверена: он прекрасно справится с дождем. Только дай ему бензина, и мы заберемся в эту гору.
– Давай посидим еще десять минут – вдруг прояснится. – У меня было мало опыта вождения в ливень, особенно в такой жуткий, да еще с порывистым ветром. Надвигающаяся темнота только усугубляла плохую видимость. Ехать сейчас, даже очень медленно, казалось опасным.
– Посмотри на небо. Он не кончается. Надо двигаться. Как думаешь, дворники выдержат?
Хороший вопрос. Резина на металлических рычагах начинала стираться, и те с тихим скрипом царапали стекла.
– Наверное, стоило заменить их перед выездом, – заметила Корби.
Своевременное замечание.
– С другой стороны, боюсь, как бы погода не оказалась слишком суровой для твоей машины, – продолжила подруга вкрадчивым обеспокоенным тоном.
Я продолжала молчать, боясь выпалить что-нибудь, о чем потом пожалею. Корби всегда так подкапывается – исподтишка. Она довела эту технику до уровня искусства.
– Но вообще поразительно, как год от года совершенствуются внедорожники, правда? – добавила она все тем же елейным голоском. – В смысле: разница между твоим и моим джипом просто поразительная.
Я почувствовала, что невольно выпрямляю спину. Она превращает это в соревнование, как всегда!
Никогда не признаюсь ей, но прошлым летом, ночуя у Корби после вечеринки, я заглянула в ее дневник. Думала откопать какие-нибудь секреты про Келвина – что-нибудь, чем потом его поддразнивать. Вообразите мое удивление, когда я наткнулась на табличку с двумя колонками, в которой Корби сравнивала нас. Согласно табличке: у меня лучше ноги и более выражена талия, но губы слишком тонкие, много веснушек, и поэтому я была всего лишь «в целом привлекательной». Среди достоинств подруги оказались размер лифчика, форма бровей и вес на пять килограмм меньше – разумеется, упомянуть о том, что она на семь сантиметров ниже, Корби «забыла»! Список занимал две страницы и, судя по разному цвету чернил, регулярно пополнялся. Каждой детали присваивались баллы, в конце они суммировались. На тот момент она обгоняла меня на целых десять очков. Что было, конечно, смешно: она оценила свой маникюр на пять баллов выше, хотя мы делали одинаковый и в одном и том же салоне.
Сейчас, вспомнив о ее тайной табличке, я решила во что бы то ни стало защитить честь своей машины. Я заеду в эту гору, чтобы не дать ей записать еще одну победу в свой глупый список. (Машина лучше? Галочка.) Я знала, что эта игра бессмысленная, нечестная, прекрасно понимала, что подруга ни за что не даст мне выиграть, но мне очень хотелось. Просто ужасно.
Странно, но я превращала в такой же глупый фарс свои отношения с Келвином, когда из кожи вон лезла, убеждая всех вокруг, особенно Корби, что у нас с ним все великолепно. Навеки! До этого я никогда об этом толком не задумывалась – о том, что мне было просто необходимо продемонстрировать Корби, какая у меня потрясающая жизнь. Может быть, из-за этой таблицы. Может быть, потому что меня раздражало то, что она ведет этот счет, словно мы соперницы, а не лучшие подруги.
– Ты перед выездом надела на эту штуку зимние шины? – решила уточнить Корби.
На эту штуку? В такие мгновения мне приходилось мысленно притормаживать и напоминать себе, почему я дружу с Корби. Сколько я себя помню, мы были неразлучны, и, хотя и начали расходиться, особенно в последний год, разрушить такие отношения, складывавшиеся годами, было нелегко. Кроме того, когда я начинала предполагать такую возможность, то не могла сосчитать, сколько раз Корби бросалась ради меня на амбразуру. Начиная с самого детства, она платила за вещи, которые я не могла себе позволить, и ныла, пока ее родители не брали меня с собой на отдых. Корби заботилась о том, чтобы я никогда не оставалась одна. И какая бы она ни была – сверхпотрясающая или нет, но своими добрыми поступками, даже в мелочах, тесно привязала меня к себе.
И все же.
Мы уже стали скорее сестрами, чем подругами: любили друг друга, даже если порой в чем-то не одобряли. И всегда были готовы помочь одна другой. Рейчел и Эмили предпочли пляж горному походу в Титоне на весенние каникулы, хотя и знали, как он мне нужен. Но Корби не колебалась. Ладно, почти не колебалась.
– Снега не обещали, – огрызнулась я. – Твои родители сказали, дороги будут чистыми до самого Айдлвайлда.
Корби издала долгий обиженный вздох и нетерпеливо скрестила ноги.
– Что ж, теперь, когда мы здесь застряли, думаю, лучше подождать, пока Медведь не приедет нас спасать.
– Ты хочешь сказать, это моя вина, что мы застряли? Я не контролирую погоду.
Подруга повернулась ко мне:
– Я просто сказала «мы застряли», а ты сразу раздуваешь из мухи слона. Даже если я и в самом деле имела в виду, что Wrangler не приспособлен для такой погоды. Это же правда, скажешь, нет? Ты просто бесишься оттого, что я права.
Мое дыхание чуть ускорилось.
– Хочешь посмотреть, как Wrangler заберется на эту гору?
Она сделала приглашающий жест в сторону лобового стекла.
– Поверю, когда увижу.
– Ладно.
– Так вперед. Газуй.
Я сдула с лица лезущие в глаза волосы и стиснула руль – аж костяшки побелели. Мне не хотелось этого делать. Не хотелось проверять, сможет ли джип плыть вверх по реке, а именно этим нам и предстояло заняться.
– Все это пустые разговоры, – подзуживала Корби. – Ничего ты не сможешь.
Выбора не осталось.
Собравшись с духом, я завела мотор и нерешительно вывернула в поток воды, стремительно катившийся по дороге. Было так страшно, что я почувствовала, как по спине стекает капля пота. Еще не добрались до Айдлвайлда, а уже столкнулись с трудностями. Если сейчас напортачу, Корби никогда не простит мне, что я потащила ее сюда. Хуже того: расскажет своему братцу, который начнет бесконечные разглагольствования о том, что нечего и думать о сложном горном походе в суровых условиях, если я даже машину не могу вести по плохой погоде. Я должна пробиться сквозь этот дождь!
Задние шины задергались и забуксовали, но, наконец, «схватили» дорогу, и мы начали подъем.
– Видишь? – гордо сказала я, но мою грудь по-прежнему сдавливал страх. Нога «примерзла» к педали газа: я боялась, что стоит мне чуть-чуть сдвинуть ее, и джип забуксует или покатится назад, или вообще нас занесет и бросит с обрыва.
– Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь.
На лобовое стекло упали огромные снежинки, и я переключила скорость почти бесполезных дворников еще на пункт выше. Дальше нескольких метров перед носом я ничего не различала. Включила дальний свет, но особо лучше не стало.
Мы ползли, как улитки, еще час. Полотна дороги я даже не видела: только мимолетные проблески черного асфальта сквозь ослепительно-белое покрывало. Через каждые несколько метров шины вязли и буксовали. Я еще сильнее выжимала газ, но понимала, что долго так ехать не смогу. Одно дело спасать лицо перед Корби, но совсем другое – погубить нас обеих.
Мотор заглох. Я снова завела машину и стала давить на педаль газа чуточку полегче. Давай, поехали. Я уже не понимала, кого уговаривала: Wrangler или себя. Мотор завизжал и снова умолк. По крутому склону да по обледеневшей дороге ехать дальше было невозможно.
Определить, где именно я остановилась, было невозможно, и это пугало. Мы могли зависнуть на краю пропасти. Я включила аварийные огни, но валил такой густой снег, что никто бы их все равно не увидел, пока не стало бы слишком поздно.
Вытащив карту Келвина, я попыталась сориентироваться, но без толку: какие уж там ориентиры в такой белой мгле…
Несколько минут мы молча наблюдали, как от нашего дыхания запотевают стекла. Я была рада, что Корби, наконец-то, воздержалась от комментариев – спорить с нею сейчас было выше моих сил. Сама же я продолжала прокручивать в голове наши возможности.
Еды не было – она вся в доме. Миссис Верстеег попросила свою помощницу завезти провизию еще в прошлые выходные, чтобы избавить нас от хлопот. Мобильники не ловили. У нас с собой спальные мешки, но нельзя же, в самом деле, ночевать вот так вот, посреди дороги? А что, если в нас сзади врежется грузовик?
– Черт возьми! – буркнула Корби, протирая запотевшее стекло и вглядываясь в метель за окном. – Я в жизни не видела такого густого снегопада.
Снег покрывал всю дорогу, становясь все толще.
– Возможно, нам сейчас стоит развернуться, – предложила я. Хотя теперь и это был уже не вариант: съезжать вниз по льду еще опаснее, чем взбираться по нему вверх. К тому же я совершенно вымоталась – дорога сюда потребовала предельного напряжения. Тупая головная боль царапала череп.
– Мы не будем разворачиваться. Мы будем стоять здесь, – решительно заявила Корби. – Медведь, наверное, в часе или двух позади. Он нас вытянет.
– Корби, нельзя стоять посреди дороги, – это слишком опасно. Где-то выше должен быть «карман». Выходи и толкай.
– Что, прости?
– Здесь нельзя оставаться. Мы посередине дороги. – Честно говоря, я не знала, так ли это. Земля, деревья и небо слились в одну белую массу, было невозможно определить, где кончалось одно и начиналось другое. И хотя я на самом деле не думала, что нам стоит пытаться сдвинуть машину, – не тогда, когда мы ничего не видели, – я уже устала от глупых, бездумных предложений Корби и хотела проверить ее в деле. – Вылезай и толкай.
Глаза Корби расширились, потом прищурились.
– Ты что, серьезно? Там же, типа, снег идет.
– Хорошо, ты рули, а я буду толкать.
– Я не умею водить машину с механической коробкой.
Это я знала, но выжатое из нее признание не улучшило моего настроения, хотя я на это надеялась. Мы застряли, и я понятия не имела, как выбираться. Странное чувство подступило к горлу. Я внезапно испугалась, что мы в большей опасности, чем осознавали сами. Похолодев от ужаса, я отбросила навязчивые мысли и заставила себя вылезти из машины.
Ветер и снег тут же впились мне в кожу. Я нащупала в кармане куртки шерстяную лыжную шапочку. Пять минут на таком снегопаде – и она превратится в мокрую тряпку. У меня была запасная – бейсболка, Келвин подарил прошлым летом, закопанная где-то на дне рюкзака, но та промокла бы еще быстрее. Единственное, зачем я захватила ее в поездку, – ради удовольствия вернуть «бывшему» подарок, тем самым недвусмысленно показав, что между нами все кончено.
Обернув шею красным шарфом, я понадеялась, что он справится со своим делом лучше, чем шапка.
– Куда ты идешь?! – прокричала Корби в открытую дверь.
– Здесь спать нельзя. Если мотор будет работать всю ночь, у нас кончится бензин. Если не будет работать, мы замерзнем. – Я не отводила от Корби глаз, надеясь, что она понимает то, что я пытаюсь сказать. Хотя я и сама с трудом это понимала. Мысль о том, что мы можем оказаться в опасности, все еще не доходила до моего сознания. Еще я думала о папе. Знал ли он, что в горах идет снег? Может, он уже едет к нам на своем траке. Да нет, мы не в опасности – папа выручит… Вот только как он найдет нас?
– Но снега не обещали! – В голосе Корби послышались истерические нотки.
Если бы папа знал, что надвигается снегопад, он бы не отпустил меня. Сейчас я была бы дома, в безопасности. Нет, думать об этом сейчас – только время тратить. Я здесь, идет снег, и нам нужно найти укрытие.
– Ты предлагаешь ночевать там? – Корби показала в сторону леса, темного и призрачного в снежных вихрях.
– Не может быть, чтобы мы оказались единственными людьми в округе! – прокричала я, засунув руки под мышки, чтобы хотя бы немного их согреть. – Если пройдем немного, обязательно найдем дом, в котором горит свет.
– А если заблудимся?
Вопрос вызвал у меня вспышку раздражения. Откуда я знала? Я проголодалась, мне хотелось в туалет, а я зависла на склоне горы. И бросаю свою машину, чтобы отправиться на поиски лучшего укрытия, которое могу и не найти. Телефон не работал, я никак не могла связаться с папой, а сердце билось так сильно, что кружилась голова.
Я захлопнула водительскую дверь, притворившись, что не слышала вопроса, и отодвинула «заблудиться» в самый конец списка своих страхов. Если папа не сможет проехать в горы, Корби и мне предстоит провести ночь в джипе. А если мы не найдем укрытие, то замерзнем насмерть. Я не признавалась Корби, но сама даже приблизительно не представляла, где мы. С ориентированием дела у нее обстояли еще хуже моего, и она полностью передоверила мне изучение инструкций мистера Верстеега. Ледяной дождь облепил все дорожные знаки, сделав их нечитаемыми, и, как я ни притворялась уверенной в себе, мучилась сомнениями, а правильно ли мы свернули на последнем повороте. В горы вела одна главная дорога, но если я свернула с нее слишком рано или слишком поздно…
Медведь ехал за нами на фургоне, но, если мы оказались на неверной дороге, он нас не найдет. Айдлвайлд мог быть за много километров от нас.
Хлопнула дверца – Корби решилась вылезти из машины.
– Может, я останусь здесь, пока ты ходишь на разведку? Тогда один из нас будет знать, где Wrangler.
– Если буря продлится всю ночь, никакой Wrangler нам не поможет, – объяснила я очевидное. Белые хлопья облепили волосы и куртку Корби. Снегопад еще больше усилился. Мне хотелось верить, что снег скоро прекратится, а еще хотелось верить, что Медведь уже рядом. Но тревожное чувство в глубине груди подсказывало: рассчитывать на это не стоило. – Нам нужно держаться вместе, – твердо заявила я. Это казалось хорошей мыслью, наверное, нечто подобное мог бы сказать Келвин.
– Но что, если мы пропустим Медведя? – запротестовала Корби.
– Отойдем всего на полчаса. Если ничего не найдем, вернемся.
– Обещаешь?
– Конечно. – Я старалась, чтобы мой голос звучал уверенно. Не хотела показывать Корби, как я обеспокоена. Если она догадается, что у меня вовсе не «все под контролем», то совсем потеряет голову, и тогда убедить ее в чем-либо станет совсем невозможно. Я достаточно знала подругу, чтобы предвидеть ее реакцию: Корби либо разревется, либо начнет орать на меня.
И тогда я не смогу думать. А именно на этом я должна была сосредоточиться: думать. Думать, как тот, кто умел выживать. Думать, как Келвин.
Я вытащила маленький фонарик из сумки со снаряжением и повела нас навстречу метели.
Мы месили снег тридцать минут. Потом сорок пять. Я шла по дороге, чтобы не потеряться, но стало так темно и валил такой густой снег, что было легко сбиться с пути.
Мы шли уже почти час, и я знала, что сильно рискую: Корби могла заныть с минуты на минуту.
– Еще чуть-чуть, – объявила я уже в который раз. – Глянем, что там, за теми деревьями.
Корби не ответила, и я задумалась, не была ли она так же напугана, как и я.
Снег вонзался в кожу острыми иглами; каждый шаг отдавался болью, и мой мозг начинал склоняться к другому плану действий. В джипе остались спальники и одеяла. Спать в машине мы не могли, не тогда, когда она стояла прямо на дороге, но если надеть всю одежду, какая у нас была, закопаться в сугроб и переночевать, тесно прижавшись друг к другу, сберегая тепло…
Свет. Вон там. Впереди.
Это был не мираж. Настоящий свет.
– Огни! – пискнула я слабым от холода голосом.
Корби расплакалась.
Я схватила ее за руку, и вдвоем мы потащились через заросли, по мягкой и раскисшей от снега почве. Земля липла к ботинкам, делая каждый шаг все тяжелее. Дом. Там дом. Все будет хорошо.
Сквозь окна пробивалось достаточно света, чтобы мы увидели на подъездной дорожке старый проржавевший фургончик, погребенный под слоем снега. В доме кто-то был.
Мы подбежали к двери, и я постучала. Не дожидаясь ответа, забарабанила громче. Корби присоединилась ко мне, молотя кулаками по двери. Я не позволяла себе даже думать, что, если никто не ответит, что, если они ушли, оставив фургон, что, если нам придется вламываться в дом, – я не сомневалась, что взломаю дверь, если придется.
Мгновение спустя с другой стороны двери послышались шаги. Меня затрясло от облегчения. Послышался приглушенный разговор, спор. Да чего они медлят? Скорее, скорее! – думала я. – Открывайте дверь, впустите нас!
Внезапно на крыльце вспыхнул фонарь, выхватывая нас с Корби из темноты. Я вздрогнула, ослепленная.
Звякнул засов, и дверь с тихим скрипом отворилась. В проеме стояли двое мужчин, более высокий – на шаг позади. Я сразу же узнала его: та же рубашка в черно-красную клетку и тяжелые ботинки. Наши глаза встретились, и мгновение его взгляд выражал лишь простое любопытство. Но по мере осознания, кто перед ним, лицо парня делалось все жестче.
– Мэйсон?! – воскликнула я.



Глава 4

– Второй раз за день! – воскликнула я, улыбаясь Мэйсону, хоть и клацая зубами от холода. – Или потрясающее совпадение, или судьба на что-то нам намекает.
Мэйсон продолжал, не мигая, смотреть на меня, плотно сжав губы; его темные глаза не выражали гостеприимства. В открытую дверь залетал снег, но он не приглашал нас войти.
– Что вы здесь делаете? – Парень, подпиравший дверной косяк рядом с Мэйсоном, переводил вопросительный взгляд с нас на приятеля. – Ты ее знаешь? – Незнакомец выглядел ровесником Мэйсона: чуть за двадцать. Но был пониже, прямой и плоский, как доска, футболка, подобранная точно по размеру, облегала костлявую грудь. Светлые волосы неряшливо свисали на лоб, за парой круглых очков в черной оправе блестели льдисто-голубые глаза. Но больше всего мое внимание привлек кривой нос парня. Интересно, где он умудрился так его сломать?
– Откуда вы друг друга знаете? – спросила Корби, нетерпеливо подталкивая меня.
Я поверить не могла, что забыла рассказать ей про Мэйсона. Не замерзни я так сильно, наверное, расхохоталась бы, вспомнив исходящую ревностью физиономию Келвина, когда мы с моим «новым парнем» убеждали его, что мы вместе. Надо было рассказать ей все до приезда в Айдлвайлд, чтобы она помогла мне и дальше разыгрывать Келвина.
– Встречались… – начала я, но Мэйсон оборвал меня:
– Мы друг друга не знаем. Столкнулись сегодня утром в очереди на заправке. – Те «утренние» темные, волнующие карие глаза теперь дышали холодом и отчуждением, а говорил он отрывисто и раздраженно. С трудом верилось, что это тот же самый парень, с которым я флиртовала всего несколько часов назад. Я не понимала, почему сейчас он так себя вел и почему внезапно расхотел играть в нашем спектакле. Что изменилось?
Наши глаза снова встретились, и, если он и понял, что я смущена, то не обратил на это внимания.
– Чего надо? – повторил он еще резче.
– А как вы думаете? – Корби обхватила себя руками, нетерпеливо притопывая от холода.
– Мы з-застряли, – пролепетала я, сбитая с толку его враждебностью. – Мы попали в снегопад. И замерзли. Не могли бы вы, пожалуйста, пустить нас в дом?
– Пустим их, – предложил друг Мэйсону. – Ты только посмотри: они же промокли, как мыши.
Не дожидаясь дальнейших приглашений, Корби рванула внутрь, я шмыгнула следом. Едва незнакомый парень захлопнул за нами дверь, под кожу стало просачиваться тепло, и я задрожала от облегчения.
– Им нельзя оставаться здесь на ночь, – тут же заявил Мэйсон, загораживая проход дальше в дом.
– Если мы не останемся, – взмолилась Корби, – то превратимся в ледяные статуи. Вы же не хотите брать такой грех на душу, правда?
– Звучит угрожающе, – усмехнулся дружок Мэйсона, а в глазах его промелькнула веселая искорка. – Разумеется, мы не хотим нести ответственность за превращение девушек в ледяные статуи. Особенно таких, что намного лучше смотрятся тепленькими.
В ответ на этот прозрачный намек Корби присела в реверансе и просияла завлекательной улыбкой.
– Где ваша машина? – почти грубо спросил Мэйсон. – Где вы остановились?
– На главной дороге под вашим домом, – объяснила я. – Шли до вас почти час.
– Машину теперь, наверное, совсем засыпало, – добавила Корби.
– Невероятно, – пробормотал Мэйсон, сердито глядя на меня, словно это я была во всем виновата. Ну, прости, блин, что не умею управлять погодой. Прости, что прошу о помощи, о небольшом гостеприимстве.
– Вы одни? – спросил второй парень. – Вас только двое? Я Шон, кстати.
– А я Корби, – ответила подруга бархатным голоском.
Шон пожал Корби руку, потом протянул руку мне. Я слишком замерзла, чтобы вытаскивать свою из кармана, и, сжавшись под курткой, просто кивнула:
– Бритт.
– Да, нас только двое, – откликнулась Корби. – Позвольте нам остаться. Будет весело, обещаю, – прибавила она с жеманной провокационной улыбкой.
Не обращая внимания на кокетство Корби, я пристально разглядывала Мэйсона, силясь понять, почему он ведет себя так странно. Утром-то из кожи вон лез ради меня. Я попыталась заглянуть за его широкую фигуру вглубь дома в поисках объяснения внезапной холодности парня. Может, мы с Корби чему-то помешали? Или тут было что-то – или кто-то – не предназначенное для наших глаз?
Впрочем, Мэйсон с Шоном явно были здесь одни. Судя по двум мужским курткам, сушившимся на крюках в прихожей.
– Нет, правда: будет весело – вчетвером залечь в этой берлоге, – убеждала их Корби. – Можно прижиматься друг к другу, чтобы сберечь тепло, – хихикнула она.
Я переключила свое раздражение на подругу. Что за чушь она несет! Мы даже не знаем этих парней! А Корби, казалось, совсем забыла, что еще несколько минут назад готовилась замерзнуть в горах. Я же все еще тряслась от страха, и, глядя на то, как она очаровывает Шона, мне хотелось как следует встряхнуть ее. В лесу я испугалась. По-настоящему испугалась. Что с ней такое, что она так легко переключается с рыданий на хихиканье?
– Мы останемся только на ночь, – заверила я Мэйсона и Шона. – Уйдем рано утром.
Шон приобнял Мэйсона за плечи со словами:
– Что скажешь, дружище? Выручим этих бедняжек?
– Нет, – не задумываясь, бросил Мэйсон, с непонятной злобой скидывая руку Шона. – Вы не можете здесь оставаться, – сказал он мне.
– Но мы не можем оставаться и на улице, – заспорила я. Была некоторая ирония в том, что я уговаривала его пустить нас переночевать. Потому что чем дольше продолжался этот разговор, тем меньше мне хотелось оставаться под одной крышей с Мэйсоном. Я не понимала этого: в человеке, стоявшем передо мной, не было ни следа того добродушного, веселого парня. Почему он так изменился?
– Иногда нужно просто не обращать внимания на Мэйса-Эйса[11], – объяснил нам Шон со странной улыбкой. – Он хорош во многом, но не всегда дружелюбен.
– Вот это новость, – буркнула Корби себе под нос.
– Да ладно тебе, Эйс. Могло быть хуже, – подмигнул Шон, хлопая Мэйсона по спине. – Например… – Он задумчиво почесал подбородок. – Честно говоря, не могу придумать ничего лучшего, чем переждать эту метель в компании двух симпатичных девушек. На самом деле, появление этих юных особ – самое чудесное, что могло с нами случиться.
– Можно переговорить с тобой наедине? – тихо спросил Мэйсон сдавленным голосом.
– Конечно, только сперва согреем несчастных. Посмотри только: они же закоченели, бедняжки.
– Сейчас!
– Да расслабься ты, – раздраженно бросила Корби Мэйсону. – Мы не маньяки-убийцы. – Честное девическое! – игриво добавила она, обращаясь к Шону.
Шон ухмыльнулся Мэйсону, слегка толкая его в грудь.
– Слышишь, дружище? Она дает честное девическое!
Весь этот разговор действовал мне на нервы. Я так окоченела от холода, что готова была пролететь мимо Мэйсона к камину в глубине дома, отбрасывавшему пляшущие тени на стену в конце коридора. Я уже представляла, как сижу рядом с ним, впитывая тепло и наконец-то отогреваясь.
– От одной ночи еще никто точно не умирал, а, Эйс? – продолжал Шон. – Что мы будем за мужики, если откажем этим девушкам?
Мэйсон ничего не ответил, но еще больше напрягся. Трудно было выразить свои чувства яснее: он не хотел, чтобы мы оставались в хижине. Шон же, напротив, был более чем счастлив, если бы мы пробыли столько, сколько хотели. Может, эти двое ссорились перед тем, как появились мы с Корби? Я чувствовала напряжение между ними, трещавшее, словно высоковольтные провода.
– А можно, пожалуйста, мы обсудим все это перед камином? – спросила Корби.
– Отличная мысль! – отозвался Шон и зашагал в комнату. Корби поспешила следом за ним по коридору, на ходу разматывая шарф.
Оставшись наедине с Мэйсоном, я увидела, как парень сник, смирившись с горечью поражения. Всего на мгновение, а затем его лицо снова ожесточилось. От гнева? Враждебности? Взгляд Мэйсона буквально впивался в меня, и я подумала: не хочет ли он что-то мне сказать? Его глаза дышали силой, которая не могла не выражать что-то значительное и глубокое.
– В чем дело? – пробормотала я себе под нос, пытаясь обойти его. Мэйсон стоял передо мной, перекрывая коридор, и я рассчитывала, что он подвинется, когда я шагну прямо на него. Ничего подобного. Он продолжал загораживать мне проход, его тело оказалось тревожно близко.
– Спасибо за радушный прием, – вскинула голову я. – Такой теплый, я прямо таю.
– Это плохая идея.
– Что плохая идея? – спросила я, надеясь спровоцировать его на признание, отчего он ведет себя так странно.
– Вам здесь делать нечего.
– Почему это?
Я дала ему время на ответ, но он просто продолжал прожигать меня свирепым взглядом темных глаз.
Я старалась оставаться спокойной.
– Знаешь, у нас не было выбора. – Я решила объясниться еще раз. – Хотя и понимаю: дважды за день спасать мою задницу для тебя перебор.
– О чем ты? – раздраженно буркнул парень.
– Ты помог мне сохранить лицо перед моим бывшим, забыл? Но, конечно, спасти меня от смерти в снегу – слишком большая жертва.
– Эй, чего вы там шепчетесь? – весело гаркнул Шон из комнаты. Эти двое уже сидели на маленьком клетчатом диванчике, Корби вытянула ноги к парню. Мне даже показалось, кончик ее ботинка касается его икры. Подруга явно перестала ждать Медведя-спасителя. – Идите сюда, здесь теплее!
Мэйсон понизил голос, говоря тихо, но настойчиво:
– Все прямо вот так плохо? Твоя машина действительно застряла? Если мы с тобой сходим к ней попозже, мы не сможем ее откопать?
– Что угодно, лишь бы избавиться от меня? – напряженно бросила я.
Я не заслужила такого обращения – это после всего, что было между нами в магазине? Мне хотелось получить объяснение. Куда делся тот Мэйсон?
– Просто ответь, – быстро прошептал он.
– Нет. Дорога заледенела, а уклон слишком крутой. Машина сегодня никуда не поедет.
– Уверена?
– Слушай, кончай нудеть! – Несмотря на то, что Мэйсон так и не сдвинулся с места, я двинулась вперед и даже задела его руку, пока протискивалась между ним и стеной.
На середине коридора я оглянулась: он все так же стоял спиной ко мне, потирая рукой коротко остриженный затылок. Что его так напрягало? Чем бы это ни было, меня оно тоже беспокоило.
Хотя мы с Корби и укрылись от метели, в этой хижине я не чувствовала себя в безопасности. Не считая нашего столкновения утром, я видела Мэйсона всего-то во второй раз. И кто такой этот Шон? И хотя угроза замерзнуть насмерть на этот момент отступила, мы собирались провести ночь с двумя парнями, о которых вообще ничего не знали, и тем более, можно ли им доверять. Это нервировало. Оставалось только быть начеку и надеяться, что снегопад скоро кончится.
Я вошла в комнату.
– Еще раз спасибо, что пустили переночевать, – поблагодарила я Шона. – Погода просто отстой.
– И я собираюсь за это выпить! – объявил парень, поднимая пластиковый стаканчик с водой.
– У вас есть стационарный телефон? – пропищала Корби. – А то наши мобильники здесь не ловят.
– Не-а, телефона нет. Но есть чили и пиво. И даже свободная кровать. А где вы планировали сегодня ночевать? До начала снегопада, я имею в виду, – спросил нас Шон.
– У меня в семейном доме, – ответила Корби. – В Айдлвайлде.
По лицу Шона стало ясно, что название ему ничего не говорит. Видимо, я все-таки свернула не туда и домик Верстеегов очень далеко от этого места.
– Такой большой красивый дом с каменными трубами, – добавила я, надеясь, что он все-таки вспомнит. Айдлвайлд единственный стоял на озере и уже сам по себе был приметным ориентиром.
– Насколько это далеко? – вмешался Мэйсон, который застыл в дверях. – Я могу вас туда отвезти.
Шон недовольно глянул на Мэйсона, еле уловимо, но твердо покачав головой. В ответ губы Мэйсона сжались еще жестче, и я почувствовала пульсирующее напряжение в мрачных взглядах, которыми они обменялись.
– Ты бы посмотрел, что там творится, прежде чем предлагать, – вступила Корби. – Представь себе слой грязи несколько сантиметров глубиной. А сверху еще десять сантиметров снега. Никто сегодня никуда не пойдет.
– Твоя правда! – откликнулся Шон, вставая с диванчика. – Девушки, могу я предложить вам выпить? У нас есть вода и смесь для приготовления горячего шоколада, хотя не поручусь за ее свежесть. И две бутылки пива.
– Воды, пожалуйста, – попросила я.
– Не вопрос. Корби?
– То же самое. – Она сложила руки на коленях и одарила его обворожительной улыбкой.
– Эйс, дружище?
Мэйсон так и стоял в дверях комнаты с угрюмым, кажется, обеспокоенным выражением на лице. Он, должно быть, глубоко о чем-то задумался, потому что лишь через несколько секунд, вздрогнув, ответил:
– Что?
– Выпьешь?
– Я сам себе налью.
Шон исчез на кухне, а Мэйсон засунул руки в карманы и прислонился к стене, буравя нас взглядом. Я вопросительно вскинула бровь. Говорила себе, что лучше просто не обращать на него внимания, но ничего не могла с собой поделать – меня распирало от любопытства. Что случилось с его настроением? Где был тот дружелюбный и, я бы даже сказала, привлекательный «утренний» парень? Потому что я хотела, чтобы тот парень вернулся. Почему-то – я не могла объяснить почему – мне хотелось вернуть того парня намного больше, чем Келвина. Что говорило о многом.
– Прикольная избенка, – сказала Корби, оглядывая ничем не обшитые бревна на потолке. – Кто тут из вас хозяин?
Мы с Корби повернулись к Мэйсону, который никак не отреагировал.
Театрально вздохнув, Корби встала с диванчика, подошла к Мэйсону и щелкнула пальцами перед его носом.
– Это называется английский язык. Воспользуйся им.
В это мгновение в комнату вернулся Шон.
– Хижина Эйса, – сказал он. – Его родители недавно скончались и завещали дом ему. Это наш первый приезд сюда после похорон.
– О. – Я сглотнула. – Наверное, это очень нелегко: столько воспоминаний, – дипломатично пробормотала я. Мэйсон, казалось, не слышал меня или решил не обращать внимания. Он словно приклеился взглядом к Шону: брови нахмурены, глаза горят.
– Эйс не любит говорить об этом, – беззаботно объяснил Шон с чуть ли не веселой улыбкой на губах. – Он атеист; смерть всегда выводит его из равновесия. Не верит он в жизнь после смерти. Так, дружище?
Мы все молчали. Я неловко кашлянула. Я, конечно, не собиралась зацикливаться на чувствах Мэйсона, но такая бесчувственность Шона – это был уже перебор.
Парень разрядил напряжение обезоруживающим смехом.
– Девчонки, ну нельзя же быть такими легковерными. Видели бы вы свои лица! Хижина – моя, а не Эйса. И, если хотите знать, его родители в добром здравии наслаждаются жизнью на пенсии в Скоттсдейле, в Аризоне.
– Ты хуже моего брата, – простонала Корби, швыряя в парня диванную подушку.
Шон широко улыбнулся.
– Считай это платой за ночлег. Придется смириться с моим извращенным чувством юмора. – Он потер руки. – Рассказывайте, девушки: что вы делаете в горах одни?
– Голодаем, – честно объявила Корби. – Время ужинать. Можно, мы поедим, а потом поговорим? Клянусь, пока я продиралась сюда, сбросила килограммов пять.
Шон взглянул на меня и Мэйсона, потом пожал плечами:
– Справедливо. Девчонки, вас ждет лучшее чили в вашей жизни! Вот погодите, увидите!
– Давай, колдуй, – велела ему Корби, жестом отправляя парня на кухню. – Только без меня. Я не занимаюсь ручным трудом, в том числе готовкой. И не пытайся привлечь к этому Бритт. Она готовит еще хуже меня, – добавила она, пристально показывая мне взглядом: «Даже не думай помогать ему – он мой!»
Я понимала, почему Корби не хочет, чтобы я оставалась с Шоном наедине. Но к моему удивлению, Мэйсон тоже внезапно напрягся: словно был готов вмешаться, реши я выйти из комнаты с его дружком. Он пристально посмотрел на меня, это явно было предупреждение. Мне стало смешно: сначала он не хочет меня видеть ни здесь, ни там, ни сям. Но при этом особенно не хочет видеть меня рядом с Шоном. М-да, тяжелый случай. Что же, если этим его можно позлить, я не хотела упускать такой шанс.
– Корби права: повариха из меня действительно никакая. Но если я чего-то не умею, не значит, что я отказываюсь это делать, – пустила я маленькую шпильку в сторону подруги. – С удовольствием помогу тебе с ужином.
И, прежде чем кто-либо успел меня остановить, я проскользнула на кухню.



Глава 5

На хорошо обставленной кухне располагался неровный стол из сосновых досок, на полу лежал ковер с орнаментом Навахо, на стенах – фотографии хребта Титон всех времен года в рамочках. С полки, подвешенной над разделочным столиком, свисали алюминиевые кастрюли и сковородки, чей блеск приглушали толстый слой пыли и серебристые гирлянды паутины. Очевидно, Шон не часто сюда заглядывал.
В двустороннем камине, выходившем другой стороной в жилую комнату, весело потрескивал огонь, распространяя приятный запах дерева и дымка. Впечатляло, что Шон мог позволить себе такую обстановку. Конечно, его домик и близко не мог сравниться с усадьбой Верстеегов, но, в конце концов, мама Корби уже много лет была преуспевающим бракоразводным адвокатом.
– Чем ты зарабатываешь на жизнь? – невольно вырвалось у меня. Шон уже закончил колледж? Кто он: акула банковского бизнеса, финансовый гений?
Парень улыбнулся – легко, но с самоиронией:
– Я – всего лишь лыжник-лоботряс. Сейчас взял паузу в учебе, пока не разберусь, чего сам хочу от этой жизни. Строго говоря, домишко-то родительский. Но они уже не катаются на лыжах, поэтому отдали его мне. И я все время пропадаю здесь.
«Питается, наверное, только фастфудом», – подумала я. Кастрюли уже сто лет не брали в руки.
– Что-то до курорта далековато…
– Мне не трудно подъехать.
Я вымыла руки и, не найдя посудного полотенца, вытерла их о джинсы.
– С чего начнем? Я худо-бедно умею открывать банки. – Прежде чем Шон успел остановить меня, я подошла к кладовке и открыла дверцу. К моему удивлению, не считая двух банок чили и выцветшей жестянки с какао «Суис-Мисс», полки были совершенно пусты.
Шон подошел ко мне.
– По пути сюда мы забыли заехать в магазин, – объяснил он.
– У нас нет еды… – ошеломленно пробормотала я.
– К утру снег кончится, и сгоняем за продуктами.
Ближайший магазин был за много километров отсюда. Мы его проезжали.
– Вы не купили ни грамма еды по пути в горы?
– Очень спешили, – почти резко ответил Шон.
Я не стала развивать тему: по его тону было понятно, что парень не горит желанием это обсуждать. Но такая неподготовленность показалась мне откровенно тревожной. Шон сказал, что часто приезжает в хижину покататься на лыжах, но помещение выглядело так, будто им уже давно никто не пользовался. И что-то еще беспокоило меня: что-то в том, как вел себя сам хозяин – отстраненно, что ли? Очаровывал, любезничал, но выглядел скорее холодным и неискренним.
Или у меня просто разыгралась паранойя от того, что я застряла в хижине с двумя незнакомцами? Однако как ни крути, именно Шон пригласил нас зайти, он готовил нам ужин. Я приказала себе расслабиться и принять его своеобразное гостеприимство.
Медленно и аккуратно я открыла банки с чили, ощущая потребность сберечь их как единственный источник пищи до конца бури, – если она перерастет во что-то худшее, они могли стать нашим единственным спасением на ближайшие дни. У меня в джипе остались батончики мюсли, и я пожалела, что не захватила их. Нерешительно я пододвинула банки к Шону, который поставил на плиту большую кастрюлю.
Машинально проверила мобильный – нет ли сообщений. Может, Келвин пытался дозвониться до нас? Мы должны были приехать в Айдлвайлд к шести, а сейчас было уже почти девять.
– Пока не спустишься пониже и не выберешься за границу леса, твоя мобила – не более чем гирька в кармане.
Я негромко застонала. Шон был прав.
– Вот же блин: каждые пять минут его проверяю – привычка. Без него чувствую себя совершенно беспомощной.
– А ты? – сменил он тему. – Часто сюда наезжаешь?
Я покрутила телефон над головой, но на индикаторе сигнала не появилось ни палочки.
– Конечно, – рассеянно ответила я.
– И хорошо знаешь эти места?
– Уж получше Корби, – рассмеялась я. – И этим горжусь: домиком владеет ее семья, но чувство ориентирования развито у меня. – За исключением того, что мое хваленое чувство при подъеме в гору в дождь не сработало. Но произносить это вслух я не стала.
– А у Корби лучше получается изображать «девицу в беде».
Я не стала говорить, что и эту роль обычно исполняю лучше, поскольку его слова прозвучали явно неодобрительно.
– Так, значит, вы тут на весенние каникулы? – продолжил Шон. – Дай угадаю: девичник в лесном домике? Куча фильмов с Кристианом Бейлом, мороженого и сплетен?
– Замени Кристиана Бейла Джеймсом Макэвоем и можешь пойти в экстрасенсы, – пошутила я.
– Я серьезно: мне хочется понять, что вы здесь собрались делать. Обо мне ты знаешь, теперь твоя очередь раскрыть карты.
Надо было бы заметить, что на самом-то деле я практически ничего о нем не узнала, но поговорить о себе – это всегда.
– Мы с Корби собрались в поход по хребту Титон. Шестьдесят километров. Целый год готовились.
Парень восхищенно поднял брови:
– Через весь хребет? Впечатляет. Не пойми меня неправильно, но Корби как-то не похожа на заядлую походницу.
– Э-э, насчет шестидесяти километров она пока не в курсе.
Он громко, гулко расхохотался.
– Хотел бы я увидеть ее лицо, когда ты ей сообщишь!
Я улыбнулась:
– Да, будет незабываемо, я уверена.
– Держу пари, ваша машина ломится от крутого снаряжения.
– Да еще как!
Корби назначила свою маму заведовать нашими сборами, а миссис Верстеег поручила это своей помощнице, которая с удовольствием спустила деньги начальницы. Все доставил курьер из «Кабеласа»[12]. Это было неожиданно и приятно, но была одна загвоздка. Я знала, что мистер Верстеег заставлял Келвина самого оплачивать все, что тот покупал для похода. Если парень узнает, что для нас это сделали его родители, лопнет от ярости. Кэл вечно жаловался: мол, «предки» балуют Корби; и когда мы с ним встречались, он не скрывал, что родители к нему несправедливы и ничего не меняется. Я сомневалась, что даже его поступление в Стэнфорд что-то сильно изменило. И для того, чтобы сохранить мир в доме на время нашего совместного пребывания, нужно будет напомнить Корби, чтобы та в присутствии Келвина помалкивала.
– Зуб даю, ты крутой эксперт по окрестностям. – Шон заманивал меня легкой лестью, и я неожиданно обнаружила, что заглотила наживку.
– Да, часто приезжаю побродить по горам, – брякнула я, не подумав. – Совершала более короткие броски по выходным, чтобы подготовиться к этому большому походу. – Что ж, это, по крайней мере, было во многом правдой. – Хотелось хорошенько подготовиться. Большинство моих друзей проводят весенние каникулы на Гавайях, но я хотела сделать что-то, требующее полной отдачи, понимаешь?
– И что, вы совершенно вдвоем: только ты и Корби? Ваши родители вас там не ждут?
Я замялась, чуть было не рассказав про Келвина и Медведя, но в последний миг передумала. Первое правило общения с парнями: никогда не упоминать своего бывшего. От этого начинаешь выглядеть прилипчивой. И жалкой.
– Моя мама умерла от рака давно, когда я была совсем маленькой, у меня теперь только папа. – И я с независимым видом пожала плечами. – Он доверяет мне. Не сомневается в моей самостоятельности. Я сказала ему: увидимся в конце недели. Если попаду в переделку, он знает, что я сама смогу из нее выбраться. – А это уже была откровенная ложь. Отец никогда не видел, как я выпутываюсь из трудных ситуаций. Даже сама идея была для него чем-то немыслимым. Мой папа – образец опекающего и заботливого родителя. Потому что я была девочкой, самой младшей, и потому что потеряла маму, даже не успев ее узнать и запомнить. Малейшая проблема – и папа бросался мне на помощь. По правде говоря, я охотно соглашалась во всем полагаться на него и на любого другого мужчину в своей жизни. Такая стратегия отлично работала… пока не разбила мне сердце.
Шон загадочно улыбнулся.
– Что? – спросила я.
– Ничего. Просто удивляюсь. Я записал вас с Корби в образцовые глупенькие старшеклассницы: вечно хихикающие, беспомощные неумехи.
Я захлопала глазами:
– Прямо даже не знаю, что делать со всеми этими комплиментами!
Мы оба засмеялись.
– Готов исправиться, – он понизил голос, чтобы наш разговор не слышали те, кто оставался в комнате. – К какому типу относится Корби, я вычислил через минуту после того, как вы, девчонки, к нам постучались. Но тебя оказалось труднее раскусить. Ты симпатичная и при этом умная, это сбило меня с толку – большинство симпатичных девушек такими качествами не обладают. Им, конечно, жуть как нравятся приключения, но не такие. Не поход по хребту Титон.
Лучшего комплимента для себя я бы и придумать не смогла. Мне хотелось, чтобы и Кэл услышал его слова, все до единого. Чтобы он увидел: мною заинтересовался парень старше меня, даже старше самого Келвина, заинтересовался и поверил мне. Я кокетливо улыбнулась:
– Уж не флиртуешь ли ты со мной, Шон?
– Думаю, титул главной флиртовальщицы достанется Корби.
Я не ожидала такого, и мне понадобилась секунда, чтобы обдумать столь же уклончивый ответ:
– Корби – мастер своего дела.
– А ты? – Он сделал шаг в мою сторону. – Ты вообще когда-нибудь флиртуешь, Бритт?
Я заколебалась. Мы были едва знакомы, да и Корби недвусмысленно «застолбила» его за собой. Но у нее уже есть парень. Если на то пошло, «столбить» кого-либо надо было мне.
– Если только в правильное время, – лукаво улыбнулась я. – С правильным парнем.
– А сейчас? – Теперь он стоял так близко, что его хриплый шепот раздавался прямо надо мной. – По-моему, время – самое то, и мы оба это знаем.
Интересно, у Шона сейчас так же стучит в висках, как и у меня? Он бросает украдкой взгляды на мои губы, и я бесстыдно рассматриваю его рот?
– А как с Корби? – тихо спросила я.
– А что с ней?
– Ты ей нравишься.
– А мне нравишься ты. – Он разлил воду по стаканчикам и махнул своим в мою сторону. – За метель! Которая привела тебя ко мне.
Я чокнулась с ним, благодаря судьбу за то, что нашла Шона, потому что еще минуту назад готовилась спасать себя сама. Теперь же легкомысленно повелась на внимание привлекательного взрослого парня.
Вряд ли какая-нибудь из моих подруг приедет с весенних каникул с лучшей историей.

* * *
Когда чили, томившийся на медленном огне, должен был вот-вот приготовиться, мы с Корби пошли в ванную привести себя в порядок к ужину.
– Весело было готовить с Шоном? – не скрывая раздражения, спросила подруга.
– Нормально, – уклончиво и спокойно ответила я. Моему мелочному второму «я» нравилось держать ее в напряжении. В качестве платы за «наезд» на мою машину.
– Ты оставила меня наедине с Франкенштейном.
– Франкенштейн – это доктор. Я оставила тебя с чудовищем Франкенштейна. И вообще, не обязательно было оставаться в комнате. Могла бы пойти со мной и помочь нам с Шоном.
– После того, как я сказала, что не занимаюсь готовкой?
Я пожала плечами: «Дело твое».
– И о чем же вы разговаривали? – начала допрос Корби.
– Тебе-то что? У тебя есть Медведь.
– Но Медведь далеко, а Шон – рядом. Ну? О чем говорили?
Я закончила мыть руки, но, поскольку полотенца в ванной тоже не было, снова вытерла их о джинсы.
– Да так, о всяком-разном. В основном о нашем походе.
– И все? – с явным облегчением уточнила подруга. – Только об этом? Ты не пыталась с ним заигрывать?
– А если и пыталась? – ощетинилась я.
– Я первая его забила!
– У тебя есть Медведь.
– Мы с Медведем осенью разъедемся по разным колледжам.
– И что?
– А то, что это не навсегда. К чему хранить верность, если знаешь, что отношения рано или поздно закончатся. И вообще, чья бы корова мычала – вы с Келвином тоже не были образцовой парой.
Я резко повернулась к ней:
– О чем ты говоришь?
– Он целовался с Рейчел. У меня на вечеринке у бассейна прошлым летом.
– Рейчел Снейвли? – изумленно ахнула я.
Корби победно подняла брови.
– Все мы не без греха, Бритт. Прими это.
Представляя Келвина целующимся с Рейчел, я крепко вцепилась в край стола. Мы с ним начали встречаться в апреле, год назад. Вечеринку в бассейне Корби устроила в июле. Я была верна Кэлу до самого нашего разрыва в октябре, но, как выясняется, он сам подобной ерундой не заморачивался. Интересно, случай с Рейчел – это «один раз оступился»? Или он обманывал меня постоянно? А сама Рейчел? Как она успокаивала свою совесть, целуясь с ним за моей спиной?
– И тебе только сейчас пришло в голову, что мне нужно было бы об этом знать?
– Слушай, научись смотреть на вещи реально! Всю оставшуюся жизнь мы будем связаны обязательствами. А сейчас время получать удовольствие.
Не это ли говорил себе Келвин, целуя Рейчел? Что удовольствие отменяет обязательства по отношению ко мне? А какие оправдания придумала себе Рейчел? Ох, скорее бы подвернулась возможность спросить ее прямо! Так, зачеркиваем прежние планы. Больше я не собираюсь кадрить Келвина на предстоящих каникулах!
– Ужин готов! – крикнул Шон с кухни.
Прежде чем я успела выйти из ванной, Корби схватила меня за рукав.
– Я первая забила! – еще настойчивее повторила она.
Мой взгляд упал на пальцы, крепко вцепившиеся мне в рубашку.
– Ты хочешь Шона только потому, что я его захотела, – продолжила она с непонятным раздражением. – Ты всегда хочешь то, что есть у меня. И это утомляет. Кончай жить чужой жизнью. Хватит пытаться быть мною.
Ее слова ранили, но не потому, что были правдой. Я ненавидела, когда она так на меня наезжала. В такие минуты наша дружба казалась не стоящей ломаного гроша, и я спрашивала себя, как мы вообще до сих пор оставались подругами. Я чуть не проговорилась о тайной табличке в ее дневнике – едва не спросила: если это я изо всех сил пыталась стать ею, зачем тогда она записывала всякую мелочь, которую сделала, сказала или приобрела именно я, и непременно старалась превзойти меня в каждом пункте? Но это означало бы признаться, что я залезла в ее дневник, – моя гордость такого не позволяла. Кроме того, если я открою ей, что знаю ее секрет, она проследит за тем, чтобы больше я к ней в дневник ни разу не заглянула, а мне пока не хотелось лишать себя такой возможности.
Я натянула на лицо снисходительную улыбку, зная, что это выведет ее из себя. Она хотела втянуть меня в ссору, чтобы на весь вечер испортить мне настроение, но в этой игре я не собиралась проигрывать. Черт подери, я собиралась напропалую флиртовать с Шоном!
– Думаю, пора идти ужинать, нас мальчики ждут, – легко и невозмутимо прощебетала я, первой выходя из ванной.
Подходя к кухне, я услышала горячий шепот споривших Шона и Мэйсона.
– О чем ты только думал? Ты вообще способен думать? – вопрошал Мэйсон.
– У меня все под контролем.
– Под контролем? Ты серьезно? Оглянись вокруг, чувак!
– Я выведу нас отсюда, отвечаю.
– Я должен свалить из этих гор, – прошипел Мэйсон.
Шон хохотнул:
– Тебе никуда от меня не деться, дружище. Чертова погода. Что нам делать?
Я нахмурилась, не понимая, о чем они спорят, но парни сразу замолчали.
Ужинать с нами Мэйсон не стал: уйдя в дальний конец кухни, он оперся плечом об оконную раму и по очереди пригвождал нас троих стальным взглядом. Выглядел при этом не веселее чучела головы оленя над камином. Время от времени он взъерошивал свои короткие волосы или скреб в затылке, но в основном постоянно держал руки в карманах. Под запавшими глазами сгущались тени – что было причиной тому: усталость или беспокойство, я понять не могла. Не понимала я и чем он так расстроен, чем мы с Корби так ему помешали. Одно было ясно: он хотел, чтобы мы ушли. Если бы не Шон, Мэйсон, вероятно, вышвырнул бы нас на улицу, прямо в бурю. И надо же: именно в эту секунду он поднял глаза, обнаружив, что я уставилась на него.
Парень еле заметно покачал головой. Я не поняла, что это значило. Если хочет что-то мне сообщить, почему не подойти и не сказать вслух?
– Неужто не голодный, а, Эйс? – спросил его Шон. Выставив миски, ложки и салфетки на стол, он стал беспорядочно открывать дверцы буфета и комода одну за другой. Мне показалось странным, что он не знает собственной кухни. С другой стороны, Иэн тоже каждый раз устраивал в кухне охоту на посуду – и это в доме, где мы прожили всю свою жизнь! Наконец Шон извлек из шкафчика за печкой подставку под горячее и торжественно водрузил ее в центр стола.
Мэйсон, смотревший в темноту за окном, опустил шторы.
– Нет.
– Нам больше достанется, – объявила Корби. По всему было видно, что Мэйсон ей не нравится. И я прекрасно ее понимала: парень почти ничего не говорил, а выражение его лица – когда оно вообще появлялось – находилось где-то посередине между злобным и угрожающим.
– Снег еще идет? – спросил Шон.
– Еще как!
– Ничего, это не навечно.
Шон разложил чили в три миски и едва успел выбрать себе стул, как Корби плюхнулась рядом с ним.
– Итак, – спросила она, повернувшись к парню, – что вы, ребята, тут делаете? Вы нам так и не сказали.
– На лыжах катаемся.
– Целую неделю?
– План такой.
– Но вы не взяли никакой еды. Я заглянула в холодильник. Там пусто. Даже молока нет.
Шон затолкал ложку перчиков в рот и поморщился.
– Самое отвратное чили, которое я когда-либо ел. На вкус как ржавчина.
Корби проглотила кусочек и тоже скривилась:
– Нет, как песок. Аж на зубах скрипит. Ты хоть проверил срок годности на банках?
Шон раздраженно фыркнул:
– Дареному коню в зубы не смотрят.
Корби оттолкнула миску:
– Да я лучше поголодаю, чем стану есть это!
– Неужели все так плохо? – подал голос Мэйсон, заставив нас повернуться к нему. Взгляд Мэйсона настороженно перебегал с Шона на Корби, словно он боялся: вот-вот что-то случится.
– Ты попробуй, потом говори, – злобно буркнула Корби. – Я бы сейчас что угодно отдала за филе лосося. Мы всегда едим лосося, когда сюда приезжаем. Лосося с жасминовым рисом и спаржевой фасолью на пару. Летом – лосось с рукколой и сосновыми орешками. А иногда мама делает к лососю умопомрачительные чатни из манго.
– Валяй дальше, – посоветовал Шон, резко бросив ложку на стол, – расскажи, какие тебе подают напитки и что ты обычно ешь на десерт.
– Ты надо мной смеешься? – надулась она.
– Просто поешь, – велел Мэйсон, по-прежнему оставаясь у окна. Интересно, почему он встревает? Парень ясно показывал, что не хочет иметь с нами дела. Наверняка предпочел бы заняться массой других вещей, чем терпеть наше присутствие.
– Слишком велик риск «заработать» ботулизм, – с надменным видом откликнулась Корби. – Я – пас. Вот что получается, когда просишь Бритт помочь с готовкой. Я предупреждала: она – ужас кухни!
Шон еле слышно хмыкнул, но в его смешке явно слышались раздраженные нотки. Я уже подумала, мне показалось, но он прошипел жестким и зловещим голосом:
– Не будь неблагодарной, Корби.
– Ага, вот, значит, как. Ты можешь шутить, а я нет. Попахивает мужскм шовинизмом, – поддразнила парня Корби. – И потом, я обвиняла Бритт, а не тебя.
– Ешь этот чертов чили. – Угроза в тихом голосе Шона заставила волоски на моих руках встать дыбом.
– Вот почему вы должны были привезти свежей еды, – задрала нос Корби.
– Дай ему передышку, – шепнула я подруге, явно слишком занятой собой, чтобы уловить напряжение, вовсю звеневшее в воздухе.
– Если посреди ночи мы проснемся от желудочных колик, я знаю, кого винить, – процедила она, сердито глядя на меня. Кажется, Корби не понимала: пуская шпильки в меня, она одновременно проявляла грубость и неблагодарность по отношению к Шону. И того это явно задевало. Надеюсь, ей скоро надоест злиться на меня, и до нее дойдет, что ее реплики ставят всех в неудобное положение.
Я бросила взгляд на Шона. Его лицо напряглось, став еще более угловатым, голубые глаза пылали холодным пламенем. Я поежилась, сердце забилось чаще, но скорее не от страха, а от неуверенности. Снова возникло ощущение: что-то не так. Вся комната, казалось, вибрирует от высокого напряжения, но, очевидно, Шона выводили из себя не оскорбления Корби. Она всегда такая – никогда не чувствует, когда пора заткнуться. И даже если чувствует, это ее не останавливает – язык работает на автопилоте. Последнее слово всегда должно остаться за ней! Неужели Шон до сих пор этого не понял?
– Дайте-ка и мне чили. – Мэйсон подошел к столу, разрядив напряжение, от которого воздух в комнате почти что искрился, и заграбастал миску Корби, сделав ей выговор мрачным взглядом.
Подруга только захлопала ресницами и не нашлась, что ответить.
Мгновение спустя Шон откинулся на стуле, балансируя на задних ножках и сложив руки за головой. Он улыбнулся нам, всем по очереди, словно ничего не произошло.
– Эйс, думаю, пора переходить к делу.
– Если речь о мытье посуды, это не ко мне, – поспешила объявить Корби. – Я за то, чтобы ее мыл Мэйс-Эйс, – прибавила она, мстительно блеснув глазами. – Он, кажется, просто без ума от моей миски: только гляньте, как нежно он нянчит ее в своих крепких мужских руках. Позволим ему еще несколько минут понаслаждаться романтическими фантазиями. Ты любишь их за то, что от них не приходится ждать ответа, да, Эйс? Тебе нравятся такие же вежливые и общительные, как ты сам?
Я тихонько прыснула, прикрыв рот рукой. Отчасти на нервной почве, а отчасти, чтобы разрядить назревавшее… что-то. Электричество, распространявшееся в воздухе, можно было пощупать руками.
– Какое снаряжение вы взяли с собой?
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать: Мэйсон обращался ко мне. Он отнес миску Корби в раковину и задал вопрос, не подумав даже повернуться ко мне лицом.
– У тебя в машине. Какое там снаряжение? – повторил он. – Что вы взяли с собой в горы?
– А что? – Я не понимала, при чем тут вообще наше снаряжение.
– Спальники, палатки, консервы? Есть что-нибудь полезное?
– Кому полезное? У вас тут полный дом с обстановкой.
– Мы взяли спальники, палатку, аптечку и немного еды, – рассказала Корби. – Но все осталось в машине. А она застряла на дороге. И поэтому мы здесь. – Она медленно проговаривала каждое слово, явно намекая, что мы уже все обсудили и один только Мэйсон до сих пор не врубается.
Не обращая внимания на Корби, Мэйсон продолжил расспрашивать меня:
– Спички?
– Поршневая зажигалка.
– Компас и карта?
– Компас. – По какой-то причине я промолчала о карте Келвина, которая по-прежнему была засунута в задний карман.
– Фонарики?
– Да, в том числе налобные.
– Ледоруб?
– Нет. – На самом деле у меня была мысль взять один, но потом я решила, что мне вряд ли представится шанс им воспользоваться – зная, как моя подруга относится к походам.
– А вам-то что за дело? – раздраженно встряла Корби.
– А то, – проговорил Шон, вставая, – что мы с Эйсом тоже тут застряли, пережидая метель. Правда, никакой снаряги мы не взяли, потому что не планировали оставаться надолго. И если хотим выбраться отсюда до того, как снег растает и дороги очистятся, нам потребуется ваше снаряжение. А именно это мы и собираемся сделать: свалить с этой чертовой горы как можно скорее.
Мне потребовалась целая минута, чтобы понять: предмет, который он вытащил из-за пояса, – это пистолет. Он лениво взмахнул им в мою сторону, и у меня в горле неожиданно образовался и застрял пузырек смеха. Картина, которую я видела, и картина у меня в голове решительно не совпадали. Пистолет. Направленный на меня. Да это просто не укладывалось в сознании.
– Шон? – проговорила я, не сомневаясь, что все это шутка, проявление его странного чувства юмора.
Он не ответил.
– В комнату, вы обе, – приказал он с холодным безразличием в голосе. – Мы можем сделать все по-хорошему, или вы получите по пуле. Уж поверьте: если вы только пискнете или попробуете драться или просто спорить, я выстрелю.
Я, окаменев, тупо глядела на него. Странное желание рассмеяться по-прежнему щекотало глотку. И тут я увидела глаза Шона: ледяные, бесчувственные – и удивилась, как же не замечала в них этого раньше.
– И уясните себе главное: я не блефую. Ваши тела не найдут еще долго, а к тому времени мы с Эйсом уже перейдем через горы и свалим куда подальше. Терять нам нечего. Итак, девочки, – он внимательно смотрел на нас. – Как будем действовать?



Глава 6

Ледяной страх пульсировал у меня в венах, но я сделала все, как он велел.
Поднявшись из-за стола, оцепенело позволила Шону вывести меня из комнаты. Корби шла прямо за мной, я слышала ее всхлипывания. Я знала, о чем она думала, потому что та же мысль пронзила и меня: сколько времени пройдет, пока Келвин осознает, что мы в беде, и отправится на поиски?
А когда отправится, как будет искать нас, если метет пурга, я, скорее всего, свернула не на ту дорогу и мы далеко ушли от машины? То, что Кэл нас сможет отыскать, находилось за гранью реальности.
Шон провел нас через комнату и рывком распахнул дверь, за которой открылась маленькая кладовка с пустыми пластиковыми полками по стенам. Сперва мне показалось, что от пола до потолка шла водопроводная труба, но потом парень щелкнул фонариком, и я увидела, что это металлический шест. Что-то в нем придавало комнате зловещий вид. На металлической поверхности виднелись царапины, которые могли быть оставлены цепями, которые скользили по ней. Замкнутое пространство переполнял запах несвежей мочи и мокрой псины. Мне пришлось заставить себя не делать дальнейших выводов.
– Держи Корби здесь, – бросил Шон, повернувшись к Мэйсону. – Я хочу поговорить с Бритт наедине.
– Вы не можете так поступать! – пронзительно завопила Корби. – Вы знаете, кто я? Вы вообще представляете, кто я?
Последние слова вышли смазанными – Шон ударил ее пистолетом по лицу, оставив красную полосу на коже.
Я ахнула. По отношению ко мне мой папа никогда не позволял себе ни малейшей грубости. Даже не повышал голоса. С насилием я была знакома только из кинофильмов и телепередач, а вживую видела, как человек ударил другого человека, только один раз. Много лет назад меня пригласили переночевать у Корби, и среди ночи, выбравшись из спальни попить, в темном коридоре я стала свидетельницей того, как мистер Верстеег резко ударил Келвина по голове, сбив сына с ног. Верстеег-старший рявкнул, чтобы Келвин встал и принял наказание как мужчина, но Кэл неподвижно растянулся на полу. Со своего места я даже не видела, дышал ли он. Отец оттянул сыну веки и пощупал пульс на шее. Потом отнес в кровать. Я бросилась обратно в спальню, но заснуть уже не смогла – беспокоилась, в порядке ли Келвин. Хотела даже сбегать проверить, но что, если мистер Верстеег бы вернулся? Я никогда не говорила Келвину о том, что видела, и долгие годы пыталась стереть это из памяти.
Схватившись за щеку, Корби захныкала.
Как и той ночью в коридоре у Верстеегов, меня бросило в жар и затошнило, хотелось разреветься, хотя физическую боль испытывала Корби, а не я.
В глазах Мэйсона вспыхнули ненависть и отвращение, но тут же исчезли, и парень послушно проводил Корби в кладовку, а Шон резким тычком пистолета направил меня по коридору в ванную. Мотнув головой в сторону сиденья унитаза, он грубо бросил:
– Сядь.
Дверь осталась приоткрытой, сквозь щель в комнату просачивалось немного света. Постепенно глаза привыкли к темноте, и из мрака вылепилось его лицо, глаза черными дырками пристально наблюдали за мной, оценивая, вычисляя, прикидывая.
– Дом на самом же деле не твой, так? – тихо спросила я.
Шон не ответил, но я и так уже догадалась.
– Вы взломали дверь? – продолжала я. – Вы с Мэйсоном в бегах?
Если за ними гналась полиция, для нас с Корби это было плохой новостью. Мы могли их опознать. Знали много чего еще: например, на какой машине они приехали. Я могла бы привести полицию к камерам в «Севен-Элевен» и показать, как в точности выглядит Мэйсон. Мы с Корби становились для них обузой. Ничто не могло помешать Шону убить нас.
Он расхохотался грубо и жестоко.
– Ты всерьез думаешь, что я стану тебе отвечать, Бритт? – Опершись кулаком о стену, он склонился ко мне. – Снаряга, о которой ты нам рассказывала, – вот что нам нужно.
– Она в моей машине.
– Сможешь найти к ней дорогу?
Меня подмывало грубо ответить «Нет», однако на краю сознания вспыхнуло предупреждение, и я, повинуясь чутью, ответила:
– Да, думаю, да.
Он кивнул, рука, державшая пистолет, немного расслабилась, и я поняла, что выбрала правильный ответ.
– Далеко идти?
– По снегу около часа.
– Хорошо. А теперь опиши мне лучший пеший маршрут с гор на равнину. Без дорог и троп, я хочу оставаться в лесу.
Я вздрогнула.
– Вы хотите идти пешком? Через лес?
– Выходим сегодня. Как только раздобудем снаряжение и припасы.
У Шона явно были проблемы с законом. Если он собрался идти через лес, то лишь для того, чтобы ни с кем больше не столкнуться. Другого объяснения в голову не приходило. Отправиться в лес – ночью, в метель – слишком опасно. Это я и без многоопытного Келвина понимала. Сейчас землю покрывали уже несколько сантиметров снега – быстро по нему не пойдешь, и ногам будет жутко холодно. А если мы собьемся с пути, никто нас не найдет.
– Ты знаешь дорогу или нет? – допытывался у меня Шон.
В этот миг мысль, бешено зудевшая на задворках моего сознания, наконец, прорвалась на свет, и я яснее ясного увидела, что затеял Шон. Это была проверка. Я – первая, затем Корби. Он сравнит наши ответы, чтобы понять, можем ли мы вывести его с гор. В противном случае мы становились бесполезным довеском.
Заставляя себя быть смелее, я посмотрела ему прямо в лицо.
– Я давно езжу в эти горы и хорошо их знаю. Много раз проходила с рюкзаком разные отрезки туристического маршрута «Хребет Титон» и обследовала весь кряж. Да, я могу вывести вас отсюда. Идти по снегу и в бурю будет намного труднее, но я могу это сделать.
– А ты полезная штучка, Бритт. Это хорошо. Мне нужно, чтобы ты привела нас куда-нибудь, где я смогу найти машину. Что ты на это скажешь? – Шон наклонился ближе, упираясь руками в колени. Лицо подонка поравнялось со мной, и я почти буквально слышала, как ворочаются мозги в его голове. Если ошибусь сейчас, все кончено.
– Я проведу вас через лес к шоссе – одному из первых, которое расчистят. – Я понятия не имела, в каком направлении от нас это шоссе. Я даже где мы не понимала. Но у меня была карта Келвина. Если удастся ускользнуть от пристального взгляда Шона на несколько минут, можно попробовать определить по ней наше положение и решить, куда идти. Я действительно хотела вывести Шона на шоссе. Шоссе – это машины. Люди. Помощь.
– Сколько до него?
– Километров десять, – наугад ответила я. – Но мы же не пойдем напрямик. Может, семь.
– Умница. – Он выглянул в дверь и окликнул Мэйсона, а я облегченно закрыла глаза. Эту часть проверки я прошла – на какое-то время продлила нам жизнь. Очевидно, самая трудная часть: во время похода по лесу убедить их в том, что я знаю, что делаю, – была еще впереди. – Пора меняться. Корби – следующая.
Поравнявшись друг с другом в коридоре, мы с Корби ничего не сказали друг другу. На короткое время наши взгляды встретились, и я увидела, что ее глаза покраснели и остекленели. Нос распух, нижняя губа тряслась. У меня тоже задрожали пальцы, так что я стиснула их в кулаки и кивнула ей, пытаясь передать тайное послание: «Келвин с Медведем найдут нас».
Но сама толком в него не верила.

* * *
Ветер облеплял окна кладовки большими влажными снежинками, кружившими вихрями, словно косяки белых рыбок.
Выбрав место у дальней стены, так чтобы шест не торчал прямо перед глазами, я откинулась назад и прижала колени к груди. Ледяной холод снаружи просачивался сквозь бетонные стены, и я подскочила, выпрямившись.
– Мне холодно, – пожаловалась я Мэйсону, стоявшему между мною и дверью, охраняя выход. Картина почти комическая: неужели он действительно думал, что я собиралась проскочить мимо него? И куда я пойду: в метель?
– Принеси мне хотя бы куртку! – упорно настаивала я. На мне был красный шарф, который я так и проносила весь вечер, но защититься от холода кладовки это не помогало. – Кажется, я оставила ее в кухне.
– Отличная попытка.
– И что же, по-твоему, я «пыталась» сделать?
Он не ответил.
– Если я смогу улизнуть и заблужусь в лесу, случится трагедия, правда? – продолжила я, внезапно разозлившись. – Тогда некому будет вывести вас с гор. У вас с Шоном проблемы. Что вы натворили? Убегаете от полиции, а?
Мэйсон стоял, плотно сжав губы.
– Что произошло в «Севен-Элевен» утром? – Я пыталась говорить жестким и обвиняющим тоном, но на последнем слове голос все же сломался, обнаружив всю мою боль. – Если ты такой хладнокровный преступник, зачем помогал мне?
Он бросил на меня короткий отчужденный взгляд. Но, по крайней мере, признал, что я существую, – считай, половина ответа.
– Ты подыграл мне, – продолжала я. – Помог обдурить моего бывшего. Ты знал мое имя. Где тот парень теперь?
– Имя было у тебя на футболке.
– Я в курсе, – нервно продолжала я. – Но ты не поленился прочитать его и запомнить. Ты был другим, помог мне. А теперь держишь в заложницах. Я хочу получить объяснение.
Бесстрастное выражение лица вернулось снова.
– Вы что, с Шоном всерьез думаете, что сумеете выкрутиться? Метель кончится, и люди снова поедут в горы. Вы не сможете долго держать нас с Корби в плену так, чтобы никто этого не обнаружил. Люди увидят нас четверых в лесу – походники, отдыхающие, рейнджеры. Им захочется поговорить, потому что в горах все разговаривают. Люди здесь становятся дружелюбными и общительными. Они быстро догадаются, что не все в порядке.
– Значит, уведи нас подальше от них.
– Чем глубже я заведу нас в лес, тем больше вероятность, что мы заблудимся.
– А ты не заблудись.
– Я знаю: ты не такой, как Шон, – не сдавалась я. – Ты не хотел впускать нас в дом сегодня. Знал, что случится дальше, правда? Что твой напарник возьмет нас в заложники. И ты пытался помешать этому.
– Если и так, это не сработало.
– Ты действительно знаешь, что Шон убьет нас? Почему ты не хочешь рассказать мне, что происходит?
– А с чего мне это тебе говорить? – раздраженно огрызнулся он. – Я участвую во всем этом по своим причинам. Если беспокоишься о том, что станет с тобой, подумай, как выбраться из этих гор. Выведи нас – и мы вас отпустим.
– Откуда мне знать, что отпустите?
Он просто посмотрел на меня.
– Ты лжешь! – прошептала я внезапно охрипшим голосом. – Вы не собираетесь отпускать нас.
Его лицо ожесточилось. Красноречивый ответ ужаснул меня.
Меня осенила безумная идея, рискованная, но если нам с Корби предстояло умереть, я должна была сделать хоть что-то. Мэйсону и Шону не нужны были мы обе – только я. Шон уже уверился, что Корби совершенно бесполезна, – она не готовилась к этой поездке так, как я, и это было видно. Я не думала, что смогу вытащить нас обеих из этой ямы, но оставался шанс спасти хотя бы ее. Требовалось лишь заставить Шона поверить, что Корби совершенно бесполезна и ничем ему не угрожает. И что ему лучше оставить ее здесь.
Я тяжело сглотнула. Никогда не считала себя смелой. Я была избалованной папиной дочкой, это да. Если собираюсь следовать своему плану до конца, значит, придется расстаться с Корби. Уверенности, хватит ли мне духу пойти через лес одной с Шоном и Мэйсоном, у меня не было. Но других вариантов я не видела.
– У Корби диабет первого типа, – проговорила я. – Ей нужно принимать инсулин, без него она впадет в кому, и, если надолго, то – все.
Однажды в летнем лагере мы убедили старших в том, что у Корби диабет и для того, чтобы участвовать в общественно полезных работах, она чувствует себя неважно. И пока все остальные собирали мусор на берегу реки, мы уплетали в своем домике пирожные с мороженым, которые стащили с кухни. Если Шон или Мэйсон начнут расспрашивать Корби про диабет, я была уверена: она вспомнит тот обман и поддержит его.
– Врешь.
– Она принимает «Хумалог» и «Лантус» каждый день, чтобы поддерживать концентрацию сахара на уровне как можно ближе к нормальному. – Я знала подробности о диабете первого типа, потому что им болел мой старший брат, Иэн. Если Мэйсон начнет расспрашивать подробнее, я смогу долго рассказывать – эту байку я «продам» легко.
– Где ее лекарства?
– В машине. Сейчас они наверняка замерзли – только выбросить. Долго без инсулина она не протянет. Это серьезно, Мэйсон. Вы должны отпустить ее. Я понимаю: Шона не волнует, выживем мы или нет, но тебе ведь не хочется «вешать» на себя смерть Корби, правда?
Мэйсон пристально смотрел на меня.
– Вы не так уж долго здесь находитесь, лекарство, скорее всего, еще не замерзло. Расскажи, как дойти до машины, я принесу инсулин.
– Мы здесь уже два часа, инсулин замерз в камень.
Волна чего-то неуловимого пробежала по его лицу. Не успела я расшифровать его эмоции, как в дверях возникла тень, и я поняла, что за его спиной стоит Шон. Я не знала, сколько он успел услышать, но глаза его смотрели остро и внимательно. Губы его неприятно скривились.
– Инсулин? Это нехорошо… – наконец процедил он.
– Я принесу его, – сказал Мэйсон. – Заодно захвачу их барахло. Бритт пойдет со мной, покажет дорогу.
У меня подпрыгнуло сердце от этого внезапного поворота событий. Улизнув из дома вместе с Мэйсоном, я могла бы попытаться найти Келвина. Он, должно быть, уже искал наc с Корби, прочесывая дороги около Айдлвайлда. Сколько неверных поворотов я сделала? Один? Мы должны были быть недалеко от Айдлвайлда – в нескольких километрах самое большее.
– Нет, – отрезал Шон. – Бритт останется здесь. Не хочу рисковать: вдруг с нею что-нибудь случится? Она – наш единственный билет из этих чертовых гор. Бритт, расскажи Мэйсону, куда идти. Без глупостей. Если он не вернется через два с половиной часа, мне придется признать, что ты соврала. – И вид у него стал еще более мрачный. – Поверь, детка, тебе не хочется мне врать.
Нужно было убедить Шона выпустить меня.
– Ты же не знаешь, что искать, – повернулась я к Мэйсону. – Ты хоть раз видел инсулин или инсулиновый шприц-ручку?
– Соображу.
– Я не помню точно, куда положила их.
– Это машина, – оборвал меня Мэйсон. – Обыскать ее всю займет не так уж много времени. У тебя оранжевый Wrangler, так?
Я вздрогнула.
– Откуда ты знаешь?
– Заправка, – грубо буркнул он и, не успела я вставить слово, продолжил: – Так как отсюда дойти до твоего джипа?
– Было бы легче, если бы я пошла с тобой.
– Нет, – твердо повторил Шон.
бежно догадается, что я наврала про инсулин. Вся моя легенда рушилась на глазах.
Конечно, можно было направить Мэйсона не туда, но если он уйдет надолго, Шон поймет, что я его обманула. У меня не было другого выхода, кроме как рассказать, где машина.
А тем временем придумать новую легенду. Когда Мэйсон вернется без инсулина, скажу, что, наверное, забыла его. Внезапно вспомню, как выкладывала упаковку дома на кухонный столик. Возможно, так даже лучше – если они будут думать, что у них нет лекарства для Корби, скорее оставят ее в доме. Особенно если поверят, что она в любом случае обречена умереть. Да и Шон, вероятно, решит, что его не обвинят в убийстве Корби, если она умрет естественной смертью.
– Если стоять к дому лицом, мы подошли слева, – рассказала я. – Пересеки напрямик перелесок, пока не выйдешь на большую дорогу. По ней вниз – и придешь к машине.
– Скорее всего, большую часть пути мне удастся идти по вашим следам, – размышлял Мэйсон. – Снега насыпало уже достаточно, но я увижу, где он был придавлен.
Когда Мэйсон вышел из кладовой, Шон предостерегающе потряс пальцем:
– Оставайся здесь, и чтобы ни звука. Мне нужно пораскинуть мозгами.
Он выключил в кладовке свет, но оставил дверь приоткрытой, и я стояла в одиночестве, уговаривая себя не плакать. Мое дыхание перешло в короткие беспорядочные всхлипы, и я засунула в рот кулак, чтобы приглушить рыдания. Мною все больше овладевало беспокойство: что, если я не смогу убедить Шона оставить Корби здесь? Если он потащит ее с нами, она не дойдет. Даже если выдержит тяжелый и опасный поход по горам, я боялась, что ее нытье и болтовня быстро доведут Шона до ручки.
Вытерев слезы и пошмыгав носом, я постепенно успокоилась. Нужно быть умной. Мозг оставался моим лучшим орудием, и за оставшееся время нужно было оценить положение, в каком мы оказались.
Я перебрала все, что знала о Мэйсоне с Шоном. Шон вооружен, значит, он главарь. Хотя… шестеркой Мэйсон не выглядел. У меня не было времени как следует «прочитать» их дружбу, но я чувствовала напряженное «тяни-толкай» между ними, то, как они словно мерились силами. По большей части Мэйсон позволял Шону делать, что тот хотел. Но не из страха. Я видела, какими глазами Мэйсон смотрел на Шона, когда напарник отворачивался. Ледяной блеск в них означал что-то гораздо большее, чем неуважение. Презрение? И, возможно, я это придумала, но мне показалось, он записывает каждый ход Шона, словно высматривает его слабые стороны и копит сведения на будущее. Но зачем?
В щели между дверью и косяком то и дело мелькал Шон, вышагивающий взад-вперед перед потухающим камином. Он надел черную ковбойскую шляпу «стетсон», надвинув ее на глаза. Возможно, это было совпадение, но я не могла не вспомнить, что Лорен Хантсмен, как сообщалось, последний раз видели в долине Джексон-Хоул в компании ковбоя в черном «стетсоне». При мысли о том, что Шон мог оказаться тем самым ковбоем, я содрогнулась от внезапного холода, растекшегося по телу.
Шон все вышагивал взад и вперед, кусая ноготь большого пальца на левой руке, сутулился, ноги напряжены, челюсти плотно сжаты. Он явно находился на взводе.
И мог взорваться в любую минуту.



Глава 7

Оказывается, я уснула.
А сейчас, медленно перевернувшись на колени, морщилась от боли, пронзившей меня от плеча до бедра. Спать на цементном полу было жестко и холодно. Я вытерла ниточку слюны, свисавшую с уголка рта. И вдруг меня заколотило крупной дрожью. В запертой кладовке царила полная темнота. Струя холодного воздуха, тянувшаяся от тонкого окна, колола кожу. Снег все падал, только не большими кружащимися хлопьями, как раньше, а мелкими крупинками, с шумом, будто песчинки, ударявшими в стекло.
Я не знала, сколько времени прошло, но небо все еще оставалось темным. Не было слышно ни шагов Шона в комнате, ни тихих всхлипываний Корби в ванной.
Чтобы занять голову чем-то еще, кроме парализующего страха, я стала мысленно восстанавливать обстановку дома – что успела заметить, – прикидывая пути отступления. Входная дверь была, насколько я помнила, единственным выходом наружу и находилась на другом конце дома. Пришлось бы пробежать по коридору, схватить Корби и потом миновать комнату и прихожую, да чтобы при этом Шон ничего не увидел и не услышал. Помимо всего прочего, я понятия не имела, куда Шон дел наши куртки, а без них мы в такую метель долго не протянем. И даже если выберемся наружу, куда мы пойдем? По такой погоде никто по дороге не поедет – нечего и рассчитывать на помощь.
Я задумалась: не пошел ли Шон искать Мэйсона? Или просто заснул? Интересно, есть ли у меня хоть малейший шанс убежать?
Не успела я подойти к двери и приложить к ней ухо, как она отворилась.
В одной руке Шон держал складной стул, в другой – бутылку пива. Плюхнувшись на стул, он хмуро уставился на меня.
– В чем дело? – спросила я.
Он покачал пальцем перед моим лицом, его губы кривились от злобы:
– Не смей со мной пререкаться!
Внезапно я перестала чувствовать холод, тело покрыла испарина. Рот Шона сжался в тугую нить, глаза, затуманенные ненавистью, сузились в щелочки. Он со всей силы захлопнул дверь, и у меня так заколотилось сердце, что я не сомневалась: даже он слышит его биение.
Парень хлебнул пива и снова уставился на меня.
– Мэйсон не вернулся.
Поколебавшись, не уверенная, что он ждет от меня ответа, я осторожно спросила:
– Как давно его нет?
– Больше трех часов. Сейчас второй час ночи. Ты наврала мне, Бритт? Наврала про место, где оставила машину?
– Но он мог заблудиться, – быстро предположила я. – Или, может, снаряжение тяжелое, и поэтому Мэйсон идет медленно.
– Он взял санки – тащить вещи должно быть легко.
– Если бы ты отпустил меня с ним…
Шон вскочил со стула так быстро, что я даже не увидела, как он подлетел ко мне и вцепился рукой мне в горло, отбрасывая назад и вжимая в стену. Захваченная врасплох, я только через несколько секунд осознала, что чувствую боль. Я бешено скребла ногтями его руку, но пальцы только сильнее впивались в шею, перекрывая мне доступ воздуха. Комната стала расплываться.
– Ты наврала.
Шон чуть разжал хватку, дав мне сделать судорожный вдох. Воздух с хрипом пошел по горлу. Я замотала головой: «Нет, нет, нет!»
– Если Мэйсон заблудился, то лишь потому, что ты дала ему неправильное направление. Он ищет машину там, где ее нет. Скажешь, не так, Бритт? Думала уравнять шансы? Отослать его, чтобы остаться вдвоем с Корби против меня одного? Похоже, ты глупее, чем я думал, если рассчитывала на это.
Изо всех сил упираясь в его руки, я, задыхаясь, пыталась хотя бы чуть-чуть ослабить хватку на горле. Я не знала, собирается ли он меня убить, но боялась, что может.
– Ты забрала у меня Мэйсона, может, мне забрать у тебя Корби?
Мои глаза расширились от страха.
– Если ты решила сыграть, я тоже знаю кое-какие игры. – Его лицо было так близко, что я могла рассмотреть голубые глаза. В их глубине горела ярость. – Ладно, Бритт: ты сходила, теперь мой ход. Ведь так играют, правда?
Он немного расслабил пальцы, и я закашлялась, делая вдох. Едва я заглотила немного воздуха, он снова прижал меня за шею к стене.
– Ты отправила Мэйсона не туда, признавайся? Если так, мне это не понравится. Но если ты прямо сейчас честно во всем признаешься, с этим можно будет работать. Кивни, если поняла.
Я кивнула, будучи уже в полубредовом состоянии.
– Ты готова начать говорить правду?
«Да, да», – кивнула я. Легкие скребло болью, словно у меня в груди засел обломок бетонной плиты.
Рука Шона расслабилась, и из меня вылетел вскрик облегчения.
– Еще полчаса. Дай Мэйсону еще полчаса, пожалуйста, – взмолилась я. – Снег все идет, по сугробам до машины быстро не доберешься, да еще он тащит тяжелое снаряжение. Все в порядке, он просто передвигается медленнее, чем мы думали.
Я замолкла, ожидая очередной вспышки ярости.
Дверь кладовки задрожала от внезапной перемены давления в помещении, и практически под щель внизу просочилась струя ледяного воздуха. Мы с Шоном оба повернулись в сторону входной двери, закрывшейся с тяжелым хлопком; по полу загрохотали тяжелые шаги.
– Эйс?! – крикнул Шон. – Это ты, дружище?
Дверь в кладовку распахнулась, рука Шона в тот же миг невинно уперлась в бок, а я отшатнулась от него, вжимаясь спиной в угол и мечтая просочиться сквозь бетон.
Мэйсон похлопал по стене у двери, нащупывая выключатель.
– Что тут происходит? – спросил он, переводя взгляд с меня на Шона. Его лицо разрумянилось от мороза, на волосах и бровях блестел иней. Воротник и рукава куртки покрывал толстый слой снега.
– Просто разговариваем, – отозвался Шон как ни в чем не бывало. – Да, Бритт?
Я не ответила, порывистыми толчками заглатывая воздух, царапающий горло. Осторожно ощупала шею, глаза застилало туманом, когда я касалась синяков, горевших под кожей.
Взглянув на Шона, я увидела, как его лицо трескается угрожающей ухмылкой. Меня чуть не вырвало, я снова почувствовала неумолимые стальные тиски пальцев на шее. Закрыла глаза, но от этого переполненные ненавистью глаза зажглись передо мною лишь еще ярче.
– Ты добыл снарягу? – спросил Шон приятеля.
Бессвязные мысли в панике заметались в мозгу. Нужно выбираться отсюда. Бежать. Может, я и не замерзну в лесу, может, выживу. Стоит рискнуть, лишь бы слинять от Шона. Буду бежать и бежать, не останавливаясь ни на минуту, пока не окажусь в безопасности.
– Снаряга в порядке? Работает? – Шон торопил приятеля.
Мэйсон ответил не сразу, задержав на мне внимательный взгляд. А я хотела прожечь стену насквозь и укрыться в лесу. Как только представится шанс, нужно им воспользоваться – второго может и не быть.
– Что с ее шеей? – спросил Мэйсон.
– Застукал в петле, – хохотнув, ответил Шон, пнув ботинком мой красный шарф, валявшийся на полу. Я сняла его перед тем, как заснула, скатала в комочек и прижала к груди, чтобы в руках было хоть что-то родное. – Прикинь, еще бы пара минут, и она… фьють! Придется нам послеживать за ней – как бы снова руки на себя не наложила.
Я вздрогнула, когда его холодная ладонь потрепала меня по щеке.
– Давай без этих штучек, Бритт. Горы ты, возможно, знаешь и лучше, но твоя подружка, выходит, более приятная гостья. Может, я еще и переменю свое мнение насчет вас двоих.
– Можно мне поговорить с Корби? – Мой голос звучал тонким хриплым шепотом.
– Это еще зачем? – раздраженно спросил Шон. – Что, как ты думаешь, я отвечу?
– Хочу убедиться, что она в порядке.
– Она в порядке.
– Пожалуйста, можно мне ее увидеть? Я не буду пытаться ничего такого сделать, обещаю.
Я должна была рассказать ей, что нам нужно бежать, как только представится возможность. Никто не мог предвидеть, что взбредет Шону в голову в ближайшие часы.
– Не знаю, не знаю, – пробормотал Шон. – Ты уже попыталась убить себя. Все, что мне известно, это то, что тебе нельзя доверять.
Мэйсон долго не подавал голоса, а, подняв на него глаза, я обнаружила, что он вертит в руках мой шарф, цепкие карие глаза не отрываются от волокон шерсти. Может, у меня разыгралось воображение, но он, казалось, напрягся всем телом, а линия челюсти стала еще жестче. Поверил ли он Шону? Я не была уверена. Если разрыв между ними углубится, это может сыграть нам с Корби на руку. Возможно, мы могли бы перетянуть Мэйсона на свою сторону. Возможно, он помог бы нам улизнуть.
Я снова попыталась распутать загадочные взаимоотношения двух парней. Шон лгал Мэйсону, скрывая свои поступки. Кажется, это еще одно доказательство, что Шон не был лидером. Неужели он боялся возмездия со стороны приятеля, если тот догадается о пытках? Я ничего не знала о Мэйсоне, уж точно ничего, что бы позволяло доверять ему, но не сомневалась: его я боюсь намного меньше, чем Шона. Что бы ни случилось, лучше держаться Мэйсона. Если я права, он не позволит своему дружку снова мучить меня.
– Надо перебрать снаряжение, – наконец заговорил Мэйсон. – Решить, что нам нужно, а что можно оставить.
– Зачем было тащить лишнее? – набросился на него Шон.
– Было холодно, и я побросал все подряд, – огрызнулся парень. – Ты видел, что за окном творится? Снег валит, как из пушки. Поэтому-то я и ходил в два раза дольше, чем предполагал. А разобрать снаряжение можно и здесь.
Шон ворчливо согласился:
– Ладно, ладно. Время у нас есть. Все равно мы никуда не двинемся, пока снег не прекратится.
Выходя из каморки вслед за Шоном, Мэйсон обернулся ко мне, словно что-то вспомнил, и на мгновение встретился со мной взглядом:
– Кстати, я нашел инсулин Корби. Он не замерз; похоже, я пришел как раз вовремя.



Глава 8

Я стояла в кладовке, примороженная к полу, сердце работало с перебоями. Отступив назад, пока спина не уперлась в стену, я медленно осела вниз, уже не обращая внимания на холодный камень. В голове кружился хоровод мыслей. Никакого инсулина в машине не было. Потому что у Корби не было никакого диабета. И Мэйсон не мог не догадаться об этом. Он нашел снаряжение, значит, перерыл весь джип. Он соврал, что обнаружил инсулин, но зачем?
Что Мэйсон пытался мне сказать?
Я в точности перебрала в памяти его слова, интонации, язык тела. Опираясь одной рукой о косяк, он упомянул инсулин как бы мимоходом, но при этом намеренно. Словно хотел успокоить меня: «Я сохраню твой секрет. Пока».
Внезапно я поняла, что мне необходимо остаться с Мэйсоном наедине. Выяснить, почему он покрывал мою ложь, чего хотел взамен. Я потерла лоб запястьем. А еще нужно подготовиться.
Лишь только снег прекратится, мы выступим. Закинем рюкзаки на плечи, и я поведу нашу группу вниз по склону гор, по которым никогда не ходила. Вытащив карту – осторожно, чтобы не порвать по обтрепанным сгибам, – я наклонилась к полоске света под дверью и внимательно изучила пометки Келвина. Редкие маршруты, пещеры, ручьи, заброшенные лабазы трапперов – все места Келвин тщательно нанес на карту!
Я быстро нашла Айдлвайлд и шоссе – он подписал и то, и другое. Чем дольше я рассматривала карту, тем увереннее могла сказать, где мы находимся. Келвин пометил одну хижину к югу от крупного озера, вдалеке от главной дороги, подписав рядом: «пустая/мебель/электричество». Если это действительно та сама хижина, то я заехала дальше, чем следовало: Айдлвайлд остался примерно в десяти километрах сзади.
Я замерла. А что, если вместо шоссе вывести Шона с Мэйсоном к Айдлвайлду? Но дом Верстеегов располагался на большей высоте, они сразу же заподозрят неладное, если мы направимся по склону вверх. Придется пока вести их вниз, к шоссе. Удаляясь от Айдлвайлда и Келвина.
Глядя в окно, я уговаривала себя, что, когда снег кончится и небо прояснится, выглянут звезды, и темень перестанет казаться такой всеобъемлюще безнадежной.
Написала пальцем на замерзшем окне: ПОМОГИТЕ. Буквы долго виднелись на стекле, постепенно исчезая, заполняясь новыми каплями. «Интересно, где сейчас Келвин», – подумала я. Хотелось верить, что он нашел мою машину и как раз в эти минуты просчитывает наши дальнейшие шаги. Я должна была надеяться, что такое возможно. Но успеет ли он найти нас до того, как мы выступим? Закрыв глаза, я вознесла отчаянную молитву: «Направь стопы его, и побыстрее!»
Келвин знал горы лучше кого бы то ни было. И находчивости ему было не занимать. Он мог переиграть Мэйсона с Шоном – если бы нашел нас. В школе у него были средние оценки, но только потому, что он не старался. В основном чтобы позлить отца, ясное дело. Закончил школу, прилагая минимум усилий, и чем сильнее мистер Верстеег пытался наказывать его, тем небрежнее Келвин относился к учебе. Однажды когда парень принес совсем уж плохой табель, мистер Верстеег выгнал Келвина из дому. Кэл три дня жил в гостинице, пока Корби не убедила отца разрешить брату вернуться. Когда Келвин набрал 31 балл во время «АКТа»[13], а затем невероятные 2100 во время «АОТа»[14], мистер Верстеег, вместо того, чтобы почувствовать гордость или с облегчением расслабиться, рассвирепел от того, что сын посрамил его, доказав, что может сам, без посторонней помощи, поступить в крутой университет вроде Стэнфорда.
В прошлом году по школе гуляла сплетня, будто бы мистер Верстеег пожертвовал Стэнфордскому университету весомую сумму, купив поступление Келвина, но Корби клялась, что это не так.
– Отец ни за что не стал бы помогать Келвину, особенно после того, как тот готовился к поступлению, – по секрету рассказала она мне.
Я расхаживала по тесной каморке, пытаясь побороть холод, от которого руки покрывались «гусиной кожей». Дойдя до дальнего угла, уже собиралась развернуться, когда мой взгляд упал на большой древний ящик для инструментов, стоявший на нижней полке пластикового стеллажа. От страха и беспокойства я его раньше даже не заметила. А вдруг там найдется что-то, что можно использовать как оружие?
Осторожно, чтобы меня не услышали, я стащила видавший виды ржавый ящик на бетонный пол, открыла застежки и подняла крышку.
Узнавание мгновенно обхватило меня холодным влажным облаком.
Разум пытался сложить увиденное воедино. Длинные бледные кости, желтоватый свод с двумя глазницами под надбровными дугами и третьей дыркой, на месте носа, под ними. Конечности согнули в суставах, втискивая тело в ящик. Высохшие кожа и сухожилия не давали разложившемуся трупу рассыпаться.
Парализованная, я тихонько охнула. Умом я понимала, что уже оно-то – они – она, судя по перепачканному короткому черному платью, не могла причинить мне вреда. Эти останки – лишь напоминание, эту жизнь кто-то отнял. Но от осознания того, что эта кладовка стала могилой девушки, запертой здесь, как и я, подкашивались ноги, а моя собственная судьба предстала в уже новом свете.
Я с силой моргнула – мумия никуда не исчезла. Зубастая улыбка глумливо сообщала: «Ты – следующая!»
Закрыв крышку, я попятилась. Крик застрял в горле.
Я не могла рассказать Мэйсону или Шону о том, что видела. Да и они, скорее всего, знали про труп. Возможно, сами его туда и запихнули. А мне уже было достаточно того, что
Пытаясь стереть из сознания картину мертвого тела, я прикусила губу, стараясь не думать о смерти.



Глава 9

Говорят, перед смертью у людей перед глазами проносятся картины уходящей жизни. Пока я сидела, ожидая приговора, который вынесут мне Шон с Мэйсоном, на ум шли воспоминания о Келвине, который, как я отчаянно надеялась, уже отправился нас искать.
Первый раз, когда я поехала отдыхать с Верстеегами, мне было одиннадцать, а Келвину тринадцать. Стоял июль, и люди спасались в прохладе гор от городской жары. Нас с Корби наконец-то признали достаточно взрослыми, чтобы разрешить ночевать на улице, и с помощью мистера Верстеега мы поставили палатку на сочно-зеленой лужайке за домом. Он пообещал не запирать дверь в кухне – на случай, если ночью нам понадобится в туалет.
Пол палатки была завален помадой, разноцветными флакончиками, баночками румян, палетками с тенями для глаз, а мы по очереди красили друг друга под Кэти Перри, готовясь к съемкам собственного клипа на «То горячий, то холодный»[15]. Корби мечты о славе невероятно заводили, и нам не терпелось поскорее приступить.
Корби как раз наносила «Красное карамельное яблоко» на мои губы, когда на лужайке послышалось завывание «привидения» и по полотняным стенкам палатки заметался луч света.
– Отвянь, Келвин! – прокричала Корби.
– Успокойся, – ответил ее брат, открывая палатку и пролезая внутрь. – Я всего лишь принес вам фонарик. Мама сказала, вы забыли.
– Ага, ладно, – бросила Корби, выхватывая фонарик из его рук. – А теперь вали. Иди, играй со своим Роханом Ларсеном, – насмешливо добавила она.
Келвин по-собачьи оскалился на нее и зарычал.
– А что плохого в Рохане? – наивно спросила я. Корби пригласила в поездку меня, а Келвин – Рохана. Я решила, что они друзья.
– Это папа заставил Келвина взять Рохана, – с самодовольным видом объявила Корби, гордая от собственной осведомленности. – Но Кэл его не выносит.
– Отцу нравится Рохан, потому что тот хорошо играет в теннис, и еще он умный, а у предков денег куча, – объяснил мне Келвин. – Он думает, Рохан на меня «повлияет». Блин, я даже друзей сам выбрать не могу! Я уже в средней школе, а мне типа предлагают в песочнице играть. Дебилизм какой-то! Какой же он дебил!
Я обеспокоенно посмотрела на Корби:
– А тебя тоже он заставил меня пригласить? – Мысль, что Келвин с Корби так же ржут про меня за моей спиной, была невыносима.
– Папа страдает такой фигней только с Келвином, – заверила меня Корби.
– Потому что ты его принцесса, – мрачно заметил Келвин с видимым отвращением. – Ему по барабану, что ты делаешь.
– Вали давай, – огрызнулась Корби, наклонившись так, что оказалась нос к носу с братом.
– Иду, иду. Но сперва скажите, ребятки: вы помните, какой сегодня день?
– Пятница, – ответила я.
Его глаза сверкнули.
– Тринадцатое…
– Пятница, тринадцатое – это глупое суеверие, – заявила Корби. – Убирайся, пока я не завопила. Скажу маме, что ты пытался подсмотреть трусики Бритт, и она запретит тебе видеоигры на все выходные.
Келвин взглянул на меня, и я вспыхнула. На мне были старые белые трусы с дырками под резинкой. Если бы он действительно их увидел, я бы умерла от стыда.
– Бритт не будет ябедничать на меня, правда? – спросил он.
– Я в ваши дела не лезу, – пробормотала я.
– Если пятница, тринадцатое, – всего лишь суеверие, почему же тогда в гостиницах нет тринадцатых этажей? – с победным видом обратился к сестре Келвин.
– В гостиницах нет тринадцатых этажей? – хором изумились мы.
– Не-а. Слишком несчастливые. Именно там случаются пожары, самоубийства, убийства, похищения. В итоге люди сообразили просто вырезать тринадцатый этаж.
– Правда? – выпучила глаза Корби.
– Не пилой, глупая. Просто поменяли таблички: все тринадцатые этажи стали 12-А. И, кстати, есть вполне реальная причина, почему следует опасаться пятницы, тринадцатого, – в это время духи восстают из могил и несут послания из загробного мира миру живущих.
– Какие послания? – спросила я, чувствуя, как сзади по шее забегали мурашки предвкушения.
– Даже если мы тебе верим – а мы не верим, – зачем ты нам все это рассказываешь? – поморщилась Корби.
Келвин выглянул в дверь палатки и втащил внутрь голубой рюкзак. По топорщившимся острым углам было понятно, что в нем что-то лежит.
– Давайте посмотрим, не хотят ли духи что-то сообщить нам.
– Я скажу маме, что ты нарочно пытаешься нас напугать, – заявила Корби, осторожно поглядывая на рюкзак и вскакивая на ноги.
Кэл схватил ее за рукав пижамы и усадил обратно.
– Если помолчишь хоть пять секунд, увидишь крутую вещь. Реально крутую. А?
– Давай! – охотно откликнулась я. Бросив взгляд на Корби, я увидела, что брякнула не то, что надо, но мне было все равно. Я хотела, чтобы Келвин посидел в палатке подольше. После нескольких дней на озере Джексон его кожа стала бронзовой, и он вытянулся ростом уже почти с отца. Корби рассказывала, с начала лета он отжимался и качал пресс, и это было видно. Кэл выглядел гораздо круче всех мальчиков пятого класса – он выглядел мужчиной.
Келвин вытащил из рюкзака деревянную доску с витиеватым готическим алфавитом на верхней стороне. Под буквами шли числа от 1 до 10. Я сразу же поняла, что это Уиджа, доска для спиритических сеансов. Папа никогда не разрешал нам с Иэном играть в нее. А в воскресной школе наставник объяснял, что Уиджа обладает дьявольской силой. По спине пробежала легкая дрожь.
Следом Келвин вытащил маленькую треугольную штучку с окошком в центре, положив ее на доску.
– Что это еще? – вырвалось у Корби.
– Доска Уиджа. – Я взглянула на Келвина, и он одобрительно кивнул.
– А что она делает?
– С ее помощью медиумы – духи – отвечают на вопросы, – сказал Келвин.
– Когда гадаешь по Уидже, случайно, не надо держаться за руки? – спросила я, надеясь, что слухи верны и что я покажу Кэлу, как много уже знаю.
– Типа того, – подтвердил Келвин. – Два человека ставят пальцы на указатель. Думаю, бывает, что пальцы соприкасаются.
Я подвинулась ближе к нему.
– Не стану я касаться твоих противных потных пальцев, – заявила Корби. – Потом буду пахнуть, как твои трусы. Я видела, как ты суешь руки в штаны, когда думаешь, что никто не смотрит.
Расхохотавшись, мы с Корби зажали ладонями рты, но Келвин просто пожал плечами:
– Блин, какие же вы малявки. Когда же я, наконец, дождусь, чтобы с вами можно было действительно поговорить.
«И я», – мечтательно подумала я.
– Готовы? – спросил Келвин, строго глядя на нас. – Есть только одно простое правило: указатель не толкать. Он должен двигаться сам по себе. Позвольте духам направлять его, потому что только они способны видеть будущее.
– Ты думаешь, среди нас есть дух? – спросила Корби театральным шепотом, сдерживая новый приступ хихиканья.
Кэл поводил фонариком по всей палатке, заглянув в каждый угол. Палатка была небольшой, но он хотел, чтобы мы убедились: кроме нас, здесь никого нет. Если указатель сдвинется, то только из-за сверхъестественных сил.
– Задавайте любые вопросы, – велел он нам. – Спрашивайте про свое будущее.
«Выйду ли я замуж за Келвина Верстеега?» – подумала я.
– Если это действительно сработает, я описаюсь, – фыркнула Корби.
Я боялась Уиджи, боялась, как бы папа не узнал, что я в нее играла, поэтому с благодарностью услышала предложение Келвина:
– Я первый.
Спокойным торжественным голосом он спросил Уиджу:
– Кто из нас троих умрет раньше?
Я сглотнула, нервно поглядывая на указатель. Сердцу стало тесно в груди, и я осознала, что перестала дышать. Корби шутила насчет мокрых штанишек, но я почувствовала, что со мной такое может случиться безо всяких шуток.
Поначалу указатель не двигался. Я глянула на Корби, та пожала плечами. И вдруг пластинка медленно заскользила по черным литерам.
К.
– Я не толкаю, клянусь! – воскликнула Корби, с тревогой глядя на брата.
– Тихо! – шикнул на нее Кэл. – Я и не говорил, что это ты.
Э.
– О Боже, – вырвалось у Корби. – О Боже. Бо-оже!
Л.
– Мне страшно. – Я зажмурилась, закрывая лицо руками. Но, не в силах совладать с искушением, раздвинула пальцы, подглядывая в щелочки.
– Как Келвин умрет? – прошептала Корби, глядя на доску.
П-Е-Т-Л
– Петл? – переспросила я, не уверенная, ответ ли это. – В смысле: «петля»?
Келвин нетерпеливо замахал на меня рукой, чтобы я замолчала.
– Кто убьет меня? – спросил он, сдвинув брови.
П-А-П-А.
В тот миг в палатке что-то произошло. На лице Келвина заиграли желваки – он крепко сжал зубы, его брови съехались, и парень почти с ненавистью посмотрел на доску.
– Папа никогда тебя не тронет, – тихо возразила Корби. – Это же просто игра, Келвин.
– Не знаю, не знаю, – пробормотал он, помолчав. – Он подбирает мне друзей, решает, каким спортом мне заниматься. Просматривает все домашние задания и заставляет переделывать почти все. Пожалуй, он будет за меня решать, и в какой колледж мне поступать, и на ком жениться. Бритт права: Уиджа хотела сказать «петля». А отец делает все, чтобы задушить меня.
Это не было приятным воспоминанием, но ни на чем хорошем, сидя взаперти с трупом в тесной каморке, я думать не могла. Вспоминая жизнь Келвина за все эти годы, я не могла не начать относиться к нему чуть более снисходительно. Взросление было для него исключительно тяжелым. Он мог обманывать меня, он причинил мне боль, порвав со мною, но он не был плохим человеком.
«И если он спасет нас, – пообещала я себе, – я прощу ему все».



Глава 10

Останки в ящике для инструментов занимали мои мысли до самого конца снегопада. Я лежала на полу, свернувшись калачиком, пытаясь заснуть и забыть, до чего же холодно, когда Шон распахнул дверь кладовки. Темень в комнате была такой густой, что луч света, пробившийся в щель, больно резанул глаза.
– Подъем, на выход.
Я зависла в смутном состоянии между сном и явью; он потыкал мыском ботинка по моим ребрам, заставив подскочить.
– Где Мэйсон? – вырвалось у меня.
– Поднимает Корби. Встретимся снаружи. – Шон бросил мне под ноги куртку и большой мешок. – Ты несешь вот это.
Я пыталась скрыть отчаяние, которое сейчас явно читалось на моем лице. Он берет Корби! Я смертельно рисковала, наврав про диабет, но этого оказалось недостаточно, чтобы убедить Шона оставить ее. Упущен шанс, что она не отправится за подмогой, и теперь нас никто не найдет. Ситуация стремительно ухудшалась.
Одевшись, я водрузила рюкзак на плечи, пошатнувшись под его тяжестью. Хорошо, что я месяцами тренировалась ходить с рюкзаком, постепенно увеличивая вес. Надо будет найти способ переложить часть вещей от Корби ко мне. Иначе, я была уверена, она точно не выдержит – Корби в моих тренировках участия не принимала, рассчитывая, что все сколько-нибудь весомое потащит Медведь.
– У тебя два спальника, маты, туалетная бумага и кое-что из одежды, которую Эйс вытащил из ваших сумок, – объявил Шон. – Мы с ним несем батончики, воду, зажигалку, фонарики, фляги, одеяла и компасы – твой и Эйса. – Он впился в меня угрожающим взглядом. – Попробуешь сбежать, долго не протянешь.
– Сколько сейчас времени?
– Три.
Три утра. Что ж, значит, я хоть немного поспала. Надеюсь, Корби тоже. Нам потребуются силы для тяжелого перехода.
– Мне нужно в туалет.
– Давай живо!
В туалете я еще раз развернула карту Келвина. Закрыв глаза, постаралась запомнить основные ориентиры. Потом сложила и запихнула под футболку, у сердца, чтобы Кэл был рядом. Затем обернула красный шарф вокруг головы – послужит вместо балаклавы. Ощущая мягкую ткань щекой, подумала о папе, подарившем мне этот шарф, и попыталась вспомнить, обнимала ли его крепко-крепко и долго-долго перед отъездом.
Мы с Шоном высунулись наружу во тьму. Снег доходил мне до верха ботинок, деревья выглядели высеченными изо льда скульптурами. Ветер стих, и полная луна плыла в небе, заставляя снег посверкивать зловещими сизыми искорками. Каждый шаг отдавался скрипом и хрустом: сверху на снегу намерзла корка наста, но под ним ботинки утопали в пуху.
Пар вырвался у меня изо рта, когда я заговорила:
– Где Мэйсон и Корби?
– Вышли пораньше. Мы их догоним.
– Они знают дорогу к шоссе? – удивилась я. Мне думалось, я была нужна Мэйсону и Шону именно за этим.
– Проверка компасов. Хорош трепаться, топай за мной.
Шон бережно держал на ладони компас, но что-то во всем этом было подозрительное. Проверять компасы? Разделившись? Наморщив лоб, я спросила:
– Разве мы не должны держаться вместе?
– Ты, – он резко развернулся и придвинулся вплотную ко мне, – не командуй тут!
Я испуганно отпрянула. Шон продолжал буравить меня взглядом, потом разрядил напряжение жутковатым смешком. Я не хотела идти в горы с Шоном вдвоем, но выбора не оставалось. Пока лучшее, что я могла сделать, это не провоцировать его. Вот встретимся с Мэйсоном и Корби, и тогда, надеюсь, Шон не посмеет мне навредить. Не то чтобы я решила доверять Мэйсону. Но он солгал про инсулин, покрывая мою ложь, а это что-нибудь да значило.
Мы потащились дальше по склону. Взгляд Шона перебегал с компаса на туннель черноты перед нами. Если снег не пойдет снова, мы оставим за собой следы от самой хижины. Я молилась, чтобы Келвин нашел их.
Через несколько минут среди деревьев перед нами нарисовался размытый силуэт. Я подумала было, мне это пригрезилось, но по мере того, как мы приближались, очертания мужской фигуры проступали все отчетливее. Мое сердце воспарило от такого неожиданного поворота событий. Кто-то еще, кто-то, кто мог бы мне помочь! Шон, очевидно, тоже увидел силуэт и повернул свой налобный фонарь в его сторону, запирая мужчину в ослепительный конус света.
– Ты нашел нас! – обрадованно крикнул Шон.
При виде Мэйсона, заслоняющего глаза от фонаря, сердце мое упало.
– Опусти свет.
Шон приблизил свой компас к тому, что был в руках у Мэйсона, сравнивая показания.
– Кажется, теперь оба работают правильно. Проблема решена.
Мэйсон искоса посмотрел на меня:
– Из-за генератора в хижине твой компас показывал черт-те что. Но теперь, похоже, все в порядке.
– Где Корби? – спросила я, оглядывая деревья за спиной Мэйсона, ожидая, что она вот-вот вылупится из черноты леса.
Парни переглянулись, но никто не ответил.
– Где она? – снова спросила я, чувствуя зарождение робкой надежды… и паники. Мэйсон отвел глаза, избегая моего взгляда. О чем они умалчивали?
– Дома, в хижине, – наконец признался Шон.
Я недоуменно заморгала:
– Что?
– У нас мало жратвы и всего остального, – резко бросил он. – Мы взяли только необходимый минимум. Она в него не входит. Особенно со своим диабетом.
Его слова звенели у меня в голове; несмотря на эйфорию, я была предельно собранна: не позволяла себе упиваться надеждой раньше времени.
– Но ты говорил: мы пойдем все вместе.
– Знаю, что говорил, но планы поменялись. Корби нам на фиг не сдалась. Гор она – так, как ты, – не знает, и будет только обузой.
Я встала как вкопанная, дрожа всем телом от надежды и облегчения. Они оставили Корби дома! Если она продержится денек без еды, пока не растает снег, то дальше уж справится. Сможет позвать на помощь. Или, еще лучше, Келвин увидит свет в хижине и найдет ее. А услышав рассказ сестры, найдет и меня. Мне остается только еще чуть-чуть побыть смелой.
И отреагировать на изменение планов так, как того ожидает Шон. Я не хотела показывать ему, как сильно надеялась на это, какой тайный план вынашивала.
– Мы должны вернуться! – заверещала я. – Я выведу вас с гор, но сначала мы должны вернуться за Корби. Мы съели всю еду в доме. Если замерзнут трубы, она останется без воды. Ее, возможно, найдут только через много дней. Мы должны вернуться!
Боковым зрением я увидела, как Шон с равнодушным видом вытягивает пистолет из кармана парки.
– Чем быстрее ты выведешь нас, тем больше у тебя будет времени вернуться и спасти свою подружку.
Я посмотрела ему в глаза, хотя он и пугал меня. Мне скрутило живот, когда я вспомнила, что хотела поцеловаться с ним! Никогда еще мне не случалось так ошибаться в людях. К горлу подступил горячий кислый привкус. Я так отчаянно хотела добиться внимания, доказать что-то Корби, что чуть было не бросилась в объятия этого чудовища.
Теперь все начинало представать в ясном свете. Шон верил, что оставил Корби умирать. И не испытывал ни малейшего угрызения совести. Когда я выведу его с гор, ничто не помешает ему обойтись со мной так же. Я спасла Корби, но мне жизнь ничто не гарантировало. Я наклонилась вбок, и меня вывернуло.
– Прекрати это, – потребовал Мэйсон. – Ты делаешь только хуже. Она нужна нам в нормальном состоянии.
Забросав снегом содержимое моего желудка, Мэйсон вытащил из кармана и протянул мне комок туалетной бумаги. Я не сразу взяла ее, и тогда он бережно вытер мне рот.
Когда парень заговорил, я ожидала грубости, но в действительности в его словах звучала только невероятная усталость:
– Отдохни минутку, чтобы собраться с силами, Бритт. А потом отведи нас к шоссе.



Глава 11

Келвин Верстеег был моим первым увлечением. Моя детская влюбленность с годами все росла и окончательно расцвела на его десятый день рождения. Я помню это волшебное дурманящее чувство, безошибочное осознание: вот Он!
Хотя Келвин был на два года старше, он обгонял меня всего на класс. Он родился в августе, и родители подержали его дома лишний год перед начальной школой, чтобы дать ему еще подрасти и набраться сил для занятий спортом. Правильное решение. К десятому классу Келвина уже взяли в сборную школы по баскетболу. А в одиннадцатом он уже был в списке подающих большие надежды.
Помню, мы ехали на озеро Джексон в автомобиле Верстеегов. Келвин и двое его приятелей «забили» задние сиденья. А мы с Корби теснились в среднем ряду, за ее родителями. Каждый раз, когда мы поворачивались подслушать, о чем говорили мальчики, Келвин хватал нас за головы и стукал друг о друга.
– Мам! – завопила Корби. – Келвин нас бьет!
Миссис Верстеег обернулась через плечо:
– Оставь брата в покое. Поговори с Бритт или поиграй со своими «Маленькими пони». Они в коробке под сиденьем.
– Ага, – сдавленно фыркнул Келвин, – поиграй со своими лошадками. Зуб даю, тебя ждет большой сюрприз.
Корби схватила коробку и вывалила игрушки к себе на колени.
– Ма-а-а-ам! – завизжала она так громко, что у меня заболели барабанные перепонки. – Келвин отрезал моим пони их гривы и хвосты! – Корби повернулась назад, щеки наливались краской. – Я убью тебя!
– Подумаешь, что такого? – нагло ухмылялся Келвин. – Мамочка тебе новых купит.
Помню, я решила, что Келвин – самый гадкий старший брат в мире. Хуже, чем мой Иэн, который прятался в шкафу, а потом, когда я выключала свет, выпрыгивал с криком «Бу-у!». Пугаться было намного лучше, чем обнаружить, что твоих «Маленьких пони» побрили налысо.
Однако к вечеру Келвин сильно вырос в моих глазах. После катания на водных лыжах они с приятелями наловили на берегу лягушек, и Кэл позволил мне назвать ту, которую поймал он. И хотя я выбрала глупое имя – Лизашка – он не возражал.
Позже, когда перед долгой дорогой домой нас построили в очередь в туалет, я прошептала Келвину на ухо:
– А ты не такой уж ужасный.
Он ущипнул меня за нос:
– Не забывай про это.
Упихиваясь в машину, мы уже не сражались за места – слишком устали. Каким-то образом я оказалась рядом с Келвином и заснула, уткнув голову ему в плечо. Он меня не оттолкнул.



Глава 12

– Ты уверена, что мы идем правильно?
Осторожно, чтобы не спалиться, я сложила карту по протершимся сгибам и засунула ее себе за пазуху. На мгновение прикрыла глаза, заставляя себя не отвлекаться на голос Шона из-за деревьев, и мысленно представила маршрут с пометками Келвина. Чем дальше мы шли, чем больше ориентиров проходили, тем крепче становилась моя уверенность в том, что я знаю, где мы находимся.
Застегивая джинсы, я вышла из-за молодой сосны, служившей мне ширмой, и терпеливо ответила:
– Это вы мне скажите. Компасы-то у вас. Мы идем на юг?
– Местность вокруг совершенно не меняется, – ворчал Шон, вращая компас, чтобы убедиться в правильности курса. – Непохоже, чтобы мы к чему-то приближались.
Он был прав. Мы шли уже несколько часов, но особо не продвинулись, едва одолев несколько миллиметров на карте.
– Я думал, шоссе на юго-восток от хижины, – заметил Мэйсон, слегка нахмурившись.
Меня пронзила дрожь, но я совладала со страхом, надев невозмутимую маску.
– Так и есть. Но нам нужно обойти небольшое озерко. Повернем восточнее, как только минуем его. Не думала, что ты такой знаток местности.
– Я и не знаток, – медленно ответил парень. – Но успел глянуть на карту вчера на заправке. – Он еще сильнее нахмурился, лицо помрачнело от сосредоточенных размышлений. – Но, может, я чего и путаю.
– Так куда нам?! – вспылил Шон. – Из вас двоих прав кто-то один.
– Я права, – уверенно ответила я.
– Эйс? – окликнул своего спутника Шон.
Мэйсон в задумчивости помассировал челюсть, но ничего не сказал. Наверное, прошло около минуты, когда я смогла снова дышать спокойно. Потому что Мэйсон был прав: самый короткий путь к шоссе вел на юго-восток. Но теперь, зная, где мы, я вела их другой дорогой. Судя по карте Кэла, чуть отклонившись к югу, мы вышли бы на патрульную хижину рейнджеров.
И, по моим расчетам, должны были добраться туда еще до рассвета.

Луна светила большую часть ночи, но незадолго до рассвета очередной фронт облаков закрыл ее, снова оставив нас наедине с непроглядной тьмой дикого леса. Вновь поднялся ветер, раскачивая деревья и обжигая наши лица.
Мы зажгли налобные фонари, хотя Мэйсон и ворчал, что нужно беречь батарейки – инструкция честно советовала не рассчитывать больше чем на три часа.
От тяжелого рюкзака ломило спину. Ноги, одеревеневшие от холода, еле двигались сквозь снег, рваный шаг становился все короче. Не считая недолгого провала в сон там, в кладовке, я не спала уже почти целые сутки. Перед глазами все плыло от попыток сфокусировать взгляд на однообразном хрустально-белом ковре, простиравшемся во все стороны. Я представляла, каково было бы упасть в снег, закрыть глаза и отдаться грезам, представляя себя где-то еще – где угодно, лишь бы не здесь.
– Мне снова нужно в туалет, – заявила я, останавливаясь и тяжело дыша. Двигались мы не так уж и быстро, но растущая тяжесть рюкзака на плечи и бесконечное вверх-вниз по крутым склонам взимали свою дань.
– Ты даешь ей слишком много воды, – заворчал Шон на Мэйсона. – Бегает в кусты каждый час. – Он повернулся ко мне: – Давай живо!
Мэйсон помог мне снять рюкзак, прислонил его к дереву и лишь потом спустил на землю свой собственный. Парень подвигал плечами, и я поняла, что вес начал придавливать и его.
– Не обращай на него внимания, – бросил он мне, и хотя в его голосе не было тепла, презрения в нем тоже не слышалось. Так, проза жизни. Протянув мне свой фонарик, Мэйсон добавил: – Передохни пять минут.
Я отошла чуть подальше, потом зашла за сосну, выключила фонарь и обернулась, глядя сквозь ветки. Шон отдыхал на середине прогала, а Мэйсон привалился лбом к дереву, подпирая лицо согнутой в локте рукой. «Если бы люди могли спать стоя, это выглядело бы именно так», – подумала я. Из нас троих Мэйсон выглядел самым могучим и выносливым, и меня удивило, что ему переход давался чуть ли не тяжелее, чем всем остальным. Он стянул перчатку и потер глаза с крайне утомленным видом.
«Интересно, – подумала я, – если пять минут растянутся на десять, заметит ли кто-нибудь, что я не вернулась». Я могла убежать. Мысль о такой возможности мигала на краю сознания, словно лампочка в неисправном патроне. Я обещала себе воспользоваться первым же представившимся случаем. Можно было бы вернуться к Корби и вдвоем с нею отправиться за помощью. Но, если карта Келвина верна, мы увидим станцию рейнджеров уже за следующим гребнем. Я могла убежать и бросить вызов дикой природе в одиночку. Или остаться и молиться, чтобы на станции действительно оказался хотя бы один рейнджер.
Я мысленно проиграла пьесу на несколько актов вперед. Патрульная хижина станет для Мэйсона с Шоном неожиданностью, и мне нужно будет сыграть равное удивление. Придется убедить их, что я не собиралась выходить к ней, и уговорить постучаться в дверь. А затем каким-то образом подать рейнджеру тайный знак, что я в беде, – что мы с ним оба в беде. Потому что, выводя Мэйсона и Шона к этой станции, я втягивала и служащего парка в нашу историю. Хотелось мне того или нет. Разница, повторяла я себе, состояла в том, что рейнджер по долгу службы должен быть готов вляпываться в истории.
Убедившись, что Мэйсон с Шоном не будут за мною подглядывать, я развернула карту и внимательно изучила ее в свете фонарика. Чуть дальше за хижиной располагалось маленькое узкое озеро, подписанное Келвином как «источник чистой воды». Я поставила мысленную отметку в мозгу и вернулась обратно к парням.
– Сколько нам еще до привала? – спросила я. – Мы не можем бесконечно идти без сна.
– Отдохнем, когда взойдет солнце, – ответил Мэйсон. – Нам нужно попасть на шоссе к тому времени, как его расчистят.
«Чтобы вы могли украсть машину, пока вас не поймала полиция», – мысленно продолжила я.
– Здесь недалеко есть чистое озеро, правда, до него около часа крюку, – объявила я. – Это наш последний источник чистой воды.
Мэйсон кивнул:
– Значит, пополним запасы на озере, поставим шалаш и немного вздремнем. – Подавая мне рюкзак, он, должно быть, увидел выражение моего лица – его губы на мгновение дрогнули в извиняющейся улыбке. Понизив голос, он тихо сказал мне: – Понимаю, это тяжело, но мы уже почти пришли. Еще пару часов.
Я с сомнением взяла у него рюкзак, не зная, как истолковать это краткое проявление заботы. Держит меня в заложницах и ожидает, что я буду улыбаться ему в ответ? Снова вспомнив труп в кладовке, я пыталась совместить эту заботливую версию Мэйсона с другой: возможным убийцей. Которая из них настоящая? Убьет ли он меня, если придется?
– Пару часов, – эхом отозвалась я.
Если все пойдет по-моему, мы остановимся гораздо раньше.
Не прошло и получаса, как мы достигли подножия хребта, и наша тропа кособоко сбежала на ровный участок. Сквозь деревья я заметила станцию рейнджеров: маленький домик, на две, самое большее три комнаты, низкая крыша и крошечное крылечко.
До этой минуты я не позволяла себе ни на что надеяться – боялась не найти хижину, но внезапно сердце переполнилось восторгом, обжигая грудь. Облегчение взбодрило меня сильнее, чем холодный пронизывающий ветер. Хижина рейнджеров – как на ладони. И охранник на месте, – я не сомневалась. После всего ужаса я наконец-то получу передышку от этого кошмара.
За моей спиной Мэйсон напрягся, схватил меня за руку и рывком затащил за дерево. Шон отпрыгнул в противоположную сторону, укрываясь за другим стволом. Я слышала дыхание Мэйсона, тяжелое и отрывистое.
– Этот… дом. Ты знала… о нем? – грозно спросил он сдавленным шепотом.
Я завертела головой, не доверяя словам, которые могли меня выдать. В моей груди билась радостная безумная надежда, и я боялась, что Мэйсон услышит ее в моем голосе.
– Значит, совпадение? – протянул он тоном, показывавшим, что ни на секунду не поверил мне.
– Я не знала, клянусь, – лепетала я, широко раскрыв глаза. – Подумай сам: домик такой крохотный в этом огромном лесу. Его скорее пропустишь, чем заметишь. Мне бы потребовалась карта, чтобы найти его в темноте. Это совпадение, просто не повезло.
Шон пригрозил мне пальцем:
– Если ты знала про дом, если вывела нас к нему специально…
– Клянусь, я не знала. Вы должны мне поверить. – До станции оставалось всего ничего, я не могла позволить им разоблачить меня, когда цель так близка. – Это вы выбирали направление, вы говорили, куда хотите пойти. Вы контролировали направление, не я.
Мэйсон прижал руки в перчатках ко рту, напряженно думая.
– Из окна нас при таком освещении никто бы не увидел. Нас не засекли. Ничего страшного не произошло.
– Значит, пошли в обход, – предложил Шон. – Сделаем небольшой крюк, если надо.
– А если дом пуст? – попыталась урезонить его я. – Если трубы не замерзли, там будет вода. Возможно, еда и другие припасы. Наполним здесь канистры, и не придется сворачивать к озеру, о котором я говорила. Сэкономим кучу времени.
Мэйсон изучающе посмотрел на меня:
– Предлагаешь обчистить дом?
– Мы не дотянем до шоссе с тем, что у нас есть. Нужно пополнить запасы. Особенно воды.
– Посмотри вокруг. – Шон поддал снег ногой. – У тебя бесконечный источник воды.
– Минус один, – коротко бросил Мэйсон. – Как мы будем растапливать снег? Бритт права. В доме должен быть водопровод.
– Мне это не нравится, – настаивал Шон, упрямо складывая руки на груди. – Мы договорились: никаких людей. Заходить в дом слишком рискованно.
– Я пойду, – предложила я. – Загляну в окно. Я не убегу – хотела бы, давно бы сбежала. Да и куда мне идти?
– Если кому и идти, то мне, – заявил Шон. – Я при пушке.
Услышав это, я тихонько втянула воздух в легкие. Интересно, а у рейнджера пистолет есть? Я не знала, но надеялась, что знаю, что делаю. Надеялась, что когда все будет кончено, я по-прежнему буду считать, что прийти сюда было верным решением.
Мэйсон кивнул, соглашаясь:
– Посмотрим, что ты сможешь найти.
С пистолетом в руке Шон, пригнувшись, побежал вниз к темной спящей хижине, крошечной среди могучих деревьев, верхушки которых, казалось, щекочут небо.
– Он скоро вернется, – произнес Мэйсон, словно это могло меня утешить.
– Когда ты расскажешь мне, от кого вы убегаете и почему? – спросила я, как только мы остались одни.
Он едва взглянул на меня. Я не могла понять, что стояло за его молчанием: высокомерие или осторожность. Он выглядел тем, кто взвешивает каждое слово, каждое движение. Осторожность, – решила я. Ему есть что скрывать.
– От полиции, ясное дело. И хватит прикидываться, будто не понимаешь, о чем я. Вы что-то натворили. А теперь только делаете себе хуже, похитив меня.
– Думаешь, отец знает, что ты не доехала до места? – спросил он, меняя тему. – Тебя не просили отзвониться, как приедешь?
– Я обещала позвонить, – признала я, недоумевая, к чему парень клонит.
– Твой отец не доберется сюда в такую погоду, а даже если сумеет, не будет знать, где тебя искать. Но, как думаешь, он уже позвонил в администрацию парка и сказал им, что ты не добралась до дома? Или он правда считает тебя способной самой выбираться из трудностей?
Я осторожно посмотрела на него.
– Шону я говорила, что папа верит в меня, но тебе – нет. Ты что, подслушивал нас на кухне?
– Конечно, я слушал, – ответил он, затушевывая мое смущение нарочитым раздражением.
– Зачем?
– Хотел знать, что ты расскажешь Шону.
– Зачем?
Мэйсон долго рассматривал меня оценивающим взглядом, но так и не ответил.
– Ты шпионил за мной… или за Шоном? Вы с ним вообще-то друзья? – вырвался у меня внезапно вопрос, потому что я давно уже чувствовала странное напряжение между парнями. Может, они и не были друзьями. Но тогда почему держатся вместе? Одно я знала наверняка: Шона я боялась куда больше. Ему бы я ни за что не посмела задавать таких вопросов, даже тон такой себе бы не позволила.
– С чего ты взяла, что нет? – спросил он в своей резкой раздраженной манере.
– Он врал тебе. Сказал, будто я пыталась повеситься, но на самом деле сам оставил синяки у меня на шее.
По полному отсутствию удивления на его лице я поняла: Мэйсон с самого начала обо всем догадался.
– Он что, боялся того, что ты с ним можешь сделать? Знал, что не хочешь, чтобы мне причиняли боль? И поэтому лгал?
– Ты действительно думаешь, что я помешал бы ему мучить тебя?! – взвился Мэйсон. – С чего бы?
Я отпрянула от гневного презрения, загоревшегося в его глазах.
– Все вы, девчонки, одинаковые, – пробормотал он с отвращением.
– В каком смысле?
– Ты думаешь, я тебя спасу. – Парень произнес это обвиняющим тоном, но с горечью. Наши взгляды встретились, и даже в холодном розовеющем утреннем свете я не могла не заметить боль, бурлившую в глубине его глаз.
В горле защипало. Казалось, во мне сломался последний кусочек надежды. Он не поможет мне. Я ошибалась на его счет. Он не был лучше. И ничего хорошего ждать не приходилось.
Хотелось с возмущением отвернуться от него, показать, что со мной нельзя обращаться так, но я не могла позволить себе впустую тратить время, пока мы одни. Не обращая внимания на вспышку отчаяния, я сосредоточилась на вопросах, которые должна была задать:
– Зачем ты солгал насчет инсулина Корби?
– Чтобы прикрыть тебя. Шон узнал бы, что ты провела его. Как, по-твоему, он бы это воспринял? Пораскинь мозгами, Бритт. Мне нужно, чтобы ты вывела меня из этих гор. Мертвая ты бесполезна.
– То есть ты солгал ради себя самого.
эйсон отвернулся от меня, глядя в пространство надрывным непредсказуемым взглядом человека, которого преследуют призраки прошлого. Внутри растекался тревожный холодок: я начинала верить, что он может оказаться опаснее своего дружка. Что он тянет время, играя по правилам своего спутника, пока не придет его черед…
Хруст снега предупредил нас о возвращении Шона. Я дернулась, обернувшись, глаза тут же стрельнули в сторону зажатого в руке пистолета. Он не воспользовался им – я бы услышала выстрел. Но то, как парень держал его: свободно, уверенно, – заставило меня окаменеть.
Шон ухмыльнулся:
– Все чисто. Похоже, это база рейнджеров парка. Пустует уже несколько дней.
Надежда, за которую я так отчаянно цеплялась, сдулась, словно проколотый шарик. Пустует? Несколько дней? Хотелось рухнуть на колени в снег и зарыдать.
– И более того: там есть чем поживиться. Консервы, постель и сухие дрова под брезентом за домом, – продолжил Шон с жадным блеском в глазах.
Я почувствовала, как напряжение отпускает Мэйсона:
– Тогда подзаправимся здесь и отдохнем пару часиков.
Мы пошли к домику. В дверях Шон продемонстрировал нам, как попал внутрь, с довольным видом помахав ключом.
– Нашел это под ковриком, – объяснил он. – Вот доверчивые дурни!
Мэйсон придержал мне дверь, и я сделала шаг внутрь, не проходя сразу дальше, но пытаясь найти какие-нибудь признаки, что рейнджер был здесь недавно и, возможно, скоро вернется. Надеясь, что Шон их просто не заметил.
Однако в затхлом воздухе стояла пыль. Чистота на кухне – ни тарелок, которыми недавно пользовались, ни запаха кофе. Ни отпечатков грязных сапог на линолеуме. Гостиную отгораживала от кухни невысокая перегородка. Вельветовый диванчик, ковер навахо и видавший виды пень, служивший кофейным столиком. На нем также ни чашек, ни газет. В углу у камина притулилось старомодное кресло-качалка, покрытое тонким слоем пыли. Дверь в дальнем углу гостиной вела в маленькую спальню под скатом крыши.
Мэйсон вышел за дровами и вскоре, с грохотом сбросив охапку около камина, занялся камином. Шон скинул ботинки, засунул пистолет в задний карман джинсов и поплелся в спальню, где хлопнулся на матрас лицом вниз.
– Пригляди за ней, Эйс, – крикнул он уже в дверях. – Я вырубился. Следующая вахта моя.
Я стала деловито открывать ящики кухонных шкафчиков. Шон был прав: сегодня мы поедим как следует. Банки кукурузы, горошка, фарша с соусом, сухого молока, риса, фасоли и растительного масла. А еще сахар, мука двух сортов, уксус. Присев перед раковиной, я заглянула за дверь под нею. Большой пакет с набором первой помощи… и карманный нож.
– Разгорелось, – объявил Мэйсон из гостиной, и я немедленно захлопнула дверь под раковиной и вскочила. Нас разделяла кухонная перегородка, и я сунула руки в карманы, чтобы парень не увидел, как они дрожат.
– Здорово, – на автомате ответила я.
Его затуманенные усталостью глаза тут же зажглись подозрением:
– Что ты там делаешь?
– Выбираю, что приготовить. Умираю с голоду.
Он не спускал с меня глаз, явно напряженно размышляя. Обойдя перегородку, стал медленно открывать один шкафчик за другим, переводя взгляд от каждой дверцы ко мне в расчете, что выражение моего лица выдаст мои намерения. На кухонном столе стояла подставка с ножами, Мэйсон немедленно схватил ее.
Закончив проверять ряд полок над плитой, он двинулся вдоль кухонного стола ко мне. До дверцы под раковиной оставались секунды.
– Покажешь мне, как работает плита? – спросила я, теребя ручку одного из шкафов. – И я что-нибудь приготовлю. У нас дома газовая, не знаю, как управляться с электрической, – добавила я, пытаясь говорить спокойно.
Бросив на меня последний испытующий взгляд, Мэйсон повернулся к плите. Парень щелкнул одной из засаленных истертых ручек, и кухню тотчас же заполнил приятный сладковатый запах подгорелого. Вытянув руку над спиралью, я почувствовала исходящее от нее тепло:
– Добрый знак.
Парень кивнул:
– Свет есть – пока.
– Что сначала: спать или есть? – спросила я.
– Решай сама, – буркнул он, будто решение и в самом деле было за мной, а ему все равно. Именно тут выпал редкий миг, когда железный Мэйсон допустил секундную ошибку, бросив короткий тоскливый взгляд в сторону дивана. Гордая тем, что успела это заметить, я осознала: он вовсе не был таким уж железным – ошибался, как все, невольно выдавая свои секреты. А это внушало определенные надежды.
– Давай сначала вздремнем, – предложила я, выключая конфорку. – Сил нет.
Как заснет, вернусь за ножом.
Я упала на кресло-качалку около камина, а Мэйсон растянулся на диване. Тепло пламени щекотало кожу, и я натянула шерстяное одеяло до подбородка. Теплый запах дымка заполнял дом, навевая дремоту. Я глубоко вздохнула, уже чувствуя боль в мышцах от долгого перехода и мечтая никогда больше не сдвинуться с места.
Я уже давно закрыла глаза, а Мэйсон все наблюдал за мною. Понятно: не станет спать, пока не убедится, что я заснула первой. Чтобы не дать мозгу расслабиться, я погрузилась в воспоминания. Какая бы усталость меня ни одолевала, я могла продержаться дольше. Должна была, если хотела получить нож.
Огонь прогорел, угли медленно дотлевали в камине. Наконец, после мучительно долгого ожидания, я услышала, как Мэйсон перекатился на бок, отворачиваясь от меня, и задышал спокойно и размеренно. Я позволила себе кинуть на него быстрый взгляд – длинные ноги-жерди расслабленно раскинулись. Спит.



Глава 13

Шел мой предпоследний класс, промозглый мартовский день поливал мир дождем, а мой Wrangler коротал время в мастерской с прогоревшей прокладкой. Иэн обещал заехать за мною после школы и подбросить домой c заседания Клуба. Прождав десять минут, я отправила жалобное сообщение на его голосовую почту. Спустя полчаса сообщения стали угрожающими. Через час охранник выставил меня за дверь и запер помещение на ночь.
Еще через несколько секунд мои волосы прилипли к ушам, а одежда облепила тело. Дождь капал с ресниц, губы задеревенели от холода, и, чтобы они не замерзли окончательно, я разминала их всеми ругательными словами, какие только могла вспомнить, в самых разных сочетаниях. Хотелось заехать Иэну в физиономию. Вот переступлю порог дома и врежу ему кулаком по носу, и плевать мне на «не пойдешь к Корби на вечеринку»!
На полдороге домой я скинула шелковые балетки в горошек и яростно зашвырнула их в водосток. Развалились. Я надеялась, у Иэна было при себе восемьдесят долларов, потому что именно во столько они бы ему обошлись.
Только я собралась перейти улицу в неположенном месте, как гудок черного внедорожника заставил меня отпрыгнуть обратно на тротуар. Келвин Верстеег открыл окно с правой стороны и прокричал: «Залезай!»
Закинув учебники на заднее сиденье просторного салона, я забралась внутрь. С меня ручьями стекала вода, разливаясь лужей по кожаному креслу. Взглянув вниз, я увидела, что сквозь лавандовую ткань промокшего насквозь платья просвечивает тело. Не помня, какое белье надела утром, я с ужасом задумалась: неужели оно всю дорогу домой виднелось из-под платья? Я неловко скрестила руки на коленях.
Если Келвин что и заметил, ему хватило такта промолчать. Он улыбнулся:
– Я тебе не рассказывал историю о девушке, которая пыталась принять душ на улице?
Я толкнула его в плечо:
– Заткнись.
Парень потянулся назад, нащупывая что-то вслепую.
– Кажется, у меня завалялся кусочек мыла в спортивной сумке…
Я захихикала:
– Ты тупейший из тупых парней всех времен и народов, Келвин Верстеег!
– Тупой, но галантный. Куда тебе?
– Домой. Руки чешутся придушить Иэна.
– Не забрал? – догадался Келвин.
– Ага, видать, решил покончить с собой.
Келвин включил печку.
– Позвонила бы мне.
Я ошеломленно уставилась на него. Келвин был старшим братом моей подруги, но мы общались только у них дома. Я годами мечтала, как однажды он увидит меня в новом свете, но, правду говоря, позвонить Келвину и попросить подвезти было все равно что позвонить любому другому парню из школы.
– Я как-то не подумала, – пролепетала я, смущенная его предложением.
Он включил радио. Негромко, просто спокойную мелодию, прогоняющую тишину. Не помню, о чем мы говорили остаток пути до дома. Я глядела в окно, захваченная новыми мыслями. Я в машине Келвина Верстеега. Без Корби, только он и я. И он заигрывает со мной. Мне не терпелось кому-нибудь рассказать. И тут меня осенило: впервые я не могу, как всегда, сразу помчаться к Корби. Ей бы не понравилось, что я флиртую с ее братом. Она бы отмахнулась, сказала бы, что тот просто проявил любезность. Но это не так: он ухаживал за мной, и это было лучшим событием моей жизни.
Келвин свернул к моему дому.
– Нам стоит делать это почаще, – сказал парень, когда я вылезала из кабины.
Я неуверенно улыбнулась ему:
– Да. Было бы здорово.
И уже собиралась захлопнуть дверь, когда он вдруг сказал:
– Эй, погоди, ты забыла, – и сунул мне в руки сложенный клочок бумаги.
Только когда Кэл выехал со двора на улицу, я, наконец, развернула бумажку. Если мне хотелось узнать, какой у него почерк, то вот он.
Позвони.



Глава 14

Громкий стук в дверь хижины мгновенно согнал с меня всякую сонливость.
Мэйсон очутился рядом через мгновение, стоя на коленях и зажимая мне рот рукой. Он многозначительно поднес палец к губам.
Шон быстро вбежал в комнату, целясь в размытый силуэт за матовым стеклом входной двери.
Снова стук, посильнее.
– Есть кто дома?! – крикнул мужской голос.
Хотелось завизжать: Помогите! О, Господи, да помогите же! – слова клокотали в горле, готовые вырваться.
– Ответь ему, – резким шепотом скомандовал Шон. – Скажи, что ты в порядке. Что пережидаешь метель. Заставь его убраться отсюда. Одно неверное движение, Бритт, и ты покойница. Вы оба. – Он для большей убедительности щелкнул предохранителем, звук отозвался в ушах ударом колокола.
 мне, когда я взглянула в его сторону, но не для того, чтобы подбодрить, – просто напоминал, что не шутил.
Я отперла и приоткрыла дверь, выглядывая в щелочку.
– Добрый день!
Мужчина в коричневой парке и ковбойской шляпе явно изумился, увидев меня. Но, собравшись, представился:
– Я заместитель старшего егеря Джей Филлибер. Что вы здесь делаете, мисс?
– Пережидаю пургу.
– Это патрульная станция рейнджеров парка. У вас нет разрешения здесь находиться. Как вы попали внутрь?
– Я… дверь была не заперта.
– Не заперта? – с сомнением покрутил головой егерь, пытаясь заглянуть внутрь. – У вас все в порядке?
– Да, – ответила я сухо, безжизненным голосом.
Он подвинулся, глядя мне через плечо.
– Прошу вас открыть дверь полностью.
Мысленно я слышала себя говорящей: «У них пистолет, они собираются меня убить».
– Мисс?
Уши заполнил странный гул. Голова поплыла, голос егеря влетал в уши размазанным шумом, я не могла разобрать слов. Сосредоточившись на губах, я пыталась читать по ним.
– …оказались?
Я нервно облизнула губы.
– Пережидаю пургу. – Кажется, я это уже говорила? Боковым зрением я видела, как Шон нетерпеливо покачивает пистолетом. И от этого окончательно потеряла самообладание: забыла, что должна была говорить дальше.
– …средство передвижения? – спрашивал егерь.
Я почувствовала непреодолимое желание убежать – представила, как выскакиваю за дверь и несусь к лесу. На какое-то мгновение так растерялась, что действительно верила: у меня это получится.
– Как вы сюда попали? – повторил егерь, внимательно разглядывая меня.
– Пришла пешком.
– В одиночку?
Нелепо, но меня вдруг посетила мысль: думает ли Келвин сейчас обо мне? Спал ли он этой ночью? Нашел ли мою машину и отправился ли в лес искать Корби и меня? Переживал ли за меня? Ну, конечно, переживал.
– Да, одна.
Егерь достал зернистую увеличенную черно-белую фотографию – стоп-кадр с видеокамеры в торговом зале. На снимке было двое: кассир за прилавком с поднятыми руками и мужчина напротив, направлявший на него пистолет. Шон.
– Вы не узнаете этого человека? – спросил егерь, показывая пальцем на размытый профиль Шона.
– Я… – В глазах мелькнули красные вспышки. – Нет. Не узнаю.
– Мисс, у вас явно не все в порядке. Я вижу. – Он снял шляпу, собираясь войти. Гул в ушах перерос в оглушительный вой.
– У меня все хорошо! – выпалила я. В отчаянии оглянулась. Шон прожигал меня раскаленным яростью взглядом.
– Пожалуйста-пожалуйста, оставайтесь снаружи! – вскрикнула я, запаниковав. И тут же схватилась за голову – не то, не то!
Егерь вломился внутрь мимо меня. В тот же миг Шон выпрыгнул из угла на середину комнаты, нацелив на него пистолет. Лицо егеря побелело.
– На колени! – рявкнул Шон. – Руки за голову.
Егерь подчинился, бормоча, что Шону следует одуматься, что он офицер при исполнении и что они могли бы обо всем договориться, если Шон сдаст оружие.
– Заткнись, – огрызнулся Шон. – Хочешь жить – сделаешь все, как я скажу. Как ты нас нашел?
Егерь повернул голову, осмотрев Шона долгим изучающим взглядом. Наконец он проговорил:
– Я тут не один, сынок. Вся чертова Федеральная лесная служба поставлена на уши искать вас, ребятки. Конечно, помешала метель, но вот вы где. Нас больше, вы не выберетесь из этих гор. Если хотите уйти отсюда живыми, лучше опустить оружие прямо сейчас.
– Дай мне ствол, Шон. Хватай Бритт и пакуй вещи.
Невозмутимый ледяной голос Мэйсона прорезал напряжение, словно хлыст. Парень подошел вплотную к напарнику и выжидательно протянул руку.
– Не вмешивайся, – прорычал Шон, еще крепче вцепляясь в оружие. – Если хочешь принести пользу, глянь, на чем этот тип приехал. Что-то я не слышал мотора.
– Дай мне ствол, – тихо, еле слышно, повторил Мэйсон. Но в тихом голосе звучала необычайная властность.
Явно не желая дать им возможность о чем-то втайне договориться, егерь снова заговорил:
– Парни, вы ограбили закусочную, выстрелили в офицера полиции при попытке бегства. Сбили девочку и уехали с места происшествия. Вам повезло, что она осталась жива. Вам повезло, что офицер тоже жив, но никто в системе уголовного правосудия просто так вам этого не спустит. Дела ваши плохи, но станут чертовски хуже, если вы немедленно не сложите оружие. Кто вы? – обратился егерь уже ко мне. – Откуда вы знаете этих парней?
– Я – Бритт Пфайффер, – поспешно затараторила я, пока Шон не успел меня остановить. – Они держат меня в заложницах, заставляя вывести их на шоссе. – Наконец-то! Силы правопорядка узнают, что я в беде, и вышлют поисковый отряд. Кто-нибудь скажет папе, что случилось. Я была настолько захвачена облегчением, что чуть не расплакалась. И тут мое сердце упало. Все это станет возможным, только если егерь выберется отсюда. Если Шон не застрелит его.
Шон бросил на меня взгляд льдисто-голубых глаз.
– А вот это ты зря…
– Свяжем мужика, и его не найдут еще день-другой, – пытался образумить приятеля Мэйсон. – Он останется в живых, но мы выиграем время, чтобы убраться с гор.
– А если он сбежит? – спорил Шон, теребя волосы одной рукой. Его обезумевшие глаза широко раскрылись, обнажая налитые кровью белки вокруг голубых радужек. Он с силой зажмурил глаза, потом снова открыл их и проморгался, словно пытаясь сфокусироваться.
– Убийством делу не поможешь, – повторил Мэйсон тем же стальным властным тоном.
Шон наморщил переносицу, вытер свободной рукой пот со лба.
– Завязывай командовать, Эйс. Я здесь главный, и я принимаю решения. Я взял тебя с собой для кое-какой работенки, вот ею и занимайся.
– Мы работаем вместе уже почти год, – заметил Мэйсон. – Подумай, сколько всего я для тебя сделал. Я хочу тебе – нам – добра, спасти наши шкуры. А теперь опусти ствол. В ларе на заднем крыльце есть веревка. Если свяжем его, выиграем, по меньшей мере, день.
– Одного копа мы уже продырявили. Пути назад нет. Осталось только идти до конца, заплатить столько, сколько это стоит. – В том, как глаза Шона метались взад-вперед, не в состоянии ни на чем задержаться, было что-то безумное. Закончив говорить, он сглотнул и кивнул, словно пытаясь убедить самого себя, что это лучший выход.
Мэйсон продолжал еще тверже:
– Мы оставим его здесь и отправимся вниз, в долину.
– Хорош кричать на меня, я не могу сосредоточиться! – заверещал Шон, рывком поворачиваясь к Мэйсону и направляя дуло прямо на него, пока не сообразил снова нацелить его на егеря. Еще несколько капель пота скатились ему на брови.
– А никто и не кричит, – спокойно ответил Мэйсон. – Опусти ствол.
– Это мое дело! – огрызнулся Шон. – Я здесь командую. И я говорю: нужно замести следы.
В глазах Мэйсона мелькнула искра одновременно страха и понимания. На мгновение он конвульсивно дернулся в сторону пистолета. Шон, казалось, не заметил, не спуская глаз со стоявшего на коленях егеря. Но прежде чем Мэйсон успел остановить Шона, в уши ворвалась волна выстрела. Тело егеря осело на пол.
Я услышала раскалывавший голову визг, заполнявший всю комнату. Мой визг.
– Как ты мог?! – закричала я. Кровь была повсюду; я никогда не видела столько крови. Пошатнувшись, я отвернулась, боясь упасть в обморок, если посмотрю на это лишнюю секунду. Меня колотило от потрясения. Шон застрелил его. Убил человека. Надо убираться, не думая ни о какой метели, нужно бежать.
– Зачем?! – гневно взорвался Мэйсон. Он казался потрясенным, лицо исказилось в гримасе отвращения. Парень метнулся к телу егеря, прощупывая пульс на шее. – Мертв.
– А что мне было делать?! – заорал в ответ Шон. – Бритт не сумела придумать правдоподобной истории, и он все про нас знал. Мы сделали, что должны были сделать. Мы должны были убрать его.
– Мы? – повторил Мэйсон. – Ты сам-то себя слышишь? Мы его не убивали. Это ты убил. – Его глаза горели гневом, в них читалось: «Я на такое не подписывался». Он поглядел на Шона со сдержанной, настороженной гадливостью, и этот короткий обжигающий взгляд многое мне рассказал. До какого-то момента они оставались воришками, делившими на двоих неприятности и пути отступления. Но больше ими не были. По мере того, как Шон становился все более неуравновешенным и непредсказуемым, Мэйсон, очевидно, все больше хотел от него отцепиться. Желание порвать с Шоном явственно читалось на его лице.
Шон резко схватил фотографию из «Сабвэя», порвал на мелкие кусочки и запустил ими в стену. Потом изучил карманы своей жертвы, вытащил маленький странного вида ключ и сунул себе в куртку.
– Они идут по нашим следам. Нужно двигаться, – внезапно он заговорил гораздо рассудительнее, словно убийство егеря высвободило в нем туго сжатую пружину. – Скоро они прочешут каждый склон в этих горах. Этот, видно, приехал сюда на снегоходе. За воем ветра мы не слышали мотора. Еще чуть-чуть – и он бы загнал нас в угол. Но теперь у нас снегоход, теперь мы поедем по этому долбаному снегу намного быстрее. Хватай его руку, Эйс. Надо спрятать тело.
– Дай мне ствол, – Мэйсон протянул ладонь, непреклонно стоя на своем.
Шон покрутил головой:
– Бери руку. Быстрее. Надо двигаться.
– У тебя мысли путаются. Отдай пистолет, – повторил Мэйсон.
– Я только что спас твою задницу. Я мыслю ясно, это у тебя эмоции играют. Нам нужно делать то, что нужно. Не надо было идти к кордону. Надо было делать, как я говорю, и продолжать двигаться к шоссе. Значит, так: с этой минуты командую я. Берись.
Мэйсон хмуро посмотрел на него, но послушно взялся за безжизненную руку егеря. Они поволокли его за дверь, и, не успела я сама понять, что делаю, как уже была в кухне, стягивая со спинки стула куртку и одеваясь. Потом открыла шкафчик под раковиной. Разум плыл в тумане, но тело действовало четко и трезво, словно щелкнул тумблер и управление перешло к нему. Покопавшись в открытом пакете, я достала оттуда перочинный нож и сунула в карман куртки.
Надо было готовиться к побегу. Случай скоро представится – я это чувствовала. Мы с Келвином найдем друг друга в лесу. А если и пропаду, то уж лучше замерзнуть, чем оставаться тут с Шоном.
Когда я выпрямилась, Мэйсон и Шон как раз обошли угол хижины и проходили мимо окна. В это мгновение Мэйсон поймал мой взгляд и успел заметить руку в кармане. Несколько мучительных ударов сердца его цепкие карие глаза оценивающе смотрели на меня.
Мэйсон что-то сказал Шону, и они положили тело. Я тут же поняла: парень идет обратно. Забравшись в дальний угол кухни, не просматриваемый с улицы, я дрожащими руками вытащила ножик из кармана и запихнула его в единственное безопасное место, какое могла в этот момент придумать – в трусы.
– Снимай куртку, – скомандовал Мэйсон с порога.
– Что?
Он дернул молнию и сам содрал с меня куртку. Обыскал все карманы: и внутренние и наружные.
– Что ты совала в карман?
– Ты спятил, – заикаясь, ответила я.
– Я видел, как ты что-то прятала.
– Да я просто замерзла. Руки окоченели. – Если бы он их пощупал, то убедился бы, что я не лгу: все мое тело колотило от страха.
Он прощупал на мне рукава, спину, провел руками по бедрам и залез под резинку носков.
– Что ты прячешь, Бритт?
– Ничего.
Он пристально посмотрел на меня, подозрительный взгляд мгновенно стрельнул в сторону груди. Лифчик оставался одним из двух мест, которые он еще не проверил. Смущенный ходом собственных мыслей, он отвел глаза.
– В ванную, – скомандовал он. – Разденься и обернись полотенцем. У тебя одна минута, потом я зайду и просмотрю все твои вещи. Даже не думай заныкать что-нибудь в ящички, унитаз или трубу – я все проверю. Всю ванную.



Глава 15

– Ничего я не прячу. – Мое горло пересохло от ужаса. Если он обыщет меня, то обнаружит не только нож, но и карту Келвина. А найди они карту, я стану им не нужна. Меня просто убьют.
– Чертова погода! – Шон выругался так громко, что его голос было слышно сквозь открытую дверь дома. – Опять снег начался. Иди сюда, Эйс, помоги мне завалить тело.
Снова снег? Я выглянула в окно. Действительно: крупные мокрые снежинки закружили в воздухе. Как же я убегу, если погода снова ухудшится?
– Поверить не могу, что вы собираетесь закопать тело в лесу, – обратилась я к Мэйсону, отчасти в надежде воздействовать на совесть парня, а заодно чтобы отвлечь его от обыска. – Подумай о его родных. Он заслуживает лучшего. То, что сделал Шон, просто ужасно.
Если Мэйсон и собирался что-то возразить в оправдание, такой возможности ему не представилось. Громыхнув входной дверью о стену, в хижину ворвался порыв ледяного ветра, прерывая наш разговор.
В последний раз с сомнением поглядев на меня и на снежинки, залетающие в комнату, Мэйсон сделал свой выбор. Вышел во двор, захлопнув дверь.
Я подошла к окну. Шон показал на тело егеря, затем на сугробы, наметенные у стены леса. Парни явно собирались закидать труп снегом в надежде, что никто не успеет наткнуться на него, пока мы не спустимся с гор.
Унимая подступавшее головокружение, я закрыла глаза. У меня нож и карта. Сбегу сегодня же, когда они заснут. Если дойду с ними до шоссе, Шон пристрелит меня. Я знала это так же точно, как то что, снег холодный, а огонь горячий.
У меня будет всего один шанс. Если Шон поймает меня на попытке улизнуть, либо застрелит на месте, либо даст пожить ровно столько, сколько потребуется, чтобы я пожалела, что не была убита сразу.
Я села на диван и принялась раскачиваться взад-вперед, – отчасти, чтобы согреться, отчасти, чтобы успокоить нервы. Как бы цинично и бесчувственно это ни звучало, нужно было выбросить из головы недавнюю трагедию и хладнокровно обдумать свои действия. Егерь мертв, но я – еще нет. У меня оставалась надежда, а ему уже ничем не поможешь.
Так я убеждала себя, но картина падающего лицом вперед тела затмевала все. Убрав руки с колен, я впервые взглянула на свои джинсы. Забрызганы кровью. Меня охватило странное чувство, будто я стою в зоне океанского прилива, затягивающего меня на глубину, путающее мысли ощущение полной беспомощности песчинки перед могучей стихией.
Хлопнула дверь. Мэйсон с Шоном стащили с себя промокшие куртки и повесили их на спинки стульев. После копания в снегу на перчатках налипла ледяная глазурь.
– Что смотришь? – глумливо ухмыльнулся мне Шон, направляясь к камину и подкидывая в него еще бревно. Огонь сердито ощетинился снопом искр. – А может, снег – это не так уж и плохо, – сказал он Мэйсону. – Засыплет наши следы, снова завалит дороги. Пока там расчистят. Мы не можем сдвинуться с места, но и они тоже. Это дает нам время. Зависнем пока здесь и подождем конца снегопада.

Вечером Мэйсон разогрел на плите три банки кукурузы. Они с Шоном устроились за кухонным столом, а я сидела у огня, впитывая тепло перед ночным побегом в лес. Я ела, едва ли чувствуя вкус еды, и жевала все медленнее и медленнее. Стараясь заглушить голоса парней, я хотела затеряться в очередном воспоминании о Келвине – новом, еще не затертом от постоянного прокручивания в голове, – иначе просто сошла бы с ума.
Келвин причинил мне боль, и я не забыла, что он целовался с Рейчел за моей спиной, но в безумии последних двадцати четырех часов я невольно простила его. Успею еще припомнить ему все плохое, а пока нужно цепляться за хорошее, не думая ни о чем другом. Мне нужен был маяк, к которому бы я могла стремиться, и сейчас таким маяком казался Келвин. Он был всем, что у меня оставалось.
Подошел Мэйсон – забрать у меня миску, – и я увидела в глазах парня тень жалости. Я отвернулась, сознательно отталкивая его сочувствие. Не стану облегчать ему совесть. Не позволю подонку думать, будто хоть что-то из этого нормально. Проявив враждебность, я испытала облегчение. Мэйсона мне хотелось уязвить куда больше, чем Шона. Что бы он там ни говорил, из них двоих Мэйсон был лучше, а потому и требования к нему были выше.

Снег бомбардировал хижину весь вечер. Хотя камин хорошо прогрел три маленькие комнаты, я сидела в куртке, ботинках, перчатках и шарфе, – чтобы не одеваться потом, когда у меня останутся считаные секунды на побег. Кроме того, в кармане куртки лежал нож, и я надеялась, что правильно пойму, когда придет время пустить его в ход.
Обнаружив мое отсутствие, Мэйсон с Шоном обязательно решат, что я отправлюсь прямиком к Корби, что исключало возможность вернуться к ней. Это решение далось нелегко, но, если я хотела спасти нам жизнь, нужно было бежать за помощью к кому-то еще. Хотелось бы как-то дать подруге знать, что я уже иду и ей нужно лишь еще чуть-чуть потерпеть. Я могла только представлять, как одиноко и ужасно она себя чувствовала.
В туалете я снова и снова изучала карту. Компаса у меня не будет, если только Шон или Мэйсон не оставят свои без присмотра, но Келвин отметил на карте столько ориентиров, что по ним легко было дойти до другого кордона рейнджеров, примерно в пятнадцати километрах отсюда. Я могла это сделать. Я должна была это сделать!
Молча стоя у окна, я перебирала в голове свой план. Внешне мне удавалось казаться спокойной, но внутри разрастался страх. Как долго я продержусь в заснеженном лесу без воды, еды и укрытия?
Шон громко зевнул и ушел в спальню, оставив меня в гостиной наедине с Мэйсоном.
– Вот: нашел пару шерстяных носков. – Мэйсон протянул мне черные длинные лыжные носки. – Не хочешь их надеть, чтобы ноги были сухими?
– Ты нашел, ты и надевай, – отрезала я.
– Хотел предложить их тебе.
– С чего бы это?
– Потому что знаю, как это неприятно, когда ноги мокрые.
– Мне не нужны носки. – Мои ноги и впрямь насквозь промокли и заледенели, и я бы что угодно отдала за сухую пару. Почти… Кроме самоуважения. Принять подарок от человека, держащего меня в плену!
– Как хочешь, – пожал плечами парень.
– Если бы я могла поступать как хочу, не сидела бы здесь с вами.
– Ложись сегодня на диване, – предложил Мэйсон, не обращая внимания на мою колкость. Он расстелил одеяло на кресле-качалке, обозначая свой выбор, и стянул с себя флисовую толстовку, оставшись в облегающей серой термоводолазке. Затем расстегнул ремень, очевидно, чтобы не врезался в тело ночью. Безобидное действие, но почему-то, когда он начал раздеваться, в комнате словно бы сгустился воздух.
Мэйсон повращал руками, разминая затекшие плечи. Я не хотела смотреть на него, чтобы не обнаруживать повод для неверных впечатлений, но когда он, как мне казалось, не обращал на меня внимания, украдкой нет-нет, да подглядывала за ним. Он был выше и мускулистее Келвина. Не перекачанный, но явно атлетического вида. Облегающая майка демонстрировала крепкие бицепсы и широкую грудь, переходящую в упругий плоский живот. Было мучительно вспоминать, что я думала о нем при первой встрече на заправке, вчера. До того, как узнала, кто он на самом деле. Та первая встреча казалась теперь бесконечно далекой. А я так же бесконечно в нем ошибалась.
Вот, наконец, и еще одно воспоминание о Кэле. Пришло в голову, когда я уже сдалась. Собственно, так ведь всегда и происходит? Это было хорошее воспоминание. Наша первая поездка на озеро Джексон, когда мы уже были вместе. Я тогда растянулась на полотенце на пляже, читая журнал People. Келвин с друзьями по очереди рассекали вокруг буйков на водных мотоциклах. Не успела я закончить первую статью, как мне на спину закапала ледяная озерная вода.
Я вздрогнула и обернулась, а Келвин уже игриво плюхнулся на полотенце и крепко прижал меня к себе, абсолютно мокрый. Я взвизгнула, неискренне изображая попытку вырваться. По правде говоря, мне нравилось, что он бросил своих друзей ради меня.
– Что-то ты недолго катался, – заметила я.
– Достаточно, чтобы порадовать парней. А теперь пришел порадовать тебя.
Я поцеловала его, медленно, наслаждаясь.
– И как же ты собрался это делать?
Он нежно смахнул большим пальцем след мокрого песка с моей щеки. Мы полулежали, опираясь на локти, и глядели друг другу в глаза так пристально, что мне казалось, вся кровь во мне охвачена пламенем. За мгновение до того, как он наклонился снова поцеловать меня, время, казалось, тоже задержало дыхание; помню, я тогда подумала: как он прекрасен. Как мы прекрасны.
Я могла бы навечно застыть в том мгновении.
– Иди в ванную первой, – предложил Мэйсон, возвращая меня обратно в гущу кошмара. Я пыталась не пустить его в свои мысли, отчаянно искала новое воспоминание, желая переживать те прекрасные минуты снова и снова.
Закончив запихивать подушку в чистую наволочку, Мэйсон странно посмотрел на меня, и я поняла, что не успела стереть с лица блаженное отсутствующее выражение. Он держал свои эмоции на замке, и мне хотелось быть такой же невозмутимой. Но сейчас я впервые продемонстрировала слабость.
– Думаешь о нем? О том парне из «Севен-Элевен»? – мягко спросил он.
Я почувствовала вспышку гнева – не из-за его догадливости, но из-за того, что он приплел сюда Келвина. Застряв в этом ужасном месте, единственное, за что я еще как-то держалась, был Кэл: воспоминания о нем и, да, надежда, потому что как бы по-дурацки у нас все ни кончилось, я по-прежнему надеялась. Теперь все будет по-другому. Мы знали друг друга лучше. Мы самих себя знали лучше. Оба мы сильно повзрослели за последний год, и это проявится. Пока я здесь, вдалеке от Келвина, пока я не вернулась к нему, он был моим тайным спасательным кругом, моим убежищем, единственным, что не могли у меня отобрать всякие шоны-мэйсоны. Потеряв Келвина, я потеряла бы все. Кошмар поглотил бы меня с головой.
– Мне не нужна ванная, – коротко бросила я, снова отвергая его любезность. Мне хотелось в туалет, но я рассчитывала, что полный мочевой пузырь не даст мне надолго погрузиться в сон. Худшее, что могло бы теперь случиться, – это заснуть и упустить возможность сбежать. – И я прекрасно посплю в кресле-качалке, – холодно добавила я. – В нем отлично спится.
Мэйсон явно сомневался:
– Оно не выглядит удобным. Слушай, ты действительно можешь занять диван. Мне будет легче, если ты… – Он послал мне короткую раскаивающуюся улыбку. – У тебя есть возможность отомстить мне за неудобства.
– А что тебя вдруг так взволновало мое удобство? – огрызнулась я. – Ты держишь меня здесь против моей воли. Тащишь в горы в изнурительный опасный переход по жуткому холоду. И я должна поверить, что ты внезапно озаботился тем, как я себя чувствую? Ладно, вот как я себя чувствую: я ненавижу это! Ненавижу тебя! Так, как никогда никого не ненавидела!
Его каменное лицо на долю секунды сверкнуло вспышкой эмоций и снова застыло.
– Я держу тебя здесь, потому что снаружи пурга, и одна ты не справишься. Здесь, со мной, тебе безопаснее, даже если ты в это не веришь.
Меня охватило бешенство:
– Нет, не верю! Это ложь, ты хочешь, чтобы я поверила тебе и стала безвольной и послушной. Вы держите меня здесь, потому что я нужна вам как проводник, вот и все. Ненавижу вас, и убила бы, будь у меня такая возможность. С удовольствием, кстати! – Выкрикивая эти громкие, во всех смыслах, слова, я осознала, что, конечно, никогда бы не осуществила свою угрозу. Даже будь у меня такая возможность, я не верила, что могла бы убить человека, но мне хотелось выразиться недвусмысленно ясно: я не намерена ничего им прощать.
Меня разрывали бешенство и отчаяние, но, правду говоря, чем больше времени я проводила с Мэйсоном, тем труднее было поверить, что он способен на убийство. Я видела потрясение и ужас на его лице, когда Шон хладнокровно застрелил егеря. И, хотя раньше у меня были подозрения, что Мэйсон так или иначе причастен к смерти той девушки в ящике, теперь я начинала думать, что он здесь ни при чем. Он, возможно, даже не знал об этом теле в тайнике.
– Пожалуйста, просто ляг на диван, – раздражающе спокойным тоном в последний раз попытался уговорить меня Мэйсон.
– Ни за что, – зашипела я. Глядя парню прямо в глаза, я скинула его одеяло на пол и горделиво уселась в кресле, словно на троне. Гнутые перекладины тут же уперлись в спину; на жестком деревянном сиденье не было даже подушки. Здесь и двадцати минут не проспишь – стоит заворочаться, и сразу проснешься оттого, что в бок что-нибудь вопьется. А Мэйсон, явно смертельно уставший, в это время будет мирно посапывать на мягком диванчике.
– Спокойной ночи, Бритт, – сдаваясь, пробормотал парень, выключая лампу.
Я не ответила. Не хотела давать ему повод думать, будто смягчилась и готова поддаться на его уговоры. Я не сломаюсь. Пока он держит меня здесь, буду его ненавидеть.
Проснулась я в поту. Несколько секунд не могла вспомнить, где нахожусь. По стенам плясали тени, я обернулась в поисках их источника – прогоревший камин еще мерцал углями, испускавшими приятное тепло. Я вытянула ноги, скрипнув креслом-качалкой, и только тогда вспомнила, как важно было не издавать ни звука.
От скрипа Мэйсон заворочался, но затем его дыхание успокоилось, и темнота вновь заполнилась тихим сопением. Он лежал, развалившись на диване, щека расплющилась о подушку, рот чуть приоткрыт, длиннющие ноги и руки свисают на пол. В прыгающем свете фонарика с подушкой, прижатой к груди, он выглядел другим: младше, совсем по-мальчишески. Невинно.
С него уже успело слететь одеяло, и я, когда кралась по комнате, споткнулась об это препятствие и остановилась, вслушиваясь в тихое дыхание парня. Казалось, пока я шла к входной двери, передо мной твердел воздух. Почти что на ходу я радостно схватила налобный фонарь и флягу, оставленные, на мое счастье, кем-то из преступников на кухонном столе. Фляга оказалась полной. Снова удача!
Я старательно переставляла ноги, впившись глазами в дверную ручку, которая, казалось, только удалялась с каждым шагом.
Еще один удар сердца – и ощущение металла в моей руке. У меня задрожало в животе, отчасти от экстаза, отчасти от страха: отсюда пути назад уже не было. Я начала поворачивать ручку. Повернула на несколько градусов. Дожала до конца. Все, теперь только потянуть на себя. Давление в комнате чуть изменится, когда я открою дверь, но Мэйсон не заметит – спит, как сурок. А огонь быстро расправится с порцией холода, которую я впущу.
И вот внезапно я уже на крыльце, плавно закрываю дверь за собой. Я сжалась, отчасти ожидая, что сейчас Мэйсон вскочит на ноги и бросится в погоню, крича Шону, чтобы просыпался. Но единственным звуком был лишь вой горько-холодного ветра, швырявшего мне в лицо мелкий песок колючего снега.
Лес тонул в бездонной тьме; стоило отойти от домика на сотню шагов, как, коротко оглянувшись, я уже не могла разглядеть его, закутанного в бархатный плед ночи.
Ветер пронзал одежду и сек любой кусочек кожи, который мне не удалось укрыть, но я была почти готова благословить его за это. На холоде сна не осталось ни в одном глазу. А если Мэйсон с Шоном пойдут меня искать, им не услышать моих шагов за неистовым свистом, несущимся по склонам гор. И глубокие следы быстро занесет поземкой. Подбадривая себя такими рассуждениями, я поплотнее завернулась в куртку, прикрыла глаза от летящей в них крупы и осторожно начала забираться на крутой склон, заваленный обломками скал и упавшими деревьями, скрытыми под снегом. Скалы были достаточно острыми, чтобы переломать мне кости, упади я под неудачным углом.
Над головой ухнула сова. Крик разнесся по полночному лесу, сплетаясь с воем ветра, терзавшим ветви деревьев, которые гремели, ударяясь друг о друга, порождая мысли о привидениях. Я пыталась ускорить шаг, но снег был слишком глубоким, я то и дело спотыкалась и падала на колени, чудом не выронила фонарь и флягу. Как ни соблазнял меня фонарь, включить его я не решалась. Так близко от хижины свет стал бы для Мэйсона и Шона шпионским маячком.
Подходя к вершине, я уже еле волочила ноги и задыхалась. Икры дрожали от напряжения, а в пояснице сведенные судорогой мышцы, казалось, сжимались в кулаки. Кошмар прошедших суток начинал брать свое – я чувствовала себя как никогда измотанной, ничтожной и бессильной в тени коварных гор.
Если верить карте Келвина, мне нужно было перейти через перевал и спуститься в котловину, по которой я бы дошла до большой станции патруля. Но тропы на перевале не было, и приходилось пробиваться через глубокий снег, поднявшийся уже выше ботинок.
Вдоль швов одежды и под мышками закололо от жара. Меня прошиб пот – это плохо. Позже, на отдыхе, влага остынет и будет отбирать тепло у тела. Ладно, подумаю об этом, когда придет время. До патруля еще идти и идти, рано останавливаться. Но на всякий случай я сбавила темп.
Смяв снег перчатками, я слепила тугой шарик и засунула в рот, глотая ледяную талую воду. До боли холодно, зато бодрит. Раз начала потеть, нужно пить; конечно, обезвоживание при такой погоде казалось смехотворно маловероятным, но я доверяла путеводителям и своему опыту тренировок.
По деревьям передо мною запрыгал размытый кружок света. Я мгновенно спряталась за дерево и вжалась в него, быстро соображая. Фонарь был позади меня, не очень далеко. Я напрягла слух. Мужской голос, кричит. Ветер искажал слова, но я разобрала свое имя.
– Бритт!
Я не могла понять, Мэйсон то или Шон, но готова была молиться, чтобы это оказался Шон. От него у меня был шанс убежать; в огромном лабиринте леса он никогда меня не отыщет.
– Бритт! …ничего дурного. Подожди… не убегай от меня!
Я не поднялась выше границы леса, но густые заросли, опоясывавшие подножие горы, здесь заметно редели и не скрывали меня так, как мне бы хотелось. На моей стороне была непроглядная тьма, на его – фонарик. Стоит мне только выйти на открытое место, и он увидит меня. Я в ловушке.
Луч света отвернул в сторону. Мгновение поколебавшись, я бросилась бежать со всех ног, вырвалась на открытый участок и понеслась к следующей группе деревьев, помогая себе свободной рукой. И близко не добежав до цели, споткнулась и, раскинув руки, рухнула в снег. Очень вовремя: через секунду пятно света скакнуло, озаряя темноту у меня над головой. Я проползла еще несколько метров, таща за собой захваченное снаряжение, и спряталась за валуном, айсбергом возносившимся над океаном снега.
Луч света прерывистыми толчками метался по веткам надо мною.
Преследователь был уже ближе, явно поднимался по склону гораздо быстрее меня. Прижав к груди флягу и налобный фонарь, я вскочила на ноги и помчалась к другому островку леса.
– …помочь друг другу!
Помочь друг другу? Мне до тошноты захотелось расхохотаться. Он что, рассчитывал, будто я куплюсь на такое? Ему всего-то нужно убраться с гор; как только я «помогу» ему, он меня просто убьет. Ей-богу, у одной в лесу шансов на выживание больше.
Положив поклажу на снег, я уперлась руками в бедра и наклонилась вперед, давая телу краткую передышку. Дышала я так шумно, что была уверена: еще немного, и он меня услышит. Каждый глоток воздуха болезненно драл горло. Голова кружилась так, что я боялась хлопнуться в обморок.
– Бритт? Это Мэйсон.
Черт! Черт! Черт!
Он звал меня успокаивающим голосом, но я не собиралась дать себя одурачить.
– Я знаю, ты меня слышишь, – продолжал парень. – Тебе не уйти далеко. Приближается новый заряд пурги, вот почему ветер поднялся. Нельзя здесь оставаться. Замерзнешь насмерть.
Я зажмурилась от порывистого ветра, дувшего в лицо. «Он лжет, он лжет», – беззвучно кричала я себе, чувствуя, как моя решимость ослабевает. Мне было страшно, холодно, я была на грани отчаяния и, к собственному удивлению, хотела поверить ему. Хотела поверить, что Мэйсон действительно поможет мне. И это пугало больше всего. Потому что в глубине души я знала: стоит мне выйти из-за дерева – и я погибла.
Из своего укрытия я видела, как парень, опустившись на колени, рассматривал мои следы, вспахавшие снежную пелену. Даже если броситься бежать, он неизбежно схватит меня: не сейчас, так через пять минут.
– Подумай, Бритт! – звал Мэйсон. – Ты же не хочешь здесь погибнуть. Если ты слышишь меня, отзовись.
«Ни за что», – подумала я.
Увидев, как он, взяв след, легкой трусцой бежит к моему укрытию, умом я понимала, что сейчас будет. Но понимание неизбежного не заглушило укорененного в глубинах подсознания инстинкта самосохранения. Рывком вскочив на ноги, я помчалась так быстро, как только могла.
– Бритт, стой! – закричал он.
– Нет! – огрызнулась я, поворачиваясь к нему лицом. – Никогда! – Я плюнула в него этим словом. Не вернусь. Буду драться. Лучше умру здесь, сражаясь, чем позволю ему притащить меня обратно.
Направив было свет мне в лицо, парень спохватился, отвел фонарь в сторону и спросил:
– Ты в порядке?
– Нет!
– Ранена? – В голосе была неприкрытая тревога.
– То, что я не ранена, еще не означает, что я в порядке.
Мэйсон подошел ближе, осторожно поднимаясь ко мне. Обошел меня, осматривая, нет ли травм. Взгляд парня упал на землю, на утащенное снаряжение.
– Ты сумела стянуть флягу и фонарь! – В голосе звучало почти восхищение, заставившее меня испытать странную смесь гордости и раздражения. Не такая уж я беспомощная.
Но тут его голос стал серьезным, как у учителя, отчитывающего ученика.
– Три часа – вот сколько бы ты продержалась одна, Бритт. Меньше, если буран еще усилится.
– Назад не пойду. – Я плюхнулась в снег, ясно обозначая свои намерения.
– Предпочитаешь умереть здесь?
– Вы и так меня убьете.
– Я не дам Шону тебя убить.
Я вскинула голову:
– С чего мне верить тебе? Ты преступник. Твое место в тюрьме. Очень надеюсь, что полиция поймает тебя и засадит пожизненно. Ты не помешал Шону убить егеря и ранить того копа. Не помешал ему убить ту девушку в хижине! – выпалила я, прежде чем успела прикусить язык. Не следовало бы сообщать Мэйсону, что я знала о трупе в кладовке, но теперь уж поздно.
Брови Мэйсона съехались на переносице.
– Какую девушку?
Его замешательство казалось неподдельным, но я помнила, как мастерски он лгал. И будь я проклята, если позволю ему еще раз себя одурачить.
– В кладовке, в той хижине, где вы меня заперли. Там был большой ящик из-под инструментов, а в нем останки. Ты действительно рассчитываешь, что я поверю, будто для тебя это новость?
Хрупкая пауза.
– Шону ты об этом говорила? – Голос Мэйсона звучал неестественно холодно и спокойно. Но все его тело напряглось, стало жестким, как крепко затянутый узел.
– А что? Это ты ее убил? – Ледяной ужас растекся по жилам.
– Ты не сказала Шону.
– И не знаю почему! – истерически выкрикнула я, теряя рассудок. Так это Мэйсон убил ее? Мне чудились в нем проблески порядочного человека, но, возможно, я ошибалась. Возможно, все это время я позволяла нескольким галантным жестам отвлечь меня от истинной сущности этого чудовища. – Ты не собирался отпускать меня живой, а теперь уж точно не отпустишь.
– Я сказал то, что думаю: я не собираюсь тебя убивать. И Шону не дам.
– Ага! – разъяренно бросила я. – Ты хоть слышишь, как глупо звучат эти пустые обещания? У Шона пистолет. У него в руках власть. А ты – не больше, чем его жалкий лакей!
Вместо того, чтобы обидеться, Мэйсон внимательно посмотрел на меня, словно пытаясь понять, что же у меня в голове.
– Вставай, – произнес он наконец. – У тебя одежда промокает, замерзнешь.
– А тебе-то что? Я не собираюсь выводить вас с гор. Сыта по горло, помогая тебе и Шону. Заставить меня вам не удастся. Я для вас бесполезна, так что просто брось меня здесь.
Мэйсон поднял меня на ноги, отряхнул снег с одежды.
– Где же та крутая малышка? Девчонка, которая еще хотела обойти весь хребет Титон, несмотря ни на что?
– Я больше не она. Я хочу домой, – пробормотала я, зрение затуманилось. Меня охватила тоска по папе и Иэну. Как же они, должно быть, сейчас за меня волнуются!
– Соберись, – скомандовал Мэйсон. – Ты прошла физическое испытание, теперь нужно проявить психологическую стойкость. Мы вернемся в хижину, притворимся, что ничего не случилось. Шону ничего не скажем. Утром выведешь нас с гор, и мы тебя отпустим.
Я замотала головой.
– Я понесу тебя, если потребуется, но не оставлю здесь умирать.
– Не прикасайся ко мне!
Он поднял руки вверх.
– Тогда пошли.
– Ты ни за что меня не отпустишь, да?
– Отпущу? Куда? В лес, в метель, чтобы ты замерзла насмерть? Нет.
– Ненавижу тебя. – Я униженно опустила голову.
– Ага, ты уже говорила. Пойдем.



Глава 16

Спуск к хижине должен был бы показаться гораздо легче подъема на перевал, но каждый шаг давался тяжелее предыдущего. Я проиграла. Мэйсон обещал не выдавать меня, но что мне его обещания, если Шон встретит нас, меряя комнату шагами с пистолетом наготове? Возможно, я шла на собственную казнь.
Да, я видела, как Мэйсон пытался не дать Шону застрелить егеря, – не сомневалась, именно таковы были его намерения, когда он потянулся к пистолету. Допустим даже, что он лучше, чем я готова о нем думать. Но сейчас не имело никакого значения, в каком месте Мэйсон проводит границу между добром и злом. Пистолет-то у Шона.
А еще труп девушки в первой хижине. Я не знала, кто ее убил, но реакция Мэйсона на мой рассказ о ней никак не укладывалась в сознании. Он что-то скрывал от меня. И от Шона, судя по всему, тоже.
Наконец из тьмы проступили очертания домика. Я уже почти поднялась на крыльцо, как внезапно обнаружила, что лечу назад – Мэйсон рывком дернул меня к себе. Его рука в толстой перчатке зажала мне рот, и на мгновение я подумала, он хочет задушить меня. Парень шумно дышал мне прямо в ухо, прижимая к своему каменному телу, как к стене.
Дверь хижины была открыта, изнутри доносился голос Келвина.
Сердце забилось чаще. Кэл. Здесь! Он нашел меня!
– Где они? – требовательно спросил невидимый Келвин.
– Не знаю, о чем ты говоришь, – мрачно отвечал Шон.
Мэйсон сгреб меня в охапку, не обращая ни малейшего внимания на мое дерганье, и бесшумно поднял на верхнюю ступеньку крыльца. В окно было видно обоих парней. Келвин, должно быть, застиг Шона врасплох, спящим, потому что держал его на мушке. Я никогда не видела этот пистолет. Наверное, Келвин взял его с собой из Айдлвайлда; Верстееги, насколько я знала, держали оружие в доме. Пистолета Шона нигде не было видно. На мою беду, лампа была повернута в сторону гостиной, так что Келвин никак не мог разглядеть меня сквозь окно кухни – снаружи по сравнению с комнатой было слишком темно. Да и посмотри он в нашу сторону, увидел бы лишь свое отражение в стекле.
Я пыталась крикнуть, но рука Мэйсона безжалостно зажимала мне рот. Я пнула его в голень, больно ударившись пяткой о берцовую кость, тогда он прижал меня к наружной стене с шокирующей силой. Я чудовищно недооценивала его способности, и только теперь поняла, что не могу с ним тягаться. Свободной рукой он схватил меня за запястья, а коленом с силой давил на ногу, пока я не обмякла от боли. Тогда он, воспользовавшись моментом, жестко прокатился по мне своим телом, зажимая между собой и стеной. Прижатая щекой к ледяному ставню, я скосила глаза, высматривая Келвина через стекло.
– В раковине три миски, на стойке – три стакана! – рычал Келвин. – Я знаю: Корби и Бритт были здесь с тобой. – Он подошел к раковине, торопливо проверив посуду пальцем. – Еда еще не засохла, значит, они были не так давно. Где они сейчас?
– А может, это я использовал все три миски, – огрызнулся Шон.
Келвин швырнул стакан ему в голову. Тот уклонился, и стакан вдребезги разбился о стену за ним. Снова подняв взгляд на Келвина, Шон слегка побелел.
– Ты убил их? – Келвин стремительно подошел к Шону, целясь ему прямо в лицо. Его голос дрожал от ярости, но рука с пистолетом оставалась твердой. – Ты?
Шон нервно теребил пальцы.
– Я не убийца, – ответил он слишком уж невинным голосом, чтобы это звучало убедительно.
– Вот как? – переспросил Келвин тихим, беспощадным тоном. – Я знаю, кто ты. Видел тут тебя. В ковбойском баре «Серебряный доллар». Тебе нравится спаивать девушек, а потом их фоткать, извращенец несчастный.
Я наблюдала за борьбой эмоций на лице Шона. Его безыскусное притворство уступило место откровенному страху.
– Не понимаю, о чем ты, это не я, я не фоткаю девушек, у меня и фотика-то нет, я никогда не был здесь в горах…
– Какими извращениями ты занимаешься со снимками? – напирал Келвин. – Я видел тебя с той девушкой, пропавшей тусовщицей. Нужно было сообщить копам.
– Ты поймал… не того человека, – забормотал Шон.
– Где моя сестра? Где Бритт? Говори, или я звоню в полицию! – Теперь Келвин уже просто кричал. – Ты и их тоже снимал? Хотел шантажировать мою семью? Или выложить снимки в Сеть, чтобы помучить мою сестру? Или продать?
Шон сглотнул слюну.
– Нет.
– Я не устану повторять вопрос: где девчонки?
– Ты должен мне поверить: мы не собирались причинять им ни малейшего вреда. Мы впустили их в дом, потому что они застряли, – не могли же мы оставить их на морозе, когда такая пурга, и ветер, и…
– Мы?
– Я и мой приятель, Эйс. Он еще был здесь, когда я лег спать; должно быть, сбежал с ней. Вот его тебе надо…
– С ней? С кем «с ней»?
– С Бритт. Он захватил с собой Бритт. Она была тут с нами. Кажется, он на нее запал, но я даже не прикоснулся к ней, могу поклясться на могиле матери. Проверь лес. Может, он вытащил ее наружу – типа, хотел уединиться. Выйди, посмотри.
– А что с Корби? Где она?
– Когда мы пошли сюда, Эйс вынудил меня оставить ее в той хижине. Говорил, у нас не хватит припасов для них обеих. Я оставил ей еды и воды, даже несмотря на то, что Эйс велел мне этого не делать. Я убедился, что она в безопасности.
– В хижине? – требовательно спросил Келвин. – Что за хижина?
– В нескольких километрах отсюда. Довольно далеко от дороги. Голубые занавески на окнах. Лужайка заросла сорняками. Никто не приезжает уже годами.
– Знаю такую. У крыльца снегоход – где ключ?
Шон ответил не сразу, явно не желая выпускать из рук недавнюю удачу.
– Без понятия. Он уже стоял тут, когда мы пришли. Это не наш. Видно, у водителя кончился бензин, и он бросил его. Сомневаюсь, что есть смысл пытаться закоротить провода.
Келвин тряхнул пистолетом.
– Не ври мне. Отдай ключ. Живо.
– Ты не застрелишь меня. Тебя вычислят. В горах сейчас никого, в такую-то пургу. Только ты, я, Эйс и девушки.
– Не беспокойся, я улик не оставлю.
И Келвин выстрелил.
Стаккато выстрелов пронзило уши, заставив меня вздрогнуть. Прижимавшее меня к стене тело Мэйсона тоже дернулось – он был потрясен не меньше меня. Я видела, как Шон убил егеря, видела куски человеческой плоти, разлетающиеся по стенам, но это не подготовило меня к зрелищу того, как Келвин хладнокровно убивает человека.
Это не могло быть правдой. Ослепленный разум ощупью пробивался сквозь безумие, пытаясь найти оправдание жестокости Кэла. Почему он не связал Шона и не передал его властям? Убить человека, не имея никаких явных доказательств того, что он как-то навредил нам с Корби? Это было немыслимо. Или Келвин так беспокоился за нас, что уже ничего толком не соображал?
Мне нужно было попасть к нему. Показать ему, что я жива, успокоить его. И вместе мы бы могли покинуть это жуткое место.
Я с новым приливом энергии забилась в руках Мэйсона. Его пальцы впивались мне в кожу, но я почти не замечала боли, охваченная единственной мыслью: добраться до Келвина. «Я здесь! – беззвучно кричала я ему. – Тут, за дверью!»
Келвин тем временем пнул безжизненное тело Шона, чтобы убедиться: тот мертв. Обшарил карманы, спокойно забрал деньги из бумажника и вытащил ключ от снегохода. Быстро прошел в спальню и вернулся мгновение спустя, засовывая пистолет Шона себе за пояс. Торопливо обыскав шкафчики на кухне, нашел зажигалку.
Поначалу я не поняла, зачем он поджигает занавески в гостиной. А потом до меня дошло: Шон был прав: полиция могла заподозрить, что его убил Келвин. Более того, и убийство егеря могли «повесить» на Кэла. Ему нужно было уничтожить улики.
От дивана, который Келвин поджег следующим, повалил густой черный дым, по стенам побежали яркие язычки пламени. Поразительно, с какой скоростью распространялся пожар. Огонь перескакивал со шкафчика на стол, со стола на стулья; стремительно тяжелеющий дым лавиной заполнял комнату.
Когда Келвин широкими шагами направился к выходу, Мэйсон вдавил меня в самый темный угол крыльца. Я только слышала, как ботинки Келвина стучат по ступенькам.
Он уходил. Без меня.
Я дергалась из стороны в сторону, отчаянно пытаясь вырваться, но Мэйсон держал меня в стальных тисках. Я не могла не только двинуться, но и крикнуть. Мое сдавленное мычание было никак не услышать за воем ветра и треском разгоравшегося пожара. Келвин уезжал. Мне нужно было остановить его: я не могла остаться наедине с Мэйсоном, ни минутой дольше.
Послышалось ворчание заводящегося снегохода, а через несколько секунд гул мотора уже пропал вдали.
Мэйсон выпустил меня, и я обвисла на перилах крыльца. Сердце разрывалось, раскалывалось на куски. Упав лицом на руки, я завыла от отчаяния. По лицу катились слезы; кошмар снова затягивал меня, на такие глубины, о существовании которых я даже не подозревала.
– Стой здесь, – коротко бросил Мэйсон. – Я постараюсь вытащить вещи.
Натянув куртку на голову, он рванул в открытую дверь. Я могла бы убежать. Наверное, успела бы добраться до леса. Но понимала: догонит. И, потом, снаряжение у него. Он был прав, черт возьми: в одиночку я бы долго не продержалась.
Я медленно попятилась назад, спускаясь с крыльца, слишком потрясенная тем, что Келвин уехал без меня, чтобы думать о полыхавшем огне. Будто сквозь пелену я глядела, как яркое пламя жадно лижет пол и пускает снопы искр с потолка. Потрескивание и шипение переросли в рев. В дыму тут и там мелькал Мэйсон, метавший в рюкзаки все подряд. Даже на таком расстоянии от жара, вырывавшегося из двери, у меня выступил пот на лице. Каково же было Мэйсону!
Наконец он, пошатываясь, вывалился из дома, жутко кашляя, с двумя рюкзаками на плечах. На лице, покрытом сажей, ярко выделялись белки глаз. По моему выражению лица он, должно быть, догадался, что выглядит устрашающе, потому что стал стирать рукавом куртки сажу, еще больше ее размазывая.
Тяжелые снежинки кружились между нами, покрывая его грязное лицо светлыми веснушками.
– Буран набирает силу! – прокричал он. – Нужно найти укрытие, пока не поздно.



Глава 17

Мэйсон был прав. Липкий мокрый снег летел на нас по склону горы. Сугробы, и так уже покрывавшие землю, быстро росли. Снег облеплял стволы деревьев и пригибал ветви. Никто сейчас в горы не двинется: ни полиция, ни папа. Мы предоставлены сами себе.
Нужно было прятаться. Никакой другой хижины поблизости я не знала, оставалось только искать упавшее дерево или пещеру, и мы потащились, с трудом передвигая ноги. По пути Мэйсон снял с себя флисовую шапочку и отдал мне. За последние полтора дня я стала с подозрением и даже отвращением относиться к таким маленьким проявлениям его «галантности», но сейчас с готовностью приняла ее. Носки промокли еще раньше, и у меня зубы стучали от холода. Я уже была готова променять гордость на любую порцию тепла.
– Спасибо, – выдавила я.
Он кивнул, не разжимая бескровных посиневших губ; на коротком ежике волос заблестели снежинки. Я знала, что надо бы вернуть шапочку, но так замерзла, что отвернулась и притворилась, что ничего не замечаю.
Надо было бы посмотреть карту, найти ближайшее к нам укрытие. Но я не могла придумать, как достать ее, не показав Мэйсону. Узнай он про карту, я стану ему не нужна: заберет – и спасайся каждый, кто как может. Кроме того, если бумага намокнет, могут потечь чернила. Или, хуже того, карта порвется, а то и вовсе расползется.
Мы шли и шли, медленно и осторожно делая каждый шаг, проверяя, что под снегом нет ничего острого, прежде чем перенести на ногу вес тела. Облака закрыли луну, и стало темно, как никогда, даже фонарики мало помогали. Пальцы на ногах онемели; я крепко сжимала зубы, и все равно клацала ими от холода. Пригнувшись от порывов ледяного ветра, я сосредоточилась на ботинках Мэйсона – каждый раз, когда он делал шаг, заставляла себя повторить его. Широкие плечи парня загораживали меня от самого страшного ветра, но тот пробирался в обход, залезая под куртку и облизывая кожу ледяным языком. Вскоре мозг отключился, и я сосредоточилась просто на переступании ногами.
А мои мысли обратились к тому, к чему обращались всегда. К Келвину.



Глава 18

– Я выхожу! – объявила Корби из-за дверки примерочной в JCPenney. Я слышала шуршанье шелка, когда она подошла к двери, открывая защелку. – Не лги мне: я сразу же пойму, что ты врешь.
Я сидела на пуфике в кабинке напротив, открыв дверь настежь. Поспешно дописав эсэмэску, я нажала «отправить» и украдкой уронила телефон в сумочку, немедленно ощутив себя виноватой – мне не нравилось что-либо скрывать от Корби.
– Обижаешь, подруга! Я никогда тебя не обманываю, – заявила я не без угрызений совести.
Корби нарисовалась в проеме в фиолетовом платье с корсетом, юбка затрепетала у ее щиколоток, когда она повернулась на мысках, как диснеевская принцесса.
– Ну? Что скажешь?
– Оно же лиловое.
– И?
– Ты говорила, Медведь терпеть не может лиловый.
Корби состроила преувеличенно выразительную мину:
– Так я для того и покупаю это. Чтобы помочь ему изменить свое мнение. Если он увидит, как я великолепна в лиловом, то поймет, что на самом деле обожает его.
– А его ты тоже заставишь надеть лиловую бабочку?
– Хм, да! – Корби закатила глаза, демонстрируя всю невероятную глупость моего вопроса. – Это же бал. Надо согласовать костюмы – тем более что наша фотография того и гляди попадет в выпускной альбом!
– Выпускные альбомы всегда черно-белые.
– Вот зануда! Да ты хоть попробуй примерить одно-единственное платье! – умоляюще протянула Корби, хватая меня за руки и пытаясь отлепить от пуфика. – Слушай, в прошлом году мы вдвоем ходили за платьями для бала, и обе принимали участие. Я хочу, чтобы в этом году было все так же. Что случилось с нашими парнями? Поверить не могу, что ни один до сих пор тебя не пригласил!
Я не говорила Корби, что меня приглашал Бретт Фишер, но получил отказ. Я не принимала приглашений, неофициально встречаясь «кое с кем». Трудно сказать, как долго еще я могла держать все это в тайне. Да, это было тайной, которую я поклялась не раскрывать, пока не осознала, что она способна прожечь дыру в моей груди.
В сумочке завибрировал телефон.
– Кто тебе пишет? – заинтересовалась Корби.
– Наверное, папа. – С нарочито скучающим видом я тряхнула хвостиком.
Корби расплылась в улыбке, предвкушая вкусную сплетню.
– Бритт, дорогая, у тебя есть тайный поклонник? – поддразнила она.
– Ага, – невозмутимо ответила я, опустив голову, чтобы скрыть краску, залившую лицо.
– Что ж, надеюсь, ты скоро найдешь себе партнера, – уже с серьезным видом сказала подруга, – потому что я не получу от бала никакого удовольствия, зная, что ты в это время сидишь дома, уставившись в телевизор, ешь мороженое и толстеешь. Слушай, идея! А как насчет того мужика, который все с тобой заговаривает, когда мы идем на математику?
– Э… Ты про мистера Бэгшоу?
Корби хлопнула себя руками по бедрам, словно танцор в видеоклипе.
– Да, он самый. Старше тебя, запретная любовь и все такое… Самое то для нашей Бритт.
– Следующее платье, пожалуйста, – холодно произнесла я.
Едва Корби снова исчезла за дверью примерочной, я схватила мобильный. Меня ждала эсэмэска от Келвина.
«Мы сможем сегодня увидеться?»
«А чем ты хочешь заняться?» — ответила я.
«Выберись из дому около одиннадцати. Захвати купальник. Узнать меня нетрудно: я буду в джакузи с коктейлями».
У Верстеегов был бассейн на заднем дворе с джакузи, но как бы ни хотелось провести вечер с Келвином, я уже устала от постоянного секретничанья и тайных свиданий по ночам.
Келвин говорил, что Корби еще не разгадала наш секрет – и никто не разгадал. Убеждал, что, сохраняя все в тайне, мы делали наши отношения только увлекательнее. Я же хотела объяснить ему, что мне уже шестнадцать, что время игр и тайн закончилось, но боялась, как бы он не воспринял это неправильно. Кэлу, в конце концов, было почти девятнадцать. Кто я такая, чтобы давать ему советы, как нам встречаться?
– Я слышу, как ты пишешь! – пропела Корби из-за занавески примерочной. Я почти видела, как она возится с молнией, примеряя очередной туалет. – А предполагалось, что все твое внимание будет уделено мне. Блин! Почему у нас нет настоящего магазина одежды?! Это, конечно, круто, что в нашем городе десять «Макдоналдсов» на человека, но где Macy’s? Придется заказывать платье по Интернету.
Трудно думать о бале, когда знаешь, что не пойдешь. Разумеется, я хотела пойти, но Келвин был не готов вынести наш роман на публику.
Чтобы отвлечься от грустных мыслей о пропущенном бале, о веселье и девчоночьих радостях, которые пройдут мимо меня, я заставила себя думать о светлой стороне. Я встречаюсь с Келвином Верстеегом! Любовью всей моей жизни. Что такое, в сравнении с этим, какие-то глупые школьные танцы?
Прошло всего несколько часов с тех пор, как Келвин поцеловал меня на прощанье после школы, когда мы заскочили в пустой класс и не могли отлипнуть друг от друга, пока не услышали тележку уборщика, с грохотом катившуюся по коридору. Я прикусила губу, чтобы скрыть улыбку. Мы с Келвином знали друг друга всю жизнь. Редкий день, когда янт, украдкой целовал меня.
Приходилось признать: это действительно было волнующе.
Иногда.
Но иногда было и по-другому.
Например, как на прошлой неделе, когда лучший друг Келвина Дэкс Вега застукал нас целующимися на задворках бейсбольного поля после давно уже закончившейся тренировки. Я была прижата спиной к левой двери внедорожника Келвина, и он наклонился ко мне, не оставляя между нами пустого пространства.
Дэкс, не отличавшийся творческими способностями, выдал стандартное: «Кончай лизаться, начинай…!» Он занимался легкой атлетикой вместе с Келвином, особенно преуспевая в беге с препятствиями. В науках его успехи были куда скромнее.
– Не учи ученого! – весело парировал Келвин, заговорщицки подмигивая мне. Я знала, что Кэлу не понравилось бы, если бы я стала оспаривать этот выпендреж на глазах у его лучшего друга, но мы не спали друг с другом.
Дэкс оценивающе оглядел меня с головы до ног, его ухмылка вызывала такое омерзение, словно я перемазалась в слизи.
– Не знал, что у тебя есть подружка, Верстеег.
Я помнила, что мы договорились держать наши встречи в секрете, но разве это не было подходящим случаем наконец-то открыться? Зачем Келвину врать своему лучшему другу? Зачем он просил меня врать моей лучшей подруге? Келвин имел репутацию ветреного парня, никогда не «застревавшего» надолго с одной девушкой, но сейчас все было по-другому. Со мной было иначе. Я ему небезразлична.
Я в этом не сомневалась. И хотелось бы надеяться, что я не пытаюсь саму себя в этом убедить.
– А у меня ее и нет, – весело ответил Кэл.
Они заржали, дали друг другу «пять», потом обменялись мудреным рукопожатием.
– Чувак, у тебя волосы во все стороны торчат, – заметил Дэкс.
Ну да. Я зарывалась пальцами в густые каштановые волосы Келвина и взъерошила их.
Я думала, Келвин отшутится, но он наклонился посмотреться в зеркальце и проворчал:
– Блин, Бритт, мне же после тебя на ужин с предками идти! – Парень безуспешно попытался создать подобие прически.
– Ну и что? Сходишь в душ, какие проблемы? – возразила я, устав сидеть молча, пока парни обсуждают меня, словно я невидимка.
– Ты прямо как мой папаша – вечно поучаешь, что делать дальше, – пожаловался он. – Сосредоточься на поцелуях, ладно? Это у тебя лучше получается.
Фыркнув, Дэкс удалился.
Когда мы с Келвином снова остались одни, я возмущенно на него накинулась:
– Зачем ты дал Дэксу повод думать, что у нас был секс?!
– Затем, детка, – сказал Кэл, забрасывая руку мне на плечо, – что не сегодня завтра он у нас будет.
– Да ну? Любопытная новость, потому как я бы хотела подождать. А когда же ты собирался сказать мне?
Он со смехом отмахнулся от вопроса, но я не шутила. Мне действительно хотелось услышать ответ.
– Скажи мистеру Бэгшоу, чтобы сделал мне поблажку на следующей контрольной, если не хочет, чтобы я разболтала всем про вашу тайную связь, – хихикнула Корби, возвращая меня к реальности.
Когда я не ответила, она добавила:
– Ты же не обиделась, правда? Ты же знаешь: я просто шучу. Я в курсе, что у вас с мистером Бэгшоу ничего нет. Ты бы обязательно рассказала мне, если бы у тебя появился парень, правда?
Увы, неправда. Я приняла решение. «Никакого купания сегодня», – написала я Келвину, надеясь, что тот не сделает вывод, что у меня месячные. Мы встречались уже несколько недель, и я была близка с ним, как ни с кем, но не до такой степени, чтобы просить его обеспечить меня ибупрофеном и грелкой.
«Когда же я увижу тебя в бикини? – написал он. – С завязками, которые смогу развязать…»
«Когда перестанешь скрывать наши отношения», – набрала я. Палец завис над кнопкой «отправить».
В конце концов я стерла текст – не хотела манипулировать своим парнем. Мне было семнадцать, время игр кончилось.



Глава 19

Не знаю, как долго Мэйсон вел меня, подпирая плечом, поддерживая, подбадривая. Неожиданно обнаружив себя еле волокущей ноги вниз по склону в поисках хоть какого-то укрытия, я осознала, что уже не раз на ходу проваливалась в сон и снова просыпалась. В других обстоятельствах я бы с омерзением отодвинулась от Мэйсона, но сейчас слишком вымоталась, чтобы думать об этом.
Он что-то сказал мне на ухо. По тону я поняла, что парень ликует, и с усилием подняла веки, озирая бесконечное кружение снега вокруг. Мэйсон показал на что-то впереди. Когда я, наконец, это увидела, мое сердце тоже зашлось от радости.
Мы доковыляли до поваленного дерева с переплетенными, торчащими над землей корнями. Комья замерзшей глины заполняли дырки между ними, в результате получалось что-то вроде пещеры, тайное убежище от непогоды. Мэйсон помог мне пролезть под полог шишковатых извитых корней, потом залез туда сам. Укрывшись от снега и ветра, я почувствовала, как рассеивается чувство беспомощности. Дерево пахло грязью и гнилью, но яма под корнями была сухой и, в сравнении с хлещущим снаружи ветром, почти уютной.
Стянув перчатки, Мэйсон подышал на руки и энергично растер их друг о друга.
– Как твои ноги?
– Мокрые. – Это был самый длинный ответ, который я смогла дать. От постоянного стука друг о друга болели зубы, а губы застыли двумя ноющими полосками льда.
Он нахмурился:
– Я беспокоюсь, как бы ты их не отморозила. Надо было тебе… – Парень оборвал себя на полуслове, но я поняла, что он хотел сказать. Надо было надевать сухие шерстяные носки, пока предлагали.
Я не чувствовала ног. Даже неприятное покалывание ушло. Трудно заставить себя беспокоиться об обморожении, когда совсем не чувствуешь боли… и когда устала настолько, что ни одна мысль в мозгу не задерживается.
– На, хлебни перед сном, – велел Мэйсон, протягивая мне флягу.
Я сделала несколько глотков, но веки уже падали мне на глаза. В это полубессознательное мгновение я почувствовала, что папа с Иэном молятся за меня. Они знали, что я в беде, они стояли на коленях, прося Господа дать мне сил. Мягкое тепло разлилось по мне, и я тихо выдохнула.
«Не сдавайтесь там», – послала я мысленный сигнал через все огромное пространство, разделявшее нас.
Эта не очень трезвая мысль оказалась последней – потом я заснула.

* * *
Когда я снова открыла глаза, сквозь переплетение корней над головой просачивался молочно-белый свет. Утро. Я проспала несколько часов. Почувствовав шевеление Мэйсона рядом с собой, поняла, что лежу, прижимаясь к нему, и немедленно откатилась, тут же пожалев об этом, когда холодный воздух хлынул в пустоту между нами.
– Проснулась? – спросил он сиплым спросонья голосом.
Я села, задев головой корни. Только тогда и заметила, что Мэйсон расстелил под нами водонепроницаемые коврики, укрыл нас одеялами и спальниками. Меня также немало удивили ботинки Мэйсона, оказавшиеся на моих ногах, – слишком большие, но он туго зашнуровал их, и пальцам в кои-то веки было тепло и уютно. На ногах парня красовались толстые походные шерстяные носки, но я сомневалась, что они защищали от колюче-холодного воздуха.
– Твои носки насквозь промокли, – объяснил он.
– Не надо было отдавать мне свои ботинки, – пробормотала я, испытывая огромную благодарность.
– Я повесил твои посушиться. – Он показал на крючки, прицепленные на скорую руку к одному из корней. – Но пока мы не развели огонь, они больше висят, чем сохнут.
– Огонь, – медленно сказала я, смакуя это слово. Приятное томление растеклось по всему телу при мысли о настоящем тепле.
– Снег прекратился. Самое время выйти за дровами. – Мэйсон перегнулся через меня и стал снимать свою обувь. Разумеется, он не мог пойти за дровами в одних носках, но то, как легко и бесцеремонно он прикасался ко мне, застало врасплох. До этого так непринужденно меня касался только Кэл.
Когда Мэйсон снял с меня ботинки и обулся, я немного застенчиво протянула ему флисовую шапочку.
– Сколько нападало? – спросила я.
– Несколько сантиметров. Все дороги в горы, которые еще оставались открытыми, теперь уж точно закрыты. Дня на два мы предоставлены сами себе, пока их не расчистят. Не волнуйся, – внезапно добавил он, поглядев на меня, словно осознавая, как эти новости могли меня встревожить. – Если не будем паниковать, все будет хорошо. Я и не такое переживал.
Я чувствовала себя странно спокойно в обществе Мэйсона. Но не могла не задуматься: не связана ли его уверенность в себе с тем, что раз дороги перекрыты, полиция его не настигнет. У него появилось время продумать следующий ход – это, казалось, придало ему оптимизма, но я, наоборот, еще сильнее пала духом: никто за мной не придет. Я знала, что Келвин не перестанет искать меня: найдет Корби и вернется, как только сможет, – но не могла на него рассчитывать. Не могла рассчитывать на папу. На полицию. У меня было чувство, словно один за другим мне на грудь падают камни.
– Ты же не уйдешь далеко, правда? – спросила я Мэйсона, вылезавшего из нашего «домика».
Он мгновение внимательно изучал меня, потом в глазах парня вспыхнула озорная искорка.
– Боишься, не вернусь?
– Нет, просто…
Да, именно так.
Поразительно: всего лишь несколько часов назад я пыталась убежать от него. Я не доверяла ему и сейчас не была уверена, что можно доверять. Я по-прежнему была нужна Мэйсону, чтобы выбраться из гор, и, возможно, только потому еще жива. Только поэтому? Я, в самом деле, думала, что он мог меня убить и убил бы? Конечно, если это он убил ту девушку, что мешало ему совершить еще одно преступление? Но на самом деле я понятия не имела, на кого «повесить» ту смерть. А снова спрашивать Мэйсона я не стану – не в моих интересах провоцировать его.
– Попробую поискать сухие ветки у корней деревьев, – объявил Мэйсон. – Вернусь через полчаса.
– Поищи еще живицы, – предложила я.
– Живицы?
– Сосновой смолы. Она липкая, но ее легко отколупать, а горит как бензин, когда подожжешь. – Келвин научил меня этому фокусу много лет назад.
На лице Мэйсона вдруг расцвела одобрительная улыбка, на миг смягчившая его серьезное, «застегнутое» выражение.
– Живицы, значит…
Я еще поспала, пока Мэйсон не вернулся. Услышала, как он проползает под навес корней, и, несмотря на то, что закоченела от холода, повернулась посмотреть, как парень разжигает огонь. Не хотелось быть занудой или выпендриваться, но вдруг бы у меня нашлась еще пара полезных советов? Я не предполагала, что мой опыт пригодится мне в столь жутких обстоятельствах, но внезапно почувствовала огромное удовлетворение, что озаботилась освоением элементарных навыков выживания.
Мэйсон положил четыре небольших палочки рядом, сделав платформу. Потом, подмигнув мне, натер ее липкими каплями смолы. Затем из прутиков сделал шалашик с отверстиями для прохода воздуха. На это ушло некоторое время, как и на то, чтобы поджечь их зажигалкой. Наконец прутики занялись, задымились, потом загорелись.
– Скоро станет тепло, – пообещал он.
Тепло. Почти забытое ощущение.
– Почему ты помогаешь мне, Мэйсон? – спросила я.
Он неловко поерзал, потом замолчал. Наконец произнес:
– Знаю, ты не веришь мне, но я никогда не хотел причинять тебе боли. Я хотел только помочь. С самого начала, но все… вышло из-под контроля, – уклончиво закончил он.
– Ты боялся Шона? Боялся выступить против него? – Я-то думала, это Шон боялся Мэйсона.
Парень не ответил.
– Мне не жаль, что он мертв, но я сожалею, что ты потерял его. Мне жаль, что тебе пришлось видеть, как он погиб.
Мэйсон горько усмехнулся, качая головой, которая склонилась к коленям.
– Мне тоже, – тяжело сказал он. – Ты и представить себе не можешь насколько.
– Не думала, что он умрет… вот так, – тихо прибавила я, все еще переживая из-за того, как равнодушно Келвин убил Шона.
– Ладно, бог с ним, с Шоном, – проворчал Мэйсон, на мгновение помрачнев от сожаления. Он сморгнул, явно выбрасывая из головы все эмоции, неготовность смириться с уходом Шона. – С этой минуты только ты и я. Будем командой, ладно? – Он протянул руку.
Я посмотрела на нее, но пожимать не стала.
– Почему я должна доверять тебе?
– Похоже на собеседование: «Почему я должна нанять вас в нашу компанию?», «Почему вы считаете себя лучшим кандидатом на эту должность?».
– Я серьезно.
Он пожал плечами:
– Я – все, что у тебя есть.
– Это еще не причина доверять тебе. Окажись я в этой пещере с Шоном, я бы не доверяла ему, будь он даже единственным человеком на сотни километров вокруг.
– На самом деле это скорее нора.
Я подавила вздох.
– Зачем я тебе? Ты умеешь развести костер, ты явно не новичок в лесу, опытный походник. Почему не бросишь меня и не позаботишься о себе?
– Ты так этого хочешь?
– Конечно, нет! – поспешно выпалила я, вздрагивая при мысли, что останусь один на один с бесконечными заснеженными горами. – Наоборот: наши шансы на выживание увеличиваются, если мы будем держаться вместе.
– Прямо мои слова!
– Так ты используешь меня?
– Не больше, чем ты меня.
Я замолчала. Было огромным облегчением наконец получить возможность задавать Мэйсону вопросы, но наш разговор не приносил того удовлетворения, на которое я рассчитывала. У меня складывалось четкое впечатление, что он не отвечает прямо – только самый минимум, огрызок приманки и не больше.
– Тебе нужна причина, чтобы доверять мне? – наконец спросил мой спутник, каким-то образом почувствовав мое раздражение. – Я не Мэйсон. Меня зовут Джуд.
Я вздрогнула:
– Что?
Парень достал из кармана и открыл бумажник, вытащил водительские права, лежавшие за прозрачным пластиком, и протянул мне.
Документ был выдан в Вайоминге на имя Мэйсона К. Герцена.
– Как настоящие, правда? – спросил Мэйсон. – Но это подделка. – Парень протянул мне другую карточку, тщательно запрятанную под первой. Только теперь закрыл пальцем свою фамилию и адрес.
На этих правах была та же фотография, что и на первых, но выданы они были в Калифорнии.
– Не понимаю, – призналась я.
– Мне не хотелось открывать Шону свое настоящее имя.
– Почему?
– Не хотел давать ему возможность найти меня, если бы мы расплевались. И я не доверял ему. А вот тебе открываюсь, хотя и не уверен, что могу доверять тебе. Потому что надеюсь, что и ты пойдешь мне навстречу. Возможно, взамен я могу рассчитывать, что и ты поделишься своими секретами.
– Я не скрываюсь под чужим именем. И нет у меня никаких секретов, – возразила я, недоумевая, что за игру он ведет, что хочет выведать.
– А вот это неправда. Ты говорила, вы с Корби приехали в горы вдвоем.
Я нахмурилась:
– Но так и было.
– Тогда что твой бывший тут делает? Келвин, так его зовут, верно? Дороги закрыты, значит, он приехал сюда до начала метели, два дня назад. Ты знала, что он будет здесь?
– А что, если и знала?
– Тогда почему не сказала о нем? Там, в хижине, до того, как поняла, что Шон опасен. Почему не сказала правду?
Потому что заинтересовалась Шоном и не хотела лишить себя шансов, упоминая своего бывшего парня. Однако признаваться в этом было слишком стыдно, поэтому я дала ответ, оставлявший возможность примириться с самой собой.
– А может, я все-таки не полностью доверяла вам с Шоном, и хотела припрятать туз в рукаве, на всякий случай. Выходит, поступила мудро – Келвин застал Шона врасплох. – До меня только сейчас дошло, что не попытайся я сбежать из хижины рейнджеров, Келвин застал бы всех нас врасплох, и я была бы сейчас с ним. От осознания этого у меня перехватило дыхание, как от удара в живот.
– Как думаешь, Келвин в Айдлвайлде? – спросил Мэйсон.
– Понятия не имею. – Конечно, я думала, что Келвин там. Если он нашел Корби, то, конечно, отвез ее домой.
– Ты можешь найти его отсюда?
Я изучающе посмотрела на Мэйсона, пытаясь понять, что он задумал. С картой Келвина мне не составило бы труда вывести нас к усадьбе Верстеегов. Но с чего Мэйсону хотеть помочь мне добраться до Айдлвайлда?
– Полагаю, да, – наконец ответила я, неуверенная, что мне стоит на что-то подписываться, пока я не разобралась в его игре.
– Айдлвайлд ближе, чем следующая станция рейнджеров?
– Примерно на пару километров ближе.
– Тогда, думаю, пойдем туда. Что он за человек, этот Келвин?
– Ты еще спрашиваешь? – фыркнула я. – С ним лучше не связываться. Ты же видел. Когда вы брали нас в заложники, то понятия не имели, во что ввязываетесь. Келвин не отступится, пока не разыщет меня. Он уехал искать Корби, но вернется. У тебя есть все причины бояться его, Мэйсон, – предупредила я.
– Джуд.
– Ты действительно хочешь, чтобы я так тебя называла? – спросила я с легким раздражением. – Я звала тебя Мэйсоном все это время и не уверена, что способна увидеть кем-то еще.
Его глаза стрельнули в мою сторону, на лице появилось загадочное выражение, которое я не могла «прочитать»:
– Попробуй.
– Джуд! – произнесла я с еще большим негодованием. – Джуд, – повторила я, уже мягче, пробуя слово на вкус. Пожалуй, такой вариант мне нравился больше, хотя я бы ни за что не призналась в этом парню. – Какое-то оно короткое, мне всегда нравились мужские имена из двух слогов. И напоминает о той песне «Битлз»[16]. Или о Джуде Лоу, на которого ты совсем не похож, – быстро прибавила я.
Парень подпер рукой подбородок, изображая задумчивость:
– Действительно, ничего общего.
Вопреки собственному желанию, я расхохоталась. И немедленно пожалела об этом, когда Мэйсон – Джуд – улыбнулся в ответ, явно довольный своей шуткой. Улыбка, казалось, открыла его лицо, смягчая стальные углы и согревая холодный, закрытый для посторонних взгляд. На мгновение он показался мне привлекательным и даже красивым, но я немедленно с негодованием отвергла свое чувство как ненастоящее. Если стокгольмский синдром существует, то – я была уверена – мое влечение было его ранним проявлением.
И все равно. Возможно, я и начну называть его Джудом. В конце концов, если мы собрались выживать вместе, наверное, полезно будет увидеть в нем нового человека. Не похитителя, а, скажем так, парня с темным прошлым. Того, кто не пошел против Шона, но хотел пойти. Того, кто поможет мне, если я помогу ему.
– Меня назвали в честь апостола Иуды[17], также известного как Иуда, святой покровитель безнадежных дел.
Я с сомнением посмотрела на него.
– Святой покровитель безнадежных дел? Да ладно! Правда, что ли?
– Конечно, правда. Я же сейчас здесь с тобой, разве не так?
Я вскинула подбородок:
– Ты считаешь меня безнадежным делом?
– На самом деле нет, – ответил он, посерьезнев. – Даже наоборот. Полагаю, у тебя гораздо больше талантов, чем люди привыкли считать. Порой я задумываюсь, какой девушкой ты была до того, как отправилась в этот поход.
Он задумывается обо мне? А что еще он обо мне думал?
Джуд пристально посмотрел на меня, заставив почувствовать, будто я на глазах становлюсь прозрачной – неприятное ощущение, – и добавил:
– Я наблюдал, как ты общаешься с Корби, и подумал, что, наверное, дома, в кругу друзей и семьи, ты становишься немного другой Бритт. Притворяешься менее способной. Но здесь, в горах, ты не та девушка. Мне нравится, как ты смело смотришь в лицо своим страхам. И, хотя обычно это и не считается достоинством, ты отменная лгунья. Сколько раз ты манипулировала Шоном с помощью весьма убедительной лжи?
Мне не понравился долгий невозмутимый взгляд его карих глаз, и я быстро воскликнула:
– Если с захватом заложников у тебя не выгорит, уверена, ты мог бы попробовать силы в ясновидении!
Он потер большим пальцем об указательный, словно ожидая денег.
– Дай хоть чаевые – мой первый заработок на этом поприще.
– Вот тебе вместо чаевых совет: в следующий раз придумай историю не столь нелепую и безумную. Глядишь, жертва и поверит.
Теперь настал мой черед самодовольно ухмыльнуться, увидев в его глазах искорку веселья. Может, я и застряла в диком лесу, но чувство юмора мне пока не отказало.
– Тебе не кажется странным, что Келвин застрелил безоружного человека? – спросил Джуд, возвращаясь к прежней теме.
Я колебалась. Мне хотелось защитить Келвина. Мысленно я уже перебрала все возможные оправдания. Он был вне себя от беспокойства. Он искренне верил, что Шон так или иначе причинил вред нам с Корби. Он выбрал лучший выход в данных обстоятельствах. Все это я говорила себе много раз, но решение Келвина все равно глубоко встревожило меня.
Резко вдохнув, я ответила:
– Нет, не кажется. Он знал, что Шон лжет. Келвин не дурак. Он знал, что мы с Корби находились – и находимся – в опасности, и знал, что Шон, по крайней мере частично, в этом повинен. Да и вообще, невинной овечкой Шона не назовешь. Сколько раз он направлял оружие на меня и на Корби? Мы были безоружны. Тебе, кажется, тогда на это было наплевать. Ты злишься просто потому, что Шон был твоим другом. Поменяйся они местами, и Шон застрелил бы Келвина без колебаний. Не станешь же ты убеждать меня, будто Шон чувствовал хоть каплю сожаления, убив егеря. И не забывай о полицейском, в которого он выстрелил перед тем, как вы убежали в горы, и о девочке, которую отправил в больницу. Шон сам чужую жизнь ни в грош не ставил. Мне не жаль, что Келвин убил его.
Джуд кивнул. Не в том смысле, что он согласен со мною, а скорее, что понимает мое настроение и принимает его к сведению.
– Что ж, думаю, нам определенно нужно идти в Айдлвайлд. Если Келвин найдет Корби, он привезет ее туда. Значит, доставить тебя в Айдлвайлд и вернуть друзьям – наша первейшая задача.
Изумленно воззрившись на него, я во второй раз спросила:
– Зачем ты помогаешь мне?
Он откинулся на переплетение корней, складывая руки за головой и скрещивая ноги, окидывая мир взглядом беззаботного дровосека:
– Может, я делаю это для себя. В моих интересах объясниться с Келвином. Знаешь ли, мне бы не хотелось, чтобы он и меня застрелил, – произнес он шутливым тоном, но – или мне показалось? – с оттенком мрачной серьезности.



Глава 20

Мы сидели на ковриках и спальниках под навесом из корней, склонившись над костром, и впитывали каждую волну последнего тепла. Джуд еще порасспрашивал про Келвина, отчего я подумала, что он и в самом деле побаивается его, но в основном беседа была исключительно светской.
Пока Джуд говорил, я поймала себя на том, что не могу его понять. Почему он уехал из Калифорнии? Как вляпался в немыслимую дружбу – или, возможно, следовало сказать «партнерство» – с Шоном? Мне хотелось спросить его, но я боялась, что он увидит в этом уловку, попытку вытянуть из него подробности, которые я потом передам полиции. Отчасти именно так и было. Как сознательный гражданин, я должна была помочь полиции арестовать Джуда. Но лично мне парень становился все более интересным. По причинам, разбираться в которых я не хотела.
Я уже начинала задремывать под низкий приятный голос Джуда, как вдруг он без предупреждения объявил:
– Когда мы придем в Айдлвайлд, Келвин наверняка захочет передать меня властям. Взять тебя в плен придумал Шон, но я ему не перечил. – Парень нахмурился. – Возможно, он попробует задержать меня силой.
Внезапно испугавшись, что Джуд может передумать помогать мне дойти до Айдлвайлда, я быстро пробормотала:
– Мы можем сказать Келвину, что ты пошел против Шона и помог мне убежать.
– Твоя история будет противоречить версии Корби.
– Мы скажем Келвину, что ты пошел против Шона после того, как вы меня похитили. Что ты поначалу боялся спорить с ним, потому что он был главарем и у него был пистолет, но потом, когда ты увидел, как ужасно он со мной обращается, решил взять дело в свои руки.
Джуд покачал головой, явно не убежденный:
– Это все равно не отменяет факта: поначалу я взял тебя в заложники. Келвин не производит впечатление человека, который легко прощает. Для него не существует понятия ошибки. Он захочет возмездия.
Не существует понятия ошибки? «Он говорит, словно отец Келвина», – мелькнула в голове мысль.
– Я поговорю с ним, – пообещала я. – Меня он послушает.
– Да ну?! – ответил Джуд странно спокойным тоном. – Мне не показалось, что Келвин склонен кого-то слушать. Его явно не заботило, что хотел сказать Шон.
Наш разговор неожиданно вышел из-под контроля. Мне нужно было убедить Джуда в том, что Келвин не причинит ему вреда, но, по правде говоря, я не знала, как Кэл встретит нас, когда мы доберемся до Айдлвайлда. Особенно с учетом того, как он убил Шона. Не хотелось верить, что Кэл способен столь хладнокровно застрелить и Джуда, но я не могла исключить такой исход.
– Даже если случится чудо и тебе удастся уговорить Келвина отступить, – продолжал Джуд, – как насчет полиции? Тебе придется рассказать, что произошло. Все выплывет наружу, включая и мое участие в твоем похищении.
– Нет, – отрезала я, решительно качая головой. – Я не расскажу им про тебя.
– Намеренно, может, и нет. Но тебе придется им признаться. Тебя ждет целая литания вопросов, и правда так или иначе выплывет. В эту историю ты вляпалась не по своей воле, тебе нечего скрывать. Тебе незачем покрывать меня, и мы оба это знаем.
– Неправда. Послушай, это Шон придумал взять меня в заложницы. Если ты обещаешь помочь мне, я совру ради тебя. Я… сделаю все, что захочешь! – в отчаянии выпалила я.
Он посмотрел мне в глаза, приковывая к себе проницательным взглядом:
– Думаешь, я помогаю тебе только потому, что хочу получить что-то взамен?
Я не знала, почему он мне помогает. Но единственным логичным объяснением было то, что он ждет какого-то вознаграждения. До этой минуты я старалась не задумываться над тем, на что мне придется пойти, чтобы выжить в горах, но твердо решила сделать это во что бы то ни стало. Я не собиралась умирать. Сделаю все, что потребуется. Если придется на время отослать разум в другое место, что ж, да будет так.
Джуд внезапно качнулся в мою сторону, и я отпрянула с испуганным вскриком, слишком поздно сообразив, что он всего лишь решил поменять положение. Парень недовольно фыркнул:
– Что, думаешь, я тебя трону? После всего, что было? Да ты уже бог знает чего напридумывала, как я погляжу. Кучу низменных гадостей, которые я потребую в обмен на то, чтобы довести тебя до Айдлвайлда. И не отрицай: это написано на твоем лице. Короче, хватит трястись. Ни к чему я тебя принуждать не буду. И постараюсь не вспоминать, что ты обо мне вообразила. Я захватил тебя в заложники, потому что не видел иного выхода. Прости, что втянул тебя в этот кошмар, но хочу напомнить: я пытался вас остановить. И, пока мы не сошли с темы моей личности, позволь мне тебя успокоить: я никогда не был с женщиной, которая бы этого не хотела, – закончил он с почти нескрываемой обидой.
– Я же совсем тебя не знаю, – забормотала я, потрясенная не только его проницательностью, но и темой, в которую мы залезли. Мне не хотелось говорить с Джудом о сексе. Я всего лишь хотела выбраться отсюда живой. – Поэтому прости, пожалуйста, что засомневалась.
У Джуда уже была готова колкость – она читалась в горячем сердитом взгляде парня, – но в последний момент напряжение ослабело, и он погрузился в мрачное молчание.
Я опустила голову к коленям, отчаянно желая, чтобы носки высохли поскорее. Я не могла полностью вытянуть ноги в нашей крошечной крепости, не коснувшись Джуда. Он сидел так близко, что я слышала его дыхание, каждый взволнованный вдох.
– Почему ты порвала со своим бывшим? – неожиданно спросил Джуд. Он не смотрел на меня, но я чувствовала: парень изо всех сил старается, чтобы его вопрос звучал дружелюбно. А может, и не дружелюбно, но хотя бы не оскорбительно. Как и я, он, возможно, осознал, что мы оба влипли, и в наших интересах поддерживать отношения на возможно более приличном уровне. – Я слышал, ты несколько раз звала его во сне.
Вместо смущения я почувствовала обиду, что не могла вспомнить тот сон. В основном я видела сны, в которых мы с Келвином никогда не расставались. В которых он все так же жил в трех кварталах от меня, и я могла позвонить ему или остановиться рядом с его домом, когда хотела. Мне снилось, что мы по-прежнему вместе ходили в школу и что он хранил свои книги и солнечные очки в моем шкафчике. Я никогда не видела снов о темной стороне наших взаимоотношений, о временах, когда Келвин ходил расстроенный очередной ссорой с отцом и не желал со мной разговаривать, наказывая меня за отца. В такое время он, казалось, действительно верил, что весь мир идет на него войной. Я пыталась изгнать из головы эти воспоминания, особенно сейчас, когда мне было так отчаянно нужно цепляться хоть за какую-то надежду.
– Это он порвал со мной.
– Вот тупой! – воскликнул Джуд, наклоняя голову, чтобы посмотреть мне в глаза, и улыбаясь. Я чувствовала: он просто хочет поднять мне настроение.
– Кэл не тупой, он очень умный. И непревзойденный походник. Знает эти горы как никто, – добавила я, подпуская немного угрозы. Если мы не придем в Айдлвайлд, он найдет меня.
– Он часто сюда приезжает?
– Раньше да. Пока не поступил в колледж.
– Он студент?
– В Стэнфорде.
Джуд помолчал, переваривая сказанное. Потом тихонько присвистнул:
– Ты права, он очень умный.
– Достаточно, чтобы проследить наш путь до хижины рейнджеров, – поддала я жару. – Достаточно, чтобы не дать Шону себя провести.
– И убить его. За ложь и похищение. А у него, должно быть, горячий норов.
– Нет у него горячего норова. Скорее… – как же это сказать? – …у него обостренное чувство справедливости.
– Такое, что оправдывает убийство безоружных людей?
– Шон убил безоружного егеря! Говорил котлу горшок: больно черен ты, дружок!
– Ты, часом, не помнишь, сколько баллов у Келвина за «АОТ»?
Я фыркнула:
– А тебе-то что?
– Просто любопытно, обогнал ли он меня – умнее ли он, чем я.
– У него две тысячи сто, – гордо ответила я. Попробуй, обгони!
Джуд хлопнул себя ладонью, явно впечатленный.
– Да, с такими баллами – одна дорога: в Стэнфорд.
– Келвин специально получал ужасные оценки в школе, чтобы отомстить отцу. Тот придавал слишком большое значение табелям и рейтингу школьников. А затем блестяще прошел «АКТ» и «АОТ». Это так по-келвински. Ему все надо сделать по-своему. Особенно когда речь заходит об отце. Они не очень-то ладят.
– А ты была у Келвина в Стэнфорде? Вы заходили в тот ресторан в центре, Kirk’s, – с зелеными стенами? Там лучшие стейки в мире.
– Нет, мы порвали с ним через несколько недель после того, как Келвин закончил школу. А откуда ты так хорошо знаешь Пало-Альто? Ты там бывал?
– Я там вырос.
– Далеко же ты забрался от дома…
Он легкомысленно махнул рукой.
– Устал от идеальной погоды. Каждому человеку нужно время от времени попадать в пургу, в смертельно опасные приключения, знаешь ли.
– Очень смешно. – Я порылась в рюкзаке, надеясь вопреки всему, что, забирая вещи из багажника джипа, Джуд машинально захватил и…
Да. Вот она. Стэнфордская бейсболка, которую Келвин получил в прошлом году, когда ездил с отцом на день открытых дверей – он тогда еще выбирал между Стэнфордом и Корнеллом. Перед отъездом я попросила Келвина оставить ее мне на память на время разлуки. Хотелось иметь при себе его частичку, и я совершенно не собиралась отдавать бейсболку обратно. В конце концов, это не было справедливым обменом: как-никак, я отдала ему свое сердце, все без остатка.
– Кэл дал мне эту кепку незадолго до окончания школы. Вот и все мое знакомство со Стэнфордом.
– Тебе дал это Келвин?
Я протянула ему бейсболку, но Джуд не взял ее сразу, а неожиданно напрягся, словно не хотел касаться Келвина и моего прошлого. Наконец он с сомнением забрал бейсболку из моих рук. Парень поворачивал ее так и сяк, внимательно осматривая, не говоря ни слова.
– Похоже, ты в ней что-то красила, – заметил он, проводя пальцем по желтому пятнышку наверху.
– Наверное, это горчица – испачкалась во время матча. – Я поскребла пятно ногтем, стирая его. – Кэл обожает бейсбол. Отец никогда не разрешал ему играть – типа, тренировки совпадали с теннисом и лыжным сезоном, но смотреть он ходил. Его лучший друг, Дэкс, был питчером школы. Когда Келвин был еще маленьким, он всем говорил, что будет играть в Главной лиге. Однажды он взял меня посмотреть игру «Пчел» в Солт-Лейк-Сити. – При воспоминании о том матче мой голос неожиданно сорвался. Каждый раз, когда «Пчелы» получали очко, Кэл наклонялся и целовал меня. Мы сидели в креслах, скрытые морем беснующихся фанатов, вскакивавших от восторга, и на несколько мгновений оказывались совершенно одни.
Я уткнулась лицом в ладони – мне как никогда не хватало Келвина. Если бы он был здесь, вывел бы меня с гор. Мне не пришлось бы с таким трудом читать карту – маршрут прокладывал бы он. Я вытерла глаза, удерживая слезы, хотя больше всего мне хотелось именно этого: как следует выплакаться.
– Ты скучаешь по нему.
Да. Особенно сейчас.
Джуд продолжал:
– А ты виделась с Келвином после того, как он уехал в универ? Я имею в виду, до той встречи два дня назад на заправке. Тебе не выпадало случая поговорить с ним, побыть наедине?
– Нет. Келвин домой не приезжал. Не считая последних двух дней, я не видела его восемь месяцев.
– Даже на Рождество не приехал? – Джуд поднял брови.
– Нет. И я не хочу больше говорить о Келвине, и не хочу говорить о себе. – О Джуде я тоже не хотела говорить, но эта тема казалась безопаснее неловкой игры в «хоть бы Келвин оказался здесь».
Джуд снова протянул мне свою флягу, но меня не настолько мучила жажда, чтобы пить затхлую воду. Хотелось кока-колы, кукурузных хлопьев, пюре с соусом и тост с настоящим маслом, а не маргарином. Я внезапно осознала, что не ела с вечера. Желудок болезненно скрутило, и я задумалась, как мы с Джудом собрались дойти до самого Айдлвайлда на одной воде.
Джуд, как всегда внимательный, прочитал мои мысли:
– У нас три фляги воды и два батончика мюсли, но, думаю, нужно приберечь еду до того времени, когда она действительно нам понадобится.
– А что случилось с четвертой флягой? Я слышала, Шон говорил, мы выходили из хижины с четырьмя.
– Я оставил одну Корби. – Парень поднес палец к губам. – Не говори Шону, это наш маленький секрет.
Я уставилась на Джуда. Извращенного черного юмора я не оценила, но от этого великодушного поступка сжалось горло. Хотелось стиснуть ему руку и заплакать одновременно.
– Ты? Оставил? – наконец выдавила я.
– Ага. Флягу и два батончика мюсли. Этого должно хватить на время пурги. Через день-другой она сможет добраться до дороги. С ней все будет хорошо. Я понимаю, ты беспокоишься за нее, Бритт, но из двух вариантов: остаться в теплом доме в одиночестве или пойти с нами в метель, выбиваясь из сил и голодая, – ей достался наилучший. Соврав про ее диабет, ты, возможно, спасла ей жизнь. Помню, я говорил, будто поддержал твою легенду ради себя самого, но я был в таком раздражении, что просто на мгновение вышел из себя. На самом деле, я быстро понял, что ты задумала, и меня поразили твои находчивость и храбрость. Мне нужно было сказать тебе это еще тогда. Что ж, говорю сейчас: ты должна гордиться тем, что сделала.
Я едва слушала его похвалу, слишком занятая тем, что он сказал вначале.
– Но… почему ты так заботился о Корби?
– Тебя удивляет, что я не стопроцентный негодяй? – Джуд скривил рот в вымученной улыбке.
Это был самый благородный его поступок, и я не знала, что сказать. Как ни соблазнительно было не отступаться от первоначального решения: держать его на расстоянии холодной враждебностью, – у меня не оставалось на это сил. Я устала городить стены. Смаргивая слезы, я просто судорожно выдохнула и прошептала:
– Спасибо тебе, Джуд. Не знаю, как благодарить тебя.
Он коротко кивнул, принимая благодарность и скрывая за этим жестом чуть заметную гримасу, в которой отразились – я была почти уверена – смущение и неловкость оттого, что его провозглашают героем. Чтобы избавить парня от замешательства, я решила сменить тему:
– Как думаешь, ботинки с носками уже высохли? Мне нужно в кустики. – Я хотела еще раз взглянуть на карту, особенно если мы собрались скоро выступать, но и уединиться тоже не помешало бы.
Зашнуровав ботинки, я выползла в снежное безмолвие. Далеко, чтобы не потерять убежище из виду, не пошла – только чтобы зайти за дерево. Присев за толстым стволом, я вытащила карту Келвина. Он пометил старый заброшенный лабаз трапперов меньше чем в полукилометре от нас. Подпись гласила: «крыша полуразрушена, хорошая защита от ветра». Эх, чтоб мне обнаружить этот лабаз прошлой ночью, в разгар бури! Келвин обозначил хижину зеленой точкой. На карте были еще две такие точки: одна рядом с домом, где я впервые встретила Джуда и Шона. Третья тоже, судя по всему, отмечала укрытие. Рядом с нею Келвин просто написал «Разбитые окна». Домик был, вероятно, заброшен, но находился как раз на пути к Айдлвайлду; будем надеяться, что нам с Джудом удастся там передохнуть.
Рассчитывая найти в лабазе что-нибудь полезное, типа упаковок от мюсли, оставленных походниками, которые можно было бы использовать в качестве растопки, а также потому, что уже была почти что на месте, я решила проверить хижину. Джуд переживет, если я вернусь на несколько минут позже.
Пользуясь картой, я пробиралась через лес. Ветки цеплялись за одежду, пробуждая в голове образы костлявых пальцев с длинными когтями. Вздрогнув, я заставила себя выбросить эти мысли из головы, внезапно пожалев, что не взяла с собой Джуда.
Наконец деревья расступились, открыв покосившийся сруб, без окон, без отделки. На вид ему было больше ста лет. Дверь была такой узкой и низкой, что в нее пришлось бы пролезать на четвереньках.
Крохотный лаз не был ошибкой маунтинменов[18], построивших хижину. Когда сюда прибыли первые трапперы, в Вайоминге и Айдахо обитало множество гризли. Они и сейчас есть, но не в таких количествах. Поэтому трапперы делали все двери в своих постройках настолько маленькими, чтобы медведю было не пролезть – ради сохранения бобровых шкурок, да и собственной жизни, конечно. Я знала эти исторические подробности от Келвина, который во время очередного похода вместе с Дэксом пережидал грозу в похожей хижине трапперов прошлой весной.
Когда я подошла поближе, в глаза бросился обрывок желтой ленты, повисший на кустике полыни. Полицейской ленты. Холодок пробежал по спине, словно эта находка что-то значила для меня.
Дверь хижины скрипнула на ветру.
Я попятилась, внезапно похолодев от нехорошего предчувствия. Волосы на голове встали дыбом. Я не отрывала глаз от двери, боясь, что если отвернусь, оттуда выскочит что-то ужасное.
И тут-то мой мозг наконец включился.
Я знала эту хижину: ее показывали в прошлом октябре в новостях, когда в ней была найдена убитой девушка, Кимани Йовелл.



Глава 21

Кимани Йовелл. Мисс индейских племен шошонов-банноков. Победительница школьного конкурса красоты, убитая в октябре. Ее смерть не стала такой громкой новостью, как гибель Лорен Хантсмен, просто потому, что у Кимани не было богатой семьи. В ночь своей гибели Кимани поссорилась с бойфрендом на вечеринке в Форт-Холле[19], ушла одна, но он выследил ее, завез в горы, задушил и затолкал тело в трапперский лабаз. Если бы туристы случайно не наткнулись на останки, парню, возможно, все сошло бы с рук.
Кимани ходила в школу в Покателло, соперничавшую с нашей, поэтому ее история переживалась нами очень болезненно. А теперь от этого воспоминания заледенела кровь. Вот здесь она умерла. В том самом лесу, где я сейчас боролась за свою жизнь.
Дверца лабаза снова скрипнула, и что-то темное и живое неуклюже выкатилось наружу, вгрызаясь в снег огромными когтистыми лапами. Покрытый толстой маслянистой шерстью зверь был крупнее собаки. Он остановился как вкопанный, вздернув нос, явно ошеломленный моим появлением. Глаза сверкали голодным блеском на фоне серебристой морды. Хриплое ворчание клокотало в глубине горла.
Я слышала истории о росомахах. Им хватало силы и ярости, чтобы одолевать животных в три раза больше себя.
Росомаха пошла на меня, поразительно медвежьей походкой. Я развернулась и бросилась наутек.
За мной слышались размашистые прыжки. Охваченная паникой, я попыталась оглянуться и поскользнулась. Ледяная слякоть пропитала штанину джинсов, а я зарылась пальцами в снег, отчаянно пытаясь схватиться за что-нибудь, чтобы подняться. Схватив первую попавшуюся палку, я оторопело уставилась на нее. Длинная кость, обглоданная дочиста и испещренная отметинами зубов. Вскрикнув, я отбросила ее, сумела ощутить под собой утопавшие в слякоти ноги и снова понеслась вперед к сливавшимся в серый туман деревьям. Имя моего похитителя было единственной ясной мыслью, колотившейся у меня в голове.
– Джуд! – закричала я, молясь, чтобы он меня услышал.
Ветки хлестали по лицу, в глубоком снегу вязли ноги. Я рискнула еще раз оглянуться – росомаха была в нескольких шагах сзади, в глазах чернело грубое животное упорство.
Вслепую лавируя между деревьями, я судорожно пыталась сориентироваться. В какой стороне Джуд? Взгляд метался по снегу. Почему я не вижу своих следов? Куда я бегу: к нему или от него?
Я снова позвала; крик, отражаясь от деревьев, рассеялся в безбрежном небе. Ни одна птица не взлетела. Он не слышал меня. Никто не слышал. Я осталась одна.
Руки, израненные еловыми иголками, стали липкими от крови, но я не замечала боли, почти чувствуя, как острые зубы и мощные крючковатые когти впиваются мне в ноги.
Внезапно что-то схватило меня сзади. Пошатнувшись, я стала отчаянно брыкаться, пытаясь одновременно вырваться и устоять на ногах. Если бы я упала, не поднялась бы уже никогда.
– Успокойся, Бритт. Я не причиню тебе вреда.
При звуках голоса Джуда в груди словно бы развязался тугой узел. Я сдулась, как проколотый шарик, и повисла на нем, застонав от облегчения.
Джуд постепенно ослабил хватку, убедившись, что я твердо стою на ногах.
– Я не причиню тебе вреда, – повторил он, поворачивая меня лицом к себе. Его глаза внимательно оглядывали меня, озадаченно и обеспокоенно. – Что случилось?
Я уставилась на свои расцарапанные, окровавленные руки, потеряв голос.
– Слышал, ты кричала… Думал, медведь… – Он долго неровно выдохнул.
Ни о чем не думая, я прижалась лицом к его груди, из горла вырвался всхлип. Мне просто хотелось, чтобы чьи-то руки меня держали. Пусть даже руки Джуда.
Он попробовал отстраниться, ошарашенный моими объятиями. Когда я так и не отпустила его, он словно против воли накрыл мои руки своими. Джуд погладил их – сначала неохотно, потом перестал стесняться и гладил меня, успокаивая. Я была рада, что он не прикасался ко мне так, будто я сейчас сломаюсь. Мне нужно было знать, что он несокрушимый и настоящий. Когда Джуд бережно прижал мою голову к себе и забормотал в ухо что-то утешительное, я больше не могла сдерживать слезы: зарылась лицом в его куртку и от души расплакалась.
– Я здесь, – нежно уговаривал он меня. – Я никуда не уйду. Ты не одна.
Джуд накрыл подбородком мою макушку, и я неосознанно прижалась к нему еще теснее. Было холодно. Я промерзла до костей, лишилась последней капли тепла и, позволив ему держать меня, почувствовала себя до дрожи хорошо.
Несмотря на холод, Джуд снял с себя куртку и укутал мои плечи.
– Расскажи, что произошло.
Мне не хотелось вспоминать случившееся – он только посмеется надо мной. Росомаха, сколь угодно злобная, не стоила таких рыданий. Все могло быть и хуже – вместо нее мог бы вылезти гризли. Я так часто дышала, что у меня поплыла голова.
– Выпей-ка это. – Джуд достал из кармана маленькую бутылочку. Я так тряслась, что едва почувствовала, как обжигающая жидкость стекает в горло, холодная и горькая. Хлебнув еще, я поперхнулась и закашлялась. Вскоре тепло уверенной волной растеклось по телу, и дыхание выровнялось.
– Сначала мне показалось, что это медведь. – Я крепко зажмурилась, чувствуя, что снова начинаю дышать рывками. Перед глазами по-прежнему стояла оскаленная морда зверя. – Это была росомаха, она напала. Я думала, она убьет меня.
– Должно быть, услышала, как я подхожу, поняла, что силы неравны, и дала деру. Когда я нашел тебя, ее уже и след простыл, – сказал Джуд, еще крепче прижимая меня к себе.
Успокоившись, я сделала еще один глоток и продолжила:
– Она пряталась в старом трапперском лабазе, в том, где в прошлом октябре нашли убитую девушку. Помню, я видела в новостях очень похожий домик, а сейчас нашла обрывок желтой полицейской ленты на кусте у хижины. Думаю, это тот самый лабаз. А рядом я нашла кость. Это же не может быть ее костью, правда? Следователи бы постарались вывезти все останки, да? Пожалуйста, скажи мне, что ты не думаешь, будто это ее!
Я вспомнила ощущение пустоты, когда держала кость, свидетельство смерти. И тут же мысли обратились к высохшей мумии в кладовке той, первой хижины, заставив почувствовать, будто смерть сочилась из каждого склона этих гор. И зачем меня только потянуло в это ужасное место?
Джуд взял меня за плечи, пристально вглядываясь в мое лицо. Он помрачнел, как пасмурное небо, губы сосредоточенно сжались.
– Что за девушка?
– Кимани Йовелл. Помнишь, о ней говорили в новостях? Старшеклассница из школы Покателло, пианистка, уже дававшая концерты. Ее по всей стране приглашали играть. Все говорили, она пойдет в Джульярдскую школу[20] – такая она талантливая. А потом Кимани убил парень, с которым она повздорила. Задушил и спрятал тело здесь.
– Я помню ее, – ответил Джуд, глядя в сторону, мыслями явно где-то далеко.
– Кем надо быть, чтобы убить свою девушку?
Джуд не ответил. Но что-то черное и неприятное проступило в его чертах.



Глава 22

По пути обратно к лагерю Джуд держался ко мне чуть ближе, чем обычно. У меня в голове не укладывалось, что всего два дня назад я бесстыдно заигрывала с ним в «Севен-Элевен», считая его даром небес, ниспосланным мне, чтобы спасти от унижения. За два дня мое отношение к нему дошло от обожания до отвращения, и до…
В ту минуту я не знала, что чувствовать. Не знала, что думать.
Мы случайно задели друг друга рукавами. Джуд не отдернул руку и не извинился, казалось, его это нисколько не взволновало, будто и вовсе не заметил. Я заметила. Его близость порождала во мне странную ускользающую теплоту. Я украдкой взглянула на него. Небритый и невыспавшийся, он все равно умудрялся выглядеть круто. Будто брутальный мачо из рекламы «РЕИ»[21]. Судя по загару и выцветшим на солнце кончикам волос, Джуд явно много времени проводил на воздухе. Вокруг глаз разбегался веер светлых лучиков – тех, что образуются, когда жмуришься на солнце. А еще на лице была еле заметная «маска енота» от солнечных очков. Удивительно, но это выглядело не безвкусно, а почти сексуально.
Несмотря на усталость, он шел к своей цели, расправив плечи. Глаза под темными бровями глядели на мир хладнокровно и внимательно. Расчетливо, вдумчиво и – проницательно, подумалось мне. Но в глубине я заметила и проблеск беспокойства. Интересно, чего Джуд боялся, что пугало его больше всего? Чем бы ни были вызваны его страхи, он держал их глубоко в себе.
Джуд увидел, что я рассматриваю его, и я немедленно отвернулась, раздосадованная тем, что он поймал мой взгляд. Сейчас я как никогда сопротивлялась ощущению того, что он привлекает меня. Он захватил меня, удерживал против моей воли, и последние его поступки ничего не меняли. Приходилось напоминать себе, кем он был на самом деле.
А в самом деле, кем он был? Они с Шоном никогда не казались подходящими партнерами. Джуд – Мэйсон – ни разу не проявлял жестокости. И даже пытался отговорить нас с Корби заходить в хижину. Я вздохнула, измученная этими противоречиями, которые никак не сочетались в нем и не складывались вместе.
– Первым делом нужно тебя согреть, – объявил Джуд. – Потом займемся поисками еды. Для ягод рановато, значит, придется поохотиться.
В последние два дня я с настороженностью и подозрением воспринимала заботу Джуда о моем благополучии. Но теперь поймала себя на том, что сгораю от любопытства, что же им движет. Когда Келвин впервые стал проявлять ко мне интерес, он забрасывал меня комплиментами, нежно поддразнивал и придумывал всевозможные поводы лишний раз встретиться. Все это было очень приятно, но главным доказательством того, что я ему нравлюсь, стало его внезапное желание обо мне заботиться. Когда выпадал снег, он очищал его со стекол моей машины. В кино следил за тем, чтобы мне досталось место в середине ряда. Пока мой Wrangler стоял в мастерской, постоянно подвозил меня всюду. Возможно, я слишком сильно вдумывалась в поступки Джуда, но мне начало казаться, что его забота обо мне была больше, чем просто рыцарством.
Неужели он что-то ко мне испытывает?
Я твердо напомнила себе, что это не имеет значения. Потому что я не собираюсь отвечать взаимностью на его «чувства», действительные или воображаемые.
– Откуда ты узнал, что я вожу оранжевый Wrangler, а мой папа любит ловить рыбу на мушку? – неожиданно спросила я, переступая через поваленное дерево, почти скрытое под снегом.
– На парковке перед «Севен-Элевен» было всего две машины: оранжевый Wrangler старой модели и BMW X5. Зайдя в магазин, я тут же связал твоего бывшего с «бимером», – объяснил Джуд. – На твоем джипе были две выцветшие облезающие наклейки: «Моя вторая тачка – моторная лодка» и «Торможу только перед порогами». Я подумал, что машина раньше принадлежала твоему отцу, пока он не отдал ее тебе.
Не совсем так, но догадка удачная. На самом деле папа купил джип как раз из-за наклеек. Считая всех рыбаков «своими», он подсознательно доверяет им больше, чем другим.
– А с чего это ты был так уверен, что BMW вожу не я? – поинтересовалась я, неуверенная, обижаться мне или гордиться.
– У тебя солнечные очки из супермаркета, а у твоего бывшего – от Fendi. Обычно если уж люди демонстрируют свое богатство, то через край.
Я пыталась вспомнить, когда последний раз была настолько наблюдательна.
– Ты на каждой заправке определяешь, кому какая машина принадлежит? – пошутила я.
Он пожал плечами:
– Это как головоломка. Люблю решать всякие задачки.
– Интересно. А ты – задачка для меня.
Взгляд Джуда столкнулся с моим, потом скользнул в сторону.
Прерывая странное ощущение, загудевшее в воздухе между нами, я с иронично-любопытным видом наклонила голову:
– Так ты из породы гениев?
Он тут же «захлопнулся», натренированный не выдавать никаких подробностей о своей личности. Но через секунду выражение его лица смягчилось, на губах заиграла легкая улыбка.
– Тебя впечатлит, если ты узнаешь, что в третьем классе учитель проверял, нет ли у меня фотографической памяти?
Я небрежно махнула рукой:
– Подумаешь!
Джуд почесал в затылке, улыбаясь еще шире:
– Я провалился. Но тест практически прошел.
Я стала загибать пальцы, считая его сильные стороны:
– Итак, у тебя почти фотографическая память. Отличные навыки выживания в полевых условиях. Еще что-то, чего я не знаю? Например, где ты учишься. Ты ведь в колледже, нет?
– Бросил в прошлом году.
Новость застала меня врасплох. Джуд производил впечатление серьезного, «правильного» человека, не того, кто бросает учебу.
– Почему?
– Кое-что требовало моего внимания, – ответил он, засовывая руки в карманы и неловко сутулясь.
– Так-так, это многое объясняет.
Углы его рта ожесточились, и я поняла, что попала в больное место.
– У всех должны быть секреты. Они делают нас уязвимыми.
– Зачем же быть уязвимым?
– Чтобы быть в тонусе, не раскисать.
– Не понимаю.
– Если у тебя есть слабость, нужно прикладывать усилия, защищая ее. Ты не можешь позволить себе расслабиться.
– И в чем твоя слабость?
Джуд рассмеялся, но невесело:
– Ты что, действительно думаешь, я тебе скажу?
– Ну, попробовать-то стоило.
– Моя сестра. Я люблю ее больше всего на свете.
Его ответ оказался для меня полной неожиданностью. Каким-то образом одно слово будто бы приподняло завес, под которым я смогла разглядеть более мягкую сторону Джуда. Снаружи он был закаленным и натренированным, силой, с которой нельзя не считаться. Но внутри его нашлось место и доброте, и нежности.
– Неожиданно, – признала я, помолчав. – Похоже, она очень много для тебя значит.
– Отец умер, когда я был совсем маленьким, и мама второй раз вышла замуж. Сестра родилась за несколько месяцев до моего третьего дня рождения; помню, я считал ее худшим, что случилось в моей жизни, – он улыбнулся. – Но я вскоре исправился и быстро понял, как сильно ошибался.
– Она в Калифорнии?
– Не видел ее с тех пор, как уехал из дома.
– Наверное, скучаешь.
Джуд снова рассмеялся, на этот раз его голос полнился чувством.
– Я серьезно относился к роли брата и защитника. Поклялся, что с ней никогда не случится ничего плохого.
Я медленно выдохнула, во мне затрепетала печаль и тоска. Джуд не мог о том знать, но я понимала, что должна была чувствовать его сестра. Папа с Иэном всегда защищали меня; я во всем на них полагалась. Чувствовала себя центром их мира и не собиралась этого стыдиться. Их здесь не было, а Джуд был. И почему-то я ощутила необъяснимый укол ревности, по отношению к его сестре. Оттого, что он думал о ней, когда я хотела, чтобы он думал обо мне.
– А ты? – спросил Джуд. – Какие у тебя тайны?
– Да никаких. – Но, конечно, это было не так. Я скрывала одну большую тайну от Джуда, над которой и себе-то не позволяла задумываться, потому что это было неправильно. Ужасающе неправильно. Внезапно я обнаружила, что не могу глядеть ему в глаза из страха залиться краской.
– Как вы с Шоном стали друзьями? – поменяла я тему.
– Не друзьями, – поправил меня Джуд. – Ты все верно заметила: мы работали вместе, вот и все.
– То есть тебе он не нравился – никогда не нравился? – нажимала я.
– У нас не было ничего общего.
– И где же вы работали?
– Так, разные случайные заработки, то тут, то там, – уклончиво ответил он.
– Что за заработки?
– Ничего, чем стоило бы гордиться, – отрезал Джуд таким тоном, что сразу стало понятно: парень не собирается вдаваться в подробности. – У Шона было то, что требовалось мне. И наоборот.
– Что произошло в «Сабвэе»? Это и была ваша «работа» – работа, которая пошла не так, как задумывалось?
Парень фыркнул:
– Это был грабеж. Простой и бесхитростный. После нашей с тобой встречи в «Севен-Элевен» я заехал за Шоном в мотель, – стал рассказывать Джуд, поразив этим меня, – я не ожидала такой откровенности. Может быть, он тоже устал воздвигать стены. – У нас было кое-какое дельце в Блэкфуте, и мы поехали на фургоне. По дороге Шону захотелось перекусить – или так он мне сказал. Придурок зашел в «Сабвэй», взял кассира на мушку, потом, когда появился офицер полиции, запаниковал.
– А где был в это время ты?
– В машине, – сказал Джуд с плохо скрываемым озлоблением. – Услышал выстрел и стал вылезать – узнать, что происходит. Выбежал Шон с криками, чтобы я забирался обратно в кабину. Не послушайся я, Шон уехал бы один, и меня бы арестовали. Плюс пистолет, из которого Шон подстрелил офицера, был моим. Поэтому я залез в машину, и мы погнали. Поехали в горы, надеясь там оторваться от полиции, но тут начался снегопад, пришлось пережидать пургу, тут-то вы и пришли.
– А почему твой пистолет был у Шона?
Джуд выдавил неприятный смешок:
– На прошлой неделе, до того, как мы приехали в горы, Шон заставил меня поехать с ним забрать деньги у чувака, который был ему должен. Моей «работой» было припугнуть парня. Естественно, мы не предупреждали «клиента» о своем визите, но он откуда-то узнал. Мы и пары минут у него не пробыли, как услышали вой сирен. Рванули в переулок, полиция гналась за нами. Мне пришлось избавиться от пистолета, но Шон увидел, как я кидаю его в мусорный бак, перед тем, как мы разделились. От копов мы оторвались, но к тому времени, как я смог вернуться за оружием, его уже там не оказалось – Шон добрался до него первым и не хотел отдавать. У меня было несколько идей, как вернуть пистолет, но все они требовали времени. Знай я, что через несколько дней этот придурок ранит копа, пошевеливался бы быстрее.
– Так ты не рад тому, что ввязался?
– Не то слово.
– И ты рассчитываешь, будто я поверю, что ты – хороший парень?
Джуд откинулся назад, отрывисто захохотав:
– Хороший парень? Ты действительно так думаешь?
Мне не хотелось говорить Джуду, что я о нем думаю. Рядом с ним у меня покалывало кожу, я чувствовала себя легкомысленной и бесилась от этого. Он предупреждал меня – прямым текстом, – что опасен. И хотя в его глазах действительно тлели секреты, я видела сквозь пелену пепла, закрывавшего их, что там, в глубине, таились и нежность, и забота. Это подкупало и соблазняло. Я вспоминала его мускулистое, подтянутое тело, когда он раздевался в хижине рейнджеров. По сравнению с ним Келвин выглядел мальчишкой. Я снова украдкой бросила взгляд на Джуда, глаза невольно скользнули в сторону мягкой загадочной формы его рта, задумавшись, каково было бы…
От этих мыслей я поперхнулась.
Джуд странно посмотрел на меня:
– Что случилось?
Приложив руку к горлу, я ответила:
– Наверное, кашель начинается.
– Ты вся покраснела. Хочешь воды?
Почему бы и нет? Мне явно нужно остудить голову.
Не успев снять флягу с пояса, Джуд остановился как вкопанный, машинально схватив меня за руку и отодвигая за спину. Он вглядывался в лес, в карих глазах вспыхнул страх.
– Что там? – прошептала я, чувствуя, как сводит живот.
Джуд стоял в напряжении еще несколько ударов сердца, пока, наконец, его хватка на моей руке не ослабла.
– Волки. Трое.
Я проследила за его взглядом и, прищурившись, заметила странный рисунок следов на снегу, но никакого движения не видела.
– Ушли, – объяснил Джуд. – Подходили проверить, кто мы.
– Я думала, волки боятся человека. – Келвин рассказывал мне о встречах с волками в походах. Каждый раз он не успевал достать фотоаппарат, как звери уже убегали.
– Так и есть. Они не нападут, если только не больны или если их не спровоцировать, – Джуд многозначительно посмотрел мне в глаза. – Меня беспокоят гризли. Они часто следуют за волками и подходят, когда те убьют добычу. Нахлебничают. Особенно весной, когда просыпаются голодные как черти.
– Другими словами, где есть волки, жди и медведя. – Я вздрогнула, но на сей раз не от холода.

Желудок свело от голода.
Я не могла представить себя убивающей животное, но есть хотелось до умопомрачения. Болезненная пустота в животе заставила меня переступить через отвращение, и я согласилась присоединиться к Джуду на охоте. Мой организм давно уже расправился с кукурузой, съеденной вчера на ужин, а идти дальше без еды я не могла. Конечно, хотелось попасть в Айдлвайлд поскорее, но, не поев, мы бы не выдержали тяжелого перехода.
Джуд преподал мне основы охотничьих навыков, в том числе рассказал, как выследить некрупных животных и поставить ловушку из палочек и крупного камня.
– Нужно выбраться из самой густой части леса, – пожаловался он. – Зверье тянется к воде, еде и укрытиям. Под полог этого леса солнце не проникает, значит, здесь мало света и, следовательно, еды.
– Я могу найти реку, – предложила я и в ответ на сомнение, отобразившееся на лице Джуда, добавила: – Как смогла вывести вас с Шоном к домику рейнджеров.
Его непроницаемые глаза оценивающе уставились на меня.
– Так ты это специально?
– Ага, – ответила я, гордая, что могу снова доказать свою полезность.
Расстегнув куртку, я вытащила карту Кэла. Не уверенная, что поступаю правильно, показывая ее Джуду, я все же решила рискнуть. Он по-прежнему считал меня хорошо знающей местность – я была ему нужна не меньше карты, которая, в конце концов, представляла собой мешанину каракулей. И потом, если бы Джуд хотел бросить меня, у него была масса возможностей. Сейчас наилучшим выходом было объединить силы и добраться до Айдлвайлда как можно скорее.
Я протянула карту Джуду, который долго изучал ее в полнейшем молчании. Наконец он произнес:
– Где ты это взяла?
– Это Кэла. Видишь кучу пометок? Впечатляет, правда? Я говорила: он знает эти места, как никто другой.
– Это все Келвин сделал?
– Я стянула карту из его машины, перед тем как поехать сюда. Без нее я бы, наверное, уже была мертва.
Джуд ничего не ответил, только продолжил внимательно изучать пометки.
– Мы сейчас примерно здесь. – Я показала область рядом с одним из многочисленных ледниковых озер, испещрявших Титон. – Вот сгоревший домик, менее чем в двух километрах отсюда. Ты можешь в это поверить: столько тащиться сквозь метель и не пройти даже пару километров? А вот Айдлвайлд. Если двигаться с той же черепашьей скоростью, переход туда займет целый день.
– А что означают вот эти зеленые точки? Они не подписаны.
– Эта – лабаз трапперов. А вот эта севернее – хижина, где Шон захватил меня в заложники.
– А эта?
– Думаю, это тоже укрытие, возможно, заброшенное. Мы будем проходить его по пути к Айдлвайлду. Надеюсь, мы сможем там передохнуть, отогреться и, может быть, даже найти водопровод.
Джуд продолжил изучать карту, неожиданно до предела сосредоточившись. Его пальцы крепко, почти жадно сжимали ветхую бумагу, и на мгновение я испугалась, как бы он ее не порвал.
– А я ведь поверил тебе, когда ты сказала, что мы напоролись на станцию рейнджеров случайно. Ты меня обыграла!
Я изобразила выражение ироничного превосходства:
– Как младенца.
– Эта карта, вероятно, спасет нам жизнь. Можно, я ее возьму? – спросил Джуд. – Для сохранности?
Я прикусила губу, не в силах скрыть тревогу и надеясь, что не совершила ошибки, показав ему карту.
– Я не убегу с нею, – мягко сказал Джуд. – Просто хочу как следует ее изучить – может, найти какие-то более легкие маршруты к Айдлвайлду.
– Ну, может, на время, – ответила я, поколебавшись. – Мне тоже хочется ее поизучать, – поспешила добавить я, надеясь, что он не подумает, будто его в чем-то подозревают. Потому что я ничего такого не думала. По крайней мере, мне так казалось. Просто карта была моей страховкой, моим телохранителем и физическим символом Келвина, а ему я могла доверять безраздельно.
– Заметано! – Джуд засунул карту в куртку со странным, горячим свечением в глазах.



Глава 23

Поели мы только к вечеру. Охота с самодельными приспособлениями была сплошным раздражающим мучением. Я стала другими глазами смотреть на пионеров и фермеров, когда-то поселившихся в Вайоминге и Айдахо. Сколько часов каждый день уходило у них на удовлетворение самых элементарных потребностей! Если когда-нибудь все-таки доберусь до дома, больше никогда не буду считать современные удобства чем-то само собой разумеющимся.
Мы с Джудом поймали пятерых кроликов, ободрали и зажарили над огнем. Я всегда была очень привередлива в еде, и в обычной ситуации меня бы затошнило при мысли, что придется съесть животное, которое я видела живым менее часа назад, но сейчас голод победил, и я с жадностью набросилась на мясо, наевшись так, что заболел живот.
В лесу темнело рано, и мы с Джудом решили отложить поход в Айдлвайлд до утра, чтобы не блуждать во мраке. Мы не знали, сколько еще проработают наши фонарики, и не стали рисковать, боясь оказаться в незнакомом лесу в полной темноте.
Джуд набрал лапника и подстелил его под коврики и спальники, сделав неплохую постель. Одну на двоих.
Прагматичная часть меня знала, что спать вместе было разумно: так мы бы сберегали тепло, но по мере того, как сгущались сумерки, я все больше задумывалась, испытывал ли Джуд такое же волнение. Обнаружив, что он нет-нет, да кидает на меня взгляды из-под длинных густых ресниц, я пыталась угадать, о чем он думает, но с лица парня не слезала маска приятной доброжелательности.
– Где ты научился охотиться? – спросила я, потягиваясь. Голубоватая луна, похожая на привидение, подглядывала в дырки между корнями над головой. Если сидеть в перчатках, укутавшись в куртку, ночное небо уже не выглядело таким ледяным и негостеприимным.
Джуд почесал нос, загадочно улыбаясь:
– У тебя еще осталась та бутылочка самогона, что я тебе дал?
Самогон. Ну конечно: он давал мне алкоголь. Я никогда не пила раньше, поэтому не сообразила, что это. Но могла бы догадаться по обжигающему ощущению. Папа завел в нашем доме два правила. Первое и главное: никакого секса. И второе: никакой выпивки. Эти правила, беспощадно управлявшие моими планами на выходные в течение всех старших классов, здесь, в диком лесу без людей и без законов, казались никчемными.
Я протянула Джуду бутылку и смотрела, как он делает большой глоток.
Закрыв глаза, давая спирту время растечься, парень, помолчав минуту, сказал:
– Перед последним классом школы я ездил в летний исправительный лагерь.
Признание оказалось настолько неожиданным, что я засмеялась, откинув голову:
– Так ты был хулиганом, угрозой порядочному обществу уже тогда! – поддразнила его я. – Парня Корби, Медведя, тоже отправляли в такие лагеря.
– Медведь? Это его имя?
Я с хихиканьем покачала головой:
– Прозвище. Вообще-то его зовут Каутай. Он переехал в Айдахо с островов Тонга, когда мы только-только перешли в старшие классы. Не говорил ни слова по-английски, но был таким крупным, сурового вида парнем, что никто не осмеливался его задирать. А потом попал в футбольную команду и вывел ее на Национальный чемпионат среди юниоров в Лас-Вегасе. Так он и получил свою кличку: он не только выглядел по-медвежьи, но и был зверем на поле. Потом он устроил на дороге мелкую аварию, и родители отослали беднягу в летний лагерь. Его мать, очень строгих правил, поверила, будто он пил, и решила, что несколько недель в исправительном лагере его «подсушат». А у тебя какая история? Что ты такого натворил, чтобы тебя отослали в лагерь для плохих парней?
Джуд улыбнулся:
– Все было не так. Я ходил в школу в престижном районе Сан-Франциско вместе с отпрысками конгрессменов, известных адвокатов и дипломатов. Для большинства из них летние каникулы означали вечеринки на Ибице или Сен-Бартелеми. На последние летние каникулы мама хотела взять нас с сестрой в Европу. Я рос, считая переезды из одной пятизвездочной гостиницы в другую обычным делом. Но к семнадцати годам взбунтовался. Сказал маме, что не поеду – уже записался в летний лагерь. Думаю, мне хотелось доказать себе, что, хотя я не мог перестать быть богатым, деньги не превратили меня в испорченного, ленивого самодовольного балбеса. Лагерь был моей личной священной войной за независимость от семейного образа жизни.
Я взяла у Джуда бутылку, отхлебнула и закашлялась. Я знала, что на самом деле самогон нисколько не греет, но он замечательно помогал забыть о холоде. А заодно расслабиться. Я даже уже не была уверена, что так прямо хочу, чтобы Келвин меня спасал. Мне нравилось проводить время с Джудом, узнавать его все лучше. Он был загадкой, которую ужасно хотелось разгадать. По крайней мере, так я говорила себе, отмахиваясь от беспокойного голоса на задворках сознания, бормотавшего что-то про стокгольмский синдром. Или это и было тем самым ложным влечением, порожденным нуждой и борьбой за выживание?
– И что же сказала мама? – спросила я.
Джуд ухмыльнулся, забирая бутылку из моей протянутой руки.
– Видела бы ты ее лицо, когда я объявил, что собираюсь не в какой-то школьный лагерь старого образца, а в «Импульс».
– Что такое «Импульс»?
– Это было что-то типа тоталитарной секты для трудных подростков. Телесные наказания, оскорбления, «промывка мозгов» и другие методы «коррекции поведения». Теперь его закрыли, после иска прошлых участников по поводу жестокого обращения с детьми. Кончилось дело, если не ошибаюсь, выплатой около двадцати миллионов отступного. В семнадцать лет все это казалось мне отличным «культурным бумерангом». – Джуд ностальгически рассмеялся. – Предки были в ярости. Сначала отец просто запрещал мне туда ехать. Грозился отобрать «Лендровер» и не дать денег на колледж. Родители беспокоились, что я там не выживу. И не совсем напрасно, учитывая, что двое ребят из моей группы умерли.
Я прижала руки ко рту:
– Умерли?
– Один от холода, другой от голода. Мы должны были сами сделать себе укрытие и сами добывать себе пропитание. И никакой «страховочной сетки»: если не смог добыть кролика или укрыться от дождя – твои проблемы.
– Ужас какой! Не могу поверить, что все это было разрешено законом.
– Мы подписывали очень подробное соглашение о конфиденциальности.
– Что-то мне не верится, что богатенький маленький балбес со всем этим справился.
– Ты хуже моих предков, – улыбнулся Джуд, игриво ероша мне волосы. Во мне все похолодело. Я поклялась отвергать любое влечение к Джуду, но когда он коснулся меня, стена, которую я так старательно строила между нами, внезапно лишилась фундамента. Если Джуд и заметил, как я напряглась, то не подал виду, продолжая:
– Пару раз я был на волосок от гибели, но после первой тяжелой недели начал схватывать все на лету. Следовал за лучшими охотниками в группе, смотрел, как они расставляли свои капканы. К концу лета меня уже трудно было чем-то испугать: я научился охотиться, соединять переломы, отличать съедобные растения и насекомых и разводить костер в любых условиях. Умел справляться с переохлаждением, инфекциями и любителями поживиться за чужой счет. Это было самым трудным: приходилось отбиваться от товарищей по несчастью, чтобы не отобрали добытое или построенное. Несколько дней с пустым желудком уже меня не пугали. Теперь, оглядываясь назад, могу сказать, что это было впечатляющее превращение – и всего за три месяца.
Джуд сделал еще один длинный глоток, затем растянулся на боку рядом со мной, подперев голову кулаком. Такая запретная близость порождала в груди вихрь волнения. Его лицо поросло двухдневной щетиной, добавлявшей ему плутовской привлекательности.
Легкая улыбка кривила рот Джуда весь вечер, и я бесилась оттого, что не могла разгадать, о чем он думал. Костер прогрел наше маленькое укрытие, и я начала «уплывать», делалась сонной. И более смелой. Изящно потянувшись, я незаметно подкатилась поближе к Джуду.
– Давно это было?
– Четыре года назад. Мне сейчас двадцать один, – он улыбнулся. – И я уже и вполовину не такой самонадеянный и решительный, каким был.
– М-м-м, надо думать. Так как же ты превратился из богатенького подростка с Залива в уголовника из Вайоминга?
Парень легкомысленно засмеялся:
– Может, просто поступил, как все. Сын богатых родителей, которым вечно некогда, однажды, не зная броду, суется в воду.
– Не верю.
Лицо Джуда помрачнело:
– Я поссорился с предками. Наговорил всякого, о чем теперь жалею. Обвинил их во всех бедах, с которыми столкнулась наша семья, особенно в последнее время. У каждой семьи бывают проблемы, но то, как мои родители пытались справиться с нашими… – он оборвал себя. Его фирменный взгляд с прохладцей на мгновение дрогнул, открывая внутреннюю уязвимость.
– От нас с сестрой все время ожидали высших результатов. Мы жили под постоянным давлением. И я подумал, что, ненадолго уехав из дому, смогу успокоиться и найду способ все наладить.
– А ты уверен, что не бежишь от своих проблем?
– Так это выглядит со стороны, да? Не сомневаюсь: предки именно так и думают. Ну, а ты? Как ты стала походницей?
Я поняла, что Джуд больше не хочет говорить о себе, и решила не лезть ему в душу.
– Первым, кого я узнала из ходивших в походы по хребту Титон, был Келвин, – осторожно начала я. История была долгая и запутанная, и я не знала, хочу ли рассказывать ее Джуду. – Я всегда смотрела на него снизу вверх. Даже когда была совсем маленькой и ездила в горы с Верстеегами, наблюдала за ним и училась у него всяким приемчикам вроде использования живицы для разведения огня. Папа тоже брал меня в горы на рыбалку. Так что горы для меня – своего рода продолжение сада рядом с домом. А готовясь к этой поездке, я перечитала целую полку справочников туриста, совершила несколько коротких походов с братом, Иэном, поднимала тяжести и все такое. Плюс, как я уже говорила, ходила по этим горам в походы столько раз, что уже не сосчитаю, так что опыта у меня предостаточно, – поспешно добавила я заведомую неправду.
Джуд пробормотал что-то в знак согласия. Я потянулась к бутылке и заставила себя сделать еще несколько обжигающих глотков.
Парень забрал у меня емкость и, увидев, что в ней почти ничего не осталось, убрал в карман.
– Эй, я еще не закончила, – заспорила я.
Не обращая внимания на мои протесты, Джуд внимательно посмотрел на меня изучающим взглядом:
– А зачем наплела Шону, будто ты опытная походница? Зачем было врать?
Мое лицо вспыхнуло, а в груди растеклось беспокойное чувство.
– О чем ты?
– Ты вообще когда-нибудь ходила в походы? Мне кажется, не ходила.
Я, надувшись, заспорила:
– То, что я не знаю столько всего, как ты, еще не значит, что я совсем ничего не умею.
Джуд слегка подтолкнул меня локтем:
– Мне можно говорить правду, Бритт. Я не собираюсь судить тебя.
Я не знала, было ли это уловкой или проверкой. Но так или иначе, если я признаюсь Джуду, что никогда не ходила по Титону раньше, он поймет, насколько я бесполезна. Я стану ему не нужна. Он заберет карту и сбежит.
– Не собираешь меня судить? Интересно, а выглядит это именно так: будто ты утверждаешь свое превосходство надо мной.
– Не расстраивайся, – тихо произнес он. – Ты можешь быть со мной откровенной. Мы же теперь команда.
– Если мы команда, – вспылила я, – то почему ты все время уходишь от ответов на мои вопросы? Почему не расскажешь, как ты оказался в одной команде с Шоном? У вас с ним нет ничего общего. Что он мог дать тебе?
Джуд самоиронично улыбнулся, явно стараясь смягчить свой «наезд»:
– Ну вот, опять ты утверждаешь, что я объединяюсь с людьми, только если они могут что-то дать мне взамен.
– Не уклоняйся от ответа!
Улыбка слетела с его лица:
– Я приехал сюда, чтобы кое-кого найти. Того, кто мне небезразличен и кому я кое-что пообещал. Теперь пытаюсь выполнить это обещание. Я думал, Шон мог мне в этом помочь.
– И что же ты ищешь?
– Не твое дело, Бритт, – отрезал он неожиданно резко, так что я отпрянула, слишком шокированная, чтобы спорить. Избегая моего взгляда, он с каменным выражением лица смотрел вдаль.
Уязвленная его внезапной грубостью, я перекатилась на колени и как можно быстрее выползла из-под навеса.
Впопыхах я коснулась перчаткой неостывшего пепла, проплавив ее насквозь. Ругнувшись под нос, выбежала в морозную темень.
За моей спиной Джуд издал досадливый стон:
– Бритт! Подожди! Я не хотел тебя обидеть. Прости, пожалуйста. Дай мне объясниться.
Я углублялась дальше в лес, лихорадочно пытаясь собраться с мыслями. Как мне спасти положение? Как убедить его остаться, не уходить от меня?
– Бритт!
Я развернулась, с вызовом скрещивая руки на груди.
– Значит, я, по-твоему, лгунья?
– Послушай меня хоть секу…
– Ну и что, что я лгала Шону? У меня не было выхода! Если бы я не была ему нужна, он бы убил меня. Посмотри, что он сделал с Корби: оставил ее умирать! Ты тоже хочешь так поступить? Теперь, догадавшись, что я никакой не знаток местности и полагаюсь только на карту, ты тоже убежишь, предоставив меня самой себе?
Джуд потянулся ко мне, но я отпихнула его руку. Я тяжело дышала, сердце заходилось. Если он бросит меня сейчас, я никогда отсюда не выберусь, умру здесь.
– Ты была настолько умна, что провела Шона, – начал он. – Ты смогла стянуть снаряжение, убегая с кордона. И смогла разобраться в карте Келвина – в этом запутанном наборе каракуль и нарисованных от руки обозначений. Не всякий смог бы прочитать ее так результативно.
Он уперся руками в бедра, покачивая головой и уткнувшись взглядом в снег между нами.
– Мне нравится… – снова заговорил Джуд, затем оборвал себя. Протяжно вздохнув, начал еще раз: – Мне нравится, когда ты рядом, Бритт. Правда. Я не сбегу от тебя. Будь ты даже занозой в заднице, я бы все равно остался с тобой, потому что это правильно. Но так уж получилось, что ты мне симпатична и интересна, и, хотя я не рад, что тебе пришлось пройти через все это, я рад, что мы вместе.
Я уставилась на него, застигнутая врасплох неожиданным признанием. Ему нравилось, что я рядом? Даже несмотря на то, что мне нечего было дать ему в обмен?
Он снова потянулся ко мне, нерешительно опустив руку на мое плечо, и явно испытал облегчение, когда я не скинула ее.
– Мир?
Я порхнула глазами по его лицу – оно показалось мне искренним – и кивнула, радуясь, что наша ссора быстро кончилась. Джуд по-прежнему со мной, я не одна.
Он облегченно выдохнул.
– Пора спать. У нас завтра долгий день.
Я с трудом сглотнула:
– Я отправилась в этот поход из-за Келвина. Хотела произвести на него впечатление. Сначала, если честно, надеялась, что мы снова окажемся вместе. Думала: пойду в поход, а он напросится со мной. Я усердно тренировалась, но всегда рассчитывала, что во всем буду полагаться на него. Потому что я всегда рассчитываю, что мои мужчины спасут меня. – Глаза защипало от слез. – Папа, Иэн, Келвин – я всегда на них полагалась, и меня это не беспокоило. Было так… легко позволять им заботиться обо мне. Но теперь… – Горло болезненно сжалось. – Папа, наверное, считает меня погибшей. Ему и в голову не придет думать, что его маленькая девочка способна выжить в диком лесу. – Губы, не слушаясь меня больше, задрожали, лицо скривилось в горестной гримасе. Горячие слезы потекли по щекам. – Вот и все. Вот и вся правда. Вся жалкая правда обо мне.
Джуд говорил: чтобы оставаться ранимыми, мы должны иметь секреты. Как же он ошибался! Я полностью открылась ему, обнажилась до костей. Если не это было ранимостью, то я не знала, что же это такое.
– Бритт, – тихо окликнул меня Джуд. – Посмотри вокруг. Ты жива. Ты чертовски хорошо умеешь выживать в лесу, и даже пару раз спасла нам жизнь. Ты скоро увидишь и папу, и брата. Я бы сказал тебе, что собираюсь позаботиться об этом, но это даже не нужно. Ты скоро убедишься: все, что ты делаешь, ты делаешь сама. Именно это ты и делала все последнее время.
Я вытерла глаза.
– Если бы знала, что все так повернется, тренировалась бы лучше. Научилась бы, как позаботиться о себе. Но, видимо, в том-то и дело? Знала бы, где упадешь, соломки б постелила.
Джуд, казалось, был готов согласиться, как вдруг его взгляд метнулся в сторону.
И он выругался громким шепотом.



Глава 24

Я сначала услышала, а потом уже увидела медведя.
Пыхтя и фыркая, он перебирал лапами всего в нескольких метрах от нас. В лунном свете его взъерошенная шерсть блестела прожилками серебра. Поднявшись на коротких, мощно сложенных задних ногах, гризли принюхался и наклонил огромную голову, всматриваясь в нас близорукими глазенками.
С утробным рыком зверь опустился на четвереньки и прижал уши, предупреждая нас, что мы подошли слишком близко. Мотая головой из стороны в сторону, угрожающе щелкнул зубами.
Я прокручивала в голове все путеводители, каждый абзац, главу, строчку и сноску, посвященную медведям.
– Беги к лагерю, – приказал Джуд низким тихим голосом. – Разожги огонь, чтобы он был между тобой и медведем, и постарайся сделать факел, если сможешь. Я закричу, чтобы отвлечь его внимание от тебя.
Я вцепилась ему в руку, крепко сжимая пальцы, удерживая рядом с собой.
– Нет, – сказала я таким же тихим, но дрожащим голосом. Убегая, вы провоцируете нападение медведя. Крик провоцирует нападение медведя. Я понимала: Джуд всего лишь хочет меня защитить, но его план мог привести к тому, что мы оба оказались бы покалечены или убиты.
– Бритт… – взмолился Джуд.
– Мы сделаем то, что нужно делать в такой ситуации. – Стойте спокойно. Не смотрите зверю в глаза. Я облизнула губы. – Медленно отходи назад. Говори тихим голосом, без угро…
Гризли бросился к нам, рыча и храпя, мышцы заходили ходуном под атласной шерстью. У меня скрутило живот, в горле пересохло. В темноте было трудно оценить размеры медведя, но росомаха теперь, на его фоне, казалась просто безобидным хомячком.
– Беги, – резко шепнул Джуд, отталкивая меня.
Я еще крепче стиснула его пальцы, вжимаясь в него. Сердце билось так сильно, что я чувствовала, как кровь толчками поступает в ноги. Гризли яростно летел к нам, вскидывая снег огромными лапами.
С громким тявканьем медведь завершил ложный выпад, проскочив мимо нас, задев боком рукав моей куртки. Волосы на голове встали дыбом, когда жесткие шерстинки прошлись по ткани. Я зажмурилась, пытаясь прогнать видение бездонных черных глаз зверя.
– Повернись к нему лицом, – велела я Джуду еле слышным шепотом. Никогда не поворачивайтесь к медведю спиной.
Едва мы повернулись, зверь снова напал, фырча и рыча, не сводя с нас глаз. На этот раз он остановился прямо перед Джудом и, подергивая мордой, обнюхал его лицо, втягивая запах ноздрями. Я чувствовала, как Джуд рядом со мной напрягся всем телом. Он часто задышал, кровь отлила от лица.
Махнув лапой, медведь сбил его с ног. Я прикусила губу, чтобы не вскрикнуть. Медленно-медленно я опустилась рядом с ним, легла на живот и сцепила руки на затылке, едва ли чувствуя снег, залезавший мне за ворот и набивавшийся в перчатки. Холод – последнее, что меня сейчас волновало. В мозгу билась одна-единственная пронзительная мысль: Без паники, без паники, без паники.
Гризли снова заревел. Не в силах удержаться, я украдкой глянула вверх, на клыки, влажно блестевшие в лунном свете. Серебристо-бурая шерсть заколыхалась, когда зверь нетерпеливо затопал ногами. «Прикрой голову», – мысленно велела я Джуду, подгибая подбородок и надеясь, что он повторит мои действия.
Гризли слегка толкнул меня носом, обнюхивая расставленные руки и ноги, потом одним шлепком могучей лапы перевернул на спину.
– Если я пну его и отвлеку, побежав в другую сторону, ты добежишь до укрытия? – тихо спросил Джуд.
– Пожалуйста, делай, как я прошу, – ответила я дрожащим голосом. – У меня есть план.
Медведь снова рыкнул, в паре сантиметров от моего лица. Окаменев, я лежала, чувствуя на лице его влажное горячее дыхание. Он начал раскачиваться из стороны в сторону, ритмично вскидывая голову, очевидно, от возбуждения.
– Твой план не работает, – прошептал Джуд.
– Боже, – бормотала я еле слышно, так что даже Джуд не мог бы разобрать слов, – пожалуйста, просто скажи мне, что делать.
Медведь может сделать несколько ложных выпадов, прежде чем отступить. Оставайтесь на месте.
Гризли перебросил огромную тушу к Джуду и несколько раз подскочил, с силой вонзая лапы в снег, словно вызывая парня на поединок. Джуд лежал неподвижно. Медведь подтолкнул его лапой, не оставляя намерения спровоцировать «игрушку». Сомкнув челюсти на ноге Джуда, медведь потряс ее, но, очевидно, сильно не прикусывал – Джуд не пошевелился и не издал ни звука.
А затем – о чудо! – то ли зверю наскучило, то ли он перестал рассматривать нас как угрозу, но, покачиваясь, медведь, ушел в лес, растворившись среди деревьев.
Сотрясаясь всем телом, я осторожно приподняла голову и вгляделась в темноту, сомкнувшуюся за ним. Вытерев ладонью щеку, я только сейчас осознала, что она мокрая от медвежьей слюны.
Джуд поставил меня на ноги и обнял, нежно прижимая к груди; я слышала, как бешено бьется его сердце.
– Я так боялся, что он нападет на тебя, – хрипло прошептал он мне на ухо.
Я привалилась к нему, внезапно обессилев.
– Знаю, ты говорил мне бежать, чтобы я была в безопасности, но если бы ты погиб, Джуд, если бы что-то случилось с тобой и я осталась здесь одна… – я задохнулась, не в силах продолжать под тяжестью этой мрачной перспективы. Одна, без надежды, с мизерными шансами…
– Нет, ты была права, – прохрипел Джуд, плотнее стискивая мои плечи. – Ты спасла мне жизнь. Мы команда. Мы теперь вместе. – Он коротко рассмеялся от боли и облегчения. – Я и ты, Бритт!

* * *
Уже в укрытии, при свете костра, Джуд закатал штанину до колена, чтобы осмотреть раны.
– У тебя кровь течет! – воскликнула я. – Тебе нужна первая помощь. У нас есть аптечка?
Он полез в рюкзак, подмигнув мне:
– У нас есть самогон и бинт. Со мной все будет в порядке.
– А если рана инфицирована?
Джуд посмотрел мне прямо в глаза:
– Тогда не все будет в порядке.
– Тебе надо в больницу, – выпалила я, тут же сообразив, насколько глупо это прозвучало. Где мы тут найдем больницу и врачей?
– Учитывая то, чем это все могло закончиться, я очень легко отделался. – Джуд вылил остатки самогона на рану, пуская по коже ручейки крови, затем забинтовал ногу и закрепил бинт двумя булавками.
– Я бы хотела хоть как-то помочь. – Я остро чувствовала свою бесполезность. – Хоть что-то сделать.
Джуд подкинул полено в огонь.
– Отвлеки меня. Давай поиграем.
– В «Правду или Вызов»? – спросила я как можно более веселым голосом, чтобы отвлечь его от боли. Для большего эффекта даже игриво вскинула брови.
Он весело фыркнул:
– Расскажи о самом теплом месте, где ты когда-либо была. О самом теплом месте, которое можешь придумать.
– Психология от обратного? – уточнила я.
– Ну, попробуй.
Я задумчиво постучала пальцем по подбородку.
– Нацпарк «Арки» в Юте. Мы с семьей были там прошлым летом неделю. Представь себе: безжалостное солнце, поджаривающее тебя заживо, потрескавшаяся, пышущая жаром земля. Синий-синий – ни облачка – купол неба над красными скалами, превращенными эрозией в арки, шпили и стены из песчаника, выступающие над землей, словно причудливые статуи, – просто сцена из фантастического романа. Те, кто говорят, что пустыня некрасива, просто никогда не были в Моабе. Ладно, теперь твоя очередь.
– Став старше, мы с сестрой ныряли за морскими ушками на пляже Ван Дамма в Калифорнии. Там не так горячо, как в пустыне, но, нанырявшись, мы любили разлечься на сером песке лицом кверху и лежать так, пока солнце не высасывало из нас всю энергию до последней капли. Каждый раз мы давали себе клятву не ждать, пока нам станет плохо от жары, уезжать раньше. И каждый раз нарушали свой обет. Шатаясь от слабости, доползали до парковки, находили машину, и я вез нас в ближайшую кафешку за мороженым. Раскиснув от солнечного удара, мы сидели под кондиционером и дрожали от холода. – Джуд улыбнулся, посмотрев, что творится вокруг нас.
Я пыталась представить себе Джуда с сестрой, с теми, кого он любил, с его прошлым. Никогда до этого я не думала о нем как о человеке с собственной жизнью, смотрела на него только в настоящем, как на своего похитителя. Его рассказ приоткрыл новую дверь, за которую – поймала я себя на мысли – мне ужасно захотелось заглянуть: узнать о других «версиях» Джуда.
– Теплее? – поддразнила я его. Мне хотелось выудить из него больше историй, но не выглядеть при этом слишком уж заинтересованной. Я не была уверена, что уже готова признать, как мое мнение о нем постепенно меняется.
– Немного.
– А что такое «морские ушки»?
– Съедобные улитки.
Я скривилась. Кем-кем, а фанаткой морепродуктов я не была, особенно склизких морепродуктов.
– Э-э, нет, – заявил Джуд, увидев мою гримасу, и наставительно покачал головой. – Не относись к еде свысока, пока не попробуешь. Если выберемся с этих гор, первое, что сделаю, – накормлю тебя морскими ушками. Я даже приготовлю их сам – над открытым огнем на пляже, чтобы ты смогла попробовать ушки в самом лучшем виде. – Он говорил непринужденно, но его слова заставили меня нервно сглотнуть. Если мы выберемся с гор, я не буду проводить время с Джудом, и ему это прекрасно известно: у него на хвосте сидит полиция. А я…
Я просто хотела, чтобы жизнь вернулась в обычную колею.
– Между прочим, их чертовски трудно собирать, – продолжал Джуд. – Лучшие места – скалы на глубине у берега. Можно, конечно, собирать их с земли, но мы предпочитали нырять, надолго задерживая дыхание.
– Это опасно?
– Даже если знаешь, что делаешь, оказавшись в океанском прибое, теряешь ориентацию. Постоянные толчки туда-сюда не дают ни встать на ноги, ни удержаться в определенном положении. Ты все время в движении, и ныряльщикам в таких условиях трудно расслабиться. Не многие люди добровольно готовы отдаться во власть стихии, намного более могущественной, чем они. Часто у ныряльщиков начинается головокружение. Тогда в воде становится опасно. Если ты не можешь сказать, в какой стороне берег или, хуже того, где верх, где низ, недалеко и до беды. Мало того, там повсюду морская капуста, и в темной воде колышущиеся стебли выглядят до жути похоже на волосы. Сколько раз я думал: ко мне кто-то плывет, – поворачиваешь голову и понимаешь, что это водоросли раскачиваются волнами и течением.
– А я всего раз была на берегу океана – представляешь? Эх, надо было на весенние каникулы выбирать Гавайи, а не поход в горы, – добавила я с грустной улыбкой.
– В следующем году, – с оптимизмом предложил Джуд, широко улыбаясь.
Я вглядывалась в лицо парня, светлое и открытое, пытаясь сравнить эту его «версию»: беззаботного ныряльщика – с Джудом, которого я думала, что знала. Вопреки тому, как мы встретились, вопреки обстоятельствам, которые свели нас в последние три дня, он защищал и уважал меня. Мое мнение о нем, в самом деле, менялось, и мне хотелось больше узнать про него. И поделиться с ним собой.
Не подумав, я хлопнула его по бедру со словами:
– А знаешь, мне действительно стало теплее! – И тут же отдернула руку и стала поправлять волосы, словно ничего необычного не случилось, словно я не нарушила границы, воздвигнутые между нами.

Меня вырвало из сна, и, тяжело дыша, я уставилась в переплетение узловатых корней над головой. Это был настоящий кошмар. Волосы, казалось, слиплись – я зажарилась в одежде под теплыми одеялами. Я села, стянула куртку, утирая ею лицо. Затем глубоко вдохнула и выдохнула, пытаясь выровнять дыхание.
Помотав головой из стороны в сторону, постаралась вернуться к действительности и прогнать любые воспоминания о том, что чувствовала, видя во сне, как Джуд растянулся на мне всем своим длинным мускулистым телом и жадно прижался своими губами к моим.
Это был всего лишь сон, я знала. Но от него все мое существо дрожало – до боли, до муки.
Спустя несколько минут я со вздохом опустилась обратно на спальник, но не закрывала глаз – боялась снова заснуть. Что, если мне приснится тот же сон? Каким-то необъяснимым образом меня тянуло к этой нереальности с тоской, заставлявшей остро чувствовать, что ты жив, и одновременно пугавшей до дрожи.
Тихо застонав от отчаяния, я повернулась на бок.
Широко открытые глаза Джуда смотрели на меня.
Хриплым со сна голосом он пробормотал:
– Что случилось?
– Кошмар приснился.
Наши лица разделяло всего несколько сантиметров, и, согнув ногу в колене, чтобы принять более удобное положение, я случайно задела его бедро. Кожу словно обожгло электричеством.
Джуд, приподнявшись на локте, коснулся моей руки:
– Ты вся дрожишь.
– Сон был как настоящий, – прошептала я.
Наши глаза встретились в темноте, мы молча глядели друг на друга. Я слышала, как в висках мощными толчками бьется кровь.
– Расскажи, – тихо предложил Джуд.
Я придвинулась к нему ближе, оказавшись на его половине коврика, под его нависавшим надо мною телом. Смелое действие, может, даже отчасти глупое. Откуда-то издалека я слышала глас рассудка, убеждавшего меня подумать еще раз. Как это все случилось, я не «поймала», но сейчас чувствовала, что разум проиграл и сдался на милость телу. Я помнила влажный, чувственный поцелуй Джуда из сна и хотела знать, пробудит ли он во мне такой же жар наяву.
– Это начиналось именно так, – сказала я таким же хрипловатым голосом. Во сне я тоже была под тобой.
Джуд откинул прядку волос у меня со щеки, на мгновение задержав руку, будто сомневаясь. Что-то непостижимое мелькнуло в его карих глазах; я понятия не имела, ни о чем он думал, ни что сделает в следующий миг. Я представила, как мои ладони скользят по его мускулистым рукам, но лежала, едва осмеливаясь дышать, ругая себя за дерзость. Испугавшись, я уже решила откатиться обратно на свою половину, когда его шепот прорезал тишину.
– Бритт… – Его глаза внимательно обегали мое лицо в поисках ответа: того ли я на самом деле хотела.
Хотела. И уже довольно давно. Это было неправильно, но это было правдой.
Мечтать о таком с Джудом было безумием, я понимала. Но в состоянии на грани смерти было что-то, от чего отчаянно хотелось почувствовать себя живой, – и сейчас только его прикосновение могло дать мне это чувство.
Джуд обхватил ладонями мои щеки, большим пальцем нежно проводя по линии бровей.
– Это был плохой сон?
Я сглотнула.
– Пугающий.
– Ты и сейчас напугана?
Моя рука скользнула ему на шею; перебирая пальцами его короткие темные волосы, я потянула голову Джуда вниз, пока его рот едва не коснулся моего. Я чувствовала, как сильно вздымается и опускается его грудь, а сама почти не осмеливалась дышать, слушая гипнотический ритм сердца. Мгновение казалось сказочным, нереальным.
– Бритт… – хрипло простонал Джуд.
Я прижала палец к его губам:
– Молчи. – Приказ больше касался меня, потому что если бы мы стали разговаривать, я бы начала думать. А обдумай я все это заново, испугалась, что совершаю ошибку. Мне нравилось это странное, немного пьяное ощущение, будто голову заволокло тучами, и я чувствовала себя готовой на опрометчивые горячие поступки, на все что угодно.
Губы Джуда слегка коснулись моих, и я, казалось, растеклась потоком: горячим, несущимся, неукротимым. Он поцеловал меня увереннее, подхватывая руками, теснее прижимая к себе. Я пробежала ладонями по его груди, чувствуя, как обращаются в камень мышцы Джуда, как и его бьет крупной дрожью. Скользнув пальцами за спину и вцепившись в выступающие лопатки, я крепко прижалась к нему, без остатка теряясь в его поцелуе.
Он нежно провел губами по моему уху. Чуть крепче поцеловал в шею. Я лежала, закрыв глаза и чувствуя, как подо мной вращается земля. Джуд дразнил меня зубами, пощипывая и покусывая, раздвигая мои ноги коленом. Где-то далеко я чувствовала тепло костра, почти незаметное в сравнении с руками Джуда, оставлявшими жаркий след везде, где он сжимал и гладил меня с той же голодной порывистостью, какую чувствовала я, вцепляясь в него ногтями, притягивая его плотнее.
Джуд поднял меня, поставив на колени, и в полной темноте мы прильнули губами друг к другу, бесстыдно и безрассудно, не расцепляясь, пока у меня не опух и не заболел рот. Я забралась к нему на бедра, выгибаясь в его сильных руках; одна распростерлась на моей спине, а другая чертила тонкую соблазнительную линию посередине груди. Он закончил свой невидимый набросок поцелуем в нижней ее части, заставив меня задрожать от удовольствия.
Я расстегнула куртку Джуда, торопливо сдернула и отбросила в сторону. Дразнящими пальцами провела по его плоскому упругому животу, коснувшись холодной металлической пуговицы на джинсах, и без предупреждения это прикосновение отбросило меня к Келвину. Призрак Кэла ворвался в мысли, словно он был здесь, между нами.
Рот Джуда прижался к моему, но я вырвалась и отвернулась, задыхаясь. Я не могла так. Не могла целовать Джуда и думать о Келвине.
Джуд окаменел. Я немедленно подумала, что он догадался о причине, и стала лихорадочно придумывать, как объяснить ему. Кэл был первым. До этого мига он был единственным. Такое легко не забывается.
Я вслушивалась в учащенное дыхание Джуда, который, застыв в странной позе, повернул голову к выходу из нашей берлоги, напряженно ловя звуки леса. Только тут я поняла, что причина в чем-то другом.
– Что это? – прошептала я, испуганно хватаясь за него.
Я почувствовала его губы, поглаживающие мою мочку и шепчущие:
– Выйду, посмотрю, что там. Оставайся здесь.
– Джуд… Что, если?.. – я не могла докончить предложение, страх камнем повис в горле.
– Это ненадолго, – заверил он меня, нащупывая фонарик.
Минуты тянулись и тянулись, я сидела, съежившись в нашем убежище, замерзая и не осмеливаясь подобраться ближе к огню. Костер горел сразу перед выходом, снаружи – там, где что-то в темноте напугало Джуда.
Наконец, после долгого ожидания, послышался хруст снега. Джуд нырнул под полог корней, и я тут же поняла, что что-то случилось.
– Следы гризли, – сдержанно сказал он. – Огонь, должно быть, отпугнул его, но боюсь, он от нас не отвяжется.



Глава 25

– Нужно перенести лагерь, – вскинулась я, ощупью нашаривая рюкзак в темных углах пещеры.
Джуд мягко взял меня за запястье, успокаивающим голосом уговаривая остановиться:
– Спокойно. Все в порядке, Бритт. Без паники. Просто нужно поддерживать огонь. Он не сунется к нам через пламя, какое бы любопытство или голод его ни одолевали. Я утром запас дров, должно хватить до рассвета. А там я пройду по его следам, определю, где он, и мы обойдем его по широкой дуге и пойдем дальше к Айдлвайлду.
– Мне страшно, – прошептала я. Я чувствовала себя слегка пьяной после самогона, «море по колено», но даже это не могло перебить беспокойство, хлюпающее во мне, словно ледяная вода. Гризли. Если огонь погаснет, если он сунется в пещеру и нам придется убегать – на его стороне будет слишком много преимуществ.
Джуд сгреб меня в охапку, откинувшись так, чтобы я сидела, опираясь на него спиной, и протянул свои длинные ноги по обе стороны от моих. Бережно прижимая к себе, он укутал меня руками, словно защитным коконом.
– Так лучше? – пробормотал он мне на ухо.
Я откинула голову ему на плечо.
– Я рада, что ты здесь, Джуд. Я рада, что мы есть друг у друга.
Его дыхание взъерошило мне волосы:
– Я тоже.
– Может, это звучит странно, но я почти чувствую себя… более способной, когда ты рядом. Я действительно ощущаю, что мы вместе, одна команда, если это имеет смысл.
– Очень даже имеет.
Будь со мной Келвин, я не смогла бы сказать то же самое. Я всегда позволяла Кэлу заботиться обо мне. Если мы куда-то ехали, даже на моей машине, вел всегда он. Он платил за обед. Когда шел дождь, а я была без куртки, я приставала к нему, пока он не отдавал мне свою.
Я хотела, чтобы он обожал меня, защищал и вертелся ради меня ужом. Когда он не соответствовал, разыгрывала беспомощность, чтобы заставить его обратить на меня внимание. С Джудом же я верила в свою способность позаботиться о себе сама. Испытывала чувство ответственности, а не отчаяния. Верила, что мы дополняем друг друга. Джуд откинул мои волосы с плеча и поцеловал в шею.
– Расскажи, о чем ты думаешь.
Я откинула голову, приглашая его целовать меня. Закрыла глаза, наслаждаясь покалыванием в коже от мягких прикосновений его губ.
– Откуда такая уверенность, что я не обольщаю тебя, чтобы ты помог мне добраться до Айдлвайлда? – поддразнила я его. Слыша себя со стороны, я понимала, что это звучит до крайности кокетливо. Но самогон так расслабил меня, что мне было все равно.
Джуд уткнулся носом мне в шею.
– Когда ты блефуешь, у тебя дергается левая бровь. За ночь она не дернулась ни разу. И потом, я уже говорил тебе: моя цель – довести тебя туда целой и невредимой. Больше не нужны никакие игры.
Я с негодованием отпрянула:
– Ничего у меня не дергается!
Джуд изучающе глядел на меня с небрежной улыбкой, словно решая, стоит ли говорить больше.
– Когда тебе весело, у тебя на губах появляется озорной изгиб, – продолжил он. – Когда сердишься, плотно сжимаешь губы, и у тебя на переносице проявляются три тонкие складочки.
Я перекатилась на колени и уперла руки в бока.
– Еще что-нибудь? – гневно спросила я.
Он потер нос, изо всех сил сдерживая улыбку.
– А когда ты целуешься, то глубоко в горле издаешь урчание. Такое легкое, что, если не касаться тебя, не услышишь.
Тут я уже побагровела.
– Нужно еще раз поцеловаться, чтобы продолжить изыскания, – предложил он.
– Ага, конечно! После таких-то оскорблений!
– Ты хочешь внушить мне, что обиделась, но у тебя снова дергается левая бровь – ты блефуешь. – В ответ на мой раздраженный взгляд парень пожал плечами и развел руки, словно говоря: «Ничего не могу с собой поделать!»
Я поняла: Джуд, должно быть, давно и внимательно изучал меня, чтобы прийти к таким заключениям. Вдруг вспомнилось, как я ловила на себе его взгляды. Тогда я решила, что он подсматривает за мной, как бы я не сбежала. Но теперь задумалась: не изучал ли он меня втайне, «разгадывая» меня, как головоломку, всерьез интересуясь мною.
– Отлично, – наконец сказала я. – Допустим, я позволю тебе поцеловать меня снова. – Я опустилась перед ним на четвереньки, искушающе улыбаясь. Я полностью контролировала себя, но от выпитого в голове приятно шумело. Мне было тепло, я чувствовала себя полной жизни и чуть-чуть безрассудной. – Но сначала хочу установить несколько базовых правил.
– Я весь внимание.
– Когда ты впервые понял, что хочешь поцеловать меня?
– Это базовое правило?
– Хотела бы получить кое-какие сведения, прежде чем вводить закон.
– Ого, а ты требовательна. То, и это, и кто знает, что еще.
Я улыбнулась еще шире:
– Ответь.
Он отклонился назад и почесал в затылке, театрально изображая, что изо всех сил напрягает память.
– Не торопись, – любезно предложила я. – Чем дольше думаешь, тем дольше будешь ждать поцелуя.
– Первый раз мне захотелось поцеловать тебя, – задумчиво сказал он, потирая подбородок, – в «Севен-Элевен», как только догадался, что ты сказала Келвину, будто мы теперь вместе. Обида на его физиономии достойна быть запечатленной в веках, но выражение твоего лица было просто бесподобно. Я никогда не видел, чтобы кто-то так сильно старался скрыть собственный обман и изобретательность. Мы оба были в твоих руках. И я хотел поцеловать тебя и, как мне помнится, сделал это.
Я сморщила лоб, пытаясь вспомнить:
– Тот поцелуйчик? Да он был целомудренным, как сборник псалмов!
– Не хотел показаться развязным.
В этом у меня были большие сомнения. Чем больше я узнавала Джуда, тем больше с него слетал налет скромности. Я ясно видела проступавшие в нем черты нахального хвастливого подростка, якобы оставшегося, по заверениям Джуда, далеко в прошлом.
– Приличные девушки не заводят отношения с незнакомцами, – заявила я. – Я по-прежнему не знаю, что привело тебя в Вайоминг или как ты вляпался в дела с Шоном.
Джуд молча глядел на меня некоторое время:
– Есть вещи, которые я бы хотел тебе рассказать, но не могу. Ты мне не безразлична, Бритт. Хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Мне жаль, что ты во все это влипла, но я сделаю все, чтобы вернуть тебя домой невредимой.
Ни один из нас не заговорил о том, что же будет потом. Джуд был в розыске. По меньшей мере как соучастник. А если Келвин уже нашел Корби, она могла рассказать полиции, что Джуд был одним из похитителей. И мы никак не могли знать заранее, какие неприятности его ждали. Прямо сейчас мне не хотелось думать о худших вариантах. Не хотелось думать о «после», и точка.
– У тебя есть девушка? – Джуд не производил впечатления ветреного, но вопрос был справедливым. Он знал, что у меня никого не было. Если я собиралась этой ночью совершить с ним большую ошибку – а вопреки гласу рассудка я подумывала об этом, – мне хотелось знать, что я не втягиваю в этот клубок никого третьего.
– Нет.
– И все? Просто «нет»? Без объяснений?
– Ты задала прямой вопрос. Из двух вариантов ответа: «да» и «может быть» – я подумал, тебе больше понравился бы «нет».
– Планируешь отшутиться?
Он улыбнулся:
– У меня нет девушки, Бритт. Мое последнее серьезное чувство закончилось год назад. И я никогда не обманывал своих девушек. Если меня тянет налево, значит, что-то в наших отношениях не работает, и, если я не могу это исправить, я просто прекращаю их. Мне не нравится причинять людям боль.
– Хороший ответ, мистер Джуд…?
Я видела, как он заколебался, оценивая меня.
– Ван Сент. Джуд Ван Сент – так меня зовут. – Он потянулся ко мне, хватая за запястье. Медленно погладил ладонь большим пальцем.
– Не так быстро, – предупредила я, положив палец ему на губы, когда он потянулся ко мне. – Мне нравится эта новая, открытая грань тебя. Я хочу услышать и о других твоих тайнах.
– Что-то тебе придется открывать самой.
И он повалился на спину, увлекая меня за собой.



Глава 26

Утренний свет, пробивавшийся сквозь кроны деревьев, и почти рассеявшиеся пары самогона пробудили во мне ужасающе ясную картину прошедшей ночи. Я замерла на спальнике, объятая ужасом, а перед глазами проносилось каждое мое движение.
Это произошло… с Джудом. С человеком, захватившим меня в заложники. То, что он был классным, привлекательным и заботился обо мне, не имело никакого значения.
Я не открывала глаз, притворяясь спящей, хотя и слышала, как ворочается Джуд, и перебирала в голове варианты начала разговора. Ничего подходящего не находилось. О чем я только думала, когда пила эту дрянь? Это самогон толкнул меня в объятия Джуда?
Нет. Джуд привлекал меня, даже когда я была совершенно трезвой. Можно сказать ему, что это все выпивка, но к чему лгать самой себе: я целовалась с ним, потому что хотела. Стыдно, но что есть, то есть.
Я потерла лоб ладонью, поморщившись. Делать нечего: неловкое утро «после» придется пережить.
– По поводу прошедшей ночи, – начала я, садясь и чувствуя тупую головную боль, растекающуюся под черепом. Ошеломленно поймала себя на мысли, что испытываю первое в жизни похмелье. Легкое, но несомненное похмелье. Хорошо хоть папа не мог узнать, как сильно я его разочаровала. К сожалению, себя я от такого унижения избавить не могла.
Притворяясь ужасно сосредоточенной на шнурках, я не поднимала глаз, избегая взгляда Джуда.
– То, что мы сделали, было глупо. Это очевидно. Ошибкой. – И еще какой ошибкой! – Я, должно быть, слишком много выпила, не думала, что делаю. Хотела бы я повернуть все вспять.
Джуд не удостоил мой лепет ответом.
– Я была в полубессознательном состоянии, когда мы… сделали то, что мы сделали. Я едва помню, что произошло. – Если бы это было правдой! В действительности память изводила меня прекрасно сохранившимися подробностями. – То, что случилось между нами… я не хотела. Настоящая я не хотела этого, вот что я имею в виду.
Джуд по-прежнему ничего не отвечал, и я бросила нервный взгляд в его сторону. Внимательное, оценивающее выражение глаз, разглядывавших меня, было трудно прочитать. Я была уверена, что он чувствует то же самое. Или нет? Мне столько всего хотелось спросить у него, но я сдерживалась – не хотела выбирать между оправданиями. И не имело никакого значения, что по этому поводу думал Джуд. Я поступила неправильно, и все тут. А он был наихудшим человеком из возможных, с кем можно было бы позволить себе такую ошибку.
Джуд выпрямился и потянулся, томно, как котяра. Перекатился на колени, застегнул ремень джинсов и лукаво взглянул на меня.
– Долго готовила речь?
Я нахмурилась:
– Не готовила, это экспромт.
– Хорошо. Это объясняет, почему от нее тошнит.
– Не поняла?
– Ты не была пьяной, Бритт. Разве что слегка – не забывай: половину бутылки выдул я. Постараюсь не держать на тебя обиды за то, что думаешь, будто я способен воспользоваться тобой, опоив. И если ты так целуешься в пьяном виде, не могу дождаться, что же будет на трезвую голову…
Я уставилась на него, открыв рот, не зная, как на это реагировать. Он что, дразнил меня? Нашел время!
– Когда ты последний раз целовалась? – продолжал он непринужденным тоном. – Я не про легкие целомудренные чмоки в щечку, о которых сразу забываешь.
На мгновение выбравшись из ступора, я позволила себе немного ехидства:
– Как этой ночью?
Он выгнул бровь:
– Даже так? Интересно… В таком случае, с чего это ты стонала и звала меня во сне?
– Я не…
– М-да, жаль, не было диктофона. Так когда ты последний раз целовалась?
– Ты действительно думаешь, я тебе скажу?
– Со своим бывшим?
– А что, если и с ним?
– Значит, это он научил тебя стыдиться близости и чувствовать неловкость? Он брал от тебя все, что хотел, но, кажется, вечно куда-то пропадал, когда ты хотела чего-то взамен, не так ли? Чего ты хочешь, Бритт? – прямо спросил Джуд. – Ты правда хочешь притвориться, будто прошлой ночи не было?
– То, что происходило между мной и Келвином, – не твое дело, – прошипела я. – К твоему сведению, он был просто отличным бойфрендом! Я… я хотела бы сейчас быть с ним! – солгала я.
От моего безжалостного вскрика он вздрогнул, но быстро овладел собой.
– Он любит тебя?
– Что? – смутилась я.
– Если ты знаешь его так хорошо, этот вопрос не должен ставить тебя в тупик. Он любит тебя? Когда-нибудь любил тебя?
Я надменно вскинула голову.
– Я поняла, что ты делаешь. Пытаешься унизить его, потому что… потому что ревнуешь к нему!
– Да, черт возьми! Ревную, – прорычал он. – Когда я целую девушку, мне хочется знать, что она думает обо мне, а не о козле, который ее бросил!
Я отвернулась, испытывая унижение от его догадливости. Бесполезно было отрицать это – Джуд видел меня насквозь. Воздух между нами казался заряженным и густым, и я села, ненавидя Джуда за то, что он заставляет меня чувствовать себя виноватой. Ненавидя саму себя за то, что позволила нам зайти так далеко. Есть какой-то термин, обозначающий людей, влюбляющихся в своих похитителей. Это не было настоящим влечением, меня зомбировали. Жаль, те поцелуи не возьмешь обратно. Жаль, невозможно вообще «отменить» встречу с ним.
Джуд зашнуровал ботинки, с силой рванув узел.
– Пойду поставлю несколько ловушек – надеюсь, вернусь с завтраком. Думаю, больше пары часов это не займет.
– А гризли?
– Я подложил два бревна в костер; пламя его отпугнет.
– А… ты сам? – Я старательно изображала равнодушный голос.
Он холодно улыбнулся мне колючей улыбкой.
– Переживаешь за меня?
Не придумав, чем бы его уязвить, я просто показала язык.
Джуд покачал головой:
– Снова упражнения для языка? Мне думалось, тебе хватило целой ночи…
– Провались ты в ад.
– Извини, любовь моя, но мы уже там.
Не говоря больше ни слова, Джуд скрылся в заснеженном лесу.

Когда он ушел, я решила провести ревизию наших припасов, чтобы чем-то занять голову вместо бесконечного анализа ночных поцелуев. Мне не хотелось разбираться, что я на самом деле испытывала к Джуду. Не хотелось признавать, что, возможно, я по уши в него…
Нам предстоял целый день похода в Айдлвайлд, и я хотела удостовериться, что, если налетит новый буран или мы столкнемся с другими непредвиденными трудностями, я буду хотя бы знать, что у нас есть. Расстегнув рюкзак Джуда, я стала делить его вещи на три группы: постель, еда и инструменты.
На дне обнаружился тряпочный, чем-то набитый мешочек – ни молнии, ни завязок, ни вообще какого-либо отверстия – мешок был целиком и полностью зашит. Сквозь ткань прощупывалось что-то угловатое, но добраться до него я не могла.
Меня не должно было бы удивлять, что Джуд что-то скрывает. В конце концов, секреты – его конек, но когда я перочинным ножом, украденным в хижине, аккуратно надпорола шов и увидела, что внутри, я испытала именно это. Удивление.
Нет, не удивление. Потрясение. Головокружение от нежелания поверить в увиденное. Тошноту.
Я вытащила фотографию девушки. Снимок не постановочный, сделанный издалека, но глаза девушки на нем смотрели с пугающим вниманием. Широкая, надменная улыбка, казалось, злорадно дразнит объектив, глаза источают презрение, словно она мысленно отмахивается от всего мира одним пронзительным взглядом.
Лорен Хантсмен. Светская львица, пропавшая в прошлом апреле на отдыхе с родителями в Джексон-Хоуле.
Почему у Джуда ее фотография? И не какая-то, а снятая без ее разрешения. Он что, шпионил за нею?
Я снова полезла в мешочек, вытягивая пару наручников. У меня скрутило живот. Зачем Джуду наручники? На ум пришло кое-какое объяснение. Но ничего хорошего оно не сулило.
Следом я вытащила дневник Лорен. Стыдясь, что лезу в ее личную жизнь, все же пролистывала страницы, уговаривая себя, что просто ищу, не попадется ли имя Джуда. Мне нужно было выяснить, как он связан с нею, хотя нехорошее предчувствие где-то внутри подсказывало, что я уже знаю ответ.

Сегодня на танцы. Держись, Джексон-Хоул. Нехилая будет ночка. План А: напиться. План Б: сделать что-нибудь, о чем сама потом пожалею. План В: угодить за решетку. Дополнительные очки, если все сразу. Не терпится увидеть выражение лица мамаши. Провалом считается, если она не расплачется за ужином хотя бы раз. Все, я пошла – пожелай мне удачи.
4-мок, 4-мок, Лорен.

Вот оно. Дневник Лорен обрывался 17 апреля прошлого года. И ни одного упоминания о Джуде.
Однако пока я не вытащила последний «сувенир» из мешка, мои руки еще, считай, не дрожали. Медальон в форме сердечка. Я смутно припоминала, что видела такой на пресс-конференции по телевизору, посвященной исчезновению Лорен. Отец девушки показывал набросок медальона, который та, не снимая, носила с самого детства. Он не сомневался, что в день исчезновения медальон тоже был на ней.
Теперь стало понятно, почему Джуд так скрывал содержимое мешка. Неоспоримые улики.
На ум пришел подслушанный разговор Джуда с Шоном. Их слова и тогда меня обеспокоили, но теперь, когда я увидела их в контексте, просто леденили кровь.
«Я здесь главный, Эйс. Я взял тебя с собой для кое-какой работенки, вот ею и занимайся».
А следом тревожащий ответ Джуда: «Мы работаем вместе уже почти год. Подумай, сколько всего я для тебя сделал».
Год назад Лорен Хантсмен пропала. Джуд как-то к этому причастен? Это он убил ее? Это и была его «работенка»?
Интересно, ее он тоже сначала очаровал, как очаровал меня?
Меня замутило. Кислый вкус рвоты защекотал горло. Вспоминая поцелуи с Джудом, я почувствовала, будто меня бросили в ледяную воду. Я вспомнила, как лежала под ним, придавленная его тяжестью, ощущая неодолимую близость. Вспомнила его руки под моей рубашкой, гладившие меня… везде. Я вся дрожала тогда, и затряслась сейчас, почувствовав себя грязной. А что, если он хотел совратить меня, а потом убить?
Как я могла доверять ему?!
Пять минут спустя, когда я закончила распихивать вещи Лорен и припасы Джуда в свой рюкзак, меня все еще трясло. Я везде искала карту Келвина, но Джуд забрал ее с собой. Ладно, не важно. Я и так знала, что Айдлвайлд менее чем в семи километрах отсюда, на другом берегу двух ледниковых озер, соединенных узкой протокой. Она будет покрыта льдом – переправлюсь. Было страшно отправляться через лес в одиночку, но я не могла оставаться ни минутой дольше. Зашить мешочек обратно было нечем – Джуд узнает, что я раскрыла его секрет. А это все изменит. Я вскинула рюкзак на плечи, намереваясь уйти как можно скорее, но что-то заставило меня замереть на выходе из нашего убежища.
При виде примятого лапника все внутри сжалось. Я вспомнила массу мелочей, которыми Джуд поддерживал меня последние несколько дней, еще при Шоне. Он отвлекал на себя его ярость, подбадривал меня, когда я оказывалась на грани отчаяния. Как мог, пытался обеспечить мне хоть какие-то удобства. Неужели кто-то, способный на такие проявления доброты, мог одновременно оказаться способным на подобную жестокость? Неужели я действительно верила, что Джуд мог бы убить Лорен Хантсмен?
Разум вновь обратился к уликам. Если я все еще подыскиваю Джуду оправдания, значит, у меня и правда развился стокгольмский синдром. Я внушила себе, будто знаю его. Глядя на закоренелого преступника, придумала романтическую сказочку про измученного героя, пытающегося исправиться. Какая ужасная ошибка.
Больше никаких оправданий. Улики не оставляли сомнений.
Я торопливо пошла в противоположном направлении от того, куда, как слышала утром, двинулся Джуд. У него карта, но у меня снаряжение. Он – опытный походник, но долго без воды, одеяла, зажигалки и фонаря не протянет. Кроме того, я рассчитывала, что Джуд ушел довольно надолго. Прошлый раз охота заняла у нас несколько часов. Если хорошенько оторвусь с самого начала, он не успеет догнать меня до Айдлвайлда.
А оттуда я позвоню в полицию. Расскажу, что Лорен Хантсмен не утонула ни в каком озере, а была жестоко убита, и я знаю, где искать ее останки.



Глава 27

Горы никогда еще не выглядели такими враждебными и необитаемыми. Переохлажденное облако плотно село на деревья, оправив пейзаж в причудливый оклад инея. Густой лес не пропускал солнце, в полутьме переплетенные скелеты голых деревьев играли с воображением в игры, достойные нечистой силы. Мне виделись мертвецы, тянувшиеся за мной иссохшими руками, мрачные лица, взиравшие с серых, покрытых трещинами стволов. Едко-холодный ветер свистел над землей, поднимая клубы снега, словно взбесившийся табун призрачных лошадей. Вечнозеленые деревья беспокойно раскачивались, будто зная нечто, недоступное смертным.
Чья-то рука схватила меня за ворот, и я, вскрикнув, обернулась к кривоватому кусту с перепутанными шипастыми ветвями, зацепившимися за ткань. Освобождаясь, я нервно сглотнула. На каждом шагу за спиной чувствовался взгляд. Туман студеным языком лизал кожу, и я дрожала от холода и страха.
Медведи и волки. Я думала о них, пробираясь через высокие сугробы, наметенные за ночь ветром. Они напоминали волны, застывшие ледяной белизной за мгновение до того, как гребень завернулся пенной улиткой. Бесконечные торосы и густой туман ограничивали видимость, поэтому я не выпускала из рук компас, поминутно сверяясь с ним. То и дело жуткое завывание ветра заставляло волоски на теле шевелиться, тогда я останавливалась и оглядывалась.
Скоро мышцы уже стонали от усталости. Последний раз я ела вчера, и от голода чувствовала слабость и головокружение. Было так легко представить, как садишься, закрываешь глаза и укрываешься от хлещущего ветра. Но я знала, что если позволю себе отдохнуть, сознание уступит место грезам, от которых уже не будет пробуждения.
Перчатки промокли. Ботинки и носки тоже. От холода пальцы на руках и ногах, казалось, стали такими хрупкими, что того и гляди отломятся. Я махала руками, проталкивая в них кровь, растирала их, но сама не знала, зачем так стараюсь. Скоро боль сменилась бы зудящим отупением, и тогда я бы перестала вообще что-либо чувствовать…
Нет. Я была благодарна резкой, жалящей боли. Она гарантировала, что я остаюсь в сознании. Что жива.
Снег и камни так и норовили выскользнуть из-под ног. В итоге я не удержалась, и у меня промокла еще и спина. С каждым разом было все труднее себя поднять. Я отряхивала снег с одежды, но и это казалось бессмысленным: она все равно промокла и скорее холодила, чем грела.
Взобравшись на лесистый склон, я обнаружила впереди еще один. И еще. За густыми серыми облаками бледный размытый шар солнца медленно пробирался по небосклону. Доковыляв до перевала, начала осторожно спускаться к западу. Я шла уже целый день. Где же Айдлвайлд? Неужели я промахнулась? Что делать: идти дальше вперед или заложить круг?
Шаг за шагом моя надежда отступала под натиском отчаяния. Я не была уверена, что горы когда-нибудь кончатся. Мечтала наткнуться на хижину – любую. Мечтала о толстых стенах и горячем пламени. Об укрытии от штормового ветра, раздиравшего кожу.
Но спасения не было. Только ветер и холод. Снег. Голод.
Смерть.



Глава 28

Тем вечером, когда Келвин учил нас с Корби гадать по Уидже, мы с ним впервые, по крайней мере, на моей памяти, остались наедине. Возможно, бывали и другие случаи, но этот вечер запомнился как тот, когда я впервые почувствовала, что нас только двое в целом свете. Я любила Келвина Верстеега. Он и был для меня целым светом. Каждый взгляд, брошенный им на меня, каждое слово, сказанное мне, казалось, навсегда отпечатывались на моем сердце.
– Сейчас описаюсь! Я выхожу-у-у-у! – захихикала Корби, суетливо расстегивая палатку. – Не дойду до туалета, наверное, налью тебе в кроссовки, Келвин!
Келвин закатил глаза вслед сестре, демонстративно переминавшейся с ноги на ногу, зажимая руки между скрещенными ногами. Он оставил свои тенниски под тентом, рядом с моими шлепками. Мистер Верстеег никого не пускал в дом в обуви. Я сомневалась, что он так же сильно переживал за грязь в палатке, но у нас это уже вошло в привычку: при входе оставлять обувь снаружи.
– Как ты ее выносишь? – поинтересовался Келвин, когда Корби, наконец, выбралась наружу и, истерически визжа, поскакала через лужайку к зеленому домику.
– Она ничего.
– Ей отчаянно не хватает серых клеточек.
Мне не хотелось обсуждать Корби. Келвин и я, наконец-то, оказались одни. Я могла бы прикоснуться к нему, так близко он сидел. Я готова была отдать что угодно, лишь бы узнать, есть ли у него девушка. Да как же ей не быть? Любая была бы счастлива с ним встречаться.
Я прочистила горло:
– Ты же не веришь, что духи используют Уиджу, чтобы общаться с нами, правда? Потому что я не верю, – добавила я, закатывая глаза в надежде, что это придаст мне умудренный вид.
Келвин подобрал травинку, «приехавшую» на ком-то из нас, и начал разрывать ее на ленты, закручивавшиеся зелеными кудрями. Не глядя на меня, он сказал:
– Когда я думаю о духах, я вспоминаю Бо – где он сейчас?
Бо был шоколадным лабрадором Верстеегов, умершим прошлым летом. Как, я не знала. Корби не рассказывала. Она проплакала целую неделю, когда это случилось, но наотрез отказывалась что-либо объяснить. Когда я спросила Иэна, от чего умирают собаки, он ответил:
– Их сбивают машины. Еще у них бывает рак, и тогда приходится их усыплять.
Поскольку Бо умер внезапно, это был не рак.
– Он похоронен у меня в саду за домом, – произнес Келвин. – Под персиковым деревом.
– Персиковый сад – хорошее место для могилы собаки. – Я хотела обнять Кэла, но боялась, он оттолкнет меня. А еще больше боялась, что тогда он уйдет, и я лишусь возможности по-настоящему пообщаться с ним.
Я пододвинулась поближе.
– Я знаю, как сильно ты любил Бо.
– Он был таким классным охотником.
Я положила дрожащую руку Келвину на колено и замерла. Он не сбросил ее и не отдернул ногу, а посмотрел прямо на меня мокрыми от горючих слез зелеными глазами.
– Это отец его застрелил.
Такого я не ожидала, картина не укладывалась в голове. Мне всегда представлялся визг тормозов и искалеченный Бо на асфальте.
– Ты уверен?
Келвин лишь холодно посмотрел на меня.
– Но зачем твоему папе убивать Бо? Он был лучшим в мире псом. – Это было правдой. Я умоляла папу завести собаку. Шоколадного лабрадора, разумеется.
– Как-то ночью он зашелся лаем, Ларсены пожаловались. Я спал, но помню, как зазвонил телефон. Отец, повесив трубку, рявкнул, чтобы я увел Бо в гараж. Дело было после полуночи. Я услышал отца, но тут же провалился обратно в сон. А потом грянули выстрелы. Два. Вначале мне показалось, отец выпалил в моей спальне, таким громким был звук. Я подбежал к окну. Отец пнул Бо, чтобы убедиться: тот действительно мертв, и бросил его там. Даже не положил в коробку.
Я закрыла рот ладонью. В палатке было жарко и душно, но я начала дрожать. Мистер Верстеег всегда пугал меня, но теперь превратился просто в чудовище.
– Я похоронил Бо, – продолжал Келвин. – Дождался, пока эта скотина ляжет спать, потом вышел за лопатой. Копал целую ночь. Мне пришлось затащить Бо на тачку, таким он был тяжелым. Я не мог донести его.
Когда Келвин рассказывал, как хоронил свою собаку, мне хотелось просто разрыдаться.
– Ненавижу его, – произнес Кэл тихим голосом, от которого я покрылась «гусиной кожей».
– Трудно придумать отца хуже, – согласилась я. Мой папа никогда не застрелил бы собаку. Особенно за лай. Особенно если бы я любила ее.
– Иногда я думаю, может, призрак Бо где-то рядом, – признался Келвин. – Думаю, простил ли он меня, что я не отвел его в гараж той ночью.
– Конечно, он рядом, – закивала я, пытаясь дать ему надежду. – Уверена: Бо сейчас на небесах, ждет тебя. Возможно, у него в зубах теннисный мячик, чтобы поиграть с тобой. То, что кто-то умер, еще не значит, что он перестал существовать.
– Надеюсь, ты права, Бритт, – пробормотал Кэл тихим голосом, полным жажды мщения. – Надеюсь, когда мой отец умрет, он отправится в ад и будет мучиться там во веки веков.



Глава 29

Уже в сумерках я увидела струйку дыма, поднимавшуюся над верхушками деревьев. Прошагав целый день без еды и воды, ничего не соображая, я тяжело потащилась в сторону дыма. Когда в кружащемся снегу нарисовался дом, мне подумалось, это мираж: он был слишком красивым, чтобы быть настоящим – с окнами, блестящими золотом, и облачком серого дымка, картинно поднимавшимся над красной трубой.
Пошатываясь на ветру, словно забавлявшемся моей слабостью, я поковыляла к дому, завороженная мыслями о тепле и отдыхе. Скатившись по склону на заснеженную подъездную дорожку, я ахнула от того, как точно воображение обманывает меня. Айдлвайлд предстал передо мною во всех деталях.
С фронтонов, расположенных один за другим, повторяя очертания ледяных пиков на горизонте, свисали сосульки толщиной в руку. Несколько сантиметров снега покрывали крышу. Я жадно уставилась на дом.
Размытый мужской силуэт пересек длинный ряд больших окон и рассеянно остановился, глядя в сад, прихлебывая из кружки.
Келвин.
Я услышала свой чуть слышный, сдавленный голос, зовущий его по имени. И вот я уже бегу к дому, поскальзываясь и увязая в снегу, не отрывая глаз от двери. Меня охватил ужас при мысли, что отвернись я хоть на мгновение, Айдлвайлд и Келвин просто исчезнут в надвигающихся сумерках.
Я заколотила в дверь, хотя ощущение было, что заледеневшие руки вот-вот расколются. Содрогаясь от рыданий, царапала толстую деревянную дверь, стучала по ней ботинками, всхлипывая, звала Келвина.
Дверь отворилась, и на меня вытаращился Кэл. Несколько мгновений его лицо выражало только замешательство, он не узнавал меня. И вдруг глаза друга потрясенно открылись.
– Бритт!
Он затащил меня внутрь, не тратя время на то, чтобы снять с меня рюкзак, промокшие насквозь куртку и перчатки.
Я слишком устала, чтобы говорить. Следующее, что помню: Кэл перенес меня в гостиную и положил на диванчике перед камином. Я вяло отметила, что он обыскал мои карманы, вероятно, в поисках ответов на вопрос, что со мной стряслось. Ничего не найдя, стащил с меня ботинки и растер ноги. Потом закутал в теплые – сухие! – одеяла и плотно натянул на голову шапочку. И тогда на мой замороженный мозг обрушилась лавина вопросов.
Ты меня слышишь? Сколько пальцев? Как долго ты была в лесу? Одна?
Я приподняла голову, вглядываясь в его зеленые глаза, обретая уверенность в сквозившей в них опытности. Хотелось забраться к нему на руки и похныкать, но я не знала, как заставить свое тело пошевелиться. По моей щеке скатилась слезинка, и я надеялась, Келвин понял все слова, которые я была не в силах произнести. Мы снова вместе. Теперь все будет хорошо. Он позаботится обо мне.
Келвин шлепнул меня по щекам.
– Не засыпай!
Я послушно кивнула, но сон наваливался на меня. Как он не понимает? Я потратила всю, без остатка, энергию на то, чтобы дойти сюда, мне нужно поспать. Я шла по горам, увязая в снегу и замерзая, а он сидел тут, в доме. Почему он не пошел искать меня?
Пока я проваливалась в дремоту и снова приходила в сознание, Келвин несколько раз выбегал из комнаты, быстро возвращаясь, чтобы потыкать и потормошить меня. Я вяло отметила, что он сунул градусник мне под язык. В следующий раз подложил мне под мышки бутылки с теплой водой и обернул ноги электрогрелкой. Велев выпить кружку травяного чая, Кэл даже предложил к нему конфету, но я покачала головой. Это все подождет. Хотелось только одного: чтобы он оставил меня в покое и дал как следует заснуть.
– …оставайся со мной, Бритт.
«Не могу», – подумала я, но слова будто таяли у меня в мозгу.
Он сгреб мою голову, заставляя глядеть ему прямо в глаза.
– Не спи. Не… отстану. Смотри… на меня. – Его слова звучали смазанно, словно доносились из глубокого туннеля.
Ох, Кэл.
Я вздохнула, пытаясь вывернуться из его крепких рук. Он снова похлопал меня по щекам. Раздраженная, я с досадой почувствовала, что хочу, чтобы он перестал беспокоить меня. Будь у меня силы, отпихнула бы его.
– Пусти, – недовольно буркнула я, слабо дергаясь в его руках.
– Продолжай… бороться. Оставайся… мною. Я согрею тебя.
Он схватил меня за плечи и начал трясти, пока то небольшое количество терпения, которое еще во мне оставалось, не лопнуло и я не набросилась на него:
– Хватит, Кэл! Отвали! – Извергнув из себя эти слова, я откинулась обратно на диван, задыхаясь от истощения. Но в полном сознании.
Склоненная надо мною фигура Келвина расслабилась. Он улыбнулся мне, нежно поглаживая меня по щеке.
– Вот это другое дело. Сердись сколько хочешь, если это помогает не отключаться. Я не позволю тебе заснуть, пока не согрею до нормальной температуры.
– Ишь какой смелый! – слабо хмыкнула я.
– Да? Ты еще спорить со мной собираешься? – Взгляд Келвина смягчился, он откинул влажные волосы с моего лица. Просунув руку под одеяло, Кэл нашел мою руку и крепко стиснул ее, словно боялся потерять меня, если выпустит хоть на мгновение.
– Как же я беспокоился за тебя, Бритт. Корби все мне рассказала. Про Шона и Эйса.
Я несколько раз моргнула, думая, что мне послышалось. Мозг с трудом прокручивал это сообщение, туго соображая.
– Корби?
– Она здесь. Спит наверху. Я нашел ее в хижине. Эти подонки оставили ее умирать, Бритт! Не найди я ее вовремя… У нее не было еды. Теперь она поправится, но это не конец. Они пытались убить мою сестру и мою… мою девушку, – закончил он, слегка дрогнувшим голосом. – Если бы с кем-то из вас что-нибудь случилось… – Он не договорил, отворачиваясь, но я успела увидеть горящие бешенством глаза.
Келвин нашел Корби. Конечно, нашел. Кэл – это Кэл. Он любит Корби и любит меня. Он что угодно сделает ради нашей безопасности.
Вот только, если я его девушка и он любит меня, почему не отправился меня искать?
Я села, опираясь на подушку. Замерзшие ноги и руки не слушались меня, но это не мешало мне бороться, выкручиваясь из одеял.
– Мне нужно увидеть Корби.
– Утром, – заверил Келвин. – Я только сегодня ее нашел. Ей было плохо, она ударилась в панику и ничего не соображала, да еще и разбилась: поскользнулась на лестнице и стукнулась спиной и локтем. Не давала мне к себе прикоснуться, визжала и называла меня Шоном. Насилу дал ей таблетку, чтобы помочь расслабиться. Ей нужно как следует поспать целую ночь. То же касается и тебя – дать тебе таблетку? Мама оставила свои с лета, и срок еще не вышел.
– Нет, я просто хочу увидеть Корби.
Келвин пытался уложить меня обратно на диван, но я сопротивлялась. Мне нужно было увидеть Корби, убедиться самой, что с нею все в порядке.
– Ладно, ты ее увидишь, – уступил Келвин. – Но давай я ее приведу сюда. А тебе нужно отдыхать. Приготовлю тебе ужин и схожу за нею. – Он вытер ладонью лицо, но я успела заметить, что его глаза увлажнились. – Я боялся худшего, Бритт. Считал чудом, что нашел ее, думал, найти тебя – это уже совсем невероятная удача. Я думал… моя жизнь… Без тебя…
Слезы покатились у меня по лицу, в горле застрял комок. Келвин любит меня. Ничего не изменилось. В этот миг было так легко забыть боль, которую он причинил мне в прошлом. Я совершенно простила Кэла. Вот оно – новое начало.
– Мне страшно, Кэл. – Я подвинулась к нему поближе. – Он, Эйс, где-то там. – Я решила не называть его Джудом, чтобы не вдаваться в запутанные объяснения.
Келвин коротко кивнул:
– Знаю. Но я не позволю ему причинить тебе вред. Как только дороги расчистят, вывезу вас с Корби отсюда. Мы отправимся в полицию и все им расскажем.
Я замотала головой, показывая, что это еще не конец истории.
– Эйс убил… – Я облизала губы. Не ожидала, что это будет так тяжело выговорить. Было трудно признать, что Джуд убил Лорен Хантсмен, потому что это ярко подтверждало, как плохо я разбиралась в людях. Я доверяла Джуду. Целовалась с ним. Позволила его рукам познавать мое тело – тем же рукам, что безжалостно забрали жизнь невинной девушки. Я чувствовала смятение и унижение. Если было в моем прошлом что-то, что я бы хотела изменить, имея власть вернуться во времени, то это оно: неспособность разглядеть истинную отвратительную природу Джуда.
– Ш-ш-ш, – пробормотал Келвин, прикладывая палец к моим губам. – Со мной ты в безопасности. Ты пережила кошмар, но теперь все позади. Я не позволю ему причинить тебе вред. Этот подонок дорого за все заплатит. Он сядет в тюрьму, Бритт, ты никогда больше его не увидишь.
Я старалась дать убежденности Келвина утешить меня, заставила себя не вспоминать обжигающе горячие поцелуи Джуда. Что бы ни случилось между нами, все было ложью. Он обманул меня – я должна об этом помнить. Любые остаточные чувства, которые я могла к нему испытывать, основывались на лжи, и мне оставалось только вырезать ее метастазы.
– Эйс убил девушку в этих горах – у меня есть доказательства. – Вот оно, я сказала это. И, как бы больно мне ни было, сделала все правильно. Я не собиралась защищать Джуда. – Он убил Лорен Хантсмен. Посмотри в моем рюкзаке – все улики там.
Келвин с недоверием поглядел на меня.
– Он убил… Лорен? – пробормотал он, это открытие явно застало его врасплох, как поначалу и меня.
– Девушку, которая исчезла в Джексон-Хоуле в прошлом году. Помнишь? По всем новостям показывали. – Я испытывала огромное облегчение, перекладывая груз этой тайны на чужие плечи.
– Помню, – ответил Келвин, все еще выглядевший потрясенным. – Ты уверена?
Я закрыла глаза, снова почувствовав головокружение и навалившуюся усталость.
– Глянь в рюкзаке. Все, что нужно для доказательства его вины, – там. Медальон Лорен, ее дневник и фотография, подтверждающая, что он следил за ней перед тем, как убить.
Келвин кивнул, очевидно, потрясенный.
– О’кей, гляну, только ты ложись и успокойся, слышишь?
Подойдя к окну, Келвин посмотрел на заснеженные леса, подступавшие к Айдлвайлду. Заложив руку за шею, он методично разминал ее. Я видела, что парень нервничает, и от этого у меня в груди вновь все скрутилось в тугой узел. До этой минуты Кэл не представлял, что нам противостоит убийца.
– Моя карта у тебя? – спросил он, не оборачиваясь. – Корби сказала, что ее взяла ты. Я не сержусь, но она мне нужна.
– Нет, она у Эйса. Он ищет меня, Кэл. Я забрала улики, доказывающие, что Эйс убил Лорен Хантсмен. Он не даст мне уйти. Айдлвайлд помечен на карте; думаю, он придет сюда.
– Пусть приходит, внутрь ему не пройти, – грозно заметил Келвин.
– Пользуясь картой, он сможет быстро дойти сюда, не боясь заблудиться. – Хотелось удавиться оттого, что сама вручила этому маньяку карту. Какая беспечность! О чем я только думала, так легко доверяя ему?
– Чем он вооружен?
– Оружия у него нет. Но он силен, Кэл. И умен. Почти как ты.
Келвин прошел к столу в другом углу комнаты и выдвинул верхний ящик. Достав пистолет, вставил полный магазин и засунул за пояс. Я знала, что у Верстеегов в Айдлвайлде были пистолеты; глава семейства получил разрешение даже на запрещенное оружие, а Келвин рос охотником.
Его глаза встретились с моими.
– Почти как я…



Глава 30

Келвин принес мне на ужин куриного бульона и хлеба. Потом пошел будить Корби. Увидев ее на верху лестницы, я ничего не могла с собой поделать: торопливо отставила поднос с ужином, скинула одеяла и бросилась к ней. Нетрезвый, одурманенный взгляд подруги прояснился, едва она увидела, как я бегу к ней по ступенькам. К тому мгновению, когда я сжала ее в объятиях, Корби уже громко рыдала.
– Я думала, умру, – хватала она ртом воздух. – Думала, ты уже наверняка погибла.
– Никто не погиб, – заметил Келвин, и я, не поворачиваясь, «видела», как он закатывает глаза при виде нашей эмоциональной встречи.
– У меня не было ни крошки еды, – жаловалась Корби. – Они оставили меня в хижине умирать. И я бы умерла, если бы Кэл не нашел меня.
– Ну, разумеется, я бы тебя нашел, – встрял Келвин.
Я удивилась:
– Но Эйс говорил, будто бы оставил тебе два батончика мюсли и флягу, нет?
По короткому виноватому взгляду в сторону брата стало ясно, что Корби опустила эту часть истории.
– Да, но это же почти что ничего! Не хватит на два дня. И потом, батончики были лежалые, я ела через силу.
Сейчас страсть подруги к мелодрамам меня не раздражала. Я обняла ее еще крепче.
– Я так рада, что ты жива и в безопасности.
– Мы с Келвином пытались дозвониться до полиции, но связи нет, а у Кэла мобильник вне зоны доступа, – рассказывала Корби. – Поэтому он собрался сам отправиться на поиски Шона и Эйса и доставить их сюда. Гражданский арест – так это называется, Кэл? Они идут пешком, а у брата снегоход. Я рассказала ему, что они хотят спуститься с гор и угнать машину, но он хочет выступить завтра рано утром и патрулировать все дороги. Им не уйти.
– Но Шон… – ошеломленно начала я.
– Я применю силу, если потребуется, чтобы задержать их, – сказал Келвин. – Клянусь, они не покинут Титон иначе как связанные на заднем сиденье моего джипа.
Я, мигая, уставилась на Келвина. Почему он говорил так, будто Шон был жив? Он же застрелил Шона и сжег его тело. Я сама это видела!
– Представляешь, Келвин нашел брошенный снегоход на обочине. Вот удача, правда? – продолжала Корби. – С ключом зажигания и все такое. В нем была рация, и Келвин думает, что снегоход, вероятно, принадлежал рейнджеру парка. Брат пытался связаться по рации, но ее кто-то сломал.
– Удача, – пробормотала я, соглашаясь, а по спине прокатился холодок. Келвин взял снегоход около хижины рейнджеров. Почему же не поправит сестру? Зачем лжет ей?
Он что, собирается притворяться, будто не убивал Шона? Да ладно, полиция бы все поняла. В конце концов, Шон был опасным преступником. И потом, Келвин убил его в порядке самообороны.
Так, да не так.
Как бесчисленное количество раз напоминал мне Джуд, Шон был безоружен, когда Келвин спустил курок.

Я вернулась в постель окоченевшей, но не от холода. Келвин внимательно следил за мною весь вечер и, выполняя свое обещание, не давал мне заснуть, пока температура у меня не поднялась до безопасного уровня. Даже глядя, как он проверяет засовы на двери, я страшилась темноты и того, кто мог попробовать вломиться к нам, пока мы спим. Там, в лесу, бродил Джуд. Запертая дверь могла задержать его, но не остановить. Все будущее убийцы зависело от того, сумеет ли он уничтожить улики, изобличавшие его. Интуиция подсказывала мне, что Джуд был настроен очень решительно.
Келвин поселил меня в «медвежьей» комнате на втором этаже, где я всегда спала, приезжая в Айдлвайлд. Мистер Верстеег оформил каждую спальню тематически, в моей была кровать из бревен с медведиками на покрывале, искусственный коврик в виде «медвежьей» шкуры и фотографии медведей по стенам. На одной черная медведица играла с двумя медвежатами, на другой, обнажив клыки, ревел гризли. Мне внезапно захотелось поменяться с Корби комнатами – у нее была «рыбацкая». Не хотелось освежать в памяти вчерашнее столкновение с гризли… и то, что случилось потом, в убежище.
Я лежала в кровати, слушая, как внизу вышагивает Келвин. Он выключил телевизор, прислушиваясь к любому подозрительному звуку, погасил свет внутри, оставив только фонари, ярко освещавшие все входы в дом. Никто, поклялся он мне, не смог бы войти внутрь незамеченным.
Когда я уже задремывала, раздался негромкий стук в дверь.
– Кэл?! – вскрикнула я, резко садясь на кровати, подтянув одеяло до подбородка.
Он скрипнул дверью.
– Разбудил?
Я облегченно выдохнула:
– Нет. Заходи, садись. – Я похлопала по матрасу рядом с собой.
Келвин не стал включать свет.
– Просто хотел проверить, в порядке ли ты.
– Немного страшно, но с тобой я чувствую себя в безопасности. – Каким бы умелым и решительным ни был Джуд, с Келвином ему не справиться. Даже если Джуд найдет Айдлвайлд, если попытается пробраться внутрь, Келвин его остановит. Так я убеждала саму себя.
– Никто сюда не проберется, – заверил меня Кэл, и мне понравилось, что, как и в старые времена, он прочитал мои мысли.
– А у тебя нет еще одного пистолета? – спросила я. – Может, пусть у меня будет на всякий случай?
Он сел рядом, продавив матрас. На Келвине была заношенная толстовка с черно-красным логотипом «Горных баранов» из старшей школы Покателло. В прошлом году я брала эту толстовку бесчисленное множество раз, чтобы вдыхать теплый соленый запах Келвина, пока сплю. Я не видела ни его, ни толстовку с тех пор, как он уехал в Стэнфорд восемь месяцев назад. Меня немного удивило, что он не сменил ее на футболку с логотипом университета. А может, и сменил, просто та была в стирке. Или просто не был готов расстаться с прошлым и с теми, кто так много для него значил. Приятно было так думать.
– А ты умеешь им пользоваться?
– У Иэна есть, но я никогда не стреляла.
– Тогда лучше тебе его не давать. Бритт, я должен извиниться перед тобой… – он оборвал себя, опустив голову и медленно выдыхая.
Можно было бы сгладить неловкую тишину каким-нибудь замечанием из серии «ничего страшного» или обратить все в шутку, но я решила не спешить и дать Келвину все сделать самому. Я это заслужила. Как же долго я ждала этих слов!
– Прости, что сделал тебе больно. Я никогда не хотел обижать тебя, – произнес он голосом, полным чувства, и поспешно отвернулся, смахивая выступившие слезы. – Я знаю, может показаться, будто я сбежал, словно спешил уехать из дому и от тебя. Хочешь верь, хочешь – нет, я боялся ехать в колледж. Отец так на меня давил, я страшился провалиться. Чувствовал, что должен выбросить все, связанное с домом, из своей жизни и начать строить новую жизнь с нуля. Я должен был произвести впечатление на отца, должен был показать, что заслужил деньги, заплаченные за мое обучение, а он составил чертовски подробный перечень вопросов, чтобы следить, как я справляюсь, – горько добавил Кэл. – Знаешь, какими были его последние слова при расставании? Он сказал: «Не смей скучать по дому. Только слюнтяи оглядываются назад». Он не шутил, Бритт. Вот почему я не приехал домой ни на День благодарения, ни на Рождество – чтобы доказать, что я мужчина и не бегу к мамочке, как только станет непросто. Ну, и его видеть не хотелось.
Я взяла Келвина за руку и легонько стиснула ее. Желая подбодрить, подняла его подбородок и хитро улыбнулась.
– А помнишь, мы сделали куклу вуду и, воображая, что это твой папа, по очереди протыкали ее иголками?
Келвин фыркнул, но голос парня оставался бесцветным.
– Я выкрал один носок из его шкафа, и вы набили его ватой и нарисовали лицо черным маркером. А Корби стащила булавку из маминой швейной коробки.
– А я уж даже не помню, что нас тогда так взбесило.
Келвин с хрустом сжал челюсти.
– Я трижды промазал во время матча по баскетболу между седьмыми классами. Когда мы приехали домой, он велел мне идти и забрасывать мяч в кольцо. Сказал, не пустит в дом, пока не сделаю тысячу бросков. На мне были только футболка и шорты. Вы с Корби смотрели из окна и плакали. Когда я закончил, уже было пора ложиться спать. Четыре часа, – мрачно буркнул он. – Он морозил меня четыре часа.
Теперь я вспомнила. Кэл зашел в дом, растирая пошедшую пятнами кожу, с посиневшими трясущимися губами. За четыре часа мистер Верстеег ни разу не высунул голову за дверь, чтобы проверить, как сын. Сидел у себя в кабинете, щелкая по ноутбуку, спиной к окну, выходившему на подъездную дорожку с баскетбольной сеткой.
– Ты еще поблагодаришь меня за это, – заявил отец, сжимая заледеневшие плечи сына. – В следующий раз ни одного промаха. Вот увидишь.



Глава 31

– Мне очень жаль, что твой отец так к тебе относился, – сказала я Келвину, сплетая свои пальцы с его, показывая, что я на его стороне.
Он все так же сидел на моей кровати и, напряженно расправив плечи, глядел в стену, словно невидимый кинопроектор показывал на ней его несчастливое детство. Выведенный моим голосом из транса, он вздрогнул.
– Относился? Да он и сейчас так относится.
– Хорошо хоть у тебя была возможность сбежать в этом году в Калифорнию, – оптимистично предположила я, игриво щипнув его за рукав. Помнится, когда-то Кэл благодарил меня за то, что я выдергивала его из мрачной задумчивости шуткой или поцелуем. Сейчас я чувствовала себя обязанной показать ему, что некоторые вещи совершенно не изменились. – Расстояние – хорошая защита. Его палка для битья туда не дотянется.
– Да, – бесстрастно согласился Келвин. – Ладно, я не хочу говорить об отце. Я хочу, чтобы между нами все снова стало, как прежде. Не между мною и отцом, – поспешно поправился он. – Между нами: тобой и мной. Хочу, чтобы ты снова мне доверяла.
Его слова поразили меня. Наш разговор был сверхъестественно похож на те, что я воображала по пути в Айдлвайлд несколько дней назад, когда еще не знала, какая опасность нас ждет. В своих фантазиях я представляла, как Келвин хочет, чтобы я вернулась. Тогда я поклялась не уступать, пока он полностью не расплатится со мной за всю причиненную мне боль. Но теперь уже не чувствовала жажды мести. Мне хотелось позволить ему любить меня. Я устала от игр.
Келвин обхватил руками мой подбородок, приблизив мое лицо вплотную к своему.
– Я думал о тебе каждую ночь в общежитии. Представлял, как целую тебя. Как снова прикасаюсь к тебе.
Кэл, думающий обо мне! В сотнях километров отсюда, в маленькой комнате, которой я никогда не видела. Кэл совсем такой, как в моих мечтах. Не этого ли я хотела?
Он игриво обхватил меня за шею и уложил себе на колени.
– Быть с тобой – это правильно, Бритт. Я хочу тебя.
Келвин хотел быть со мной. Я должна была наслаждаться романтическими мгновениями, слышать музыку в своем сердце, но мой разум непрестанно обращался к последним событиям. Всего несколько часов назад я постучалась в его дверь, погибая от холода. И еще не пришла в себя. Почему он хочет этого прямо сейчас? Он совсем не думает обо мне?
– Это твой первый раз? – спросил Келвин. – Будет больно совсем чуть-чуть. – Его губы прижались к моей щеке. – По крайней мере, так мне говорили.
Я всегда мечтала, что Келвин станет моим первым мужчиной. Все детство я провела, воображая, как однажды пройду по центральному нефу церкви и встречу его у алтаря. Мой первый раз должен был случиться в начале медового месяца, на берегу моря, после заката, под плеск волн. Келвин знал, что я хотела подождать. Так зачем же принуждал меня сейчас?
– Скажи, что хочешь меня, Бритт, – прошептал Келвин.
Нелепо, но я могла думать о чем угодно, но не о том, что ему ответить. Келвин не караулил входные двери. Это не опасно? Действительно ли я хочу этого?
Кэл поцеловал меня еще настойчивее, отбрасывая подушку в сторону, прижимая меня к изголовью кровати. Его руки, казалось, были везде: задирали мою ночную рубашку, сжимали мягкую податливую плоть, гладили кожу на бедрах. Я откинулась назад и подтянула колени, пытаясь выиграть время и подумать, но он тихо засмеялся, неправильно истолковав мои действия.
– Играем в неприступность… Это мне нравится. – Он навалился на меня, покрывая мое лицо короткими, сильными до боли поцелуями. Мое сердце забилось быстрее, но это не имело ничего общего с возбуждением. В горле клокотало слово «нет».
Внезапно перед глазами вспыхнули глаза Джуда. Видение казалось таким настоящим, будто это он стоял передо мною на коленях, а не Келвин.
Я вырвалась, словно ударенная током. Оторопело глядя на Келвина, насухо вытерла рот тыльной стороной ладони. Джуд исчез без следа, но я все равно беспокойно моргала, глядя на Келвина, боясь, что видение вернется. Или я почувствовала приближение настоящего Джуда? Такое возможно?
Я стрельнула глазами в сторону двери, почти что ожидая увидеть в проеме высокую фигуру. Невероятно, но я почти надеялась, что Джуд и в самом деле появится. И остановит Келвина.
Нет! Я выбросила эти мысли из головы, испытывая отвращение к самой себе. Я не хочу Джуда. Он преступник. Убийца. Думать, будто я ему небезразлична, значит обманывать себя.
Келвин потянулся за мной со стоном нетерпения.
– Не заставляй меня останавливаться сейчас!
Я выбралась из кровати и встала. Мне хотелось выгнать Кэла из комнаты и Джуда – из своей головы.
– Нет, Келвин, – твердо сказала я.
Он резко притянул меня к себе, находя губами мои губы.
– Я буду джентльменом.
– Нет!
Мой голос, наконец, пробился сквозь туман в его голове, и лицо помрачнело от непонимания.
– Но ты дала понять, будто сама хочешь, – обвиняюще сказал он.
Правда? Я впустила его, но мне хотелось просто посидеть, обнявшись, поговорить. Я не просила этого.
– Это, часом, не из-за твоего парня? – простонал Келвин, теребя волосы. – Слушай, все в старших классах изменяют, Бритт.
«Как ты изменял мне с Рейчел?» – так и подмывало меня спросить.
– Я никому не скажу, – обещал он. – И ты стопудово не расскажешь. Так в чем проблема?
Только тут до меня дошло: Келвин не догадывался, что Мэйсон из «Севен-Элевен» – вовсе не мой новый парень. Не догадывался и о том, что Мэйсон в магазине был тем же самым Мэйсоном, или Эйсом, похитившим нас с Корби. Он пропустил все действие между прологом и финалом.
Сейчас было неподходящее время пересказывать ему содержание пропущенных серий. Глядя на такого Келвина, ревнивого и пугающего, я начинала беспокоиться, что он может попытаться совершить в следующий раз. Он убил Шона. Солгал об этом. А сейчас он в моей спальне, принуждает меня к тому, чего я не хотела. Теперь я чувствовала себя рядом с ним совсем иначе. Что-то изменилось, но я не могла выразить это словами. Кроме того, что за эти восемь месяцев он, кажется, совсем забыл, кто я.
– Ты даже ничего не скажешь? – злился Келвин. – Вышвырнешь меня и все?
– Я не хочу спорить, – тихо ответила я.
Келвин скатился с моей кровати, острый взгляд зеленых глаз задержался на мне чуть дольше.
– Конечно, Бритт, все, как ты хочешь, – произнес он ровным тоном, в котором я услышала отчасти смирение с неудачей, отчасти разочарование.



Глава 32

Я проснулась от холодного сквозняка – забыла задернуть шторы перед сном. Прошлепав к окну, развязала тесемку, прихватывавшую шторы. Раз уж все равно встала, решила задержаться у окна, внимательно вглядываясь в лес, – думала засечь Джуда в бескрайней тьме. Он был там, где-то поблизости, пытаясь достать меня, – в этом я не сомневалась.
Арка в стене вела в ванную, которую мы с Корби делили на двоих, и я зашла туда ополоснуть лицо. Мышцы ныли от долгого перехода в Айдлвайлд, и, глянув на себя в зеркало, я ахнула, увидев, как выгляжу. Кожа задубевшая, как дерево, долго проплававшее в море, и такая же серая. Вокруг глаз залегли темные пятна, а волосы тусклые и спутанные, немытые уже много дней.
Расстроенная, я повернулась к зеркалу спиной и постояла так мгновение, споря сама с собою. Потом приоткрыла дверь в спальню Корби и, не включая света, прокралась к ее кровати. Она спала на животе, подушка приглушала глубокое ритмичное сопение. Меня ужасно тянуло погладить подругу по голове, но я знала: Келвин не простит мне, если я ее разбужу. Поэтому я просто залезла в постель рядом с нею и тихонько заплакала.
«Мне так жаль, – мысленно говорила я ей. – Это я придумала поехать в горы. Но я не хотела делать тебе больно. Ни сейчас, ни тогда, когда встречалась с Келвином. Зря, конечно, я не рассказала тебе о нас. Это было неправильно – держать все в секрете».
Мы с Келвином встречались меньше шести месяцев. Но, поскольку я знала его всю свою жизнь и любила большую ее часть, думаю, эти полгода казались мне почти бесконечностью. Кэл всегда был частью моего мира, даже когда мы не были парой официально.
Я хотела, чтобы он был счастлив, и поэтому согласилась держать нашу любовь в секрете. Но глубоко в душе чувствовала себя уязвленной нежеланием Келвина прилюдно называть меня своей девушкой. Мне было больно лгать своим друзьям, особенно Корби, тем более что Кэл был ее братом. Я утешала себя рассуждениями, что любые взаимоотношения строятся на компромиссах, что нельзя получить все и сразу, пора взрослеть и принять, что мир не вращается вокруг тебя.
А потом Корби нас раскрыла. Это случилось на ее вечеринке у бассейна, прошлым летом. Той самой, где Келвин целовался с Рейчел. Мы с ним договорились заранее, что будем вести себя, как ни в чем не бывало: он тусуется со своими друзьями, а я – со своими. При встрече, естественно, незнакомыми не прикидываемся, ведем себя так, как вели себя годами, но любые заигрывания исключаются.
Для вечеринки я специально купила черный цельный купальник с вырезами по бокам. Другие девушки планировали прийти в бикини, а мне хотелось выделиться. Я знала: Келвин заметит. Переодеваясь в спальне Корби, я в ту же секунду, как она увидела мой наряд, поняла, что не прогадала.
– Чертовски потрясно! – воскликнула она со смесью восхищения и зависти.
Корби попросила меня прийти пораньше, чтобы помочь все подготовить, так что мы накинули халаты и поспешили на кухню. Я сказала, будто мне нужно в туалет, а сама проскользнула по коридору в комнату Келвина. Выхватив лист бумаги из принтера, торопливо накорябала записку, текст которой мысленно готовила много часов, но так и не пришла к окончательному варианту. Но теперь времени на редактирование уже не было.

Сегодня, когда увидишь, что я поглаживаю руку, это означает: «я думаю о тебе». А когда опущу пальцы ног в воду – «представляю, что мы одни в бассейне, и я сижу у тебя на коленях, а ты целуешь меня».

4-мок, 4-мок,
Бритт.

Сложив записку, я заткнула ее Келвину под подушку, выставив только уголок, выскользнула из спальни и поспешила к подруге на кухню.
Уже перед самым приходом гостей Корби решительным шагом подошла ко мне, занятой раскрыванием зонтов над столиками, и сердито помахала запиской перед моим носом.
– Что это?!
– Я… Просто… – забормотала я. – Откуда?..
– Из-под подушки Кэла, откуда еще?
– Ты не должна была это увидеть. – Я страшилась этого дня многие месяцы. У меня была масса времени подготовить речь в свое оправдание, но именно в ту минуту я растеряла все слова.
Корби, расплакавшись, оттащила меня за сиреневую изгородь на противоположной стороне сада. Я никогда не видела ее такой обиженной.
– Почему я ничего не знаю?
– Корби, прости меня, пожалуйста. – Я в самом деле не знала, что сказать, и чувствовала себя отвратно.
– Сколько вы уже вместе?
– С апреля.
Она вытерла слезы.
– Могла бы мне признаться…
– Знаю. Ты права. Я поступила неправильно и чувствую себя ужасно.
Корби хлюпнула носом.
– Ты шифровалась из страха, что я взбешусь?
– Нет, – честно ответила я. – Келвин был не готов объявлять о нас публично.
– Тебе не кажется, что он тобою пользуется?
Я почувствовала, что краснею. Почему ей пришло в голову спрашивать об этом? Да еще в тот вечер, когда я и так чувствовала себя неуверенно по поводу наших взаимоотношений?
– Не думаю. Не знаю, – жалко пробормотала я.
– Если придется выбирать между нами, ты же выберешь меня, правда?
– Конечно, – быстро ответила я. – Ты моя лучшая подруга.
Потупив взор, Корби схватила меня за руку.
– Я не хочу делить тебя с ним.
Знала бы Корби, что ей недолго осталось делиться! Отъезд Келвина в Стэнфорд означал начало конца нашего романа.
Отбросив воспоминания, я вернулась мыслями к настоящему. Мне не хотелось вылезать из ее кровати, но скоро сюда должен был заявиться Келвин с обходом, поэтому я поправила одеяло у нее на плечах и тихонько затворила за собой дверь, возвращаясь к себе.
На полпути к постели мозг машинально отметил какое-то изменение в углу за гардеробом. Высокая фигура человека, сливаясь с тенью, подпирала стену и, не успела я вдохнуть, прыгнула на меня, повалив на кровать и заглушая панический вопль холодной как лед рукой.
– Не кричи – это я, Джуд.
Я забилась еще сильнее, показывая, что это известие не слишком меня успокаивало. Умудрившись освободить колено, я нацелилась ему в пах, но промазала, попав просто по бедру.
Джуд бросил короткий взгляд на предполагаемую «мишень» и, насмешливо подняв брови, снова повернулся ко мне.
– Почти попала, – выдохнул он и, чтобы обезопасить себя от второй попытки, быстро взгромоздился сверху, придавив меня огромным, мокрым и очень холодным телом. Как бы Джуд ни пробрался в Айдлвайлд, внутри он пробыл совсем недолго; снег еще облеплял воротник, а темная щетина на лице блестела от таявшего инея.
Я встретила сокрушающий вес его тела яростным выкриком, но рука Джуда так плотно затыкала мне рот, что вряд ли Келвин мог что-то расслышать, даже подслушивай он под дверью спальни. Но Кэл, скорее всего, расхаживал внизу между парадным и черным входом, не зная, что враг уже внутри неприступной крепости.
– Не ожидала меня увидеть? – спросил Джуд, наклоняясь как можно ближе, чтобы его не услышали. Он пахнул так же, как я запомнила: гусиным пухом, сосновой смолой, костром. Вот только в последний раз, когда мы так тесно прижимались друг к другу, я видела все в другом свете. – Но, пожалуй, ты и вполовину не так удивлена, как удивился я, вернувшись в лагерь и увидев, что ты исчезла. Сказала бы сразу, что уходишь, – не пришлось бы добывать кролика на твою долю.
От хорошо контролируемого гнева в его голосе все внутри сжалось. Я не хотела верить, что Джуд причинит мне вред. Но ведь это он убил Лорен Хантсмен. Ему не занимать умения скрывать свою истинную сущность – это черта многих психопатов. Как часто соседи осужденного серийного убийцы восклицают перед камерой: «Ах, он был таким приятным человеком!»
– Ты не станешь кричать, Бритт, – сообщил мне Джуд тем же тихим, зловещим голосом. – Выслушаешь меня. А потом скажешь, куда дела украденные у меня вещи.
На мгновение гнев пересилил во мне страх, и, не подумав, я дерзко выгнула брови. «Ты так думаешь, психопат несчастный? – мысленно набросилась я на него. – Только убери руку, и я завизжу так, что у тебя уши лопнут!»
– Будь по-твоему, – ответил Джуд на мои попытки вырваться. – Я буду говорить, а ты слушай. А твой дружок внизу пусть продолжает тупо пялиться в окно гостиной, ожидая, что я пойду с барабанным боем под развешенными им фонарями и помашу ему ручкой.
Возмущенная этим оскорблением в адрес Келвина, я резко взбрыкнула. Я молилась, чтобы Кэл пришел проведать меня и всадил Джуду пулю прямо промеж его мерзких глаз. Но, возможно, так было даже лучше. Хорошо, что Джуд недооценивал Келвина. Я с нетерпением жаждала увидеть его потрясенное лицо, когда он осознает, что связываться с Келвином было ошибкой. Если Джуд явился «убрать» меня, поскольку я знаю, что он убил Лорен Хантсмен, это просто взорвет Кэла. Вот увидишь, сволочь.
– Говорила, доверяешь мне, а потом рылась в моих вещах. Почему бы не попросить меня все объяснить перед тем, как делать поспешные выводы? – Холодный голос Джуда горел от ярости. – Хотя я не уверен, что тебя это вообще интересовало. Недооценил я тебя, Бритт. Пятерка с плюсом за усыпление бдительности – мало кому по силам проделать такое со мной. Жестко же ты играла, я тебе скажу. Давно вознамерилась прошерстить мои вещички? Или сеанс обольщения задумывался, чтобы я помог тебе добраться до Айдлвайлда? Что ж, в таком случае ты напрасно теряла время. – Гнев разгорался в нем все сильнее. – И самоуважение. Я обещал тебе привести сюда, и сдержал бы обещание.
Я посмотрела ему прямо в глаза и дернула подбородком, надменно кивая головой. «Все так и есть. Я притворялась. Поцелуи были притворством». Мне казалось правильным дать ему понять это, лишить его удовлетворения считать, будто я что-то к нему испытывала. Особенно если это станет последним поступком в моей жизни.
Вот только эффект портили полные слез глаза. Я попыталась отвернуться, пока он не успел заметить, ненавидя себя за эту демонстрацию слабости, за то, что не могла решить, плачу ли я от страха или от того, что слова Джуда потревожили открытую рану. Прошлая ночь под корнями не была притворством. Я целовалась с ним, потому что хотела. Потому что верила ему. И его предательство, открытие, кто он на самом деле, разрывали мне сердце.
– Ты и сейчас плачешь? Да ты еще лучшая актриса, чем я думал, – горько фыркнул Джуд. – Плачь, сколько влезет, – я не отпущу тебя, Бритт. Не сейчас, после таких долгих поисков. Не отпущу, пока не вернешь мне украденное. Ну, говори: где все? – потребовал он, грубо встряхивая меня. – Где медальон и дневник?
Я выразительно покачала головой, тяжело сопя, пристально глядя на него, пытаясь передать сообщение. Никогда в жизни я не испытывала такого желания яростно выругаться; водоворот самых грязных оскорблений кружился в голове, и мне до жути хотелось выплюнуть их все в ненавистную физиономию.
– Где они? – снова зарычал он, еще плотнее вдавливая меня в матрас.
Я закрыла глаза, решив, что пришел мой конец. Одной рукой Джуд зажимал мне рот, другую завел за голову. Всего один резкий рывок – и он свернет мне шею. Дыхание перешло в короткие резкие всхлипы. Я понимала, что молиться надо было раньше, но меня охватило отчаяние. «Боже, утешь папу и Иэна, когда меня не станет. И, если это конец, пожалуйста, пусть Джуд сделает все быстро, не растягивая агонию».
Когда ничего не произошло, я осмелилась открыть глаза. Джуд по-прежнему нависал надо мною, но ярость, ранее искажавшая его лицо, потухла. Он помотал головой, разъедаемый усталостью и отвращением к самому себе. Выпустив меня, потер руками налитые кровью глаза. Плечи парня опустились, все его тело задрожало, и он бесшумно расплакался.
Джуд не убил меня. Я была жива.
Я лежала на кровати рядом с ним, не в силах пошевелиться, и тоже молча сотрясалась от рыданий.
– Это ты убил ее? – спросила я.
– Ты так думаешь?
– У тебя ее вещи.
В его словах послышалась горечь:
– И, значит, я убил ее? Скажи, было легко прийти к такому выводу, признать меня маньяком, или ты все-таки немного сомневалась? Учитывая, что было между нами прошлой ночью, надеюсь, ты потратила хоть пару минут на то, чтобы взвесить все «за» и «против».
– Я видела отца Лорен Хантсмен в новостях. Он уверял, что в ту ночь, когда его дочь пропала, у нее на шее висел медальон.
– Так и было.
Я тяжело сглотнула. Это что, признание?
– А наручники зачем?
Джуд вздрогнул, и я поняла, что он надеялся, я про них не вспомню. Держи карман шире! Какой человек в здравом уме станет таскать их с собой?
– Ты сковал Лорен руки? – напирала я. – Чтобы не убежала? Чтобы была беспомощной?
– Ты считаешь меня способным на ужасные поступки, я уже понял, – заметил Джуд, голос его звучал устало, даже измученно. – Но я не маньяк, каким ты меня воображаешь. Я пытаюсь сделать очень правильное дело, вот почему я здесь. Пытаюсь поймать настоящего маньяка. И, чтобы завершить это дело, мне нужны вещи Лорен.
Очередное загадочное объяснение. Они уже начинали выводить меня из себя. Я не знала, чему верить. Единственное, что я знала: если снова позволю себе ошибиться и поверить Джуду, буду не просто дурой, а, возможно, мертвой дурой. Он наверняка пытается обмануть меня, лишь бы убрать свидетеля.
– Кем была для тебя Лорен?
Джуд вытер лицо дрожащими руками, повесил голову и ссутулился, словно одолеваемый воспоминаниями – невидимыми заколдованными стрелами памяти, жалившими его с безжалостной силой.
– Я не убивал Лорен, – сказал он ровным бесцветным голосом, сидя на краю кровати и уставившись в темную стену. Даже в слабом свете я видела, что глаза его пусты. – Она оставила мне сообщение на телефоне за несколько часов до того, как пропала. Сказала, что собирается напиться, и я знал: Лорен дразнит меня, как делала сотню раз до этого, хочет, чтобы я ее остановил. Мой самолет только сел в Джексон-Хоуле, мне хотелось принять душ и пожрать; меня уже достало то и дело бросать все свои дела и бежать ее спасать. Поэтому я ей не перезвонил. Решил, пусть в кои-то веки сама разгребает свое дерьмо. – У Джуда перехватило дыхание, и он поднял на меня пустые, измученные нравственной пыткой глаза. – Лорен – моя сестра, Бритт. Я должен был заботиться о ней и подвел ее. Не проходит и дня, чтобы я не думал, как бы все повернулось, будь я чуть менее эгоистичным.
Лорен – его сестра?
Я не успела над этим задуматься, как Джуд продолжил:
– Полиция бросила искать ее, но я – никогда. У меня был дневник сестры, и я изучил его под микроскопом, пытаясь найти зацепки. Обошел каждый бар, клуб, бассейн и гостиницу в Джексон-Хоуле, куда она могла бы зайти. До моего приезда наша семья отдыхала там уже неделю, так что у Лорен была масса времени, чтобы примелькаться. Люди не могли ее не видеть. Кто-то должен был что-то заметить. Я ворчал на полицию за бессилие, но, говоря по справедливости, у них не было того преимущества, которое было у меня: денег моей семьи. Я платил людям, чтобы они поговорили со мной, и один мужик, бармен, вспомнил, что видел Лорен выходящей из его бара с каким-то ковбоем. Потом чувак слил журналистам, что Лорен выходила из ковбойского бара «Серебряный доллар» с человеком в черном «стетсоне», что меня просто взбесило, – я не хотел вспугнуть дичь раньше времени. Из описания бармена я знал, что ищу парня немногим старше двадцати, худого, среднего роста, со сломанным носом, светлыми волосами, голубыми глазами и, возможно, в черном «стетсоне». Тогда я стал заходить в этот бар каждый вечер, и через несколько недель наконец-то объявился Шон. Он подходил под описание. Я узнал, как его зовут, и «пробил» парня по своим источникам, обнаружив, что он недавно переехал в Вайоминг из Монтаны, где за ним тянулся криминальный шлейф: копеечные кражи, разбой, мелкое хулиганство. У меня практически не было сомнений: это тот, кто мне нужен. Я бросил колледж, бросил друзей и семью, переехал в Вайоминг и постарался войти в доверие к Шону. Достал поддельные документы, совершил ряд мелких преступлений и наехал на его недругов, чтобы убедить его, что я свой в доску. Я бы на что угодно пошел, лишь бы завоевать его доверие. Верил, что рано или поздно он признается в убийстве Лорен. И тогда, удостоверившись на сто процентов, что это он, я бы убил его. Медленно, – добавил Джуд холодным, угрожающим голосом, в глазах мелькнул черный огонь.
Я уже достаточно пришла в себя и потихоньку отползала на другую сторону кровати – бесшумно, чтобы Джуд не заметил. Какая удобная душещипательная сказочка! Возможно, Джуд понял, что угрожать мне бессмысленно, и теперь пытался зайти с другой стороны. Но его рассказ все равно не объяснял, каким образом к нему попали медальон и фотография, снятая «из-за угла». Родители Лорен были уверены, что медальон был на ней в день смерти. Значит, Джуд должен был оказаться на месте преступления, чтобы снять его с тела. Я осторожно спустила ногу с кровати, но скрипучий пол выдал меня.
Джуд резко повернулся. Я замерла. Закричать? Но прежде чем Келвин взбежит по лестнице, Джуд успеет ударить меня тяжелым кулаком по голове и выскочить в окно.
– Продолжай, – мягко подтолкнула я его, пытаясь не выдать голосом своего волнения.
К моему удивлению, Джуд моргнул и, будто в трансе, послушался:
– Убийство Шона, если бы подтвердилось, что это он убил Лорен, стало бы концом истории. Тот уже начал хвастать своими «подвигами», типа шантажа богатых замужних женщин, которых он фоткал в пьяном виде. Еще чуть-чуть – я не сомневался – и подонок расскажет мне про Лорен. И тут он грабит «Сабвэй» и стреляет в копа. Шон совсем потерял голову – я никогда не видел его таким напуганным. Убегая, он настолько не соображал от страха, что сбил девочку, переходившую улицу. Думаю, он ее даже не видел. Глядя на его реакцию, я должен был бы задуматься, убивал ли этот парень раньше, но мне не хотелось признаваться себе, что я ошибся насчет него. – Джуд стиснул пальцами брови, лицо напряглось от боли. – Слишком долго я охотился на убийцу сестры, чтобы начинать все сначала. Когда Шон ранил копа, нам пришлось удариться в бега. А тут еще в хижину, где мы прятались, заваливаетесь вы с Корби. Вместо того, чтобы прежде всего позаботиться о вашей безопасности, я впал в бешенство, что вы испортили мне всю игру, и на время просто потерял человеческий облик. Мною владела жажда крови, желание во что бы то ни стало выжать из Шона признание. Вся жизнь для меня сошлась в этой точке. Если он убил Лорен, я собирался отплатить ему по полной, и плевать на возможные последствия для меня. Я понимал, что по головке меня не погладят, но это казалось мне правильным. Я хотел умереть. Предав Лорен, я не заслуживал лучшей участи.
Джуд оперся локтями на колени и повесил голову, сцепив пальцы на затылке. Он сидел ближе к двери, чем я, но если продолжу смещаться к ней маленькими тихими шажочками…
– Когда мы с тобою стали вместе выбираться с гор, что-то во мне щелкнуло. Я успокоился. Впервые за несколько месяцев в моей жизни появился кто-то еще, кроме призрака Лорен. Я хотел быть там с тобою, Бритт. Говорил себе, что живой принесу больше пользы, чем мертвый. Мне нужно было продолжать бороться, потому что я был нужен тебе. А когда мы поцеловались… – Он вытер глаза тыльной стороной ладони.
Я резко остановилась, не ожидая, что он будет говорить обо мне с таким чувством. И внезапно сжалась от ноющей боли, поспешно сглотнув, отгоняя сладостные воспоминания о прошлой ночи. Опасные воспоминания. В ту ночь нельзя было вернуться – я знала это, но у меня не хватало сил сопротивляться.
Я на мгновение прикрыла глаза, чувствуя нарастающую волну желания, с голодной отчетливостью вспоминая гладкую кожу, отблески пламени на лице, снова ощущая его медленные, неторопливые прикосновения. Он знал, как ласкать меня; его руки навсегда оставили след на моей коже.
– Так для тебя это тоже что-то значило, – тихо произнес Джуд, полностью выйдя из транса.
Я не знала, что значили для меня эти поцелуи. И не могла сейчас в этом разбираться. Не знала, верить ли рассказу Джуда. Что за человек бросает колледж, чтобы самому сделать работу полиции? Даже если Лорен и была его сестрой, я не была уверена, что это оправдывало любые средства. А преступления, которые он совершил, чтобы втереться в доверие к Шону, – они имели оправдания? Если он действительно жаждал справедливой кары, почему не передал дневник и медальон сестры в полицию, доверившись правосудию?
– Как у тебя оказался медальон Лорен? – спросила я.
– Я нашел его в фургоне Шона сразу после того, как мы захватили вас в плен. Пошел за твоими вещами к твоей машине, но сначала взломал фургон и перерыл его, понимая, что, возможно, это мой единственный шанс узнать, что он там прячет. Нашел медальон Лорен в металлической коробке под сиденьем. И нашел ее фотографию. Там были снимки и других женщин, но все, о чем я мог думать, – это о том, что наконец-то нашел что искал. Доказательства, что Шон знал Лорен. Что наметил ее как жертву, выслеживая и фотографируя несколько дней, перед тем как начать действовать. Мне пришлось зашить медальон и фотографию вместе с дневником и наручниками, которые у меня уже были, в мешок, который я мог спрятать от Шона. Это заняло некоторое время, вот почему я поздно вернулся со снаряжением.
Я по-прежнему не знала, верю ли ему. Джуд уже не раз показывал, как умен и ловок. Что, если он и сейчас пытается обхитрить меня?
– Если я скажу тебе, где дневник и медальон, ты поклянешься передать их полиции? – спросила я.
– Конечно, – нетерпеливо ответил он. – Где же они?
Я пристально наблюдала за ним, пытаясь разгадать, о чем же он думает сейчас. Он слишком жаждал получить вещи Лорен, и это настораживало.
– У меня их нет, – наконец призналась я. – Я отдала их Келвину. И можешь не давать никаких клятв: он собирается передать их полиции как улики против тебя.
Лицо Джуда побелело.
Равновесие вновь покачнулось, мое сердце сильно-сильно забилось. Его реакция могла означать только одно: признание вины. Ну конечно: подонок пришел сюда уболтать меня и обманом забрать вещи Лорен обратно. А он криминальный гений. Сочинил во всех подробностях историю трагического героя, чтобы я поднесла ему улики на блюдечке, как послушное дитя.
Я сделала шаг назад.
Джуд покачал головой, сбитый с толку, словно не мог поверить, что его ложь раскрыта и он выведен на чистую воду.
– Зачем ты отдала их Кел… – начал он.
Стук в дверь заставил нас обоих повернуться в ту сторону. Озадаченное выражение мигом слетело с лица Джуда, он спрыгнул с кровати, безмолвно съежившись в темноте рядом с дверью, держа руки наготове для драки. Безоружный, он собирался сражаться с Келвином на кулаках, когда тот войдет в комнату.
– Бритт? Просто хочу проверить, все ли в порядке, – тихо позвал меня Келвин.
Взгляд Джуда впился в меня, он покачал головой – хотел, чтобы я отослала Келвина.
У меня не было времени на раздумья. Я не знала Джуда. Доверять ему было все равно что зыбучим пескам. Келвин был надежен, как скала, всегда заботился обо мне. Разрываясь на части, я в отчаянии переводила взгляд с двери на фигуру, сжавшуюся рядом с нею. Разум говорил мне обратиться к Келвину, но сердце просило поверить Джуду.
Одно слово – и Келвин либо уйдет, либо ворвется внутрь.
В конечном счете, именно мои колебания, мое молчание выдали мою неуверенность в Джуде.
И заставили Келвина войти в комнату.



Глава 33

Рука Келвина рефлекторно взлетела вверх, блокируя удар Джуда, бросившегося на него. И все равно от мощного толчка Кэл пошатнулся и отступил на шаг, почти потеряв равновесие. Джуд не стал ждать, пока соперник придет в себя, и ринулся на Келвина, так плотно сжимая кулаки, что я видела вены, взбухшие на его шее. Но Келвин достал пистолет заранее, еще перед тем, как войти.
Пуля пробила Джуду плечо. Невероятно, но, единожды дернувшись, он продолжал толкать себя вперед, надвигаясь на Келвина с почти сверхчеловеческим упорством. Ему удалось сделать три нетвердых шага, прежде чем Кэл наотмашь саданул его пистолетом по лицу, резким ударом отбросив на спину.
Джуд упал без движения, под плечом растекалась лужица. Я была так потрясена, что утратила дар речи и, не веря своим глазам, смотрела на безжизненное тело. Неужели Кэл убил его?
Келвин глядел на своего противника с извращенным восхищением. Пока не понял, кто перед ним.
– А этот что еще тут делает? – требовательно спросил он, явно узнавая в Джуде Мэйсона из «Севен-Элевен».
– Ты убил его! – воскликнула я, задыхаясь от ужаса.
– Да жив он, жив. – Келвин пнул Джуда под ребра. – Я же целился не в жизненно важные органы. И пули использовал маленькие, чтобы нанести минимум повреждений. Но это же тот чувак с заправки. Твой новый парень. Что он тут делает?
– Ты… ранил его, – бормотала я, все еще не в силах прийти в себя.
– «Его» – то есть Мэйсона, сокращенно Эйса, понятно-понятно. Эйса, который похитил тебя и спер мою карту. Я так понимаю, он на самом деле вовсе не твой парень, – сухо заметил Кэл.
– Если мы ничего не сделаем, он истечет кровью!
– Тише, ты Корби разбудишь, – упрекнул меня Келвин, медленно обходя Джуда с пистолетом наготове. – У него просто шок. Помоги мне связать его, пока он не пришел в себя.
– Связать? Да ему в больницу нужно!
– Мы должны задержать преступника до приезда полиции. Это гражданский арест. Как свяжем, обработаю рану. Не смотри так испуганно. Что плохого теперь может случиться?
– Он может умереть!
– Это действительно так уж плохо? – снисходительно бросил Келвин, ужаснув меня своим спокойным голосом, слишком небрежным даже для него. – Он оставил Корби в хижине умирать, потащил тебя по заснеженным горам. Ты чуть не погибла, Бритт. А теперь у нас есть доказательства, что год назад он убил девушку. Взгляни на него: это не жертва, это убийца. Он вломился в дом с намерением убить тебя, а может, и нас с Корби. Я выстрелил в порядке самообороны.
– Самообороны? – Я в недоумении замотала головой. – Он же был безоружный. И мы не знаем наверняка, чего он хотел.
Но Келвин не слушал.
– Сходи в гараж и принеси мне веревку. На полке слева от двери. Надо связать его, пока не очухался.
План Келвина был логичным, но ноги приросли к полу. Я не могла заставить себя связать Джуда, который, казалось, находился на грани жизни и смерти. Кровь отлила от его лица, ставшего похожим на маску покойника. Если бы не короткие поверхностные вдохи, ему было самое место в гробу.
Я пыталась принять точку зрения Келвина: так Джуду и надо, – но сердце удерживало меня. А что, если он и в самом деле умрет? Он не заслуживал этого. При мысли о том, что он перестанет существовать, я распадалась на части. У меня были кое-какие вопросы – море вопросов, и теперь я могла никогда не получить на них ответов. Невозможно поверить, что это конец нашей истории. Что мы никогда уже не сможем ничего исправить, понять друг друга.
Келвин довольно долго осматривал Джуда, так что когда он вновь крикнул мне через всю комнату, голос его сквозил показным терпением:
– Бритт! Веревку!
Я вышла из комнаты, вся дрожа.
Келвин был прав. Эмоции эмоциями, но мы должны арестовать Джуда.
В гараже, вытянувшись на цыпочках, я дотянулась до мотка веревки на верхней полке. И заколебалась, вновь задумавшись, так ли необходимо связывать Джуда. Непохоже, что он сможет убежать. Теребя веревку в руках, я заметила ржаво-коричневое пятно, пропитавшее волокна. Кровь. Я поморщилась, решив, что, должно быть, Келвин брал веревку с собой на охоту. Высохшая кровь соскабливалась ногтем. Безопасно ли связывать грязной веревкой человека с открытой раной?
Положив моток обратно на полку, я взяла другой, лежавший под ним. Быстро осмотрев ее, я убедилась, что вторая веревка, хоть и пыльная, в целом была чище первой.
Келвин успел прикрыть дверь спальни. Распахнув ее, я вздрогнула, сбитая с ног отвратительным запахом крови. Кэл бросил на пол несколько полотенец, чтобы не поскользнуться, и даже сумел затащить Джуда на кровать. По простыне уже растекалось темно-красное пятно.
Пересилив себя, я протянула ему веревку.
Келвин торопливо обыскал Джуда в поисках оружия. Ничего не нашел, привязал запястья раненого к передней спинке кровати. Потом так же прикрутил лодыжки к задней, растянув Джуда звездочкой, как узника восемнадцатого века, подготовленного к пыткам на дыбе или четвертованию.
– И что теперь? – спросила я, пытаясь подавить волну тошноты, подступившую к горлу.
– Остановлю кровь, и подождем, пока он очухается.

* * *
Не прошло и получаса, как низкий стон боли вырвал меня из дремоты; я прикорнула на диване в гостиной, положив голову на колени Келвину. Я не помнила, чтобы прижималась к нему, но, видимо, в какой-то момент это случилось, потому что через секунду после того, как проклятия раненого донеслись из спальни на первый этаж, Келвин уже вскочил на ноги, резко скидывая меня на кожаный валик кушетки.
На пути к лестнице он крикнул мне, бросая предостерегающий взгляд через плечо:
– Не поднимайся. Я хочу поговорить с ним наедине.
Было что-то в голосе Келвина, что заставило меня поежиться. После «разговора» с Кэлом Джуд окажется не в лучшем виде для передачи полицейским. А они прибудут – не сегодня, так завтра. Если повезет, весеннее солнце быстро растопит снег на дорогах, и мы сможем отправиться за помощью.
Я знала: Кэлу не понравится, если я не послушаюсь его, но в гневе он явно лишился способности рассуждать логически. Келвин убил Шона, и я боялась, он не удержится и с Джудом. Двух убийств ему не скрыть. То, как Кэл вел себя, ясно показывало, что он не в себе. Моим долгом было помочь ему остыть и снова начать думать трезво.
– Кэл, – позвала я. – Не трогай его!
Келвин застыл на ступеньках и искоса посмотрел на меня, яростно стискивая челюсти. Застывшее в напряжении тело напоминало каменное изваяние.
– Он мучил мою сестру. И тебя.
– Никого он не мучил.
Келвин насмешливо фыркнул:
– Ты сама поняла, что сказала? Он похитил тебя. Заставил идти через заснеженные горы.
Как мне было убедить Келвина – не выглядя зомбированной, – что Джуд спас мне жизнь? Что относился ко мне гуманно. Обещал довести до Айдлвайлда, когда мог бы бросить замерзать в лесу и спасаться самому. Даже получив от меня карту, он остался со мною. Не сбеги я сама, Джуд, без сомнений, дошел бы со мной до конца.
– Не лезь в это, – велел Келвин. – Ты прошла через такое, что не можешь ясно соображать.
– Я прошла через многое, Келвин, – процедила я, многозначительно показывая на себя пальцем. – И я знаю, что было, а чего не было в тех горах. Поэтому прошу тебя: оставь его в покое. Пусть им занимается полиция.
Он озадаченно разглядывал меня, слегка склонив голову.
– Чего ты его защищаешь?
– Не защищаю. Просто прошу сдать его копам. Это их работа.
– Он похитил тебя, Бритт. Ты меня слушаешь? То, что он натворил, мало того что незаконно и опасно – показывает полное пренебрежение к человеческой жизни. Мерзавец рассчитывал, что ему все сойдет с рук. Он использовал тебя и будет и дальше использовать таких людей, как ты, пока кто-нибудь не остановит его.
– Таких, как я? – недоверчиво пробормотала я.
Келвин нетерпеливо всплеснул руками:
– Беспомощных. Наивных. Ты как раз из тех девушек, на которых такие мерзкие типы охотятся. А он – самый настоящий хищник. За милю чует слабость и беспомощность, как акула – каплю крови в океане.
Кровь ударила мне в лицо. Шон и Джуд взяли меня в плен не из-за моей беспомощности. Наоборот, Шон выбрал меня, а не Корби, потому что уверился, что я более сильная и опытная походница. Потому что у меня хватило смекалки убедить его, что у Корби диабет и ее лучше оставить.
Я вскочила.
– Ты такой дурак, Келвин! Думаешь, что все знаешь. Тогда, может, задашься вопросом: почему Шон с Мэйсоном взяли меня, а Корби оставили в хижине?
– Потому что Корби и вполовину не такая покорная и беспомощная, как ты, – без колебаний ответил он. – Ты плыла по жизни, вечно рассчитывая, что твой отец, Иэн, даже я, и кто знает, сколько еще парней, прибегут спасать тебя, если что. Ты ничего не можешь сделать сама, и прекрасно это знаешь. Едва взглянув на тебя, Мэйсон и Шон увидели легкую добычу. Доверчивую девочку с неразвитым чувством собственного достоинства. Корби ни за что бы не осталась с ними так долго, как ты. Она бы боролась. Сбежала бы.
– Я сбегала! – запротестовала я.
– Я тебе скажу, почему они выбрали тебя, – наставительно объяснял Келвин спокойным тоном, от которого я только еще сильнее разъярилась. Меня бесило это его хладнокровие и снисходительный взгляд. Как же он во мне ошибался! И я потратила восемь месяцев своей жизни, тоскуя по самовлюбленной эгоистической заднице?! Какая ирония: Келвин провел последние восемь месяцев в попытках убежать от отца, но не видел того, что видела я: он сам превращался в Верстеега-старшего. Мне порой было трудно понять, говорю ли я с Келвином или с его отцом. – Потому что хотели попользоваться тобой. Есть парни – и Мэйсон из таких, – которые тащатся, ощущая свою власть над девушками. От этого они начинают чувствовать себя непобедимыми. Ты была нужна ему, чтобы наслаждаться властью над тобой.
Я яростно замотала головой в знак несогласия. Джуд не подпадал под определение Келвина – он ни разу не пытался показать свою власть. Шон – да. Но не Джуд. Кэл ни за что бы мне не поверил, но там, в горах, я полагалась не только на Джуда. Да он бы мне и не позволил. Я выжила, потому что он доверил мне право самой стоять на ногах. За последние несколько дней я повзрослела больше, чем за четыре года в старшей школе.
– И это я-то дурак? – с улыбкой закончил свою тираду Келвин.
– Заткнись! – выкрикнула я дрожащим от возмущения голосом.
– Тебя никто не винит, Бритт. Он промыл тебе мозги. Если бы ты могла взглянуть на ситуацию не только со своей точки зрения, но с точки зрения закона, то перестала бы придумывать оправдания преступнику. Ты все время вступаешься за него! Не знай я тебя лучше, решил бы, что ты на него втайне запала.
Такого я точно не ожидала. Я раскрыла было рот, чтобы спорить, но сказать было нечего. От шеи разливался румянец, поднявшись уже к мочкам ушей. Когда Келвин это заметил, выражение превосходства на его лице исчезло. Он озадаченно сдвинул брови, затем помрачнел. На мгновение я испугалась, что Кэл разгадал мою тайну, но он встряхнулся, выбрасывая из головы отвращение или обиду за мое предательство, зревшие, как я уже успела вообразить, в его глазах.
– Мне нужно десять минут с ним наедине, – просто сказал он и пошел вверх по лестнице.
Я упала на диванчик и, обхватив колени, стала раскачиваться взад-вперед, внезапно почувствовав холод, несмотря горящий камин в нескольких шагах от меня. В голове повис странный туман. Если бы только удалось сосредоточиться! Нужно не дать Кэлу зайти слишком далеко. Но как? Корби могла бы убедить своего брата. Но она спала, накачанная таблетками, и Келвин бы окончательно вышел из себя, разбуди я ее. И потом, вряд ли Корби стала бы помогать Джуду. Для нее он был Эйсом, одним из двух подонков, оставивших ее умирать.
Чувствуя беспокойство, я вскочила на ноги и пошла на кухню. Если уж не могу не думать о том, что происходит наверху, хотя бы займу чем-нибудь руки. Я прибралась в кухне и вынесла мусор в бак, стоявший на улице за дверью. Приподняв крышку, я удивилась, увидев на дне еще несколько пакетов. Судя по запаху, они пролежали там несколько недель. Но, насколько я знала, Верстееги этой зимой в Айдлвайлд не приезжали. Не мог же Келвин оставить столько мусора за пару дней, что пробыл тут. Забыли вывезти, уезжая в конце лета? Не похоже на мистера Верстеега. Тот нанимал уборщиков после каждой поездки, оставляя дом безупречно чистым.
Нахмурившись, я вернулась на кухню и стала открывать шкафчики. Они были полностью забиты едой: по большей части всякой дрянью – любимыми лакомствами Келвина. Хлопья «Лаки-Чармз», чипсы, пончики, крекеры «Ритц» и арахисовая паста. Я знала, что по поручению миссис Верстеег ее помощница в прошлые выходные завезла коробки с едой для нас с Корби, но те коробки по-прежнему стояли в коридоре, где их сгрузили. Нетронутыми.
Бессмыслица какая-то. Зачем бы Верстееги стали оставлять полный дом продуктов на всю зиму, если не собирались сюда ездить? Если бы я не знала наверняка, что дом пустовал, я бы решила, что кто-то жил тут все эти месяцы.
Странный холодок пробежал у меня по спине. Было что-то еще, противоречившее здравому смыслу. Беспокоившее меня уже давно, но пока еще где-то на периферии сознания. Перед тем, как убить Шона, Келвин бросил: «Видел я тут тебя», но как такое могло быть? Джуд говорил, Шон переехал в Вайоминг около года назад, а Келвин провел большую часть этого времени в Стэнфорде. Когда это он успел «увидеть» Шона?
Немыслимое подозрение замерцало в моем мозгу, но я отшвырнула его. Я не могла сомневаться в Кэле. Не должна была в нем сомневаться. Что со мной такое, что я подозреваю его? У меня нет ни единой причины не доверять ему.
Но именно этим я уже занималась в следующее мгновение: поиском причин. Объяснений. Доказательств тому, что тревожные мысли, зревшие у меня в голове, были в корне неверными.
Я пролистала бумаги на столе в гостиной, стараясь найти признаки того, что в последнее время Айдлвайлд был обитаем: счета за электричество, почту, журналы, газеты. Не нашла ничего.
Ванная, однако, рассказывала другую историю. На дне унитаза было розоватое кольцо, говорившее, что им пользовались, но не чистили. Полочку и раковину испещряли мазки подсохшей зубной пасты. На зеркале накопились следы от брызг. Я хорошо знала, что мистер Верстеег заплатил бы за уборку дома еще до того, как в конце лета вся семья уехала в город. Кто-то был здесь после Дня труда. Кто-то жил здесь всю зиму. Я нервно сглотнула. Не хотелось думать кто.
Вернувшись в гостиную, я просмотрела ящики стола более тщательно, зацепив взглядом один листок бумаги. Квитанция от Сплавной компании реки Снейк. Чек выдан 15 сентября прошлого года на имя Келвина, спустя многие недели после того, как он якобы отправился в колледж.
Я закрыла глаза, пытаясь беспристрастно разобраться в ужасном подозрении, оформлявшемся в глубине сознания. Кэл? Нет. Нет! НЕТ!
Мэйси О’Киффи, инструктор по рафтингу, исчезнувшая в прошлом сентябре, работала именно на реке Снейк. Там Келвин ее и встретил? Потому и перестал звонить мне, а потом порвал со мною? Они что, стали встречаться, поссорились, а однажды вечером после смены он…
Я не могла закончить мысль. Не могла даже думать о таком. Кэл все восемь месяцев был в колледже. Он не мог убить Мэйси в прошлом сентябре – он вообще никого не мог убить!
Я пощипала себя за переносицу, чтобы снять приступ головокружения. Все это казалось нереальным, запутанным и неясным, как глупый дурной сон. Ну как Келвин мог быть убийцей?
Я принялась с еще большим исступлением копаться в ящиках и вытащила измятое объявление, кричавшее большими буквами «ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК!». Разгладила складки на улыбающемся лице Лорен Хантсмен. Судя по дырке в верхней части объявления, оно было прикноплено к дереву или столбу. Понятно: поисковые партии прочесали всю долину Джексон-Хоул и окрестности. Куча народу, сбиваясь с ног, искала исчезнувшую девушку, а Келвин взял объявление себе на память. На память о том, что сделал.
Да, все так, потрясенно подумала я. Келвин скрывался в Айдлвайлде. Неудивительно, что он так старался отговорить нас с Корби от поездки. Здесь он хранил свою тайну.
Его ложь раскрылась, грозя поглотить меня с головой. Келвин – лжец. Келвин – незнакомец.
Келвин – убийца.



Глава 34

Нужно вытащить Джуда из Айдлвайлда.
Да нам всем нужно выбираться отсюда. Рядом с Келвином мы были в опасности.
Келвин.
Ужасные преступления, совершенные им, – о, Боже, пусть они окажутся ошибкой. Должно быть какое-то объяснение. У него должна была быть какая-то причина. Просто я упустила что-то важное. Еще не поздно помочь ему.
Поднявшись по лестнице, я обнаружила, что дверь спальни приоткрыта. Сквозь щель доносился громкий голос Келвина, захлебывающийся от ярости.
– Где карта?
Он сидел на матрасе рядом с Джудом, спиной ко мне. В бледном мерцании свечи на тумбочке я видела, что пленника неистово колотит озноб – дрожали даже веревки, приковывавшие его к кровати. Келвин перевязал Джуду плечо, но на этом все его заботы о раненом закончились. Он открыл окно – сквозняк залетал под дверь, обдувая мне щиколотки. Еще несколько минут, и в комнате станет так же холодно, как на ледяном воздухе снаружи. У меня было болезненное ощущение, что это только начало пыток, задуманных Келвином.
– А что тебя так интересует эта карта? – Голос Джуда ослабел от боли, он дышал короткими неровными хрипами.
Келвин фыркнул – негромко, но жестоко, и у меня зашевелились волосы на голове.
– Вопросы здесь задаю я.
Подсматривая в щель, я видела, как Келвин наклоняет свечу над незастегнутой рубашкой Джуда. Тот резко втянул воздух, а потом позволил себе тихий стон.
– Еще раз: где карта?
Джуд выгнулся, пытаясь освободиться, но без толку – веревка была крепкой.
– Спрятал.
– Где?
– Так я тебе и сказал, – огрызнулся Джуд, его вызывающий ответ заслуживал восхищения, учитывая, что он был целиком и полностью в руках Келвина и, должно быть, испытывал ужасную боль. Восхищения-то, может, и заслуживал, но Келвин ждал другого. Он снова наклонил свечу, капая воском на грудь Джуда. Тот напрягся всем телом, потом снова застонал. Пот выступил у него на висках, но все остальное тело продолжала бить дрожь.
– Три зеленых точки на карте, – хрипло процедил Джуд в перерывах между судорожными вдохами. – Ты забыл их подписать.
Теперь окаменела уже спина Келвина. Он не ответил, но его плечи, мощно поднимавшиеся и опускавшиеся, говорили, что замечание Джуда его не обрадовало.
– Три зеленых точки, три заброшенных хижины, три мертвых девушки. Улавливаешь связь? – Жесткая интонация Джуда не оставляла сомнений: это не вопрос.
Наконец Келвин обрел голос:
– Что я слышу: похититель пытается повесить на меня убийства?
– Одна из зеленых точек на твоей карте обозначает хижину трапперов, где были найдены останки задушенной Кимани Йовелл. Две другие отмечают заброшенные дома. Если уж мы теоретизируем, вот еще соображения. Я не думаю, что Кимани убил ее парень, и не думаю, что Мэйси О’Киффи была убита бродягами на реке, где она работала инструктором. И уж точно не думаю, что Лорен Хантсмен, напившись, случайно утонула в озере. – На имени сестры голос Джуда дрогнул. Сглотнув, он спрятал свои эмоции за пронзительным мрачным взглядом. – А думаю я, что их убил ты, а потом спрятал трупы.
Келвин не отвечал. Его спина выпрямилась, он задышал чаще, все еще подыскивая слова.
– Но каким же идиотом надо быть, чтобы собственноручно создавать против себя улики? – вопрошал Джуд.
– Ты поделился своей теорией с Бритт? – наконец выдавил Келвин почти спокойным голосом.
– А что? Как далеко ты готов зайти, чтобы скрыть свои тайны? Ты и Бритт убьешь, если она узнает?
Келвин вздрогнул:
– Неважно. Бритт никогда не поверит тебе. Она верит мне.
Все мое тело, казалось, съежилось. Я прислонилась к стене, дрожа от страха. Меня затошнило. Это не был тот Келвин, которого я знала. Что с ним стало?
– Я бы на это не рассчитывал. Моя теория очень убедительна, – процедил Джуд. – Поначалу я считал убийцей Шона. Когда ты убил его, моей первой реакцией было отчаяние: я потерял единственного человека, который мог бы ответить на мои вопросы. Затем я задумался: почему ты убил его? Одно не увязывалось с другим. Ты мог бы просто связать Шона и передать его властям, но вместо этого, не дрогнув, застрелил его. Я понял, что тебе не впервой убивать. У меня закрались подозрения, но я ни в чем не мог быть уверенным, пока не увидел бейсболку с «Кардиналами», которую ты подарил Бритт. И твою карту.
Земля выскальзывала у меня из-под ног, я еле стояла. Нужно было выбираться из хижины. Бежать за помощью. Но при мысли о возвращении в убийственно холодный лес, темный и страшный, у меня зашлось сердце. Да сколько я смогу пройти? Один, в лучшем случае два километра? Замерзну насмерть еще до восхода солнца.
– Кто ты? – с явным интересом спросил Келвин. – Ты не из полиции – у тебя нет оружия и значка. – Он встал, нависая над Джудом. – Кто ты такой?
Конвульсивно выгнувшись, Джуд приподнялся над кроватью; мышцы шеи и здоровой руки вспухли буграми. Он туго натянул веревки, и кровать затрещала под его напором. Звук, очевидно, воодушевил Джуда, и парень еще сильнее стиснул мышцы, пытаясь свести кулаки вместе и сломать раму кровати. Келвин, тоже услышав треск, поспешно схватил свечку с тумбочки, потом, передумав, для большей убедительности вынул пистолет.
– Лежи смирно, или я еще раз тебя продырявлю.
Не обращая на него внимания, Джуд сильнее натянул веревки, лицо исказилось от неимоверных усилий и животной ненависти, пол градом катил по лицу. Дерево, изгибаясь, жалобно заскрипело, и Келвин предупреждающе выстрелил в воздух.
Джуд упал на матрас, задыхаясь. Гортанно застонав от унижения, он бессильно обмяк в том же распятом положении.
– Ты трус, – бросил он в лицо Келвину. – Неудивительно, что твой отец так старался заставить тебя добиваться успеха: он понимал, что ему не с чем работать. Насчет Корби он мог не беспокоиться – она прекрасно знает, как добиться того, чего хочет, но ты, должно быть, стал для отца ужасным разочарованием. Тебе никогда ни в чем не добиться успеха. И твой отец понимал это. В глубине души ты и сам это всегда понимал.
Келвин выпрямился.
– Ты меня не знаешь.
– Было бы что знать.
Келвин поднес пистолет вплотную к лицу своего пленника. Его трясло.
– Я могу заставить тебя замолчать.
– Ты убил тех девушек. Убил. Признай это. Кончай прятаться и будь мужчиной. Вот что значит быть мужчиной, Келвин. Признай, что ты сделал.
– А что тебя так волнует, убивал я их или нет? – разъяренно окрысился Келвин. – Тебе плевать на людей. Ты оставил мою сестру умирать.
Ответом Джуда было еле слышное убийственное шипение:
– Знай я, что Корби твоя сестра, я бы поддерживал в ней жизнь так долго, чтобы дождаться, когда ты окажешься рядом, пока я стал бы перерезать ей горло.
Челюсти Келвина свело судорогой, палец на спусковом крючке напрягся.
– Я убью тебя прямо сейчас.
– До того, как я расскажу тебе, где карта? Не советую. Я понял, что ты убил тех девушек, еще до того, как пришел сюда. Мне хотелось подстраховаться, чтобы, если я не убью тебя, это сделал закон. В Вайоминге используют смертельную инъекцию. Сожаления – не мой вид спорта, но я буду ужасно разочарован, что не смогу лично увидеть, как ты обделаешься, когда тебя привяжут к койке. Я оставил эту карту там, где ее найдут копы. Можешь не сомневаться.
– Врешь, – немедленно отмахнулся Келвин, но его голос дрожал, выдавая беспокойство.
– Ты же обыскал меня. Знаешь, что я не взял карту с собой. Зачем мне оставлять ее где-то, если не из опасений, как бы она не попала обратно в твои руки? Потому что я знаю, что на самом деле обозначено на карте: могилы твоих жертв. – Джуду удавалось говорить ровным и спокойным тоном, но дрожь, сотрясавшая его тело, пот на бледном лице, стиснутые мышцы говорили, что он испытывает ужасную боль. Темно-красное пятно все больше растекалось по простыне под пробитым плечом.
– Даю тебе выбор, – наконец произнес Келвин. – Скажи мне, где карта, и я убью тебя выстрелом в голову. Продолжай тянуть кота за хвост – и твоя смерть будет долгой и «изобретательной».
– Не скажу. Убей меня – хоть быстро, хоть медленно – и на тебе «повиснет» пять убийств первой степени. У тебя нет ни единого шанса избежать смертного приговора с такой кровью на руках.
Келвин оценивающе и с любопытством оглядел Джуда.
– Кто ты? – снова спросил он, почти удивленно.
Джуд приподнял голову над подушкой, глаза его горели ярким диким огнем.
– Я старший брат Лорен Хантсмен. Последний человек, которому тебе стоило попадаться на пути.
Келвин дрогнул, но быстро овладел собой. Откинув голову, он громко расхохотался:
– Что это? Ты решил, будто я убил твою сестру, и пришел сюда – зачем? За расплатой? Это вендетта? О, я понял: Мэйсон – не настоящее твое имя. А ты умен, ублюдок, – добавил он со странной смесью восхищения и отвращения.
Я все так же стояла в коридоре, держась за стенку. Я совершила чудовищную ошибку. Джуд говорил правду. Он бросил колледж, чтобы отомстить за смерть сестры. Я вспомнила, как он говорил, насколько они были близки, сколько она значила для него. Конечно, он жаждал возмездия за ее смерть. Интересно, знали ли его родители? Его друзья? Что он им наврал, какие оправдания придумал, когда уезжал? Я начинала чувствовать огромную тяжесть того бремени, которое он на себя взвалил. Он лишил себя всего, чтобы выследить убийцу своей сестры, а теперь вот-вот лишится последнего, что у него оставалось. Собственной жизни.
Потому что Келвин ни за что не отпустит его живым.
Келвин пожал плечами и заговорил деловым тоном:
– Думаю, крестный отец был прав. Кровь есть кровь, и ничто с нею не сравнится.
Джуд закрыл глаза, но я успела увидеть, как он поморщился.
– Я не отступлюсь, пока не получу карту, знай это, – сказал Келвин, обойдя кровать и остановившись с другой стороны. Подняв глаза, он посмотрел прямо на дверь, за которой я пряталась.
Я замерла. В коридоре было темно; я была уверена, что он не мог меня увидеть. Келвин все смотрел и смотрел в мою сторону, но то был пустой, рассеянный взгляд в пространство; я была неразличима в окружающей тьме. Прижав локоть к груди, он с силой потер челюсть – этот жест, я знала, означал, что он обдумывает следующий шаг.
Когда взгляд Келвина вернулся к Джуду, я решилась. Тихо прошла по коридору и спустилась в кухню. Проверила телефон – гудка нет, как Корби и говорила. Либо буря порвала провода, либо Келвин их обрезал.
Келвин оставил на столе свой мобильный, но и тот не мог поймать сигнал. Я перерыла все ящики кухонных шкафчиков в поисках оружия. Ничего. Влезла в стол в гостиной, но оттуда Келвин пистолет уже забрал. Чувствуя нарастающие отчаяние и панику, я стала искать даже под подушками на диване, чуть не швырнув последнюю об стену в бессильной ярости. Верстеег-старший коллекционировал оружие. В доме должна быть куча всякого: винтовки, пистолеты, охотничьи ружья – где они все?
Я поспешила к старинному сундуку у дальней стены как к последней надежде. Подняла крышку и заглянула внутрь с бешено стучащим сердцем.
На дне старого рифленого сундука лежал маленький револьвер. Дрожащими пальцами я засунула его в карман пижамы.
Встала, чувствуя вес оружия, оттягивавшего карман. В состоянии ли я выстрелить в Келвина? Если дойдет до дела, смогу ли я убить милого ранимого мальчика, которым вечно помыкал отец, – мальчика, в которого была влюблена с детства? Наша история началась давным-давно, и его жизнь так тесно переплелась с моей – не найти двух отдельных ниток. Кем была эта изломанная версия Келвина? Я чувствовала, что теряю его, что становлюсь ему безразлична, и эта потеря ранила до глубины души.
Повернувшись, я обнаружила его за спиной.



Глава 35

– Что-то ищешь?
Ко мне не сразу вернулась способность говорить.
– Одеяло. Я замерзла.
– Вон оно, на спинке дивана. Там же, где и всегда висело.
– Ой, ты прав. Действительно.
Я всматривалась в темные омуты его глаз, силясь хотя бы приблизительно догадаться, о чем Келвин думает. Он знает, что я подслушивала? Взгляд Кэла перебегал с моего лица на руки и обратно. Он внимательно наблюдал за мной.
– Ты целовалась с ним? – спросил Келвин.
– С кем? – переспросила я, хотя прекрасно поняла, о ком речь.
– Ты целовалась с Мэйсоном? – повторил Келвин пугающе тихо. – Когда вы были в лесу одни, ты с ним спала?
Я не позволю ему вывести меня из равновесия. Стараясь держаться как можно непринужденнее, я изобразила озадаченный вид:
– О чем ты?
– Ты девственница или уже нет?
Мне не понравился прощупывающий одержимый блеск в его глазах. Нужно было сменить тему.
– Сварить тебе чашечку кофе? Пойду поставлю…
– Тсс, – он приложил указательный палец к моим губам. – Скажи мне правду.
В его глазах сверкала сдерживаемая энергия, рвущаяся на свободу, и я, даже призвав на помощь все свои силы, чувствовала, как тает мое мужество. Я решила молчать, зная, как Келвин ненавидел, когда с ним спорят. Он любил, чтобы последнее слово оставалось за ним. Всегда.
Келвин разочарованно покачал головой.
– Ох, Бритт, я-то думал, ты хорошая девочка.
Именно это ханжеское заявление высвободило мой гнев, на мгновение заслонив даже страх, который я испытывала. Как он смеет меня судить! Он убил трех девушек! Все, что я когда-либо ненавидела в Келвине, внезапно окрасилось яркими красками: все его проступки, его высокомерие, наносное обаяние, неискренность – и самое главное, то, как бесстрастно и бесчувственно он оборвал наши отношения. Все тревожные признаки темной стороны его личности, которые я всегда видела, но предпочитала не замечать. Он делал людям больно и никогда не задумывался, насколько преуспел в этом.
– Что я делала с Джудом, тебя не касается.
Углы рта парня опустились.
– Нет, касается. Он причинил зло тебе и Корби, и я пытаюсь заставить его заплатить за это. Как ты думаешь, что я чувствую, когда вижу, что ты встаешь на его сторону? Когда за моей спиной пытаешься ему помочь. Мне больно, Бритт. И я в бешенстве.
Он крепко стиснул кулаки, я отступила на пару шагов. Келвин в задумчивости сжимал и раскрывал ладони. Я видела такой же жест у мистера Верстеега, и это всегда был сигнал, что нам с Корби нужно поскорее выйти из комнаты и молча съежиться в дальнем углу чулана, где нас не найдут.
– Пока я носился по лесу, холодный и голодный, ни на минуту не переставая искать тебя и Корби, ты заигрывала с каким-то парнем, которого даже не знаешь, позволяла ему засовывать свой поганый язык себе в горло, согревала его ночами, показывала ему мою карту, – он выделил слово, стукнув кулаком себя в грудь, – привела его в мой дом, – удар, – подвергла опасности мою сестру, – еще удар. – Да ты вообще представляешь, что бы со мной сделал отец, если бы Корби умерла в той хижине? Умерла, оставленная на мое попечение? Тебя так заботит этот Мэйсон, Джуд или как там его, а что же я? Ты впустила его сюда, подставила меня, отдала ему мою карту… Ты подставила меня! – внезапно заорал он, задыхаясь от гнева, с перекошенным, налившимся кровью лицом.
Я вытащила револьвер, целясь ему в грудь. Руки у меня дрожали, но с такого расстояния, как ни нервничай, промахнуться трудно.
Увидев оружие, Келвин побледнел.
– Не подходи! – Я едва узнавала собственный голос. Слова вылетали уверенно, но на самом деле я балансировала на грани истерики. Что, если Келвин меня не послушается? Я никогда не стреляла из пистолета раньше. Холодный металл казался чужим и тяжелым, от одного вида моих пальцев, сжимавших его, становилось страшно. Ладони стали скользкими от пота, и я неуклюже стиснула рукоятку.
Глаза Келвина озарились недоброй улыбкой.
– Ты не выстрелишь в меня, Бритт.
– На колени. – Поморгав, чтобы вернуть четкость своему зрению, я постаралась сосредоточиться на Келвине. Он отклонился влево, потом вправо. Или это у меня плыло перед глазами?
– Нет. Обойдемся без глупого фарса. – Келвин говорил спокойно, осознавая свою власть. – Ты даже не знаешь, как держать оружие, сама же говорила. Посмотри: твой большой палец рядом с курком – он отскочит, когда ты выстрелишь, и ты повредишь руку. Ты нервничаешь и «сдернешь» прицел в момент выстрела. Звук выстрела так напугает тебя, что ты выронишь револьвер. Избавь нас обоих от неприятностей и положи оружие на пол. Немедленно.
– Я выстрелю. Клянусь тебе.
– Слушай, мы не в Голливуде. Не так-то легко попасть в цель, даже если она настолько близко. Ты удивишься, как много людей промазывает на таком расстоянии. Выстрелишь в меня – и все будет кончено. Кто-то пострадает. В наших силах предотвратить это. Отдай мне револьвер, и мы со всем разберемся. Ты любишь меня, а я люблю тебя. Помни об этом.
– Ты убил трех девушек!
Келвин покраснел, но непреклонно покачал головой.
– И ты этому поверила, Бритт? Ты так плохо обо мне думаешь? Мы знаем друг друга всю жизнь. Ты действительно считаешь меня хладнокровным убийцей?
– Я не знаю, что и думать. Почему бы тебе не объяснить мне все? Что вообще эти девушки тебе сделали? У тебя было все, о чем только можно мечтать. Ты умный, красивый, сильный, богатый, без труда поступил в Стэнфорд…
Келвин замотал пальцем передо мной. В складках вокруг тесно сжатых губ я увидела разочарование и обиду. Все его тело затряслось, а лицо снова налилось кровью.
– У меня не было ничего! В Стэнфорд меня не приняли. Я не поступил туда! Ты понятия не имеешь, Бритт, каково это – чувствовать себя ни на что не годным. У меня не было ничего. А у них все! Те девушки – на их месте должен был оказаться я! Их место предназначалось мне, – жалко закончил он.
– Так ты поэтому их убил? За то, что у них было то, чего хотел ты сам? – Меня обуял ужас. Ужас и тошнота.
– Они были девчонками. Девчонки превзошли меня, Бритт. Как я мог с этим смириться? Отец бы сжил меня со свету. И так-то дома было не сахар, когда он все превращал в соревнование между мною и Корби, да еще на ходу переделывал правила в ее пользу. Она могла сидеть на попе ровно, и этого хватало, чтобы выиграть. Отец ничего не ждал от Корби – она же девчонка. А от меня требовал всего.
В голосе Келвина не было и следа раскаяния. Я хотела услышать, что он сожалеет, боится. Хотела, чтобы Кэл признал, что сломался. Но он не винил себя. И боялся тех девушек, которых убил. Чувствовал себя униженным ими. Я вспомнила веревку в гараже, пропитанную кровью. Кимани Йовелл была задушена. А Мэйси с Лорен? Он не просто убил их – он сделал это сам, своими руками. Дело было не в них. А в нем.
– Ты убил Лорен, когда мы еще встречались! Меня ты бы тоже убил, поступи я в школу получше?
Он на мгновение поднял глаза:
– Я бы никогда не причинил тебе боли.
– Я доверяла тебе, Кэл! Верила, что ты ТОТ, единственный. Хотела защищать тебя, сделать тебя счастливым. Ненавидела, как отец обращается с тобой, и даже когда ты вымещал свои обиды на мне, никогда тебя не винила. Я думала, что смогу сделать тебя лучше. Считала тебя хорошим человеком, которому просто нужна любовь!
– Ты по-прежнему можешь доверять мне, – сказал он, не улавливая главного. – Я всегда буду твоим Кэлом.
– Да ты вообще себя слышишь? Так или иначе, все раскроется. Ты отправишься в тюрьму. Твой отец…
Руки Келвина снова сжались в тугие кулаки:
– Не вмешивай его сюда. Если хочешь помочь, даже не упоминай его имени.
– Не думаю, что еще могу как-то помочь тебе.
Глаза Келвина блеснули, но за короткой вспышкой гнева я увидела глубокую печаль.
– Я никогда не был достаточно хорош. Ни для него, ни для тебя. Особенно для него. Он бы убил меня, Бритт. Признайся я, что не попал в колледж, он скорее убил бы меня, чем смирился с таким унижением. Поэтому мне пришлось врать всем про Стэнфорд и прятаться здесь, в Айдлвайлде. Я этого не хотел, и уж точно не хотел убивать Лорен. Не планировал ее убийство. Как-то вечером я бродил по горам и наткнулся на Шона, снимавшего ее. На ней была бейсболка с «Кардиналами», и что-то во мне щелкнуло. Она была вдупель пьяная, и уже одно это бесило: в Стэнфорд приняли пьянчужку, отвергнув меня! Я хотел бы забрать у нее университет, но не мог. Поэтому, когда Шон вышел в сарай, я забрал… ее жизнь.
– Ох, Кэл, – прошептала я, глядя на него с жалостью и отвращением. Очевидно, Шон, вернувшись из сарая и обнаружив Лорен мертвой, перепугался и спрятал тело в ящик. А медальон забрал, понимая его стоимость, – Кэл о таких вещах не думал, деньги он никогда не считал. Теперь, зная историю от начала до конца, было легко понять, почему Джуд принял Шона за убийцу.
Но убийцей был Кэл. Мои глаза выдали охватившее меня отвращение.
Келвин увидел мой взгляд, и что-то внутри его сломалось. Лицо превратилось в холодную непроницаемую маску. В это мгновение он действительно стал совершенно чужим – я никогда не видела у него такого ожесточенного и бесчувственного взгляда. Он сделал шаг в мою сторону.
– Не подходи ко мне, Келвин! – пронзительно пискнула я.
Он сделал еще один шаг.
Я устала держать пистолет – у меня болели плечи, затекли локти, и я осознала, что перестаю чувствовать руки. Стоило понять это, и они начали отчаянно трястись.
Келвин снова приблизился. Еще шаг – и он окажется достаточно близко, чтобы справиться со мной без оружия.
– НАЗАД, КЕЛВИН!
Он бросился на меня, и я, ошеломленная, отреагировала рефлекторно: нажала спусковой крючок. «Сдернув» прицел, как Келвин и предсказывал. Глухой щелчок заполнил комнату, услышав его, он вздрогнул, глаза округлились, вспыхивая белками вокруг зеленых радужек, и он потрясенно припал на одно колено.
Я ранила его? Но где же кровь? Или я промахнулась?
Негромко, но угрожающе рассмеявшись, Келвин еще мгновение постоял на колене, а потом поднялся во весь свой огромный рост. От взгляда его ледяных глаз у меня перехватило дыхание. В нем ничего не осталось от Келвина, он выглядел копией своего отца.
Я снова стиснула спусковой крючок. И снова. Каждый раз раздавался глухой, пустой звук.
– Какое чертово невезение, – хмыкнул Келвин, выхватывая револьвер у меня из рук. Затем, грубо схватив меня за локоть, поволок через всю комнату к входной двери. Я упиралась пятками и выкручивалась, зная, что он собрался сделать. Потому что это был самый жестокий способ причинить мне боль. На мне не было куртки. На мне и ботинок-то не было!
– Корби! – вскрикнула я. Услышит ли? Если она не остановит своего брата…
– Келвин? Что происходит?
Он резко обернулся, застигнутый врасплох. Заспанный взгляд Корби непонимающе перебегал с меня на брата.
– Почему ты обижаешь Бритт? – изумилась она.
– Корби. – Я заливалась слезами. – Это Келвин убил тех девушек. Тех девушек, пропавших в прошлом году. Он убил Шона. И кто знает, кого еще. Он и меня убьет. Останови его!
Голос Келвина был совершенно спокоен:
– Бритт бредит, Корб. Очевидно, что все это ерунда. У нее галлюцинации, это совершенно нормальная реакция на переохлаждение и обезвоживание. Ты ложись, я о ней позабочусь. Дам ей снотворное, и пусть бедняжка как следует выспится.
– Корби, – всхлипнула я. – Я говорю правду. Проверь шкафчики в кухне и помойку на заднем дворе. Он жил здесь всю зиму и не был ни в каком Стэнфорде.
Корби помрачнела, глядя на меня так, словно я тронулась умом.
– Понимаю: ты злишься на Келвина за то, что он порвал с тобой. Но это еще не делает его убийцей. Кэл прав: тебе надо поспать.
С яростным криком я забилась в цепких руках Келвина:
– Пусти меня! Пусти!
– Корби, иди сюда, – стиснув зубы, распорядился Келвин, крепко удерживая меня. – Помоги мне уложить ее в постель. – Прижав рот вплотную к моему уху, он прошипел: – Ты что, всерьез думала, будто моя сестра пойдет против меня?
– Беги за помощью! Приведи полицию! – истерически кричала я, с нарастающим страхом глядя, как Корби спускается по ступенькам.
– Все в порядке, Бритт, – ответила подруга. – Я знаю, что ты чувствуешь. Я вела себя так же, когда Келвин нашел меня в хижине. От обезвоживания начала видеть то, чего не было. Приняла Келвина за Шона, представляешь!
– Вызови полицию! – кричала я. – Хоть раз в жизни сделай, что я говорю! Наши отношения с Келвином тут совсем ни при чем!
– Сведи ей ноги вместе, – велел парень.
Корби присела рядом со мной, и тут мерзавец с силой ударил ее ручкой револьвера по затылку. Девушка без звука осела на пол.
– Корби! – ахнула я.
Но она потеряла сознание.
– Когда она очнется, скажу ей, что это ты лягнула ее в голову, – проворчал Келвин, волоча меня к двери.
– Ты этого не сделаешь со мной! – Я истерически визжала, отчаянно пытаясь вырваться. Руки подонка, сковавшие меня, казалось, вот-вот переломают мне кости. – Ты не причинишь мне зла, Келвин!
Он открыл дверь и швырнул меня на крыльцо. Споткнувшись о порог, я рухнула в снег, зарывшись в него руками.
– Не уходи далеко, – велел Келвин. – Мэйсону плевать на собственную жизнь, но, может, ему не все равно, что будет с тобой. Я позову тебя обратно, как только он скажет мне, где спрятал карту.
– Кэл… – взмолилась я, припадая к его ногам.
Он захлопнул дверь перед моим носом.
Не веря своим ушам, сквозь туман, застилавший сознание, я услышала лязг засова.



Глава 36

Я встала на ноги, отряхивая снег с пижамы. Разум блуждал в тумане, но на более глубоком, животном уровне я механически просчитывала, что делать дальше. Не промокнуть. Найти укрытие.
Я посмотрела на черную стену леса, раскачивавшуюся на ветру. Лес казался одушевленным, населенным призраками, беспокойно шевелящимся.
Ладони, оцарапанные при падении, кровоточили. Я тупо уставилась на них, не понимая, как они могут быть моими руками. Как это могло со мной случиться. Как я снова оказалась на морозе, выброшена на верную смерть. Келвин никогда бы не стал так меня мучить. Я крепко зажмурилась, потом снова открыла глаза, пытаясь прогнать туман и вернуться к действительности – потому что ЭТО не могло быть ею.
На Айдлвайлд я глядела уже новыми глазами. Теперь он стал огромным и зловещим, как окружавшие его горы, холодным и неприступным, как замок, вырезанный изо льда. Я забарабанила кулаками по стеклу, жадно вглядываясь в тепло. Ветер хлестал кожу сквозь пижаму, а холодные доски крыльца высасывали тепло из ступней.
Келвина я не видела. Мой взгляд метнулся к двери на верху лестницы. Когда Келвин вышвыривал меня на мороз, она была открыта. А теперь захлопнулась. Я рывком вернулась в действительность. Как раз сейчас за той дверью Келвин предлагает Джуду выбор: признаться, где он спрятал карту, или позволить Бритт замерзнуть насмерть.
«Я замерзну насмерть, – подумалось мне. – Джуд не скажет Келвину, где карта. Он хочет рассчитаться с Кэлом за убийство своей сестры и готов пожертвовать своей жизнью ради этого. И моей тоже».
Тяжесть этой мысли вырвала меня из оцепенения. Джуд уже не придет спасти меня. Я одна. Мое выживание – исключительно моя забота.
Я не знала, сколько у меня времени. Час в лучшем случае. Я слишком хорошо понимала, что будет дальше: стремительно теряя тепло, я утрачу подвижность рук и ног. Даже если попытаюсь идти, шаги будут медленными и заплетающимися. Потом начнутся галлюцинации, я стану видеть то, чего нет. Воображу себя сидящей у потрескивающего огня, довольно нежась в его тепле, а сама буду лежать в снегу, все глубже погружаясь в сон, от которого уже не проснусь.
Обжигающий снег просачивался сквозь носки, но я, сжав зубы, рванула через двор, обогнула дом – и в лицо мне немедленно ударил ледяной ветер. У меня заслезились глаза, а мозг завизжал от шока. Пригнувшись, я скорее побежала ко рву.
Ров был такой же неотъемлемой частью Айдлвайлда, как и дом. Корби и Келвин привели меня к нему в мой первый приезд, много лет назад. Мистер Верстеег построил мостик через глубокую канаву, опоясавшую территорию сзади; под ним получился укромный уголок, который Келвин, не особо напрягая воображение, окрестил «рвом». Корби притащила туда большой кусок ковра, сделав укрытие чуть теплее, а Келвин набил досок, соорудив лестницу, чтобы мы могли легко забираться туда и вылезать обратно. В мой последний приезд в Айдлвайлд мы с Корби нашли под ковром тайник Келвина с сигаретами и «взрослыми» журналами и обменяли свое молчание на пятьдесят долларов каждая. Что бы я отдала, чтобы вернуться в прошлое и выдать его с головой!
Стоило мне спуститься в ров, как мое сердце упало. Он не давал почти никакого укрытия. Ковер заледенел в камень, а хитрющий ветер залетал и под мост, терзая меня ледяными порывами.
Было больно дышать: с каждым вдохом в тело врывалась новая волна холода. Я чувствовала себя совсем одинокой: ни папе позвонить, ни Иэна напрячь. А Джуд лежал, распятый на кровати, и Келвин пытал его. Нужно было разжечь огонь, но масштабность задачи казалась неодолимой. Если не получится, никто меня не спасет. Я была совершенно и безнадежно одна.
Привалившись к стене рва, я разревелась.
Пока плакала, на ум пришло странное воспоминание: я, совсем маленькая, выбегаю в холодный день поиграть в салочки с Иэном и его друзьями. Земля обжигает мои ноги холодом, но я не могу заставить себя отвлечься от игры ни на минуту, чтобы сходить за ботинками. Вместо этого просто выбрасываю холод из головы и продолжаю играть. Жаль, сейчас так не получалось: погрузиться с головой в какое-нибудь дело, которое бы отвлекло меня от дикого всепроникающего ветра.
«Поищи ветки около корней деревьев», – послышался в голове голос Джуда.
– Не могу, – вяло подумала я. – Я не могу идти по снегу – у меня нет обуви. Не могу раскапывать снег – я без перчаток.
«Живица. Горит как бензин, помнишь?» – не унимался Джуд.
– И потратить на ее поиски последнюю энергию, которая у меня еще осталась? – спорила я.
Я пробежалась дрожащими пальцами по затвердевшим волокнам ковра, задумавшись, как скоро и сама стану такой же. Замерзшей в ледышку. Именно тогда, пока я уныло пялилась на них, меня осенило: сигареты!
Я закатала край ковра. Там, завернутыми в побуревшее сено, прятались пачка сигарет и «книжечка» картонных спичек из «Холидей-Инна». Холодные, но сухие. Оставалась надежда, что они загорятся.
Эта маленькая победа подтолкнула меня к действию. Как ни мучительно бежать по снегу за растопкой, я должна была это сделать. Быстро, пока не передумала, я набросала в голове план действий. Платформу можно сделать, используя дрова, которые Верстеег-старший сложил около двери кухни. Возле одного из деревьев валялось упавшее птичье гнездо – его разломаю на растопку. Еще есть сосновые шишки и кора. А смолы наскребу ногтями.
Сжав зубы, я выбралась изо рва на холод и ветер, набросившийся на меня каждой ледяной крупинкой. С усилием переставляя одну промокшую ногу за другой, я сконцентрировалась только на одной мысли: собрать дров для костра или погибнуть в попытке это сделать.
Сражаться с всепобеждающим холодом я перестала: просто приняла, что замерзаю, и пустила еще остававшуюся энергию на то, чтобы вгрызаться заледеневшими пальцами в снег, наметенный вокруг деревьев, в поисках коры, сосновых шишек, тонких веточек и сухих хвоинок. Распихав эти сокровища по карманам, я задержалась только, чтобы помахать руками, возвращая пальцам способность чувствовать. И снова вернулась к работе – царапать, выковыривать, откапывать.
Наполнив все карманы, я сбежала по поломанным ступенькам в ров. Руки и ноги работали медленно. Даже мозг «тормозил», мучительно прокручивая мысли, словно заржавевшая шестерня, через силу начинающая движение.
Я знала, что сперва нужно построить платформу, но подобрать подходящие по размеру кусочки из того, что удалось найти, было невероятно трудно. Я чувствовала, что внимание постоянно «уплывает»; руки тряслись так, что пришлось сдвигать поленья кулаками. Я быстро теряла силы, но, несмотря на дрожь в руках, упорно пыталась сложить прутики шалашиком, преодолевая нараставшее отчаяние. Наконец, через несколько минут, мне удалось поставить шесть или семь прутиков. Разломав гнездо, я аккуратно просунула трут между шаткими опорами шалаша. Костяшки пальцев задели одну из них, и все сооружение рухнуло. Всхлипнув от отчаяния, я опустилась на колени, пососав один палец, чтобы разморозить его, и начала сначала.
По одному прутику зараз я воздвигла шалашик, на этот раз попрочнее. Вышло неказисто, но я надеялась, этого будет достаточно. Чиркнув спичкой по поверхности «книжки», я увидела слабую струйку дыма. Снова чиркнула, и снова, пока не сточила всю головку. Новая спичка, новая попытка. Еще одна. Руки тряслись неудержимо. Если хоть одна спичка не вспыхнет в ближайшее время, я боялась, что уже не смогу провести ими по терочной поверхности с достаточным усилием. Левая рука и так уже почти не действовала.
– Черт! – устало выругалась я.
И тут я догадалась чиркнуть спичкой о камень. Как же мне не пришло это в голову раньше?! Очевидно, сообразительность тоже угасала – пальцы были не единственной частью моего организма, которая плохо работала на морозе. К счастью, под мостом камни оставались сухими. Медленно-медленно мозг обрабатывал последовательность команд.
Камень. Спичка. Чиркнуть. Быстрее!
Когда спичка вспыхнула, я была так потрясена, что некоторое время изумленно разглядывала ее, уставившись на трепещущее пламя глазами, полными слез восторга. Предельно аккуратно я поднесла пламя под трут. Тот задымился, медленно занимаясь, потом вспыхнул. Через несколько секунд огонь набросился на растопку. Когда занялись и толстые дрова, я прижала руки к лицу и зарыдала от облегчения.
Огонь.
Я не умру.



Глава 37

Подсев поближе к огню, я растерла пальцы, возвращая им чувствительность. Было соблазнительно отдохнуть у костра, но я знала, что мое время истекает. Я не могла сидеть здесь всю ночь: нужно вызволять Джуда. Один барьер взят, но это еще не финиш.
Меня затрясло при мысли, что происходит за стенами Айдлвайлда. Келвин не уймется, пока не получит карту. Он прекрасно знает, как пытать Джуда, как измотать его. Я боялась, что, если прожду еще, может оказаться слишком поздно.
И тут план действий предстал передо мной как на ладони, я даже выпрямилась от удивления. Джуд же как-то нашел способ попасть в Айдлвайлд, не пользуясь входной дверью или черным ходом! Какой бы лаз он ни использовал, я должна его найти.
Насладившись последней секундой тепла, я собралась с духом и выскочила на мороз. Обегая дом по периметру, я дергала каждое окно – одно из них должно оказаться незапертым. Как еще Джуд мог пролезть внутрь? И тут, завернув за угол, я увидела выбитое окно подвала.
Я спустилась в приоконный колодец. Инструменты Джуда лежали у моих ног: большой камень и полено. Камень – чтобы разбить стекло, полено – убрать осколки, торчавшие из рамы.
В голове всплыл план усадьбы. Спальня на втором этаже располагалась в противоположном конце дома. Джуд, очевидно, некоторое время следил за домом, определяя наше с Келвином положение, и проник внутрь как можно дальше от нас, чтобы мы не услышали звона стекла.
Умно, ничего не скажешь. Но это означало, что и мне придется идти к Джуду через все комнаты и при этом не попасться Келвину.

Я пересекла прохладную черноту подвала. На верху лестницы слегка приоткрыла дверь, заглядывая в кухню. Свет не горел, и я бросилась через кухню в столовую и оглядела гостиную, прячась за углом. На диване лежала Корби, все еще без сознания, но Келвин хотя бы укрыл ее одеялом. Изо всех нас она была в наименьшей опасности. Несмотря на то, что этот мерзавец сделал с нею, я не думала, что у него поднимется рука убить собственную сестру. Значит, нужно вывести Джуда, отправиться за помощью, а потом уже возвращаться спасать подругу.
Мои куртка и ботинки валялись рядом с входной дверью, и, схватив их, я поднялась на второй этаж. Еле слышное поскрипывание ступеней отдавалось в ушах оглушительным грохотом. Остановившись у двери наверху, я прислушалась. Ничего. Открыла дверь.
В воздухе висело тяжелое зловоние крови и пота. На тумбочке трепетала свечка, бросая тусклый свет на неподвижную фигуру, распростертую на матрасе. Руки и ноги Джуда, хотя по-прежнему связанные, лежали расслабленно, голова свесилась набок, на здоровое плечо. На один жуткий миг мне показалось, что он умер. Но когда я подошла ближе, грудь парня слегка приподнялась. Спит. Или потерял сознание. Учитывая количество крови на простыне, я подумала, что второе вероятнее.
Я поспешила к кровати, сдергивая с него простыню. Окно было закрыто, но в воздухе оставался след холодного сквозняка. Я не хотела снова морозить Джуда, но мне нужно было выдернуть его из сна. Однако, стянув простыню, я почувствовала приступ тошноты – стало понятно, откуда на ней столько крови.
Все внутри меня перевернулось, я прижала руки ко рту, подавляя позыв рвоты. Красные распухшие полосы и синяки покрывали грудь и живот парня. Но пятна на теле не шли ни в какое сравнение с распухшими глазами и изодранными, рассеченными скулами. Мешочек вздувшейся кожи багровой сливой распух рядом со свороченным набок носом. Дышал Джуд рывками, с тихим сопением, подтверждавшим, что носовые кости сломаны. Уцелел только рот – разумеется, Келвин не стал разбивать его, с горечью подумала я. Ему было нужно, чтобы речь Джуда оставалась четкой. Ему была нужна карта.
– Бритт?
Услышав слабый голос Джуда, я крепко сжала ему руку.
– Да, это я. Все будет хорошо. Я здесь. С тобой все будет хорошо, – повторила я уверенным тоном. Ни к чему привлекать внимание к его состоянию тем, что мой голос дрожит от ужаса.
– Где Келвин?
– Не знаю. Он может вернуться в любую минуту, нужно спешить.
– Слава Богу, ты цела, – пробормотал Джуд. – Он впустил тебя обратно?
– Нет. Он собирался дать мне сдохнуть. – Мой голос звучал жалко. – Я пролезла через подвальное окно.
– Сильная, решительная Бритт, – еле слышно вздохнул он. – Я знал, что ты справишься.
«Никакая я не сильная, – хотелось заявить мне. – Я до смерти перепугана и боюсь, что мы оба погибнем». Но сейчас я нужна Джуду сильной. И буду сильной ради него.
– Насколько тебе плохо? Наложить жгут? – Из-под повязки натекло жуткое количество крови. Меня когда-то учили накладывать жгут в лагере, но я не была уверена, что правильно помнила, как это делается. Джуду придется руководить.
– Нет, – хрипло ответил парень. – Это всего лишь царапина. Как он и хотел.
Я уставилась на него.
– Он отлично стреляет, – наконец выдавила я.
– Как все убийцы.
Я не могла заставить себя смеяться над его шуткой.
– В стороне отсюда есть еще одна хижина. Если повезет, хозяева дома. Если нет, взломаем дверь и от них позвоним в полицию. – Я была горда убежденностью, сквозившей в моем голосе, но на самом деле меня переполняло беспокойство. Джуд был не в состоянии передвигаться. Особенно по такому холоду.
Каждая черточка его избитого лица натянулась от боли, но все же он смог повернуть голову ко мне, жадно ища меня взглядом.
– Я не говорил тебе, какая ты изумительная? Самая умная, самая храбрая, самая красивая девушка на свете.
От его нежного шепота у меня потекли слезы. Вытерев нос тыльной стороной ладони, я с энтузиазмом закивала, излучая уверенность в себе, прогоняя из головы свои истинные чувства: отчаяние, безнадежность и страх. Не хотела, чтобы он прочитал их в моих глазах.
– Мы выберемся отсюда, – приговаривала я, дергая узлы на запястьях. Я развязала их первыми, резко втянув воздух при виде красных полос на коже, потом перешла к лодыжкам, одна из которых раздулась до размеров теннисного мяча.
– Бритт, – выдохнул Джуд, закрывая глаза, и я с тревогой осознала, что запас его энергии быстро истекает. – Оставь меня. Отправляйся за помощью. А я подожду здесь.
– С Келвином ты не останешься, – твердо заявила я. – Кто знает, что еще он с тобой сделает. Я могу не успеть вовремя.
– Я не могу идти. Повредил ногу, пытаясь освободиться. Кажется, вывихнул. Не волнуйся за меня. Келвин говорил, что некоторое время не вернется.
Джуд говорил убежденно – меня так и подмывало поверить ему. Но я знала его слишком хорошо. Он не хотел спасаться сам, его уверения преследовали единственную цель: убрать меня из дома, пока не вернулся Келвин. Что – я не сомневалась – должно было вот-вот произойти. Он не оставил бы Джуда одного дольше, чем на несколько минут.
– Я сделаю волокушу из простыни и вытащу тебя отсюда.
– По ступенькам? – Джуд покачал головой. – Я не выдержу. Отправляйся за помощью. Келвин оставил пистолет в тумбочке. Возьми его.
Открыв ящик, я переложила пистолет себе в карман, надеясь, что он мне не пригодится. Но я выстрелю в Келвина, если потребуется. На этот раз не дрогну.
– Давай обуем тебя, – предложила я, как можно бережнее засовывая его левую ногу в ботинок. Он резко втянул воздух, когда ботинок скользнул по распухшей лодыжке, потом застыл. Глаза Джуда закрылись и больше не открывались. Дыхание стало поверхностным и неровным.
Он потерял сознание.
Я растерялась, не готовая к такому повороту событий. Но сдаваться без борьбы не собиралась. Я выведу Джуда отсюда. Если надо – буду перетаскивать метр за метром.
Застегнув на нем рубашку, я обула ему правую ногу. Потом, обхватив за ноги, потащила к краю матраса, но смогла продвинуться всего ничего. Дело пошло лучше, когда я просунула пальцы под ремень его джинсов и дернулась назад, навалившись всем весом. В итоге я просто отогнула заправленные края простыни и стащила его с кровати в несколько рывков. Тело упало на пол с тяжелым «бух», и я впервые обрадовалась, что он в отключке и ничего не чувствует.
Джуд застонал.
Ну, хотя бы ничего толком не почувствовал.
Пот заливал мне глаза, когда я, надрываясь, тянула его по полу. С тревогой оглядывалась на дверь, зная, что Келвин где-то недалеко, но другого пути наружу не было. Не заставлять же Джуда прыгать из окна второго этажа.
Улучив момент, я сама надела свои ботинки и куртку.
Глубоко вдохнула-выдохнула, чтобы успокоиться.
И открыла дверь.



Глава 38

Я оглядела коридор. Ни следа Келвина. Перегнувшись через перила, убедилась, что внизу его тоже нет.
Куда он делся? Пошел искать карту?
Я вытащила Джуда в коридор и, поглядев на крутую деревянную лестницу, поняла, что парень был прав: безопасно вниз его никак не спустишь. Простыня не могла бы смягчить острые края ступеней, а времени подкладывать под него подушку у меня не было.
– Очнись, Джуд, – прошептала я, опускаясь рядом с ним на колени и решительно хлопая его по щекам.
Он заметался, бормоча что-то неразборчивое.
– Мы должны спуститься по лестнице вместе. – Даже с его вывихнутой лодыжкой, если я подставлю ему плечо и он перенесет основной вес на здоровую ногу, мы смогли бы доковылять до низа.
– Бритт?
Голова Джуда снова свесилась набок, и я еще сильнее шлепнула его, чтобы привести в чувство.
– Оставайся со мной, Джуд.
Он содрогнулся от моего шлепка, но, к счастью, открыл глаза. Я обхватила его лицо ладонями и пристально посмотрела в глаза, словно пыталась передать ему часть своих сил.
– Беги, Бритт. Пока Келвин не вернулся. – Парень выдавил храбрую улыбку. – Я никуда не уйду, обещаю.
Положив голову Джуда на колени, я дрожащей рукой пригладила его влажные волосы. Нужно было убедить его, что он в силах это сделать. То, как он говорил, меня пугало. Он явно собирался сдаться, а я не могла без него обойтись.
– Мы команда, помнишь? Вместе начинали, вместе должны и закончить.
– Я тебя задерживаю. У меня может не получиться – ничего не попишешь.
– Не смей так говорить, – резко выдохнула я, спеша договорить, пока горло не перехватило от слез. – Ты нужен мне. Одна я не справлюсь. Обещай, что останешься со мной. Сейчас ты встанешь. И мы вместе спустимся по лестнице. На счет «три».
Лицо Джуда смягчилось – так, как расслабляется тело перед смертью, за мгновение до того, как кончится боль, когда покой уже близок. Он рухнул мне на колени, еще бледнее, чем раньше.
Я вытерла слезы. Нужно было придумать другой способ.
И тут меня осенило. Я перевернула Джуда лицом вниз и, поддев его под плечи, подтащила головой вперед к лестнице. Ноги, волочась сзади, пересчитают каждую ступеньку, но лучше уж они, чем спина.
Я стала спускаться спиной вперед, тяжело дыша, – Джуд весил немало. К счастью, при таком способе большая часть веса приходилась на ступеньки. К несчастью, я, вероятно, растеребила рану на плече, причинив ему жуткую боль. Каким бы чудовищным это ни казалось, нужно было спустить его, а беспокоиться о доставленных мучениях будем после. Лучше я нанесу Джуду травму, чем оставлю здесь, чтобы Келвин его убил. Внизу, по гладкому деревянному полу, я уже быстрее отволокла парня ко входной двери.
Распахнула дверь – и тут же пригнулась под ударами ледяного ветра. Внедорожник Келвина все так же стоял на заснеженной площадке. Я тревожно стрельнула глазами в сторону леса, пытаясь сообразить, куда он мог пойти.
тащила Джуда в укрытие.
Еще четыре хлопка. Сжав зубы, я тянула тяжелое тело Джуда к деревьям. Стоило мне оказаться в их тени, и стрельба прекратилась.
– Бритт? – тихо простонал Джуд.
Я упала рядом с ним на колени. Пот заливал парню лицо, налитые кровью глаза бешено оглядывались по сторонам.
– Где он? Где Келвин?
– В зарослях на другой стороне усадьбы. Я видела вспышки, когда он стрелял. Сейчас слишком темно, он нас не видит. Ему придется подобраться ближе, чтобы как следует прицелиться.
– Если не дурак, пойдет к нам прямо сейчас. Он нас не видит, но и мы его тоже. Прекрасная возможность подкрасться и застать нас врасплох. – Джуд размышлял всего мгновение. – Ты говорила про какую-то хижину недалеко отсюда. Беги туда…
– Я не оставлю тебя.
Джуд пристально взглянул на меня, потом, встревоженный, заставил себя сесть.
– Оставишь – это не обсуждается. Используй свой шанс. Не бог весть какой, прямо скажем, но это лучшее, что ты можешь сделать. Чем дольше мы прождем, тем вероятнее, что Келвин подберется достаточно близко, чтобы выстрелить или забрать тебя.
Ни о чем не думая, я обхватила его и поцеловала.
Джуд напрягал и горбил здоровое плечо то ли от холода, то ли так ему было легче переносить боль, но при моем прикосновении – это чувствовалось – расслабился. Я ожидала, что он отпихнет меня или попытается урезонить, но я была нужна ему так же, как и он мне. Мы находились на пороге смерти, прекрасно осознавая это, и не собирались терять последние минуты. Речь шла не о влечении, а о «горящей», неотложной необходимости. О подтверждении того, что мы живы. Джуд порывисто сгреб меня и прижал к себе. Наверное, от этого у него снова раскрылась рана, но он, казалось, не обратил внимания, жадно целуя меня. Мы жили. Перед лицом смерти как никогда остро.
– Прости, что не верила тебе, – проговорила я. – Я была неправа. Это моя огромная ошибка. Теперь верю. Я доверяю тебе, Джуд.
В его глазах засияло облегчение.
– Я точно не уговорю тебя укрыться в той хижине? – спросил он, прижимаясь ко мне лбом.
Парень тяжело дышал, но, кажется, не от боли. Он словно бы встряхнулся и снова вернулся к жизни, разгоряченный азартом битвы. В его глазах светилось упорство, с которым не по силам было справиться никаким физическим страданиям.
Я покачала головой, сама задыхаясь, не в состоянии вымолвить ни слова. Поцелуй Джуда словно впрыснул мне полный шприц адреналина. Если я испытывала страх, то теперь его многократно перевешивало что-то, заставлявшее жить. И это что-то глядело мне прямо в глаза.



Глава 39

– Келвин не убьет меня, пока я не сказал ему, где карта, – холодно пробормотал Джуд. – Он считает, что должен найти ее раньше, чем рейнджеры или полиция.
– И где же она?
– Вернувшись с охоты и увидев, что ты убежала, я понял: ты отправилась в Айдлвайлд. Я знал, что Келвин – убийца и что мне нужно спасать тебя как можно скорее. У меня не было времени идти к кордону рейнджеров и подкидывать им карту – я просто оставил ее под нашим деревом. Все, что я говорил Келвину, было блефом: никто бы не нашел карту без нашей помощи. Да пусть бы даже нашел – откуда им знать, что она доказывает? Ее бы с большей вероятностью выбросили, чем передали рейнджерам. Но я не собираюсь давать Келвину повод думать, что это так. Нужно во что бы то ни стало поддерживать в нем убежденность, что карта – угроза для него. Бритт, я хочу быть уверенным, что ты выберешься отсюда живой. Ты должна показать полиции это место.
– Мы оба выберемся отсюда живыми, – твердым голосом поправила его я.
– Келвин мог бы застрелить и тебя, чтобы убрать лишнего свидетеля, – продолжил Джуд, не обращая внимания на мои слова, – но не думаю, что он на такое пойдет. Ты – его последний козырь, подонок прекрасно понимает, что, если он тебя убъет, карты ему уже точно не видать. Его план остается прежним: используя тебя, заставить меня говорить. Вот почему мы останемся вместе и продолжим игру. Попробуем подобраться к нему сзади, и я обезоружу его. Тогда нам останется только задержать его до приезда полиции.
– А что, если он подберется к нам сзади?
Джуд, промолчав, только качнул головой, но я знала ответ. Шансы у нас равные, и это в лучшем случае.
Джуд порывисто поцеловал меня. Его крепкие объятия наполняли теплом и уверенностью, и я хотела, чтобы эти руки никогда меня не отпускали. Хотела, чтобы мы могли стоять так, держась друг за друга, и этого бы каким-то чудом оказалось достаточно.
– Нам не нужно преследовать Келвина, – робко предложила я. – Можем дойти до первого же дома у дороги и вызвать полицию. Так безопаснее.
– Он убил мою сестру, – заявил Джуд. – Я не буду убегать. Я сдам его полиции. Дай мне пистолет.
Тени, сгущавшиеся в глубине его глаз, беспокоили меня. Я дернула его за рукав.
– Джуд, пообещай мне кое-что. Пообещай, что не убьешь его.
Его пронзительный взгляд встретился с моим.
– Я целый год жил мечтой, как сделаю это.
– Он не заслуживает смерти. – Я больше не была влюблена в Келвина. Но ведь я выросла вместе с ним, делила с ним и хорошее, и плохое. Ему уже было ничем не помочь, но и лишать его жизни я тоже не хотела. Он был братом Корби. Моей первой любовью. Слишком много истории.
Но самое главное, я не хотела, чтобы Джуд становился таким, как Келвин. Убийцей.
– Он заслуживает худшего, – буркнул Джуд.
– Он считал убийство решением проблем. Я же хочу доказать, что есть другой путь.
– Ты просишь меня отпустить человека, убившего мою сестру.
– Келвин сядет в тюрьму. И надолго. Если подумать, это, в сущности, не жизнь. Пожалуйста, обещай мне.
– Я не убью его, – после долгого молчания мрачно ответил Джуд. – Ради тебя не убью. Но хотел бы.
Я протянула ему пистолет, надеясь, что не совершаю ошибки.
Джуд проверил, что тот заряжен.
– Когда все кончится, я хотел бы похоронить Лорен как положено. Вместе с родными и теми, кто ее любил. Она заслужила это.
Я опустила глаза.
– Тело в кладовке. Тело девушки в черном платье. Я думаю… думаю, это Лорен.
В глазах Джуда блеснули слезы, и он поспешно отвернулся в сторону темного неба, смаргивая их. Джуд знал, что это она, с той самой минуты, как я рассказала ему о найденных останках, но только теперь его плечи задрожали, а дыхание участилось. Он держал свою скорбь запечатанной, потому что должен был оставаться сильным. Ради меня. Чтобы защищать меня, он должен перестать думать о ней.
– Она простила тебя, Джуд. Ты должен в это верить. Это был ее выбор – пойти в тот бар и напиться. Ее выбор – поехать с Шоном. То, что случилось после, непростительно и ужасно, она не заслужила смерть – никто не заслуживает этого, – но рано или поздно ей нужно было перестать вечно рассчитывать на тебя как на ангела-хранителя и научиться рассчитывать на себя. – Я говорила так искренно, как никогда раньше не говорила с Джудом. Мне потребовалось провести несколько дней с ним, чтобы увидеть, как сильно я сама зависела от отца, Иэна, Келвина. Джуд помог мне увидеть, что я должна измениться. Он был со мной, когда я делала свои первые испуганные шаги. И теперь все зависело от меня: на что я употреблю свои новообретенные силу и независимость.
Джуд издал горький, глубокий стон муки:
– Если бы я мог простить сам себя. Я не перестаю спрашивать себя, почему Келвин это сделал. – Он вытер глаза рукавом. – Мне хочется понять причину, потому что я убежден: должно быть какое-то логическое объяснение, хотя в действительности никакой логики за действиями хладнокровного убийцы не стоит.
– Келвин взъелся на Лорен, что она поступила в Стэнфорд, а он – нет. Он всю жизнь прожил в убеждении, навязанном отцом, будто девушки – это какая-то низшая раса, и ему было невыносимо думать, что кто-то, уступающий ему во всем, достиг большего. – Вслушавшись в собственные слова, я осознала, насколько жалко звучало это оправдание, делая жестокость Келвина еще более бессмысленной.
Джуд уставился на меня:
– Он убил ее, потому что она поступила в университет, куда даже не собиралась ходить? – Джуд встряхнул головой от отвращения и боли. – Вот зачем он забрал ее бейсболку.
– Что ты имеешь в виду?
– Бейсболку с «Кардиналами», которую дал тебе Келвин. Это ее кепка. Желтое пятнышко наверху – никакая не горчица, а краска. Я был с Лорен, когда она ее испачкала. Мы вместе красили ее спальню в желтый цвет. Желтый с черными полосками. – Джуд говорил сдержанно, но я видела муку в его глазах. – Келвин забрал кепку как символ того, что он одержал верх над Лорен и вернул себе то, что, как считал, по праву ему принадлежало.
Так это даже не его кепка. А я провела последний год, цепляясь за нее, потому не была готова расстаться с мечтой о нас, хотела чувствовать его частичку рядом с собой. Но я держалась за несуществующий призрак. Осознавать это было больно, но странным образом одновременно помогало окончательно расстаться с Келвином.
Внезапно Джуд поднял лицо к небу.
– Слышишь?
Я напрягла слух, улавливая вдали гудение мотора. Звук приближался к нам.
– Что это?
– Вертолет.
– Полиция? – выдохнула я, страшась отдаваться надежде слишком рано.
– Не знаю. – Джуд повернулся ко мне: – Кто-то мог найти твою брошенную машину и сообщить о ней. Возможно, ищут тебя и Корби. – Он задумался. – Но, вообще, трудно поверить, что послали вертушку в темноте да по такой погоде.
– Это они, – сказала я, в основном чтобы убедить саму себя, не в состоянии вынести мысль, что это не долгожданная помощь. Я уткнулась лицом в здоровое плечо Джуда. – Это полиция. Или спасатели. Они найдут нас, мы спасены!
Напряженная, неуверенная поза Джуда выдавала осторожность. Наконец он успокаивающе погладил мои волосы, но в его голосе звучало сомнение:
– Даже если увидим прожектор, мы не можем выбегать на открытое место и махать им. Не знаю, посмеет ли Келвин выстрелить в нас при свидетелях, но лучше не рисковать. Пока мы не поймали Келвина, прячемся среди деревьев, понимаешь?
Мы пошли по глубокому снегу, петляя среди деревьев, по широкой дуге обходя Айдлвайлд сзади. Хотя Джуд ковылял всего на шаг впереди, я чувствовала себя ужасно одинокой. Лес угнетающе чернел вокруг, в темноте могло таиться все, что угодно. Я постоянно чувствовала на себе взгляды из-за деревьев. Неужели это Келвин?
Внезапно услышав мягкий хруст шагов за спиной, я обернулась. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как Келвин, пригнувшись, стремительно несется ко мне, легко прыгая по снегу.
– Джуд!
Джуд мгновенно развернулся, направляя пистолет на Келвина. Тот остановился, наводя свой пистолет на меня. Все замерли.
– Выстрелишь в меня, и я выстрелю в нее, – объявил Келвин.
– Слышишь вертолет? – парировал Джуд. – Это полиция. Игра окончена, Келвин. Они нашли карту и идут за тобой. Тебе конец.
– Патруль, – пренебрежительно отмахнулся Келвин. – Ну, может, спасатели. Должно быть, кто-то нашел на дороге машину Бритт и сообщил в службу спасения. Нас они в лесу не увидят. Хорошая попытка, но я не боюсь.
– Еще как боишься, – протянул Джуд. – Не ареста, а неспособности соответствовать заявленному уровню. Ты боишься проиграть. Потому-то и выбирал себе в жертвы беспомощных женщин. Что это за мужик, который ловит кайф от власти над беззащитными девушками?! Я тебе скажу: это не мужик. Каково тебе: обидно сознавать, что ты не настоящий мужчина, а, Кэл?
Я резко вдохнула. Он что, пытался вывести Келвина из себя?
– Мне будет очень приятно убить тебя, – прорычал Келвин сквозь сжатые зубы.
– Конечно, еще бы! – отвечал Джуд тем же беспечным голосом. – Я ранен, а тебе ведь именно так нравится, правда? Легкая добыча.
Коварная улыбка медленно расползлась на лице маньяка:
– Я не спешил с ними, особенно с Лорен. Каждый рывок, каждая судорога, каждая вспышка страха в ее глазах – о-о, я растягивал их, как только мог, чувствуя себя непобедимым обладателем власти и могущества. – Келвин явно хорошо понимал, как вывести Джуда из себя. – Жаль только, я не мог слышать ее визга – знаешь ли, так туго затянул веревку вокруг шеи, ни единого звука не доно…
Глаза Джуда вспыхнули черным огнем, и все дальнейшее случилось очень быстро.
Джуд бросился на Келвина, блокируя руку с пистолетом. Схватив его за запястье, он резким рывком выкрутил оружие и закончил атаку безжалостным ударом в лицо, отбросив Кэла назад, воющим и зажимающим нос.
– Ты мне нос сломал! – злобно пробурчал Келвин.
Джуд подобрал пистолет и нацелил его на противника.
– Считай, тебе повезло. В твоем теле есть еще двести пять костей, которые я бы хотел сломать. Руки за голову!
Побледневший Келвин выдавил из себя дрожащую усмешку.
– Ты в меня не выстрелишь. Бритт, ты не позволишь ему это сделать. Я же тебя знаю.
– Не смей с ней разговаривать! – рявкнул Джуд. – Ты не заслужил этой чести. Ты никчемный ублюдок, никогда не заслуживавший жизни.
Келвин, кажется, принял это, часто заморгав. Он замотал головой, глядя на нас пустыми, ничего не выражающими глазами.
– Ты не первый, кто говорит мне это.
– Как ты выходил на девушек? – резко спросил Джуд. – Ты должен был сначала все о них узнать.
– Келвин работал вместе с Мэйси инструктором по рафтингу, – вступила я. – Должно быть, убил ее, узнав, что она собирается осенью в Джорджтаун. А Кимани ходила в школу Покателло, мы с ними соревновались. Он знал, что она поступила в Джульярд. Все в городе знали.
– Отец убьет меня, – потрясенно проговорил Келвин, словно сомневаясь в собственных словах. – Поверить не могу, что старый хрыч победил.
Его дальнейшие слова поглотил рев вертолета. Звук был таким громким, что я подумала – вертолет пролетает прямо над нашими головами. Что бы там ни говорил Джуд, если рядом покажется пятно света, я выбегу на открытое место и постараюсь привлечь внимание пилота.
Келвин запрокинул голову, глядя в черный купол над головой. Неверие в его глазах сменилось пониманием. Тень поражения накрыла его лицо – он выглядел беспомощно, мрачно, почти по-мальчишески.
Кэл сложил запястья вместе, протягивая их Джуду.
– Давай, свяжи меня. – Его голос надломился, и он заплакал. – Покажу отцу, что готов принять наказание как мужчина.
В это мгновение я почувствовала, что мое сердце дрогнуло. Мне захотелось обхватить Келвина руками, шептать ему, что все будет в порядке. Вот только ничего не было в порядке. Он сам был не в порядке. Этой покоробленной, поврежденной версии Кэла было уже не помочь. Я задумалась, что скажет мистер Верстеег, обнаружив, что совершил его сын. Почувствует ли свою ответственность? Вряд ли. Отрежет от себя Келвина, захочет дистанцироваться от сыновнего позора.
Джуд скрутил Келвину руки за спиной.
Я тоже заплакала, чувствуя себя пустой и бездомной, но мне не казалось, что я опечалена. Хотя нет, наверное, я была опечалена. Потому что когда-то любила Келвина, и сейчас не могла понять, как мальчик, которого я обожала, вырос в кого-то столь жестокого, преисполненного саморазрушения. Опечалена, потому что я бы сделала что угодно, лишь бы помочь ему. Но кто теперь мог ему помочь?
– Где вещи Лорен? – спросил Джуд. – Куда ты их дел?
– Спрятал во рву на заднем дворе, – покорно ответил Келвин.
– Я только что была там, – вмешалась я. – И ничего не видела.
– С нижней стороны моста есть доска, которая еле держится. – Плечи Келвина поникли, подбородок уткнулся в грудь. – Если ее вынуть, откроется полость. Там конверт, в нем все.
Как не похоже это было на Келвина – помогать нам, даже при условии, что он понимал, что загнан в угол, из которого нет выхода. Или, приняв поражение, он изменился? У меня не было времени разобраться, что им двигало, – Джуд велел мне идти к дому, дернув подбородком в ту сторону.
– Давай сперва свяжем его.
На кухне Джуд толкнул Келвина на один из стульев. Я сходила наверх за веревкой, которую Келвин использовал, чтобы привязать Джуда, и вдвоем мы прикрутили запястья пленника к стулу. Тот не сопротивлялся, сидел неподвижно, уставившись в пространство, и только произнес:
– Думаю, это доказывает, что я ни на что не гожусь. Не гожусь стать тем парнем, которого ты хотела. Не гожусь для Стэнфорда. И даже не смог выйти сухим из воды, заметая следы убийства. – Он выдавил вымученный, жалкий смешок. – Жаль, я не родился девчонкой. Корби из любой переделки выходит сухой.
Джуд повернулся ко мне:
– Покажи мне, где ров.



Глава 40

Мы с Джудом простучали каждую доску под мостиком. Простучали повторно. Ни одна не шаталась.
– Он соврал, – сказал Джуд. – Здесь ничего нет.
– Но зачем ему лгать?
Переглянувшись, мы бросились к лестнице, спеша выбраться изо рва.
Добежав до дома первой, я ворвалась в кухню. При виде Келвина, медленно раскачивавшегося на люстре, у меня отнялись ноги. За моей спиной Джуд выругался и бросился вперед, подставляя опрокинутый стул под подергивающиеся ноги Кэла, и сам вскочил на него, чтобы обрезать веревку.
– Нож!
Я сгребла нож со стола, и Джуд, стремительно выхватив его у меня из рук, кинулся яростно перепиливать шнур. Треснули последние волокна, и Келвин повалился на пол, раскинув руки-ноги.
Я пощупала пульс на шее. Ничего. Попробовала на запястьях, потом снова на шее, уколов пальцы о щетину на горле. Наконец мне удалось почувствовать слабое, но устойчивое биение.
– Жив!
Джуд заглянул в раскрытые, но пустые глаза Келвина. Зрачки до предела расширились, отчего глаза стали казаться черными. Невнятный звук слетел с его губ, прорвав пузыри слюны. Прозрачная жидкость потекла из носа.
– Боюсь, мы опоздали, – пробормотал Джуд, опускаясь рядом со мной на колени и мягко отворачивая мою голову.
Глаза затуманились слезами.
– Что с ним?
– Поврежден мозг, вероятно.
– Он поправится? – спросила я, плача все сильнее.
– Нет, – не стал лгать Джуд. – Нет, не думаю.
Время растянулось и медленно-медленно поползло. При виде тела Келвина, дрожавшего в конвульсиях на полу, меня захлестнула волна воспоминаний. Говорят, на пороге смерти перед глазами человека проносится вся жизнь. Кто бы еще предупредил, что видеть, как человек, кого ты когда-то любил, завис между этой жизнью и следующей, в два раза больнее – потому что переживаешь сразу две жизни, шедшие вместе одной дорогой.
Стоило мне сморгнуть слезы, и время снова сжалось, возвращая меня на кухню. Я вспомнила, почему над нами оглушительно хлопал винт вертолета. Вспомнила, почему мои руки и ноги тряслись от холода, почему рукава куртки были измазаны кровью Джуда.
Я схватила его за руку, и мы вместе выбрались наружу, щурясь от сильного ветра, нагоняемого вертолетом, зависшим над лужайкой позади дома.
– Похоже на частный вертолет! – прокричал Джуд, перекрывая рев мотора.
– Это вертолет мистера Верстеега! – крикнула я в ответ.
– Вон два волонтера-спасателя и еще один с винтовкой. – Джуд показал на тени в дальнем конце сада, прямо под вертушкой. – Должно быть, спрыгнули с борта.
Две фигуры в красных балахонах и белых шлемах рванули через заснеженную лужайку усадьбы. Я узнала бежавшего первым – того, кто держал винтовку. Шериф Киган. Они с мистером Верстеегом каждый год ездили охотиться на оленей в Колорадо.
Я с облегчением закричала, бешено размахивая руками. Сквозь шум вертолета они не могли меня услышать, но у них были фонарики. Еще пара секунд – и нас увидят.
– Расскажешь полиции про Келвина? – настоятельно спросил Джуд. – Покажешь им карту?
Горячие слезы радости катились по моим щекам. Все позади. Кошмар, наконец, закончился.
– Да.
– Прости, что приходится это делать, Бритт. – С этими словами Джуд обхватил меня сзади и прижал пистолет Келвина мне к виску. Прикрываясь мною как щитом, он потащил меня назад, удаляясь от волонтеров и шерифа Кигана, спешивших к нам по глубокому снегу.
– Назад, или я застрелю ее! – гаркнул Джуд.
К горлу подступила тошнота, но я сумела прохрипеть:
– Джуд! Что ты делаешь?
– Я сказал НАЗАД! – снова крикнул Джуд. – Бритт Пфайффер – моя заложница, и я застрелю ее, если вы не сделаете, как я велю.
С зависшего вертолета на нас направили слепящий луч прожектора. Вихрь от кружащегося винта сбил снег с ветвей, и я вскинула руку, заслоняясь от него. Зачем Джуд говорит им, что я заложница? Почему мы бежим от них, а не к ним?
Джуд тянул меня в лес, его рука болезненно сдавливала грудь. Он хаотично петлял среди деревьев, но прожектор легко находил нас, высвечивая красные пятна крови, подчеркиваемые белизной нетронутого снега под ногами – рана Джуда открылась еще сильнее.
Лес становился гуще, в суете бегства было трудно различить, где заканчивалось одно дерево и начиналось следующее. Луч прожектора не отлипал от нас, но ему приходилось все труднее. Все чаще Джуд умело использовал слепые зоны видимости, прячась за валунами или вывороченными деревьями, и с каждым разом у пилота уходило все больше времени на то, чтобы найти нас.
Джуд затащил меня за большую сосну, протискиваясь в укрытие под ее ветвями. Пригвожденная спиной к его груди, я слышала шумное дыхание парня над ухом. Под ногами было жуткое количество крови. Я понимала, что Джуд на грани обморока. Ему не уйти далеко – он либо потеряет сознание от кровопотери, либо получит шок, мучая израненное тело невыполнимыми командами. Поразительно, что у него еще хватало сил тащить себя, не говоря уже обо мне, сквозь снег и бурелом.
Белое око прожектора бешено заметалось по земле, потом отвернуло в другую сторону.
– Что ты делаешь?! – закричала я. – Пистолет же даже не заряжен. Я видела, как ты разрядил его, когда мы связали Келвина. Зачем ты сказал, что я – твоя заложница? От этого будет только хуже. Пойдем туда и обо всем расскажем шерифу Кигану: ты спас мне жизнь, а связался с Шоном только ради того, чтобы найти убийцу Лорен.
– Когда скажу, я хочу, чтобы ты со всех ног побежала к ним. Беги с поднятыми руками, не прячась, и как можно громче кричи свое имя, повторяя его снова и снова, поняла?
– Зачем? – Я заплакала. – Зачем ты это делаешь? Они выследят тебя. Тебя посадят, если не застрелят при задержании!
– Они бы и так меня посадили. – Джуд схватил меня под локоть, увлекая по глубокому, доходившему до колен снегу за следующую сосну. – Окажи мне услугу. Не упоминай Джуда Ван Сента. Скажи им, что меня звали Мэйсоном. Это совпадет с показаниями Корби. Вы были захвачены в плен Шоном и Мэйсоном.
– Потому что Мэйсона больше не существует.
Джуд погладил руками мои мокрые щеки, вытирая их.
– Да. Мэйсон навеки останется в этих горах, – мягко сказал Джуд. – Он сделал свое дело.
– Я еще увижу тебя? – задохнулась я.
Он притянул меня к себе. Жадно припал губами к моему рту, не спеша отрываться. Я поняла: это прощальный поцелуй. Он уходил от меня. Но я не хотела отпускать его, и это не было никаким стокгольмским синдромом, а только любовью.
Я стащила с себя куртку.
– Возьми хотя бы это. – Я накинула ее на дрожащие плечи парня. Она оказалась ему до смешного мала, но мне было не до смеха. Столько всего надо сказать, но для таких мгновений не придумано слов. – Я скажу, ты направился в Канаду. Скажу, что говорил, будто собираешься спрятаться там. Это поможет?
Мужественный взгляд Джуда осветился чистой благодарностью.
– Сделаешь это ради меня?
– Мы же команда.
Он еще раз обнял меня.
– А теперь: беги! – скомандовал он, подталкивая меня в сторону поляны.
Сбитая с ног, я была вынуждена сделать несколько шагов по глубокому снегу. Едва обретя равновесие, обернулась.
Джуд исчез.
Секунду спустя прожектор уже выхватил меня конусом слепящего света. Я слышала мужской голос, отдающий команды по громкой связи. Это был мистер Верстеег. Два волонтера-спасателя вместе с шерифом бросились ко мне из-за деревьев. Подняв руки, я побежала к ним, крича:
– Я – Бритт Пфайффер! Не стреляйте!



Глава 41

Мелкий дождь кротко барабанил по окну спальни, свет уличных фонарей выхватывал косые струйки. По крайней мере, уже не снег.
Прошло десять дней с тех пор, как меня доставили домой на вертолете мистера Верстеега. Рейнджер парка нашел Wrangler на обочине и уведомил окружного шерифа, а тот сообщил моему папе и родителям Корби, что мы так и не доехали до Айдлвайлда. Не дожидаясь, пока шериф организует поисковую операцию, мистер Верстеег немедленно нанял двух волонтеров-спасателей и поднял в воздух свой вертолет, отправившись на поиски. Интересно, стремился бы он так настойчиво в свое имение, если бы знал, что его там ждет?
Полежав в больнице с переохлаждением и обезвоживанием, я дала полный отчет полиции. Рассказала им, где найти карту Келвина и останки Лорен Хантсмен. Родители девушки прилетели забрать тело дочери, событие освещали все местные новостные каналы. Я не смотрела – глядя на Хантсменов, невозможно было не вспомнить о… нем.
С Корби мы после той ночи в Айдлвайлде не разговаривали: ее телефон был выключен, и я даже не была уверена, что семья осталась в городе. Окна в их доме не светились. Возможно, просто чтобы отвадить репортеров, осаждавших дом.
Я не знала, что сказать, когда снова увижу Корби. Я рассказала полиции о Келвине. Она, насколько я понимала, сочла это предательством, как и вся ее семья: из-за меня тайна Келвина выплыла наружу.
Что стало с Джудом, я не позволяла себе даже гадать. Он ушел в лес, истекая кровью, избитый, полураздетый. Его ждали мороз, голод и полиция. Шансы на выживание ничтожны. Может быть, через несколько недель какие-то туристы наткнутся на его замерзшее тело, и тогда я услышу о его смерти в новостях? Зажмурившись, я выбросила все мысли из головы – думать было слишком больно.
Спустившись вниз перекусить перед сном, я была рада обнаружить на кухне брата, который, облокотившись о кухонный стол, жевал бутерброд с арахисовым маслом. Обычно мы с Иэном постоянно ругались, но с тех пор, как я вернулась домой, он был необычайно нежен со мною, и я прямо-таки с нетерпением ждала, что он составит мне вечером компанию.
Брат намазал маслом очередной кусок хлеба, сложил пополам и запихал в рот целиком.
– ‘оэшь тоэ? – промычал он.
Я кивнула, но, выхватив у него банку и нож, занялась бутербродом сама. Иэн не скрывал изумления, глядя, как я аккуратно размазываю масло по хлебу.
– Ты что, действительно умеешь делать бутерброды?
– Кончай выпендриваться.
– Папа сказал, сегодня ты сама постирала свои вещи. Это правда? – Он округлил глаза, изображая неподдельное удивление. – Кто вы, девушка, и что вы сделали с моей сестрой?
Закатив глаза, я уселась на стол.
– На случай, если давно не говорила тебе этого: я рада, что ты мой старший брат, – Я ласково погладила его по голове. – Даже когда ты на меня наезжаешь.
– Хочешь, посмотрим какое-нибудь кино?
– Только если ты сперва почистишь зубы. Терпеть не могу, когда от тебя пахнет арахисовым маслом и попкорном.
Брат театрально вздохнул:
– А я уж было поверил, что ты изменилась.
Мы плюхнулись на пуфики перед телевизором, и Иэн щелкнул пультом. Десятичасовые новости были в самом разгаре.
Девушка-корреспондент бодро щебетала:
– Келвин Верстеег задержан по обвинению в четырех убийствах первой степени и двух покушениях на убийство и препровожден в исправительное учреждение округа Титон. По сообщению наших источников, Верстеег, скорее всего, будет признан невменяемым и неспособным предстать перед судом. Его мозг получил серьезное повреждение при попытке самоубийства, совершенной незадолго до ареста, и, как ожидается, он будет помещен в психиатрическую клинику штата для надлежащего лечения.
– Хочешь, выключу? – поспешно предложил Иэн, бросив на меня обеспокоенный взгляд.
Отмахнувшись от него, я наклонилась вперед, пристально вглядываясь в видеоряд, пущенный фоном. Камера показывала, как Келвина завозят в тюрьму на каталке. Репортеры толпились вокруг, стараясь протолкнуться поближе, насколько позволяла полиция, щелкали камерами и совали ему в лицо микрофоны, но мои глаза видели только человека на краю толпы.
На нем была парка на гусином пуху и темные дизайнерские потертые джинсы, явно совершенно новые. У меня вспотели ладони. Парень наклонил голову, загораживая лицо от камеры, но выглядел в точности, как…
Корреспондентка продолжала:
– Закончив старшую школу Покателло год назад, Верстеег объявил родным и друзьям, что поступил в Стэнфордский университет. Приемная комиссия Стэнфорда подтвердила, что Верстеег подавал документы, но отметила, что зачислен он не был. Отец Келвина Верстеега, аудитор, и его мать, адвокат, отказались от публичных заявлений по случаю ареста сына и не ответили на наши звонки. Однако мы взяли интервью у старшеклассницы Рейчел Снейвли, ходившей в одну школу с Верстеегом. Цитирую: «Не могу поверить, что Келвин убил тех трех девушек. Он бы ни за что не причинил никому зла. Он был таким классным парнем. Я ходила с ним на вечеринку у бассейна прошлым летом. Кэл вел себя как настоящий джентльмен».
– Теперь можешь выключать, – пораженно проговорила я, поднимаясь.
Иэн щелкнул пультом.
– Прости, что тебе пришлось это увидеть. Ты в порядке?
Я подошла к окну, прижалась ладонями к холодному стеклу и выглянула в безотрадную темень на улице, отчаянно надеясь увидеть сливающуюся с дождем фигуру, не спускающую с меня пристального взгляда.
Я не видела его, но он был где-то там.
Джуд жив.

* * *
В ту ночь меня бросало то в жар, то в холод.
В шесть, проснувшись оттого, что запуталась в одеяле, я махнула рукой на сон и отправилась на пробежку. Слишком много адреналина в крови, слишком много беспокойной энергии. Мое настроение зловеще отражалось в затянутом облаками небе, грозившем новым дождем.
Я бежала по парку, усердно работая руками, пытаясь оставить Джуда в прошлом. Он не придет. Он сделал, что хотел; время Мэйсона истекло. Прямо сейчас он, вероятно, сидит в самолете, который направляется в Калифорнию, чтобы вернуть к жизни Джуда Ван Сента. И где тут место мне?
Я знала, что с моей стороны было нелогично сердиться на Джуда. В конце концов, он выполнил все свои обещания. Но сердце не хотело следовать логике. Он был нужен мне. Мы были командой. Я чувствовала себя обманутой, зная, что мы никогда не прокатимся на машине, опустив стекла, во все горло подпевая радио. Никогда не проберемся на последний сеанс в кино и не будем держаться за руки в темноте зала. Никогда не поиграем в снежки. После всего, через что мы прошли, разве я не заслужила разделить с ним и что-то хорошее?
Несправедливо. Почему он должен уходить на своих условиях? А как же мои желания? В ярости я выдернула наушники из ушей и согнулась, переводя дыхание. Я не стану плакать по нему. Я ничего не чувствую. Уверена: не чувствую ничего!
Когда смогу выбросить его из головы, пойму, что все эти чувства не были настоящими. Мы сошлись при ужасных обстоятельствах, и пока мы вместе справлялись с трудностями, у меня развилась сильная привязанность к нему. Однажды я вспомню ту ночь под навесом из корней, и мне самой станет смешно, что когда-то я думала, будто он мне небезразличен. Если вообще захочу вспоминать ту ночь.
Я завернула за угол, и на моем пути встал мужчина, заставив меня остановиться. Предрассветные тени заслоняли аллею, уходящую в туман. На нем был кожаный «бомбер», а на плече висела набитая сумка, словно он собирался сесть на самолет.
У меня пересохло во рту, и руки задрожали. Джуд привел себя в порядок. Купил одежду, сходил к парикмахеру. Но, несмотря на свежевыбритые щеки, безобидным он не выглядел. Мелкие шрамы по-прежнему испещряли его лицо, да и синяки не зажили окончательно. В тусклом утреннем свете он казался опасным.
Куртка прекрасно сидела на его мускулистых плечах, и я вздрогнула, вспомнив, каковы их гладкие контуры на ощупь. Я вспомнила ночь под деревом во всех подробностях. Вспомнила вкус губ Джуда и то, как тепло и спокойно мне было в его руках.
Хотелось подбежать к нему и броситься в эти руки, немедленно, но я стояла как вкопанная.
– Ты вернулся, – только и сказала я.
Он подошел ближе.
– Мне потребовалось четыре дня, чтобы спуститься с гор. Я не позволял себе останавливаться – боялся замерзнуть, если решу отдохнуть. Твоя куртка пошла на перевязку – спасибо тебе. У подножия гор нашел магазин с банкоматом снаружи и снял достаточно денег, чтобы укрыться в гостинице и дать себе передышку. Потом в моих планах было сесть на самолет до Калифорнии. Я был готов перелистнуть эту страницу моей жизни и вернуться к Джуду Ван Сенту. Мне казалось, ничто не должно было меня остановить. – Его взгляд впился в мой. – Но каждую ночь я просыпался, видя одно и то же знакомое лицо.
– Джуд! – задохнулась я.
Он подошел еще ближе и схватил меня за руки.
– Ты сохранила мой секрет. У меня нет слов, чтобы выразить, как я тебе благодарен.
– Я знаю, почему ты сделал то, что сделал.
– Лорен заслуживала справедливого отмщения. Как и Кимани с Мэйси. Однако не все согласились бы с моими методами. Шон захватил вас с Корби в заложники, ранил офицера полиции, убил егеря – и я был рядом с ним, когда он все это проделывал. На суде обязательно выплыло бы, что я вел двойную жизнь, и мне хватило ума держаться от полиции подальше. У нормального человека есть все причины бояться таких, как я. Меня бы упекли за решетку.
Он был прав. Знаю, что прав. И я знала, как сильно он рисковал, вернувшись сюда. Я не хотела позволять себе надеяться, признаваться себе в том, что это значило для меня – для нас, – Джуд рисковал быть узнанным и схваченным ради встречи со мной.
– И что теперь? – спросила я. – Что будет с нами?
Что-то в глазах Джуда изменилось. Он опустил взгляд. Я тут же поняла, что неправильно прочитала его намерения. Он не собирался давать мне ответ, которого я жаждала. Он пришел разбить мне сердце.
– Мы прошли через многое, но теперь нужно привыкать к тому, что жизнь возвращается в норму, даже если это уже другая норма. Ты должна вновь стать обычной старшеклассницей – это твой последний год, важное время. Тебе нужно праздновать с друзьями и строить свое будущее. А мне пора возвращаться домой, горевать вместе с моей семьей.
Он отсекал меня. Вот и конец нашей недолгой истории: четыре завьюженных дня – все, что у меня оставалось. Но мне же должно быть наплевать! Ведь эти чувства – ненастоящие. В холодных и безжалостных горах Джуд помог мне остаться в живых. Я приняла чувство благодарности за что-то другое. А то, что мое сердце сбивается с ритма, когда я думаю о расставании с ним, – так это просто иррациональный страх того, что я по-прежнему в нем нуждаюсь.
– Я не хочу все испортить, – произнес Джуд, вглядываясь в мои глаза: хотел убедиться, что я в порядке. Что он не причиняет мне боли. Я не могла дать ему понять, что мое сердце словно распиливали надвое. Да и с чего мне было испытывать такую боль, если связь между нами была лишь воображаемой?
– Вот мой номер. – Он протянул мне карточку. – Захочешь поговорить – звони в любое время: и днем, и ночью. Я серьезно, Бритт. По-твоему, я сбегаю, но я делаю то, что кажется мне правильным. Может, я и не прав. Возможно, еще пожалею об этом. Но я должен сделать то, что считаю наилучшим, как бы нелегко это ни было.
Конечно, он сбегал. Да и почему нет? Кошмар, который свел нас вместе, закончился. Джуд был прав: пришло время каждому идти своей дорогой.
– Нет, все хорошо. Ты прав. Я рада, что ты зашел попрощаться, – тихо произнесла я. – И мне жаль Лорен. Хотела бы я, чтобы ее история закончилась иначе.
– Я тоже.
Не зная, что еще сказать, я снова вставила наушники.
– Пожалуй, пойду добегаю. Было чудесно познакомиться с тобой, Джуд.
Он выглядел опечаленным, расстроенным и беспомощным, не способным ничего изменить.
– Удачи тебе, Бритт.
Я побежала, прикусив губу и подавляя рыдания, клокотавшие в груди. Едва свернув на другую дорожку и скрывшись из виду, я опустилась на колени и перестала сдерживаться, разрыдавшись в голос.
Я плакала, пока не выплакала все слезы.




Прошел год
Эпилог

– Едем на море! – вскидывая руки в воздух, выкрикнула Кэз, моя соседка по комнате в кампусе. Горячий майский бриз трепал ее густые рыжие волосы. Кэз родом из Австралии, из Брисбена, и напоминала мне Николь Кидман в том старом фильме «Бандиты на велосипедах». Та же курчавая грива, тот же очаровательный выговор.
Мы только что закончили первый курс в Колледже Пирса в калифорнийском Вудленд-Хиллзе и с головой ринулись исследовать глубины смысла слова «свобода». Я продала свои учебники, сдала комнату проверяющему и блистательно завалила последний экзамен. Фиг с ней, с углубленной химией.
Мой текущий список мирских забот сводился к одному: развлекаться, развлекаться и на солнышке валяться!
– Никто из вас никогда не ездил по Первому?[22] – спросила с заднего сиденья Хуанита, еще одна соседка. Она уткнулась в айфон, бурно переписываясь со своим свежеохмуренным парнем, Адольфом. Кажется, это ее первый. Мы с Кэз едва уговорили Хуаниту поехать с нами – она боялась, за две недели разлуки Адольф передумает и бросит ее. Можно было сколько угодно разглагольствовать о ненадежности мужчин и независимости женщин, но я хорошо знала, каково это: найти любовь и потерять ее. – Только скажите мне, где хотите остановиться по дороге, и я уморю вас рассказами об исторической или социальной ценности каждого пригорка. Тут есть и Херст-Касл, и пляж Зума, и Часовня Путников[23]…
– Мы не хотим останавливаться! – воскликнула Кэз. – В том-то все и дело. Мы хотим убраться отсюда как можно дальше. Хотим ехать вечно! Ййии-хууу!
– Мы сняли на две недели непотребно дорогую лачугу около пляжа Ван Дамма, задаток за которую не возвращается, так что вечно ехать не получится, – прагматично заметила Хуанита. – Кстати, кто это придумал?
– Бритт, – ответила Кэз. – Она из Айдахо, пляж для нее – мечта всей жизни. Не будь так строга с нею. Обычно бедняжка проводит лето на ферме, соревнуясь в метании картошки[24].
– А разве в Брисбене люди не гоняют весь отпуск на внедорожниках? – подколола ее я.
– Боганы[25] – пацаны реально круче «красношеих», – ухмыльнулась Кэз.
– А в Монтерее, – не давала себя сбить Хуанита, – есть большой аквариум. Можем там пообедать. Бритт, ты должна его оценить. Хотя, вероятно, некоторым он покажется слишком уж академичным. Сейчас ведь учиться грешно.
– Учеба кончилась! К черту образование! – запротестовала Кэз, восторженно колотя кулаками по приборной доске.
– Я слышала, что на пляже Ван Дамма можно насобирать морских ушек, – вступила я, стараясь говорить небрежно. Притворялась, конечно: я прекрасно знала о том, что именно на пляже Ван Дамма ушки как раз и собирают. Весь последний семестр я откладывала свою зарплату уборщика на кампусе и теперь собиралась спустить ее на две недели аренды домика у океана. И все потому, что хотела испечь свое первое морское ушко – на костре, как положено.
Разумеется, на самом деле я хотела увидеть Джуда.
– Да, сбор морских ушек – популярное развлечение на пляже Ван Дамма, – подтвердила Хуанита. – Но это может быть очень опасным, особенно если не знаешь, что делаешь. Я бы не советовала.
– Думаю, стоит попробовать, – тут же провозгласила Кэз.
– Валяй. – Хуанита не отрывала глаз от телефона. – Я посижу на пляже и посмотрю с безопасного полотенца, как ты тонешь.
– Знаешь, это тянет на неплохой девиз, – заметила Кэз, проводя рукой по воздуху, словно приклеивая воображаемый плакат. – «Сиди и смотри».
– А твоим девизом могло бы стать «В омут головой!».
– Особенно если омут высокий, загорелый и классный, – отозвалась Кэз, поднимая руку, чтобы дать мне «пять».
– Ребята, – сказала я. – Предполагалось, что мы едем развлекаться. Хватит спорить. Закройте глаза. Глубоко вдохните. Подумайте о хорошем. И сдайте мне телефоны – запру их в бардачке. Без нытья! Кэз, собери. Вот мой.
Когда телефоны отправились под замок, Кэз с Хуанитой расслабились, и я порулила по захватывающему дух приморскому шоссе, вившемуся по уступам скал, круто обрывавшихся в пенные белые волны. Узкие обочины напомнили мне безумные русские горки в Вайоминге, но на этом все сходство заканчивалось. Сквозь темные очки я щурилась на поблескивающие бирюзовые волны, катившиеся куда хватало взгляда. Высокое ослепительно-яркое солнце жгло мои драгоценные, будь они прокляты, веснушки. А воздух! Цветущие деревья, горячий асфальт и прохладный, резкий запах морского тумана. Нет, это определенно был не Вайоминг.
Я пыталась впитывать красоты пейзажа, но не могла выбросить из головы неотвратимость того, куда вела нас дорога. С каждым пронесшимся мимо километром я оказывалась все ближе к… Если хочу увидеть его, вот он, мой шанс. Сердце подпрыгивало от предвкушения, а потом сжималось ужасом. А что, если у него есть девушка? Красивая, умная, само совершенство?
Я могла бы позвонить Джуду – у меня же есть номер. Сколько раз за последний год я принималась набирать его, но что-то все время останавливало меня на последней цифре. Что бы я сказала? Нас не связывали обычная дружба или нежность, так что «Как дела?» выглядело неподходяще. А «скучаю по тебе» – неуклюже откровенно. Или даже прилип
Я надеялась, что получится столкнуться друг с другом случайно. Вроде как судьба. Возможно, снять хижину недалеко от его любимого пляжа означало немного подтолкнуть перст судьбы, но что, если злодейка сама так и не захочет мне улыбнуться?
Нет, надо бы, конечно, переступить через себя и позвонить. А там будь что будет. В конце концов, это всего лишь звонок. Если ответит, всегда можно повесить трубку. У меня телефон с новым лос-анджелесским номером – он не догадается, кто звонил.
Кэз закрыла глаза, прислонившись к двери, Хуанита заснула, растянувшись на заднем сиденье. Не успела я отговорить себя, как уже нагнулась вбок, вытягивая телефон из бардачка. И набрала его номер. С каждым гудком я чувствовала, как уходит нервозность и что-то другое занимает ее место. Облегчение? Разочарование? Вот включился автоответчик.
– Звонишь домой? – спросила Кэз, зевая и протирая глаза.
– Другу с Залива. Не берет трубку. Фигня. – Подражая подруге, я тоже зевнула, надеясь, что голос меня не выдал.
– Другу или интересному молодому человеку? – сощурилась проницательная Кэз.
– Просто парень, которого когда-то знала. – Странное это было ощущение: говорить с Кэз о Джуде. За первый курс она стала для меня кем-то большим, чем просто лучшей подругой. Я рассказывала ей то, в чем не признавалась никому и никогда, даже Корби. У нас было множество «своих» шуток и словечек, мы делили еду на двоих и не делили счет, потому что нам не нужно было соревноваться друг с другом. Все мое было и ее тоже. Не было у нас и тайн друг от друга. А если мы ссорились, то никогда не ложились обиженными – выясняли все до конца, даже если приходилось просидеть до утра. Поэтому сейчас я чувствовала себя виноватой за то, что скрывала от нее Джуда. Но я не была уверена, что готова с кем-либо им делиться. Возможно, потому что у меня его никогда толком и не было. А еще я не была уверена, что случившееся между нами – настоящее. Нам так и не представилось шанса выяснить это.
– Мы же молоды, Бритт! – Кэз забросила ноги на приборную доску. – Мы живем! Успеешь побыть осторожной, когда помрешь.
Я смотрела на нее с восхищением и ревностью. Когда-то и я была похожей на Кэз: несущейся по ветру, вскинув руки в небо. Но на тех каникулах в горах все изменилось. Я изменилась.
Кэз вела машину оставшуюся часть пути. Хуанита села рядом с нею, а я растянулась сзади. Приходилось громко подпевать радио, чтобы держать мысли в узде. Стоило мне отвлечься, и они улетали в ту ночь под деревом, к нашей с Джудом тайне, ко всему, что тогда выпало нам на двоих.
За час до заката я увидела указатель Государственного пляжа Ван Дамма. По венам пробежала легкая нервная дрожь. Что, если он сейчас на пляже? Да нет, вряд ли. Но рано или поздно появится – пляж значил для него слишком много, чтобы надолго о нем забывать. Я могла бы написать наши имена на песке, что-нибудь сентиментальное, и потом, недели, а то и месяцы спустя, он бы случайно пришел на это место и внезапно непостижимым образом вдруг задумался бы обо мне.
– Сверни сюда, – выпалила я.
Кэз глянула на меня в зеркальце. Наше пристанище находилось в нескольких поворотах севернее, ближе к заливу. Очевидно, Кэз порывалась сказать мне это, но, увидев мое лицо, свернула с дороги.
Когда машина затормозила, Хуанита села и потянулась.
– Где мы? – сонно пробормотала она.
– Идем за морскими ушками, – объявила Кэз и шепотом спросила меня: – А что такое морские ушки?
– Морские улитки.
– А-а, – многозначительно протянула Кэз. – Мы идем за морскими улитками, что может быть, а может и не быть кодовым обозначением чего-то другого.
Кэз припарковалась, и я выскочила из джипа и устремилась к крутому скалистому обрыву, нависавшему над океаном. Сердце билось до смешного часто, и я была рада на мгновение остаться одной, чтобы собраться с мыслями. Джуда внизу не было – напрасно я так переволновалась.
Солнечные лучи скользили по поверхности воды, приглушенно переливаясь серебром. Над острыми скалами, испещрявшими побережье, с криками кружили чайки. Спускаясь к небольшой бухточке, я пыталась представить себе Джуда, ныряющего за морскими ушками, легко справляющегося с отливом и течением. Никогда не спрашивала его, на сколько минут он может задерживать дыхание. Впрочем, я все равно выиграла, задержав дыхание на целый год.
Через несколько минут Кэз осторожно спустилась ко мне.
– Нашла?
– Кого?
– Морское ушко.
Я скорчила рожу:
– Вот дурочка!
– Как ты с ним познакомилась?
– Не поверишь.
– Он развозил пиццу. Был парнем лучшей подруги. Нес гроб на похоронах двоюродного дедушки Эрнеста. Тепло?
Скорее, он взял меня в заложницы, заставил вести себя через горы в пургу, потом спас мне жизнь, потом я спасла жизнь ему, мы целовались, и где-то по пути всей этой истории я в него влюбилась. Если коротко, то типа того.
– Мы можем о нем не говорить, – заверила меня Кэз. – Но если он разбил твое сердце, я вырву из него душу и скормлю ее нашей домашней свинке – Свинохряку.
– Это окрыляет.
– Ты бы сделала то же самое ради меня.
– Но у меня нет домашней свинки.
– Зато, держу пари, есть домашняя картошечка! – захихикала Кэз.
Я положила руку ей на плечо:
– Прогуляемся по пляжу?
Мы разулись и пошли по крупному песку там, куда не доплескивали волны.
– К вопросу о том, что я готова для тебя сделать, – продолжала Кэз. – Если ты забудешь мороженое на столе, я положу его в морозилку. Если забудешь дома куртку в дождливый день, я привезу ее тебе в кампус.
– Это ты к чему?
– А если, к примеру, ты оставишь свою мобилку в машине и она зазвонит, так я отвечу.
Я пялилась на нее целых три секунды, пока до меня дошло.
– Ты говорила по моему телефону? И кто звонил? – В животе забурлил водоворот.
– Какой-то парень. Якобы пропустил звонок, но ты не оставила сообщения, а он не узнал номер, поэтому, типа, перезвонил.
– И что ты ему сказала? – Мой голос в панике дал петуха. – Ты назвала мое имя?
– Сказала, если ему действительно хочется узнать, кому принадлежит телефон, пусть приходит на пляж Ван Дамма и выясняет сам.
– Правда? – схватив Кэз за локоть, я потянула ее обратно к утесу, на котором стояла машина. – Надо сматываться. Он не сказал, насколько он далеко? Он еще в Сан-Франциско? Ну, давай уже не тормози, Кэз!
– Вот еще! Он сказал, что уже здесь.
– Нет! – пронзительно взвизгнула я.
– Ему нужно было вытереться, а потом он собирался встретить нас на парковке. Я велела искать нас именно там.
Я чувствовала, что заливаюсь краской. Внезапно меня охватил ужас, что я увижу его. И ужас, что могу не увидеть.
– Надо уходить. Пошли, Кэз!
Скалы были слишком круты, чтобы забраться по ним вверх, поэтому я схватила ее за руку и побежала к более пологим дюнам дальше по берегу. Нужно было попасть на парковку раньше Джуда. Я играла с судьбой и вот доигралась. Да, я хотела его увидеть. Но не так. Я не знала, что сказать, я еще не придумала нужных слов, и я непричесанная, и что, если он будет не один? Что, если он будет с ней?
Дальнейшее было одним из тех бесконечно долгих мгновений, когда время замедляется в прямом смысле слова. Мы с Кэз мчались по пляжу, и она отпустила какое-то замечание насчет крутого парня, идущего в нашу сторону, и даже подняла поля своей шляпы от солнца, чтобы в полной мере насладиться его не скрытым рубашкой торсом. Ноги у меня стали ватными, мозг отключился, и я могла только хлопать глазами. Где-то далеко на краю сознания я, должно быть, узнала его. И все равно смотрела, тупо уставившись, от потрясения не способная думать. Он, должно быть, чувствовал то же самое, поскольку застыл на песке, поглощая меня глазами, а его лицо выражало удивление и недоверие одновременно.
Бронзовая кожа Джуда была влажной, кончик носа начал обгорать. Он отпустил длинные волосы и теперь откинул их назад с карих глаз. Одна рука небрежно замерла в кармане. В позе Джуда было что-то беззаботное и невесомое, что полностью изменило его. Суровый горец с плечами, сутулящимися от ветра, и красными обветренными руками исчез. Парень, стоявший передо мной, был мягким и зовущим, как хорошо разношенные джинсы.
Его лицо осветилось улыбкой.
– А ты на целую минуту поставила меня в тупик. Подруга с австралийским акцентом – хороший отвлекающий маневр.
Я не могла даже ответить, только стояла, дрожа.
– Извини, что пропустил твой звонок – я был в воде, – продолжал Джуд, подходя ко мне, и улыбка на его лице побледнела, глаза посерьезнели. Джуд, скрывавший все свои чувства, тоже исчез: я видела бурю эмоций в глазах, жадно впитывавших меня. От его взгляда у меня перехватило дыхание: Джуд по-прежнему что-то чувствовал ко мне, это безошибочно читалось на его лице.
Вот и все, что мне надо было знать. Отбросив сдержанность, я побежала к нему и прыгнула в его руки, крепко обхватывая ногами его бедра, утыкаясь лицом ему в шею.
И поцеловала его. Это случилось так быстро и легко, месяцы разлуки словно сжались до нескольких дней, минут, секунд, до одного удара сердца. Я целовала его губы, скулы, каждый сантиметр его сильного, точеного лица.
– Поверить не могу, что это ты. – Он заправил мне волосы за ухо и нежно погладил щеку. – Выглядишь потрясающе.
Я засмеялась:
– Какие чудеса творит душ! А также еда и сон.
– Ладно, пойду, поброжу по пляжу, поищу собственное морское ушко, – заявила Кэз, показывая большим пальцем на побережье и отходя с глуповатой довольной ухмылкой.
– Кэз, постой! Это Джуд. – Я схватила ее за руку. – Джуд, познакомься с моей лучшей подругой, Кэз.
– Рад познакомиться, – сказал Джуд, церемонно пожимая ей руку.
Этот жест, кажется, покорил Кэз, которая одобрительно улыбнулась ему и объявила мне театральным шепотом:
– Если не берешь ты, возьму я.
– Могу я накормить вас обеих ужином? – широко улыбнулся Джуд, усиливая свои чары. – Я знаю отличное местечко недалеко отсюда. Нельзя проделать такой большой путь и не зайти туда. Ответ «нет» не принимается. Вы теперь на моей земле, и мой долг – поразить вас.
– Как чутко с твоей стороны, – пропела Кэз. – Я уже поела, но Бритт пропустила обед и, думаю, просто умирает с голоду. – Она сыграла так блестяще, что я чуть не захихикала. Я объелась омарами в Монтерее, и она прекрасно об этом знала. – А мы с Хуанитой помчимся в нашу лачугу и зарегистрируемся. Увидимся… когда увидимся. – И она подмигнула мне.
– Вы остановились рядом? – спросил Джуд, расцветая.
– Да, сняли домик около пляжа. Я бросила дротик в карту, и – представляешь? – попала в Ван Дамма.
Губы Джуда изогнулись в лукавой улыбке.
– Какое точное попадание!

Джуд был прав: кафе оказалось потрясающим. Мы сидели в патио и ели эскарго – по словам Джуда, это поможет мне дотянуть до того, как он наловит морских ушек. На атласном темно-фиолетовом небе еще не загорелись звезды, а воздух пах буйной зеленью и сладким нектаром. Я скинула шлепки и уперлась ногами в ноги Джуда под столом. Одетый по случаю торжественного ужина в белую льняную рубашку, он ласково поглаживал мою ногу.
– Пять звезд, – объявила я. – Кажется, в жизни не ела ничего лучше.
Джуд улыбнулся. В его карих глазах плясал свет, которого я никогда не видела раньше – уж точно не в горах. Словно спало бронированное покрытие, и я наконец-то видела настоящего Джуда. Расслабленного, искреннего, открытого. Доброго малого с добрым сердцем.
– Есть еще пара мест, куда бы я хотел тебя сводить. Так сказать, экскурсия по окрестностям.
– Я «за».
Он перегнулся через столик и сплел пальцы с моими.
– У тебя такие красивые руки. Не было возможности понять раньше – ты почти все время была в перчатках.
– Я выбросила все, в чем тогда была: перчатки, джинсы, даже ботинки. Четыре дня, не снимая, – с меня хватит.
– Я тоже выбросил большую часть своих вещей. Правда, оставил шапку. Ее носила ты, и мне хотелось иметь хоть что-то, напоминающее о тебе. Я – сентиментальный романтик, знаю.
– Нет. – Я внезапно почувствовала себя ужасно застенчивой. – Это… мило.
Карие глаза посерьезнели:
– Я приходил на пляж Ван Дамма почти каждые выходные. Конечно, шансов было мало, но я надеялся, ты запомнила название места. Приходил, садился на камень и высматривал тебя на пляже. Порой шел вдоль берега и, кажется, видел тебя. Но всякий раз это оказывалось игрой света. – Голос Джуда стал хриплым. – Я приходил опять, и снова, и снова, надеясь, что на этот раз ты все-таки появишься. А потом, сегодня, когда увидел тебя, и это действительно была ты, понял, что и ты ищешь меня. Потому что те четыре дня в горах изменили нас. Я дал тебе частичку себя. И ты, должно быть, отдала мне часть себя, иначе зачем бы ты сюда приехала. Ты была бы свободной. А я не могу отпустить тебя, Бритт. И не хочу, чтобы ты отпускала меня.
У меня защипало в глазах.
– Я приехала сюда, чтобы найти тебя. Мне мало тех четырех дней. Я хотела быть с тобой вот так: теплым ласковым вечером. Сидеть в кафе. Гулять по пляжу и болтать всякие глупости.
– У меня гениальная идея. Пойдем гулять по пляжу и болтать всякие глупости!
Я глупо захихикала:
– Читаешь мои мысли.
– Видишь? Я – идеальный парень. Тебе даже не нужно говорить мне, что ты хочешь. – Джуд постучал пальцем по голове. – Я – чтец мыслей, один на миллион. Супергерой второго плана, уж по меньшей мере.
– Прекрати! У меня сейчас коктейль носом пойдет!
Он снова постучал по голове:
– Можешь мне не рассказывать.
Я счастливо вздохнула:
– Это лучший вечер, Джуд. Спасибо.
– У тебя от меня коктейль идет носом, и это лучший вечер в твоей жизни. Легко же тебе угодить!
– Пошли, – снова хихикнув, я подцепила шлепки пальцами ног и повисла на его локте. – Люди смотрят. Пойдем, побудем идиотами в одиночестве.
Кэз как-то говорила: понять, хорошо ли тебе с кем-то, можно по тому, можете ли вы молча сидеть рядом, не чувствуя необходимости чем-то заполнить паузу. Именно так было у нас с Джудом. Мы развалились на сером песке, глядя в посверкивающее небо. С океана веяло прохладой и свежестью. Я искала созвездия, какие знала. В основном Медведиц. Еще я была уверена, что нашла Пояс Ориона. Увидев две яркие звезды, примостившиеся рядышком, подальше от остальных, я решила, что это будет нашим созвездием. Хотелось мечтать, что и мы будем вместе миллионы лет. И наша любовь, вписанная в звезды.
– Какие планы на лето?
– Найти работу, съездить домой. – Я повернулась, глядя ему в глаза. – Сейчас не хочу об этом думать.
– Останься. Здесь, со мной.
Я приподнялась на локте, вглядываясь в его лицо: он это серьезно?
– Что ты имеешь в виду?
– Мои родители на все лето укатили в Европу. У нас дома полно комнат. Кэз и Хуанита тоже приглашены. Насчет работы не беспокойся: я знаю нескольких людей, которым нужны интерны. Если это слишком хлопотно, всегда можно устроиться официанткой. Я помогу.
– И ты пустишь нас к себе на целое лето?
– Ради тебя я готов пойти на что угодно. Если все сделаю правильно, надеюсь, это будет предложение, от которого невозможно отказаться.
Я хихикнула:
– Звучит угрожающе, Дон Корлеоне.
Джуд нежно прошептал:
– Я расстался с тобой в прошлом году, и, хотя не жалею о том, что дал тебе время решить, чего ты хочешь, не переставал надеяться, что и ты дашь мне вторую попытку. Скажи «да». Скажи, что даешь нам шанс.
– Ой, даже не знаю. – Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться от счастья. – Последняя наша с тобой попытка провести каникулы вместе кончилась катастрофой. Хочу уточнить: а снег будет?
На его лице медленно расцвела улыбка:
– Только бесконечные пляжи и солнце. И я.

Я лежала в руках Джуда, наши ноги сплелись, моя голова уютно устроилась на его мускулистом плече. Он закрыл глаза, но не спал. Одной рукой обнимал меня, другая покоилась у меня на бедре. Губы изгибались в довольной улыбке.
Следующий день катился к завершению, и весь берег был только наш. Солнце ползло по небу, постепенно залезая к нам в песчаную постель под зонтиком. Я подтянула полотенце, закрывая ноги.
– Ты о чем-то думаешь, – пробормотал Джуд, не открывая глаз.
– О тебе, – счастливо вздохнула я, проводя рукой по его груди. На ней остались только еле заметные шрамы. Я осторожно поцеловала их. Для меня они были не изъянами, а живым напоминанием о той мрачной ночи, которую мы пережили. Ночь темнее всего перед рассветом.
– Интересно. Потому что я думаю о тебе.
Я смела песок с его бицепса и улеглась на него щекой.
– Продолжай. И что же ты обо мне думаешь? Не мучай меня неизвестностью. Я не против комплиментов.
Он повернулся на бок, вытягиваясь рядом со мною во всю длину своего тела.
– Не будь ты такой прекрасной, я бы, возможно, отчитал тебя за непомерное самомнение. – Он легко погладил меня по носу. – Мне все время хочется это сделать, но тут ты посмотришь на меня, и я забываю все, что хотел сказать, и могу думать только о том, что если не поцелую тебя – и немедленно! – то я тебя не заслуживаю.
– Меня это вполне устраивает.
– Если не буду себя контролировать, я тебя избалую. Твоя голова станет такой большой, что на пляж ее придется катить. – Он приподнялся, опираясь на локоть, и взглянул мне в глаза. – Ты так и не ответила. Останешься?
Моя улыбка погасла, и я всерьез задумалась над его вопросом. Почему-то – и всему миру было не понять почему – тех четырех дней с ним, когда я вручила ему свою жизнь, хватило, чтобы понять: я полюбила его. И, если это было необходимо, чтобы найти Джуда, я была готова пройти все заново.
Я припала губами к его соленым губам, и тут меня пронзило осознание, как же мне повезло. Я могла целое лето лежать с Джудом на пляже, зарываясь в песок, целуя океан на его губах и слушая, как глухой рокот волн убаюкивает нас в объятиях друг друга.
– Останусь, – кивнула я. – Думаю, ты стоишь того, чтобы потерпеть еще некоторое время эти бесконечные пляжи и солнце.
Он улыбнулся.
– Стою-стою. И в качестве доказательства… Иди ко мне…


Примечания



1

Распространенное прозвище спортивных команд Стэнфордского университета. Дано за красный цвет логотипа и др. университетской символики.



2

Da Ya Think I’m Sexy? (1978)



3

Горный хребет в штате Вайоминг.



4

Курорт на востоке Айдахо.



5

Песня Get Outta My Dreams, Get Into My Car (1988) Билли Оушена.



6

Джорджтаунский университет в Вашингтоне. Один из самых престижнвх в США.



7

Первый понедельник сентября.



8

Традиционные торжества с участием бывших учеников школы или университета, съезжающихся в альма-матер. Обычно проводятся в начале осени.



9

Американская сеть ресторанов.



10

Песня Everyday Is a Winding Road (1996).



11

Mace the Ace – прозвище англичанина Кристофера Джона Мэйсона, бывшего игрока в дартс.



12

Торговая сеть, специализирующаяся на товарах для туристов.



13

ACT (American College Testing) – система тестирования для поступения в колледж (США). Аналог российского ЕГЭ. Максимально возможный балл – 36.



14

SAT (Scholastic Aptitude Test) – академический оценочный тест («АОТ»), альтернатива «АКТу». Максимально возможный балл – 2400.



15

Песня Кэти Перри Hot N Cold (2008).



16

Имеется в виду песня группы Hey Jude.



17

Имеется в виду Иуда Фаддей, которого не следует путать с Иудой Искариотом.



18

Маунтинмены (в пер. с англ. букв. «горные люди») – первопроходцы в районе Скалистых гор. Занимались в основном добычей и скупкой пушнины.



19

Городок в индейской резервации шошонов-банноков в Айдахо.



20

Ведущее американское музыкальное учебное заведение, расположено в Нью-Йорке.



21

REI (Recreational Equipment Inc.) – американская сеть магазинов спортивных и туристических товаров.



22

Шоссе № 1 в Калифорнии, популярный туристический маршрут.



23

Wayfarers Chapel – церковь сведенборгиан в оригинальном стиле, стоящая на утесе над Тихим океаном. Архитектор – Фрэнк Ллойд Райт-мл.



24

Айдахо часто называют «картофельным штатом».



25

Боган – воплощение (отчасти карикатурное) «простого австралийца», «работяги», «деревенщины». В известной степени аналог американского «реднека».




          See more books in http://www.e-reading.mobi