Рут Маклеод
   Повелительница тьмы
  

  

   

    ГЛАВА 1
   

   После долгого хранения в шкафу подарки отца выглядели пыльными и какими-то чужими. Даже сейчас, раскладывая их на столе, Лана не могла избавиться от чувства вины, хотя матери уже и не было рядом.
   Она взяла в руки детскую «муу-муу» и сразу вспомнила, что отец прислал ее, когда ей исполнилось шесть. Вернувшись из школы в тот день, почти пятнадцать лет назад, она вытащила из почтового ящика пакет. Мать была еще на работе, и Лана, прижимая подарок к груди, бросилась к себе в спальню. Сначала она хотела спрятать его (в прошлом году мать сожгла отцовский подарок, даже не показав его ей), но искушение посмотреть, «а что там», оказалось сильнее.
   Она нетерпеливо развязала бечевку, и через минуту уже вертелась перед зеркалом в нарядной «муу-муу» — пестрой накидке диковинной раскраски, доходящей до щиколоток. Новая вещь так захватила девочку, что она и не заметила, как пришла мать. Мать застыла в дверях спальни, и в ее глазах были не гнев или обида, а скорее страх и смятение.
   Позже, много позже Лана смогла понять эти чувства. Понять и оценить. Мать боялась, что отец, бросивший ее когда-то ради экзотической магии Гавайев, отберет и дочь.
   Стоило немалых сил и нервов уговорить мать не выбрасывать «муу-муу», в конце концов та сдалась и с тех пор старалась делать вид, что не замечает ежегодных подарков. Однако Лана не могла не видеть, что всякий раз, когда приходила новая посылка, лицо ее матери как-то сразу старело. А они приходили каждый год, в один и тот же день — день ее рождения — и таили в своих бумажных недрах то изукрашенную перьями маску из половинки тыквы, то расписные бамбуковые палочки, то юбку из травы…
   В этом году отец прислал блюдо-сад с зеркалом-озером внутри, на берегу которого сидел крохотный «тики», каменный идол, рассматривающий свое уродливое отражение. Подпись гласила: «Акуа, гавайское божество». Теперь блюдо стояло на окне, рядом с букетом из листьев, и солнечный луч, касаясь его, точно волшебная палочка, окрашивал «сад» золотом.
   Это был самый большой подарок, если не считать огромной гирлянды орхидей, доставленной самолетом на похороны матери.
   Вспомнив эти орхидеи, девушка снова ощутила тревогу и нерешительность, не дававшие ей всю ночь уснуть. Дело в том, что вместе с подарком пришло письмо. Первое письмо от отца. Сама она аккуратно писала ему каждый год, благодаря за подарки, но ответа никогда не было. Лана совсем не знала отца и боялась его.
   И вчерашнее письмо отнюдь не рассеяло ее страхи. Это было даже не письмо, а короткая записка, в которой говорилось, что, узнав о смерти своей бывшей жены, отец приглашает ее обосноваться на Гавайях, в его доме. Дорога оплачена.
   «Никуда я не поеду!» — было ее первой реакцией. Вся ее жизнь — работа, планы, друзья — никак не вписывалась в этот внезапный поворот судьбы. Но чем больше она думала об этом…
   Она быстро взглянула на часы и поспешила в спальню, чтобы привести в порядок волосы. Вот-вот должен был появиться Вейни Холл. И он поможет ей принять решение, тем более, что оно так или иначе касается и его. День их свадьбы был уже назначен, и мать просила, чтобы ни ее болезнь, ни смерть не принимались в расчет.
   Другой просьбой, даже не просьбой, а приказом, было никогда не ездить на Гавайи.
   — Он может позвать тебя, когда я умру, Лана, — говорила она, — но не слушай его! Это вовсе не значит, что он любит тебя. Он не способен просто любить. Он захочет использовать тебя в своих целях, как всю жизнь использовал других.
   — Не волнуйся, мама. Я не допущу…
   — Так и будет, я знаю! Но не впускай его в свою жизнь! Его подарки, его показное внимание могли взбудоражить твое воображение, но помни, что все это делалось лишь назло мне! Единственное, чего он хотел — это встать между нами. Он жесток…
   Вера в его жестокость была бы куда сильнее, если бы Лана не знала, как болезненно чувствительна мать. Иногда ей было достаточно просто возразить, чтобы она расплакалась. И девушка научилась держать свое мнение при себе.
   Свое собственное мнение сложилось у нее и об отце, хотя она и отдавала себе отчет, что оно строилось исключительно на туманных детских представлениях о нем. Иногда Лане даже казалось, что она помнит его. Когда они с матерью вернулись на континент, ей было всего три года, и хотя в доме она не видела с тех пор ни одной фотографии, память ее хранила смутный образ высокого темноволосого мужчины, сильного и веселого, заполнявшего собой весь ее детский мир…
   В дверь позвонили, и она бросилась открывать.
   — Вейни, здравствуй! Я так рада, что ты пришел! Знаешь, я все никак не могу ни на что решиться.
   Он быстро чмокнул ее в щеку.
   — Почему? По-моему, все очень просто. Тебе надо съездить туда хотя бы для того, чтобы отдать долг. — Он выразительно посмотрел на разложенные на столе гавайские вещицы. — Если отец каждый год присылал тебе подарки, то он просто не может не беспокоиться о тебе сейчас, когда умерла твоя мать.
   У Вейни был четкий «классический профиль; зачесанные назад волосы цвета полированного дуба влажно блестели. Он был самым красивым мужчиной в банке, где они вместе работали, и Лана не видела в нем недостатков. Мать искренне им восхищалась, считая идеальной парой для своей дочери, а девушка, не чувствуя особой влюбленности, видела в этом свою вину. Она надеялась, что когда они поженятся и заживут в маленьком уютном домике, придет и любовь.
   — Ты действительно хочешь, чтобы я поехала? — негромко спросила она. — Ведь тогда нашу свадьбу придется отложить…
   Он снисходительно улыбнулся ей, как маленькой, и, взяв с подоконника блюдо-сад, стал рассматривать идола.
   — Не поехать сейчас на Гавайи было бы непростительной глупостью, дорогая. Стоит раз отказаться, и больше тебя уже не пригласят. Если у твоего отца действительно большое имение на одном из этих островов, то он, должно быть, просто купается в деньгах!
   — Какое это имеет значение? Мать ни за что не поехала бы к нему, даже если бы все острова были его собственностью!
   Он поставил блюдо на место и обнял ее за плечи.
   — Послушай, дорогая, твоя мать судила о нем слишком пристрастно. И не удивительно, ведь их брак развалился… Наверное, она и сама отчасти была виновата в этом, но гордость не позволяла ей признать свои ошибки. Вполне возможно, что твой отец вовсе не такой уж неотесанный жесткосердый мужлан, каким тебе его всегда представляли.
   Лана резко высвободилась.
   — Мать не стала бы лгать!
   — Разумеется, дорогая, разумеется… Она и не лгала, просто ее суждения не могли быть объективными. Пойми меня правильно, мне всегда нравилась твоя мать, но я же не слепой и видел, как тебе с ней иногда м-м… трудно. И мне кажется, что ты быстро найдешь с отцом общий язык. По-моему, ты даже похожа на него — у тебя золотисто-каштановые волосы, карие глаза, бархатистая персиковая кожа, тогда как у твоей матери волосы были рыжими, глаза — бледно-голубыми, а кожа — белее бумаги. Интересно, твой отец на половину гаваец?
   — Нет. Я мало о нем знаю. Знаю только, что до службы в армии он никогда в жизни не был на Гавайях. А после войны он наотрез отказался возвращаться домой, и мать уехала к нему. Это, по ее словам, было ужасной ошибкой.
   — По ее словам, — выразительно повторил он. — Почему бы тебе не составить собственное мнение? Кто знает, быть может, у твоего отца найдется для меня работа… Мне всегда нравились Гавайи.
   — И ты уволишься из банка?
   — Конечно! Лучше уж заниматься новым делом на новом месте, чем всю жизнь быть второстепенным банковским клерком. Если тебе понравится на Гавайях, то там можно и пожениться. Это неплохой шанс для нас обоих…
   Он задумчиво потер подбородок и замолчал.
   — Шанс? — удивилась Лана. — Что ты имеешь в виду?
   — Ну, рано еще об этом говорить, но ведь ты его наследница? Может, даже единственная?
   Ей стало неловко.
   — Не знаю. Мать говорила, что у отца новая семья. Наверное, есть и дети.
   — Но ты — старшая, и он полюбит тебя сразу как увидит. В этом я не сомневаюсь. Но если ты откажешься от его приглашения, он может вообще вычеркнуть тебя из своей жизни… и из завещания.
   Она раздраженно пожала плечами.
   — Знаешь, Вейни, не стоит видеть во мне богатую наследницу. Я вообще не уверена, что…
   Он рассмеялся и обнял ее.
   — Ты права, дорогая. Просто поезжай и осмотрись. А если тебе там понравится и ты решишь остаться — дай мне знать.
   Лана вздохнула и согласилась.
   

   Несколько дней спустя, глядя из иллюминатора самолета на море облаков внизу, она пыталась унять нервную дрожь, повторяя вновь и вновь, что поступила правильно. Спешка сборов и возбуждение, знакомое каждому, кто хоть раз отправлялся в дальний путь, не оставляли времени для размышлений.
   — Счастливо отдохнуть, — напутствовал ее менеджер, когда она оформляла отпуск. — Ты заслужила это. Возвращайся веселой и загорелой и не думай ни о чем — работа может и подождать.
   Коллеги по-доброму ей завидовали, обещая «взять, да и нагрянуть в гости», и Лана улыбалась в ответ, прекрасно понимая, что это всего лишь шутка.
   — И не смей присылать нам слюнявые открытки с пляжами и пальмами, — добавил кто-то из них, — иначе мы все тут повесимся с тоски.
   — Не вздумай присылать мне открытки, — сказал и Вейни, провожая ее в аэропорт. — Пиши подробные письма, причем каждый день. Обещаешь?
   — Обещаю, — покорно ответила она, немного смущенная его порывом.
   Едва девушка оказалась за линией билетного контроля и смешалась с толпой ожидающих посадки пассажиров, все ее прозаическое прошлое осталось там, за спиной, и душа замерла в предвкушении полета. Она не летала с тех пор, как они с матерью вернулись на континент, но это было так давно, что она почти ничего не помнила.
   Красивые стюардессы в украшенных цветами «муу-муу» помогли пассажирам занять свои места, и самолет вышел на рулежку. Забыв обо всем на свете, Лана смотрела сквозь двойное стекло иллюминатора на плиты взлетной полосы, которые сначала медленно двинулись назад, а потом все быстрее и быстрее замелькали перед ее восторженным взором. А затем какая-то неведомая сила вдавила ее в кресло, и самолет мягко, без толчка, оторвался от земли.
   — Вы летите впервые? — полюбопытствовала ее соседка, пухлая дама лет шестидесяти с волосами цвета черники с молоком.
   — А это так заметно? — рассмеялась Лана. — Что ж, у вас наметанный глаз. Вы, должно быть, часто летаете?
   — Да, мне довелось попутешествовать…
   Дама с готовностью принялась рассказывать о своих поездках, но Лана почти не слышала ее. Ее мысли были далеко, она пыталась представить себе отца, его семью… Интересно, есть ли у нее сводные братья и сестры? Она всегда тосковала по настоящей, большой семье. Нет, она очень любила мать, но мир матери был слишком узок, слишком наполнен страхом и ненавистью… А вдруг отец окажется замечательным человеком?..
   

   Сойдя с трапа самолета, она услышала музыку, и голова ее закружилась от пряного, напоенного тропическими ароматами воздуха.
   Отца она узнала сразу. Он стоял среди толпы встречающих, одетый так же, как и остальные мужчины — в белые брюки и свободную рубаху на выпуск, но гордая посадка головы, немного высокомерно вздернутый подбородок и глаза, казавшиеся зеркальным отражением ее глаз, не позволили ей ошибиться.
   Он тоже ни мгновения не колебался, а подошел прямо к ней, повесил ей на шею гирлянду цветов и поцеловал в щеку. Это не был теплый отеческий поцелуй, а скорее часть традиционного ритуала приветствия, принятого здесь, на островах. Девушка видела, что также поступали и все остальные встречающие, независимо от того, хорошо ли они знали тех, кого поджидали у трапа.
   — Здравствуй, Лана, — сказал он даже без намека на улыбку. — Нам предстоит о многом поговорить. Я вызвал тебя сюда в момент отчаяния, надеясь, что мать не успела до конца тебя сломать.
   — Что ты имеешь в виду? — опешила Лана.
   Она тысячи раз представляла себе их встречу, придумывая ей все новые и новые сценарии, но ни один из них не сработал. В словах отца было не больше теплоты, чем в его короткой записке.
   Заметив растерянность дочери, он вдруг широко улыбнулся и крепко обнял ее, не обращая внимания на протестующий хруст цветов.
   — Ну здравствуй, дорогая… Я очень рад видеть тебя. Не обижайся на глупого старого гавайца. Пойдем, я познакомлю тебя с семьей.
   Он провел ее сквозь толпу к фонтану, у которого их поджидала группка смуглых людей. Лана почувствовала на себе их любопытные взгляды. Женщины были одеты в «холоку», более официальную разновидность «муу-муу».
   — Это Калеа, моя свояченица. Она «хапа-хаоле», — сказал отец.
   Калеа повесила ей на шею еще одну цветочную гирлянду, быстро коснулась губами ее щеки и, смущенно пробормотав слова дежурного приветствия, отошла в сторону. Ее красивые темные глаза продолжали изучать девушку со смесью любопытства и настороженности.
   — Твоему отцу не стоит употреблять гавайские слова, пока ты к ним не привыкнешь, — мягко заметила она. — «Хапа-хаоле» означает «наполовину белый». А ты и твой отец — «хаоле», то есть белые.
   — Она быстро привыкнет, — сказал отец и представил Лане вторую молодую женщину: — Это Делия Морган, моя приемная дочь.
   «Моя сводная сестра», — подумала Лана, но теплые слова приветствия замерли у нее на губах, так как девушка, повторив церемонию с гирляндой и дежурным поцелуем, взглянула на нее холодно и враждебно, а в ее «Здравствуй!» слышалась скрытая угроза. Делия была чуть старше Ланы; ее точеная фигура пленяла своим совершенством, пепельные волосы эффектно контрастировали со смуглой кожей, а серо-зеленые ледяные глаза, казалось, пронзали насквозь.
   Не успела Лана оправиться от неловкости и пробормотать в ответ что-то вежливое, как на ее плечах оказалась еще одна гирлянда, а вперед выступил молодой человек, который фамильярно обнял ее и радостно произнес:
   — А я — Фил, твой сводный брат, но мне почему-то кажется, что я вряд ли смогу относиться к тебе только по-братски. Алоха муи-муи! Это означает — добро пожаловать!
   Не разжимая объятий, он поцеловал ее, но не в щеку, как все остальные, а в губы. Его поцелуй, в котором не было ни капли тепла, длился долго, оскорбительно долго, и в этом чувствовался вызов, что-то недоброе… Лана с трудом высвободилась из кольца его рук.
   Губ Фила коснулась кривая усмешка. В отличие от сестры, его черные вьющиеся волосы и правильные черты носили явный отпечаток гавайской крови. Фила можно было бы назвать по-настоящему красивым, если бы не эта усмешка и затаенная враждебность в глазах — отблеск той неприязни, которую Делия не считала нужным скрывать.
   Едва Лана пришла в себя после столь неожиданного всплеска «нежности», как к ней подошел еще один молодой человек с гирляндой цветов в руках. Она сразу узнала их пьянящий аромат — это был белый имбирь.
   — Позволь представить тебе моего управляющего, — сказал отец. — Курт Маршал. Он, как и мы, живет в Кулеане, так что вам предстоит часто видеться.
   Курт был высок и широкоплеч, от него веяло силой и уверенностью в себе. Его коротко подстриженные волосы были почти одного цвета с загорелой кожей. Он уступал Филу в красоте, но в нем чувствовалась подлинно мужская энергия, воля к жизни и в то же время какая-то странная, подкупающая мягкость. В том, как он водрузил на нее свою гирлянду, ей почудилась искренняя симпатия, а когда его губы на мгновение коснулись ее щеки, окружающий мир вдруг потерял резкость, стал расплываться перед глазами… И это испугало ее куда больше холодной враждебности Делии и Фила.
   — Вот ты со всеми и познакомилась, — сказал отец и, широко улыбнувшись, добавил: — Тебя почти не видно под этими гирляндами. Давай заберем твой багаж и поедем домой.
   Лана удивленно посмотрела по сторонам. Он сказал, что она знакома уже со всеми, а как же его жена — сестра Калеи, мать Фила и Делии, ее собственная мачеха?
   — А где… твоя жена? — робко спросила она и тут же пожалела об этом: в глазах отца появилась боль.
   — Разве ты не знаешь? — глухо спросил он. — Нани умерла много лет назад. Мать не сказала тебе? — Лана покачала головой, и он зло добавил: — Ну разумеется, это так на нее похоже! Очень надеюсь, что ты не такая, как она. Ладно, хватит об этом, пора ехать домой.
   Внезапно девушка почувствовала острое желание взбежать по трапу назад в самолет и действительно вернуться домой — к спокойной, удобной любви Вейни, к своей тихой работе в банке…
  

  

   

    ГЛАВА 2
   

   На следующее утро она проснулась рано. Воздух был полон птичьих трелей, теплый ветерок, залетавший в комнату сквозь открытое окно, доносил ароматы бесчисленных цветов.
   «Гавайи…» — подумала она, с трудом веря, что это не сон. Сейчас ей труднее чем когда-либо было понять ненависть матери к этим прекрасным, теплым, благоухающим островам.
   Они с отцом и Калеей добрались до своего острова на маленьком частном самолете, а Фил, Курт и Делия остались в Оаху, чтобы посетить друзей на Вайкики и вернуться домой на самолете местной авиалинии. Лана обрадовалась возможности побыть с отцом. Он уже не казался ей таким чужим, как в аэропорту.
   Девушка быстро пришла к выводу, что отец вовсе не такое чудовище, каким рисовала его мать. С другой стороны, его трудно было назвать и любящим папочкой из ее детской мечты, которая жила в ней вопреки всем рассказам матери. Всякий раз, когда она называла его «отец» или «папа», по его лицу пробегала тень, и наконец он сказал:
   — Не стоит, дорогая… Я отвык уже от этого слова. Зови меня просто по имени — Брик, как все остальные.
   Итак, ни о какой великой любви между отцом и дочерью не было и речи. Что же ему от нее надо? Что это за «момент отчаяния», заставивший его позвать ее сюда?
   Ответа пока не было.
   Калеа держалась с ней вежливо и дружелюбно, но настороженное выражение в ее глазах не исчезало. Говорила она редко, только когда Брик о чем-то ее спрашивал, и ее речь была неправильна, с сильным акцентом и забавным порядком слов. Брик подшучивал над ней за это, говоря Лане, что Калеа — замечательный образчик языка «пиджин»[1].
   — Делия его терпеть не может, — добавил он с довольной улыбкой. — Она пытается научить Калею правильному английскому, но, надеюсь, вряд ли в этом преуспеет. Язык Калеи — часть ее обаяния… Делия, — заметил он, немного помолчав, и уголки его рта опустились, — и сама не лишена чисто гавайского шарма, но старается уничтожить его в себе — осветляет волосы, носится с отбеливающими кремами для кожи, вечно сидит на диете, всячески подчеркивает те черты белой расы, что достались ей от отца…
   — Филип Морган был важным «хаоле», — мягко вставила Калеа.
   — Ну уж не важнее ее гавайских предков по материнской линии! Они были королевского рода, а она не хочет даже вспоминать о них!
   Из всего, что Брик говорил о Делии и Филе, явствовало, что он не любил своих приемных детей. Иногда смену его настроений трудно было понять. Когда их самолетик приземлился, он взял в аэропорту машину, сам сел за руль и они тронулись в путь. По дороге он весело болтал, обращая внимание Ланы то на одну, то на другую местную достопримечательность — плантации ананасов, поля сахарного тростника…
   — Когда-то почти весь этот остров принадлежал Морганам, — вдруг сказал он, — но теперь Кулеана принадлежит мне, а там — лучшие земли! Я у них, как кость в горле!
   У кого «у них»? Лана с любопытством взглянула на отца, но тут же отвела глаза: выражение его лица почти пугало.
   — Когда Филип Морган женился на Нани, — продолжал он, — родители лишили его наследства, но отобрать Кулеану не смогли, поскольку имение досталось ему от бабки. А после смерти Нани его унаследовал я.
   — А как же Фил и Делия? — спросила девушка, но Брик не ответил. На его лице появилось отсутствующее выражение, словно он и не слышал вопроса. Минуту спустя он обернулся и быстро взглянул на Калею, сидевшую на заднем сидении. Та, словно проснувшись, встрепенулась и заговорила:
   — А это, — сказала она, показывая на странное приземистое дерево недалеко от дороги, — Труба Архангела. Гавайцы называют его «Нана-Хонуа», что означает «страж земли». Его листья ядовиты, а кора и древесина содержат сильнейший наркотик.
   — Постараюсь их не есть, — пробормотала Лана, недоумевая, зачем ей об этом рассказали.
   У указателя, гласившего «Кулеана», Брик свернул с шоссе на узкую дорожку, над которой смыкались кроны деревьев, образуя зеленый тоннель. Через некоторое время машина остановилась перед огромным старым домом, непостижимым образом сочетавшим викторианский и ультрасовременный архитектурные стили. Массивный куполообразный верхний этаж со слуховыми окнами покоился на конструкции из стали, стекла и бетона.
   — Мы перестраиваем его, буквально комнату за комнатой, — пояснил Брик, но не предложил Лане показать дом.
   Он провел ее наверх, в просторную спальню, которая отныне предназначалась ей. Комната была обставлена на современный манер с легким оттенком гавайской экзотики.
   — Единственное, о чем на Гавайях не приходится тревожиться, — сказал Брик, — это об отоплении. Камины здесь — скорее украшение, дань минувшей моде, и зажигают их лишь для того, чтобы воздух в доме стал чуть посуше. Когда приведешь себя в порядок — спускайся ужинать.
   В огромной комнате, казавшейся продолжением старой веранды, служанка-филиппинка накрывала массивный восьмиугольный стеклянный стол, покоившийся на двух стальных опорах. Циновки на полу и раздвижные двери, сквозь одну из которых в столовую врывалась буйная зелень сада, придавали столовой восточный колорит. Из сада доносился шелест струй небольшого фонтана с золотыми рыбками, воздух благоухал незнакомыми терпкими и сладкими запахами…
   Все это было вчера, а сегодня, проснувшись, Лана отбросила простыню, умылась и поняла, что просто не может оставаться в доме: диковинный остров манил ее.
   Дом еще спал. Стараясь не шуметь, девушка спустилась в искрящийся в лучах рассветного солнца сад, отыскала тропинку и пошла по ней в сторону горы. Звук ее шагов тонул в шорохе трав, перешептывании сочной тропической листвы и заливистых птичьих трелях.
   Миновав сад и пробежав по полю сахарного тростника, тропа уперлась в подножие горы, сузилась и принялась карабкаться вверх по крутому каменистому склону. Надеясь подняться повыше и окинуть взглядом весь остров, Лана осторожно продвигалась вперед, пока, запыхавшись, не оказалась на самой вершине. Ей несколько раз казалось, что она слышит за спиной чьи-то легкие шаги, но, боясь сорваться, девушка не оглядывалась, решив, что у нее просто слишком разыгралось воображение.
   Вид, открывшийся ее взору, мигом заставил забыть обо всем на свете. Плантации ананасов и сахарного тростника простирались до самого берега, окаймленного белоснежной пеной прибоя, а дальше лежало море — переливающаяся бирюзой, сапфиром и аквамарином гладь, оно лишь у кромки полукруга коралловых рифов становилось интенсивно синим, таинственным, пугающими и манящим. Душа девушки распахнулась навстречу окружавшей ее красоте, и она порывисто вздохнула, понимая, что никогда уже не сможет вырваться из плена обволакивающего, всепоглощающего очарования Гавайев. Видимо, матери не было дано в жизни познать что-то важное, существенное, раз она могла ненавидеть эти райские острова. И не удивительно, что отец просто не смог уехать отсюда! Она сама, оказавшись здесь впервые, чувствовала себя так, словно вернулась домой.
   Лана оглянулась, чтобы полюбоваться видом с другой стороны горы, и… даже вскрикнула от неожиданности. Этот склон был более пологим, и сбегавшая по нему еле заметная на каменистой почве тропинка вела на лежавшее совсем близко крохотное плато, которое можно было увидеть лишь поднявшись на самый верх. В середине плато, утопая в зелени, сияло небольшое озеро, а на его берегу сидел высеченный из камня идол и словно любовался своим отражением в тихой спокойной воде. Девушке живо вспомнился последний подарок отца. Акуа! Так значит то блюдо-сад было не плодом воображения местного умельца, а копией, макетом реально существующего места!
   За спиной идола, в круто нависающим над ним склоне, зияла черная пасть пещеры, ведущая, казалось, в самое сердце горы. Раздираемая любопытством, Лана быстро спустилась по тропе, осторожно обогнула сидящее изваяние и замерла как вкопанная. Футов через десять-пятнадцать пещера резко сужалась и заканчивалась дверью. Боязливо приблизившись, девушка провела по ней дрожащими пальцами. Дверь была металлической, намертво прикрепленной к монолиту горы массивным железным брусом.
   И тут какое-то шестое чувство подсказало ей, что она не одна. Она ничего не услышала, но вдруг всем своим существом ощутила на себе чей-то тяжелый взгляд. Ей сразу вспомнились странные шаги за спиной, и, бросившись к выходу из пещеры, она очутилась лицом к лицу с огромной черной фигурой.
   Недаром говорят, что у страха глаза велики. Преградивший ей путь мужчина казался настоящим исполином, и лишь когда ужас первых мгновений прошел, Лана сумела рассмотреть, что перед ней стоит высокий гаваец в шортах и широкой рубахе навыпуск; его смуглая кожа лишь казалась черной по контрасту с густой шапкой белоснежных седых волос.
   Девушка сделала шаг вперед, но незнакомец угрожающе поднял сильную мускулистую руку, заставляя ее снова отступить назад в пещеру.
   — Как ты посмела?! — прогремел он. — Пука — это капу! Хэйау — табу! Кто ты такая, чтобы находиться здесь?
   Его английский напоминал «пиджин» Калеи, но из-за гневных интонаций голоса и явной враждебности его обладателя он вовсе не показался девушке таким же забавным. Она принялась было объяснять, что оказалась здесь случайно, но гаваец не слушал ее.
   — Теперь сбудется проклятие! — прорычал он. — Проклятие Акуа. Его пещера — капу, а ты осквернила ее!
   Он двинулся вперед, но девушка, увернувшись от его рук, проскользнула к выходу из пещеры и опрометью бросилась прочь.
   Она неслась вниз по тропе, падая, обдирая в кровь локти и колени, слыша за собой тяжелые шаги страшного незнакомца. Кусты хлестали ее по лицу, цеплялись за одежду, словно стараясь задержать, но она продолжала нестись вперед очертя голову. Страх, давший вначале прилив сил, теперь сковывал движения Ланы, и топот за спиной становился все ближе, все отчетливее; ей уже казалось, что она чувствует на затылке хриплое дыхание преследователя, когда, миновав новый поворот тропы, девушка едва не сбила с ног высокого широкоплечего мужчину. Это был Курт Маршал. Со стоном облегчения она буквально повисла на его руках.
   — Что, черт возьми, здесь происходит? — сердито осведомился он, обращаясь к ее запыхавшемуся преследователю. — Мои, чем ты так ее напугал? Она же могла себе шею свернуть на этой тропинке!
   Кровь стучала в висках Ланы с таким грохотом, что она не расслышала ответа гавайца. Прошло несколько бесконечных секунд, прежде чем она снова почувствовала, что ноги слушаются ее, и смогла выпустить плечо Курта.
   — Ради Бога, — взмолилась девушка, — скажите, в чем дело? — Она боязливо взглянула на стоящего рядом смуглого гиганта. — Он все время кричал «капу, капу»!
   — «Капу» означает «запрещено», «табу», буквально — «держись подальше». А это — Мои, дядя Калеи. Он живет неподалеку и помогает нам по хозяйству. Когда-то вместе с другими членами семьи Калеи Мои соорудил копию древнего…
   — Копию? — возмутился тот. — Что значит «копию»? Мы только перенесли туда Акуа, а его священная пещера была всегда! Пука — это капу!
   — «Пука», — пояснил девушке Курт, — значит «дыра», в данном случае — пещера. Мои уверяет, что там погребены останки прежних гавайских королей, а охраняет их древний бог Акуа, наславший на всю Кулеану проклятие после того, как белые люди, «хаоле», отобрали у гавайцев эту землю. Мои, да и добрая половина семьи, делают вид, что действительно верят всяким старым предрассудкам.
   — Это не предрассудки! — снова нахмурился Мои. — Спроси кабуну[2]! Он молился, чтобы Филип Морган умер. Он жег волосы на раскаленных камнях и всю ночь молился. И Филип Морган умер!
   — Не думаю, что тебе понравится, если об этом узнает полиция, — скорее лукаво, чем серьезно заметил Курт. — Кабунианство считается преступлением и преследуется по закону. Ты это отлично знаешь.
   Мои пробормотал что-то невразумительное и повернулся, чтобы уйти, но Курт удержал его:
   — Послушай, Мои, тебе было бы лучше прекратить эту игру в суеверия и вести себя прилично. Это Лана, дочь Брика. Если с ней что-то случится, Брик сдерет с тебя шкуру и прибьет ее на дверь своего дома.
   Мои еще больше нахмурился.
   — Она — хаоле. А для хаоле пука — капу. Теперь проклятие сбудется.
   — И черт с ним, пусть сбывается, но без твоей помощи. Ты меня понял? — внушительно спросил Курт.
   Мои молча повернулся и ушел.
   — Что ж, я его предупредил, — спокойно улыбнулся девушке Курт, — и надеюсь, на этот раз обойдется без глупостей. Но как вас угораздило отправиться в одиночку в такую глушь? Когда Калеа сказала, что вас нет в комнате, мы просто с ног сбились, разыскивая вас. Потом я заметил, что Мои куда-то заторопился, и, слава Богу, догадался, куда именно… Вам сильно досталось?
   Он внимательно осмотрел ее, но не заметил ничего страшного, кроме разорванной шипами одежды и поцарапанных рук.
   — Пусть Калеа займется вашими «ранами», когда мы вернемся.
   — Со мной все в порядке, — смущенно ответила Лана, чувствуя себя теперь, когда страх прошел, полной дурой. Ну и вид, должно быть, у нее был, когда она, грязная и растрепанная, буквально влетела в его объятия!.. Вспомнив тепло и спокойную силу этих объятий, она покраснела. Не слишком ли долго они длились? Что он теперь о ней подумает!
   — Я больше испугалась, чем пострадала, — добавила она и переменила тему: — А что это за «кабуна» молился о смерти Филипа Моргана?
   — Филип Морган — отец Фила.
   — Это я знаю, но кто такие кабуны?
   — В словаре Мои «кабуна» означает колдун, знахарь, или просто волшебник. Но это современное толкование, а в давние времена кабуна был, скорее всего, лишь лекарем или советчиком. Жрецы же именовались «кабунапуле», слово «пуле» значит «молиться» или «поклоняться».
   — Вы говорите по-гавайски? — Тропа расширилась, и теперь они шли рядом.
   — Скорее нет, чем да, — пожал он плечами. — Вы тоже вскоре узнаете несколько местных обиходных словечек. «Пау» — это «конец» или «пустота»; «пупуле» — «сумасшедший»; «кане» — это «мужчина», а «вабине» — «женщина»… Кстати, как долго вы думаете пробыть здесь?
   — Когда я взобралась на гору и увидела все это великолепие, — вздохнула она, — то решила остаться навсегда. Пожалуй, я и сейчас этого хочу, хотя Мои меня изрядно напугал.
   — Хм-м-м…
   Это прозвучало столь неодобрительно, что она невольно остановилась на мгновение и изумленно уставилась на него.
   — Что-то не так?
   Он ответил не сразу. Его лицо как-то напряглось, губы сжались, а в глазах появилось холодное, почти враждебное выражение.
   — Брик, должно быть, уже рассказал вам достаточно для того, чтобы понять, как здесь относятся к вашему присутствию. Я от себя ничего не стану добавлять, особенно если вы действительно решили остаться. Я полагал, что ваш визит будет краток.
   — Что ж, если мне здесь не рады… — возмущенно начала она, но он снова широко улыбнулся, и ее гнев мгновенно прошел.
   — Я бы этого не сказал… Вернее, не мне это говорить. Я всего лишь скромный служащий. Пусть об этом беспокоится семья.
   — Беспокоится? Но о чем? Я не понимаю.
   Его улыбка исчезла, в глазах снова блеснул металл.
   — Вы не так уж глупы и не можете не знать, почему отец вызвал вас. Но если не знаете, то я просто не в праве ничего объяснять.
   Когда они вернулись, навстречу им выбежала Калеа и принялась заботливо осматривать царапины и ссадины Ланы.
   — У меня есть немного да-кинда, все быстро пройдет, — наконец заявила она.
   — Да-кинда? — озадаченно переспросила девушка.
   — Ну да, этого… ну, да-кинда!
   — Она наверняка имеет в виду йод или мазь, — расхохотался Курт. — На «пиджине» «да-кинд» может означать все что угодно — любую вещь, название которой вылетело из головы. Ничего, вы скоро привыкните.
  

  

   

    ГЛАВА 3
   

   Когда Лана спустилась к завтраку, вся семья уже собралась за восьмиугольным столом. Девушка сменила свое рваное платье на яркую «муу-муу», присланную отцом несколько лет назад, однако ее шея и руки были так испещрены следами «да-кинда» Калеи, будто она подхватила какую-то страшную болезнь, что и не преминул со смехом отметить Фил.
   Присутствие Мои за столом немного смущало Лану, хотя теперь он и выглядел совершенно безобидно. Между ним и Бриком сидела невысокая смуглая женщина, седеющие волосы которой были уложены в экстравагантную высокую прическу.
   — Ты еще не знакома с Туту, — сказал Брик, кладя руку на спинку ее стула. — Она мать Калеи и Нани, а также самая искусная мастерица на Гавайях. Те циновки, что ты видела в холле и в своей комнате, — ее работа.
   — Они великолепны! — с искренним восторгом воскликнула Лана, но ответом ей был лишь ледяной враждебный взгляд пожилой женщины.
   «В чем дело? — недоумевала девушка. — Неужели и она полагает, что мой приезд несет какую-то угрозу ее внукам?»
   — Дядюшку Мои ты уже знаешь, — продолжал Брик, — хотя ваша встреча и произошла, насколько мне известно, не при самых приятных обстоятельствах… Теперь он знает, что там, в пещере, ты оказалась случайно и не желала никому зла. Его не стоит бояться, он не посмеет вредить тебе.
   В последней фразе прозвучал металл, явно означавший предупреждение. Мои сидел, молча уставившись в тарелку.
   Лана еще не закончила желе из папайи и не допила ледяной ананасовый сок, когда Элси — служанка-филиппинка, сервировавшая вчерашний ужин — подала ей яичницу с беконом и тостами.
   — Ты уже покормила Илио? — спросила ее Делия.
   — Да, еще пару часов назад. Привести его?
   — Да, сделай милость.
   Илио оказался элегантно стриженным белым карликовым пуделем. Он пулей влетел в комнату и сразу же вскочил к Делии на колени и лизнул ее в щеку крохотным розовым язычком.
   — Вот он, мой маленький! — заворковала Делия. — Познакомься, Илио, это Лана.
   Она подняла переднюю лапку песика и помахала ею девушке.
   — «Илио» на местном наречии значит «собака», но мой Илио не знает, что он собака, он считает себя канаком — коренным гавайцем. Так ведь, дорогой?
   — Да прекрати ты сюсюкать! — фыркнул Фил. — Это в конце концов просто стыдно.
   — Да ну? — огрызнулась Делия. — А тебе не стыдно часами сюсюкать по телефону со своими подружками?
   — Дети, перестаньте ссориться! — сказала Калеа таким тоном, словно перед ней действительно были дети, а не двое вполне созревших молодых людей двадцати и двадцати пяти лет. — Кстати, а где Молли? Вы забыли позвать ее к завтраку?
   — Я ее звала, — небрежно бросила Делия, — хотя мне это и не нравится.
   — Ей обязательно надо хорошо питаться, — озабоченно покачала головой Калеа. — Она такая худенькая!
   — Не беспокойся, — мягко заметил Брик. — Здесь вокруг столько еды, что просто невозможно голодать.
   — Да не в этом дело! — раздраженно перебила его Делия. — В Калее снова заговорили чертовы «семейные традиции». Молли! Да Илио в тысячу раз воспитаннее ее! Вы так ее избаловали, что…
   — Замолчи! — еле слышно произнес Брик, но эффект был такой, будто он крикнул. В глазах Делии сверкнул вызов, но она смолчала.
   — Молли — наша маленькая воспитанница, — пояснил Лане Брик. — Ее настоящее, гавайское имя — Малия, и она просто прелесть.
   — Хотелось бы знать, — ядовито вставила Делия, — где эта «прелесть» будет жить, ведь ее комнату заняла Лана.
   — Вот ты об этом и позаботишься, — холодно парировал Брик. — И, надеюсь, тебе хватит ума сделать все быстро и… правильно.
   Он встал и подошел к Калее.
   — Какие у тебя планы на остаток дня?
   — Еще не решила, — ответила та. — Кто-нибудь собирается в Гонолулу?
   — Я! — тут же откликнулась Делия. — Я обещала университетской галерее привезти орхидеи, у них сегодня выставка. Курт, ты мне поможешь?
   Тот покачал головой:
   — Нет, у меня здесь много дел. Быть может, Фил?
   Фил вдруг заговорщически подмигнул Лане и вальяжным тоном произнес:
   — Вообще-то я собирался показать своей новой сестричке окрестности и… познакомиться с ней поближе.
   — Туристическую программу оставь мне, — сухо возразил Брик. — Это может и подождать. Прежде всего девочка должна научиться управлять плантацией.
   У всех присутствующих, включая Лану, вырвались возгласы удивления. Девушка чувствовала, что в заявлении отца кроется какой-то зловещий смысл, которого она, в отличие от остальных, не понимает. Мои сжал кулаки, словно собираясь ринуться в драку; Туту смотрела на Брика с нескрываемым гневом, и даже в добрых глазах Калеи читался упрек. На лице Курта застыло неодобрительное выражение, но к кому оно относилось — к ней или отцу — Лана не знала. Больше же всех возмущались Фил и Делия.
   — Если это очередная угроза… — дрожащим от ярости голосом начал Фил, но Делия перебила его:
   — Ты не посмеешь!
   Она резко спихнула пуделя с колен и встала. Ее платиновые волосы разметались по плечам, и Лана заметила, что у корней они значительно темнее.
   — Почему ты так решила? — негромко, но жестко осведомился Брик; колючий взгляд его прищуренных глаз скрестился с гневным взглядом Делии. — Что вы с Филом сделали полезного? Чем занимались, кроме того, чтобы тыкаться своими глупыми жадными носами в руки, которые вас кормят? Вы ведь никогда не интересовались делами плантации!
   — Это ложь! — Голос Делии резал, как сталь. — Всякий раз, когда я хотела чему-то научиться, ты посылал меня в самую грязь, где даже дышать нельзя от смрада удобрений!
   — Твои слова свидетельствуют лишь о полном невежестве, — спокойно ответил Брик, но тон его голоса заставил Лану вздрогнуть. — Единственное, чем ты могла бы управлять, так это какой-нибудь дамской галерейкой, да и то сильно сомневаюсь. Нельзя научиться настоящему делу, не запачкав своих накрашенных ноготков!
   — Это ты невежественный мужлан! — то ли от гнева, то ли от отчаяния голос Делии срывался. — Морганы управляли огромными плантациями, умудряясь при этом не копаться в навозе сами. За них это делали япошки и канаки!
   — Но и их прибыли были много ниже моих! Я добился этого лишь потому, что сам умею работать и знаю, как заставить работать других!
   — Да это просто смешно! Не ты, а Курт…
   — Э нет, меня не вмешивайте! — перебил ее Курт, вставая и направляясь к двери. — Все и так зашло уже слишком далеко. Пора и за работу приниматься. У меня действительно много дел, Делия, но я выкрою минутку, чтобы срезать тебе орхидеи, прежде чем, как просил меня Брик, повезу Лану на плантацию.
   Делия вздрогнула и сильно побледнела.
   — Так вот, значит, что мешает тебе помочь мне в галерее? Что ж, желаю тебе прескверно провести время!
   Курт быстро подошел к ней и заговорил тихим, но настойчивым голосом, однако Лана так и не услышала, что именно он сказал, поскольку его заглушили голоса Мои и Туту, затеявших спор с Калеей. Они обменивались фразами на своем гибридном языке с такой скоростью, что их невозможно было понять.
   Наконец, Брик не выдержал.
   — Довольно! Оставьте Калею в покое. Я знаю, чего вы добиваетесь, но обещать ничего не могу. А теперь — за работу… Это касается всех.
   Когда они вышли, Брик подошел к Лане и ласково взял ее за руку.
   — Мне жаль, что там, в пещере, все так произошло… Тебя следовало предупредить заранее, это моя ошибка. Я люблю гавайцев, но иногда они бывают просто невыносимы. Сколько бы крови других рас ни смешивалось в их жилах, какими бы цивилизованными они порой ни выглядели, все равно рано или поздно в них просыпаются древние суеверия. Некоторые верят в них искренне, другие просто используют более легковерных сородичей для достижения своих целей… Но не беспокойся. Они признают тебя, как признали когда-то меня… когда поняли, что это неизбежно. Излишнее любопытство, однако, тебе вряд ли здесь поможет.
   — Да я и понятия не имела, что там…
   — Разумеется, нет. И они знали это, просто Мои воспользовался случаем, чтобы напугать тебя. Гавайцы отнюдь не глупы, и не слушай тех, кто станет говорить тебе обратное. Их надо просто постараться понять. И не вздумай смеяться над их суевериями. Когда они, скажем, говорят о Пеле, богине вулканов, которая, якобы, всегда является людям перед очередным извержением, тебе следует сохранять серьезное выражение лица. А если речь зайдет о кабунах или менебунах…
   — Менебунах? — переспросила Лана, пытаясь вспомнить, где она уже слышала о них.
   — Согласно гавайским легендам, это маленький народец, который работает по ночам. Что-то вроде ирландских гномов. Менебуны отличные каменщики. Ты заметила огромные обтесанные камни вокруг пещеры? Считается, что это менебуны поставили их там, дабы Акуа не упал с горы, когда будет гулять во сне. Я-то уверен, что их притащили туда сами канаки, но не вздумай сказать об этом какому-нибудь гавайцу. Мне вовсе не хочется, чтобы кабуны наслали на меня проклятие!
   — А ты веришь, что Филип Морган умер из-за того, что они молились о его смерти?
   По лицу Брика скользнуло странное выражение.
   — Верю ли я? Не думал об этом… Но в любом случае, он мертв, и Кулеана принадлежит теперь мне.
   Лана снова удивилась, почему он так настаивает на этом, почему не хочет поделить плантацию с детьми Моргана, но спросить не решилась.
   — Ты вот что запомни, запомни накрепко, — веско продолжал Брик. — Я не знаю, искренне ли верят гавайцы во все эти пророчества и проклятия, но я знаю одно — они сделают все, чтобы их осуществить, даже если для этого придется действовать самим, без потусторонних сил… Тебе надо стараться жить с ними в мире. Тебе предстоит многому научиться, и я тебе в этом помогу. Но сегодня твоим учителем будет Курт.
   — Я не вполне понимаю… — робко возразила Лана. — Зачем мне знать все это?
   — Ты — моя последняя надежда, — горячо ответил отец, сильно сжимая ей руку. — Поэтому я тебя и вызвал сюда. Там, в аэропорту, я с первого взгляда понял, что ты такая же, как я. Поэтому-то мать и не сумела сломать твой характер, в тебе течет слишком много моей крови. И когда эта кровь заговорит… — он вдруг прервался и отвел глаза. — Тебе нравятся Гавайи?
   — Очень! Но…
   — Тогда все в порядке. Ты научишься… тому, что надо. Постарайся запомнить все, что скажет тебе сегодня Курт. Он — мое лучшее приобретение. Его образование и мой опыт утроили наши прибыли. Курт, правда, об этом пока не знает… Лана, я хочу, чтобы ты вышла за него замуж.
   — Что ты! Я уже обручена! — Она подняла левую руку, на безымянном пальце которой красовалось кольцо с поддельным бриллиантом.
   — Понятно, — усмехнулся Брик. — И кто он?
   — Клерк в банке… Но он надеется… Ведь у тебя, наверное, найдется для него работа, если я… Понимаешь, мы с ним думали здесь обосноваться…
   — Неужели? — В его глазах плясала откровенная насмешка. — Так значит он хочет сменить скучный банк на тропический рай? Очень дальновидно… А ты для него, стало быть, средство передвижения. Что ж, весьма предусмотрительный молодой человек! Знаешь, по-моему, тебе лучше забыть о нем и приглядеться к Курту. И времени терять не стоит, а то, боюсь, тебя опередит Делия, будь она неладна!
   Лана снова почувствовала себя неловко.
   — По-моему, ты недолюбливаешь Фила и Делию, — не выдержала она.
   — Я очень любил Нани, — нахмурился Брик. — И до сих пор люблю ее гавайских родственников. Я бы хотел видеть всех их счастливыми, особенно Калею. Но с ними обошлись по-скотски, унизили, превратили в жалких слуг детей человека, изгнанного из собственной семьи за брак с туземкой. Я просто с ума схожу, когда думаю об этом. Будь я гавайцем…
   Он снова резко оборвал фразу, а затем, уже спокойнее, закончил:
   — А вот и Курт. Сегодня он позаботится о тебе, у меня куча других дел.
  

  

   

    ГЛАВА 4
   

   — И каковы же мои планы на день? — с улыбкой осведомился Курт.
   — Покажи девочке остров и Кулеану, — ответил Брик. — Фил отправился с Делией?
   — Да, в аэропорт они уехали вместе. Мне взять «джип»?
   — Зачем же отказывать себе в комфорте? Возьми мою новую спортивную машину. Я предупредил Элси, что вы едете надолго, и она приготовила вам с собой изрядный запас провизии. Когда осмотрите плантацию, искупайтесь — покажи Лане, как здорово плескаться в волнах прибоя.
   — Быть может, вы возьмете это на себя, а я все-таки займусь делами? — спросил Курт, отводя глаза.
   — Нет, сегодня я справлюсь сам. Лана, захвати купальник, а Курт тем временем заправит машину.
   

   Роскошный белый «ягуар» несся по дороге, ведущей через поля сахарного тростника, ананасов, бананов, папайя и орхидей. Курт оживленно болтал, рассказывая девушке о работе на плантациях, но ее не оставляло ощущение, что он охотно предпочел бы свои обычные обязанности этому вынужденному безделью. Интересно, знает ли он о планах Брика их поженить? Если да, то они явно нравятся ему не больше, чем ей самой, и у отца ничего не выйдет. Еще пара дней, и она, осмотревшись, начнет подыскивать работу для Вейни… Лана только теперь вспомнила, что до сих пор не написала жениху, как обещала.
   Дорога повернула, и у девушки снова захватило дух от буйства красок. Красота острова была какой-то живой, постоянно меняющейся, играющей бесчисленными оттенками зеленого цвета — от сочной густой листвы горной растительности до голубовато-бирюзовой кромки прибоя. Изумруд редкой огранки в бесконечной сине-голубой оправе моря и неба…
   — Боже, как здесь красиво! — прошептала она, сглатывая неожиданно подкативший к горлу комок.
   — Вообще-то предполагалось, что вас больше заинтересует плантация, — сухо заметил Курт. — Что бы вы хотели узнать о ней?
   — Я знаю об этом так мало, что даже не представляю, о чем спрашивать, — вздохнула она. — Боюсь, моих слабых мозгов не хватит для постижения того, что хочет от меня Брик.
   — Так вы решили отказаться?
   Тон вопроса был напряженным, странным, и Лане почудилась в нем скрытая надежда. Она вопросительно посмотрела на Курта, и тот смутился. Выражение его лица немного смягчилось, и он сказал:
   — Послушайте, Лана, почему бы вам не вернуться домой? Отдохните здесь пару недель в свое удовольствие, а потом поезжайте назад на континент. Вы ведь, кажется, обручены? — Он взял ее руку и посмотрел на кольцо.
   Тепло его прикосновения заставило сердце девушки учащенно забиться, и ей стоило немалого труда ответить ему ровным, недрогнувшим голосом:
   — Да, я обручена, но какое это имеет отношение к делу? Вейни тоже хотел бы жить здесь!
   — И научиться управлять плантацией? — Его тон снова стал сухим и холодным, а в глазах появилось осуждение.
   — Почему бы и нет? Или вы снова ответите, что давать объяснения это не ваше дело?
   — Вообще-то, не мое, но мне ужасно больно видеть, как Брик использует вас…
   — Что вы имеете в виду? — вздрогнула Лана, живо вспомнив слова матери: «Он позовет тебя… Это не значит, что он любит тебя… Он захочет использовать тебя в своих целях, как всю жизнь использовал других…»
   — Только то, что сказал. Брик предъявил Филу и Делии совершенно невозможный ультиматум, выставив в качестве угрозы вас. Так почему бы вам не уехать, пока дела зашли не слишком далеко?
   Она упрямо мотнула головой и сердито ответила:
   — Вы работаете на моего отца, а его интересы вас, похоже, совсем не волнуют! Быть может, он позвал-то меня сюда лишь затем, чтобы иметь хоть одного сторонника… И я его не брошу!
   На какое-то мгновение его лицо окаменело, затем разгладилось, и гнев, вспыхнувший было в глазах, погас.
   — Хорошо, — отрывисто бросил он. — С этим покончено. Я не стану больше мучить вас разговорами на подобные темы. Сейчас мы поедем смотреть, как работают машины по уборке сахарного тростника, а затем я покажу вам владения Морганов. Они значительно обширнее ваших.
   — Моих?? — изумилась она, но он лишь молча крутанул руль, разворачивая машину.
   Голова девушки пошла кругом, но мысли внезапно заработали четко и ясно. Курт явно полагает, что Брик посвятил ее в какие-то свои тайные плавы, о которых она, в действительности, и понятия не имеет… Ультиматум, угроза… Неужели отец пригрозил Филу и Делии, что не оставит им ни гроша, завещав все ей? Если так, то понятно, почему они невзлюбили ее! Она решила ни о чем не спрашивать Курта, а выяснить все у самого Брика. Отец должен наконец понять, что в ее планы вовсе не входит разведение сахарного тростника!
   Но одна мысль не давала ей покоя: для Вейни было бы совсем неплохо, если бы часть этой сказочной земли принадлежала ей. В конце концов, люди делают миллионы на этом самом тростнике…
   В течение следующих часов она внимательно слушала Курта, деловитым тоном лектора рассказывавшего ей, как сажают, выращивают, убирают и перерабатывают тростник. Постепенно тон его голоса утратил сухость — любовь к профессии, к делу, победила раздражение, и к тому моменту, когда Лана узнала уже достаточно для того, чтобы начать задавать осмысленные вопросы, он отвечал горячо, подробно и со вкусом.
   Внезапно, словно опомнившись, Курт снова заговорил холодно и отчужденно:
   — Вы способная ученица… Но для одного урока достаточно. Поехали купаться.
   Обогнув высокую скалу с обломанной вершиной, «ягуар» вылетел на пляж с мягким белым песком, огороженный с трех сторон высоким каменистым склоном. Ласковые волны лизали берег, все вокруг выглядело ужасно мило и уютно.
   — Одну минуту, сейчас я сделаю кабинку, и вы сможете переодеться.
   Курт вытащил из багажника складную ширму и несколько тонких металлических шестов. Воткнув шесты в песок, он быстро и ловко соорудил аккуратную кабинку для переодевания, а когда Лана, взяв свой строгий черный купальник, вошла в нее, установил большой полосатый зонт, столик, и принес из машины портативный холодильник с провиантом.
   Когда девушка, переодевшись, вышла на пляж, Курт даже присвистнул, и его глаза влажно блеснули.
   — Должен признать, — усмехнулся он, — что за сегодняшнее безделье я получил нечто большее, чем денежную компенсацию.
   Лана, сама не зная почему, вдруг разозлилась.
   — Вы хотите сказать, что Брик заплатил вам за эту… экскурсию?
   — Разумеется. — Он больше не улыбался. — Я его служащий, и вы — моя сегодняшняя работа. Что вы предпочитаете сначала — перекусить или искупаться?
   Лана всегда любила плавать. Вейни, к сожалению, не разделял ее увлечения. До сих пор ей доводилось плавать в реках, озерах, прудах и бассейнах, но в море — никогда. Теплая искрящаяся вода приняла ее в свое мягкое лоно, и девушка самозабвенно заскользила вперед, не обращая внимания на плывущего рядом Курта. Он что-то пытался сказать ей, но она заметила это лишь тогда, когда он схватил ее за ногу.
   — Я говорю, что далеко заплывать опасно — там акулы. Мне вовсе не хочется, чтобы Брик решил, будто я хотел избавиться от вас таким экстравагантным способом.
   Лане отнюдь не улыбалась встреча с акулой, и она повернула назад.
   — А вы отлично плаваете, я вас еле догнал, — сказал он, ложась рядом с ней на пляжное полотенце. — Серфингом не занимались? В следующий раз мы могли бы взять доски и покататься на волнах там, у рифов.
   — Не занималась, но научусь с радостью. Вы мне поможете?
   Он радостно кивнул, но тут же спохватился:
   — Как скажет Брик. Если вы задержитесь здесь надолго, кто-нибудь обязательно вас научит. Но я все же надеюсь, что… Ладно, не будем к этому возвращаться. Я страшно проголодался!
   Она не стала спрашивать, на что он надеется. Солнце, вода и пляж совсем не располагали к спорам о том, что ей непонятно.
   Лишь ближе к вечеру их «ягуар», свернув у указателя «Кулеана», нырнул в зеленый тоннель и подкатил к дому. Курт помог Лане выйти из машины. Девушка не успела сделать и нескольких шагов, как мимо нее с пронзительными воплями пулей пронесся ребенок, а за ним огромными прыжками гнался Мои.
   — Остановите его! — в ужасе вскричала она, невольно хватая Курта за руку.
   Но тот не двинулся с места, с улыбкой наблюдая, как гигант схватил визжащего ребенка и поднял высоко над головой. Визг перешел в счастливый смех, и малыш (вернее, как удалось разглядеть Лане, малышка) живо уселся на плечи Мои, запустив свои пальчики в его густую седую шевелюру. Мои фыркнул, подражая лошади, и топнул ногой, а девчушка принялась подгонять его пятками, крича: «Быстрее! Быстрее!», пока оба, и «лошадь» и всадница, не скрылись за углом гаража.
   — Это Молли, — рассмеялся Курт, глядя им вслед. — Малия Джексон, любимица всей плантации. Одному Богу известно, что из нее вырастет!
   — Джексон? — удивленно переспросила Лана: личико девочки было прелестно и напоминало нежный тропический цветок, но в его чертах она не заметила ничего европейского.
   — Сьюзи, ее мать, взяла эту фамилию еще до рождения Молли. Она заявила, что вышла замуж за «хаоле» — Минка Джексона, зазывалу в одном из ночных клубов Вайкики. Ей, разумеется, никто не поверил, потому что их ни разу даже не видели вместе. Сама Сьюзи была потрясающе красива — в ней смешались китайская, французская, португальская и гавайская кровь. Она работала танцовщицей, а потом попала в автокатастрофу и сломала ногу. Выступать она больше уже не могла и устроилась в японскую больницу, а также научилась замечательно мастерить ритуальные украшения и статуэтки древних богов.
   — О, я знаю! — оживилась Лана, желая хоть в чем-то продемонстрировать свою осведомленность. — Брик прислал мне как-то великолепное блюдо-сад с фигуркой идола, сидящего у пещеры — точную копию того места, где меня так напугал Мои…
   На лице Курта появилось такое странное выражение, что она запнулась и удивленно уставилась на него.
   — Брик прислал вам блюдо-сад? — внезапно охрипшим голосом повторил он. — Теперь мне понятно, с чего все это началось… Что вы с ним сделали?
   — Да ничего… Оно по-прежнему там, у меня дома, и за ним, как и за остальными вещами, присматривает Вейни.
   — Вейни? Ах, ну да, ваш жених… Скажите, а он хоть раз брал его в руки?
   — Да, а что?
   — Это блюдо-сад, как вы его называете, принадлежит Молли, — мрачно сказал Курт. — Брик не имел никакого права посылать его вам. Ради вашей же собственной безопасности и безопасности вашего жениха вам следует как можно скорее вернуть его.
   — Ради нашей безопасности? Что это значит?
   Курт устало покачал головой.
   — Не просите меня объяснить необъяснимое! Я знаю только, как гавайцы отреагировали на его исчезновение. Это, должно быть, и стало причиной сердечного приступа Брика.
   — Сердечного приступа? — ахнула Лана. — У Брика?
   Его недоверчивая улыбка была почти оскорбительной.
   — Только не говорите мне, что вы ничего не знали! Это-то и заставило его вызвать вас. Он начал понимать, что может не дождаться, пока Молли вырастет и…
   Он резко оборвал фразу на полуслове, потому что из-за гаража снова появились Мои и Молли. Девочка скомандовала: «Стой!», и седовласый гигант осторожно опустил ее на землю.
   Девочка была по-настоящему красива; ее совершенная красота, казалось, впитала все лучшее от тех многочисленных рас, к которым принадлежали ее предки: огромные бездонные глаза, тонкие изящные брови, мягко очерченные губы, напоминавшие лепестки роз, нежная бархатистая кожа, точеная фигурка…
   — А я знаю, ты — Лана, — смело подойдя к девушке, звонко сказала она. — Можно я возьму одну из твоих цветочных гирлянд? Ими забит весь холодильник.
   — Ну конечно! Возьми все, я все равно не знаю, что с ними делать.
   — О, спасибо! — Она в восторге зааплодировала и, схватив Мои за руку, подпрыгнула и повисла на ней. — Вперед, дядюшка Мои! Мы возьмем их и отправимся встречать самолеты!
   Мои вновь усадил ее на плечи, и они «поскакали» к дому.
   — Что она хотела сказать? — спросила Лана.
   — Только то, что сказала, — улыбнулся Курт. — Молли хочет стать танцовщицей, как и ее мать. Танец — особый, разумеется, — часть традиционного гавайского приветствия, так же как и цветы. Вот она и упражняется в аэропорту, встречая самолеты внутренних линий. Кроме того, Молли неплохо поет и играет на укулеле[3], и гости острова приходят в полный восторг, когда эта маленькая красавица преподносит им цветочные гирлянды. Вчера вечером она хотела поехать с нами встречать вас, но Брик почему-то не разрешил. Он иногда необъяснимо строг с ней, а иногда на удивление мягок…
   Неужели она прилетела всего лишь вчера? Казалось, что прошли годы… Эта мысль снова напомнила ей о том, что она до сих пор не написала Вейни.
   — Брик вообще человек странный, непредсказуемый, — продолжал между тем Курт. — Впрочем, вы и сами прекрасно это знаете.
   — Да ничего я не знаю! — возмутилась Лана. — Откуда мне знать? До вчерашнего вечера я видела его в последний раз, когда мне было три года!
   Курт ошеломленно уставился на нее, даже не пытаясь скрыть свое недоверие.
   — Но вы ведь переписывались?
   — Он присылал только подарки и чеки. Его первым письмом было приглашение.
   — И вы приехали? Вот просто взяли и приехали? Ни о чем не спрашивая?
   — Зачем? Он же мой отец!
   Казалось, этот простой ответ окончательно сбил его с толку.
   — Но вы… Ваша мать ведь наверняка рассказывала вам о нем?
   Боль детских лет снова захлестнула ее. Если Курт станет повторять все то, что говорила ей мать, то какой смысл его слушать? Она же приехала сюда для того, чтобы самой узнать отца, сделать свои собственные выводы…
   — А вы ему не очень-то симпатизируете, верно? — ядовито осведомилась она.
   На лице Курта не дрогнул ни один мускул, когда он, пожав плечами, ответил:
   — Причем здесь симпатии и антипатии? Я его управляющий — и только. Во всем, что касается дел, мы всегда находим общий язык. Что же до остального… — Он снова пожал плечами. — В большинстве случаев это меня просто не касается, и вы, разумеется, вовсе не обязаны мне что-то рассказывать, я ведь, в конце концов, всего лишь служащий вашего отца. Вы достаточно взрослая, чтобы разобраться во всем самой.
   Сказав это, он быстро кивнул ей и зашагал к дому.
   

   Лана переоделась к ужину и принялась было за письмо к Вейни, но вскоре поймала себя на том, что грызет ручку, беспомощно подыскивая слова. Письмо получалось коротким и сухим:
   «Не думаю, чтобы работа на плантации тебе понравилась, но вскоре я намерена съездить в Гонолулу и узнать, не нужны ли местным банкам квалифицированные клерки. Брик хочет, чтобы я вникала во все тонкости дел в Кулеане — зачем, пока не знаю. Поместье, включающее и плантацию, принадлежало раньше первому мужу его покойной жены. Сын и дочь от этого брака имеют на эту землю куда больше прав, чем я, так что можешь расстаться с мечтой жениться на богатой наследнице. Надеюсь, это не охладит твою любовь ко мне?»
   Две последних фразы она добавила просто чтобы подразнить Вейни, ведь он предложил ей выйти за него замуж еще до того как узнал, что ее отец — богатый землевладелец на Гавайях.
   Лана мучительно соображала, что бы еще написать, когда по дому прокатился гулкий удар гонга, созывающий всех к столу. Она поспешно сунула листок в ящик стола, решив закончить письмо позже, и вышла из комнаты.
  

  

   

    ГЛАВА 5
   

   Лана спускалась по широкой лестнице, ведущей в холл, когда навстречу ей, словно маленький лесной эльф, выпорхнула Молли. Ее блестящие черные волосы были аккуратно причесаны и забраны в два хвостика; великолепное платье зеленого шелка удивительно шло ей, подчеркивая фигуру и делая ее несколько старше.
   Взбежав вверх по ступеням, девочка схватила Лану за руку и быстро шепнула:
   — Не пей сок! Туту что-то бросила в твой стакан.
   — Что?
   — Не знаю. Просто не пей и все!
   Затем Молли улыбнулась с чисто детской непоследовательностью и уже громче сказала:
   — Спасибо за цветы. Они ужасно красивые! — Не выпуская руки девушки, она пошла рядом. — Ты поедешь со мной в Гонолулу встречать самолеты?
   — Ну… может быть.
   — Иногда дядюшка Мои берет меня с собой на катамаран, и мы встречаем большие океанские корабли. Я скажу ему, и он позовет тебя тоже.
   — Это вряд ли, — не удержалась от усмешки Лана. Да она и сама ни за что не отважилась бы сесть вместе с ним в утлое суденышко. После того, что было в пещере…
   Туту бросила что-то в ее стакан… Неужели яд?
   Туту сидела за столом на своем обычном месте между Бриком и Мои — точно напротив стула Ланы. Девушка посмотрела ей прямо в глаза, стараясь отыскать в их темной глубине какой-нибудь признак злого умысла. Тщетно. Что ж, если старуха решила ее отравить, с этим надо разобраться тут же, на месте.
   — Туту, — произнесла она, стараясь говорить твердо, но вежливо, — вы не откажетесь поменяться со мной стаканами?
   По лицу пожилой женщины скользнуло странное, почти самодовольное выражение, и она быстро взяла свой стакан.
   — Ну конечно! Это же все равно!
   Они обменялись напитками, и Туту, подняв «отравленный» стакан в приветственном жесте, в два глотка осушила его.
   — К чему этот спектакль? — подозрительно осведомился Брик.
   Туту пожала плечами и развела руками, и он вопросительно посмотрел на Лану.
   Девушка поняла, что попала в совершенно идиотское положение. Выходит, Молли решила сыграть с ней злую шутку? Сама ли она додумалась до этого, или кто-то подсказал? И что теперь ответить Брику? Что она подозревала Туту в попытке отравить ее? Ну нет, сперва надо поговорить с Молли, причем наедине.
   — Ты давно не был на родине, отец, — уклончиво ответила она, натянуто улыбнувшись, — и, похоже, стал забывать наши обычаи.
   Брик понял, что она не хочет отвечать при всех, и быстро сменил тему:
   — Как тебе сегодняшняя экскурсия по плантации?
   Лана охотно заговорила об утренней поездке, и постепенно беседа за столом вошла в нормальное русло. Так продолжалось до тех пор, пока Фила не позвали к телефону. Вернувшись, он обратился прямо к Лане:
   — Моя девушка, с которой я собирался сегодня вечером на танцы, повредила на пляже ногу и не сможет пойти. Ты не составишь мне компанию?
   — Нет! — не дав ответить дочери, резко заявил Брик.
   Все вопросительно уставились на него.
   — Но почему? — мягко возразила Калеа. — Для нее это отличный повод познакомиться с местным обществом.
   — Я не хочу, чтобы она общалась с этим сбродом!
   — И все же, по-моему, ей следует пойти, — настаивала Калеа. — Как иначе ты сможешь понять, какая она на самом деле? Ведь ты же совсем ее не знаешь. Вполне вероятно, что она больше похожа на ту твою жену, а не на тебя, и…
   — Ту мою жену? Да ты ее даже никогда не видела!
   — А зачем? Я знаю тебя и поверила, когда ты сказал, что будешь справедлив и объективен.
   Какое-то время они смотрели друг на друга, затем Брик вздохнул и сказал:
   — Ладно, Лана, отправляйся с ребятами. Желаю хорошо повеселиться.
   — С ребятами? — удивилась она.
   Он кивнул в сторону Курта, и тот с улыбкой сказал:
   — Брик имеет в виду меня и Делию. Мы тоже едем.
   — А… — облегченно вздохнула Лана и тут же поймала напряженный, почти злой взгляд Делии. — И как мне следует одеться?
   — Просто, но консервативно. Танцы будут в частном клубе, и там соберутся большие шишки из Гонолулу. — Тон Делии, как и взгляд, свидетельствовали о том, что она вовсе не счастлива видеть Лану в своей компании.
   Когда все встали из-за стола, Брик сделал Лане знак следовать за ним в сад. Девушка кивнула и, взяв Молли за руку, вышла. Ей было о чем поговорить с ребенком.
   Небо на западе порозовело, предвещая близкий закат. Редкие перистые облачка отражались в чистой воде фонтана; теплый ласковый ветерок доносил горьковато-сладкий аромат цветов.
   — А теперь скажи мне, чем тебе не понравился сок, — негромко сказал Брик, пытливо глядя на дочь.
   — Спроси Молли. По ее словам, Туту бросила что-то в мой стакан.
   Глаза Брика встретились с невинным взглядом девчушки, и лицо его сразу смягчилось.
   — Это правда, бросила. Я видела. И дядюшка Мои тоже видел. Это он сказал мне, что надо пойти предупредить Лану.
   С губ Брика слетело что-то, больше всего напоминающее глухое рычание.
   — Я так и знал! — воскликнул он. Это еще одна попытка запугать тебя, Лана. Не обращай внимания. Я поговорю с Туту и Мои. Я навсегда отобью у них охоту вмешиваться в мои планы!
   — А что за планы? — не выдержала Лана. — Похоже, все здесь, кроме меня, знают…
   — Завтра узнаешь и ты. А сейчас пойди и переоденься для танцев. Да, Лана… — его лицо снова напряглось, губы сжались, — мне будет интересно узнать твои впечатления о… гостях этого клуба.
   

   Лана стояла перед большим овальным зеркалом, придирчиво осматривая свое бальное платье и прическу. Бледно-желтое шифоновое платье с открытой спиной и плечами было сшито еще ее матерью по образцу роскошного вечернего туалета, выставленного в витрине самого дорогого в городе магазина, и получилось просто великолепно: никому и в голову не приходила, что это работа не профессионального кутюрье.
   Оставшись собой довольной, девушка спустилась в холл, где Брик и Калеа сидели с книгами в руках. Отец сразу перестал читать, встал и подошел к ней. На лице его было написано искреннее восхищение.
   — Ты просто само очарование, моя дорогая. А я-то, старый дурак, боялся, что твоя мать превратила тебя в синий чулок… Скоро мы узнаем друг друга лучше. Послезавтра мы проведем вместе весь день: я хочу показать тебе Гавайи, настоящие Гавайи.
   — О, я так рада! — в порыве энтузиазма воскликнула она, но добавить ничего не успела, так как вошли Фил и Курт.
   В белых тропических костюмах они выглядели весьма элегантно. При виде девушки глаза Фила вспыхнули, Курт же, казалось, хранил полное равнодушие. «Вы отлично выглядите» — только и произнес он, когда Фил вел ее к машине. Правда, в его словах ей почудилось какое-то скрытое напряжение.
   Делия повела себя очень по-женски: отметив красоту наряда Ланы, она подпустила шпильку по поводу молочно-белых плеч девушки, выдающих в ней «малибини», новичка, но тут же добавила, что это, разумеется все же лучше, чем ходить с кожей цвета вареного рака, как обычно происходит с приезжающими сюда «хаоле».
   — Не обращай внимания, — шепнул ей Фил. — Она просто злючка. Ты прелестна, и я счастлив, что ты согласилась быть сегодня моей спутницей.
   Курт вел открытую спортивную машину по дороге, огибавшей сперва плантацию, а потом устремлявшейся к аэропорту, мимо холмов и деревень. Наконец, они въехали в роскошный парк, посреди которого стояло внушительное, несколько старомодное здание, все окна которого были ярко освещены.
   — А вот и клуб, — сказал Фил. — Он принадлежит Морганам и носил когда-то звучное английское название, но гавайцы с их бедным алфавитом и дурацкой манерой подвывать при произнесении каждого слога так его испохабили, что теперь никто уже и не помнит, как оно звучало изначально.
   Он рассмеялся, и Лана почему-то почувствовала себя неловко. Настроение ее упало еще и от того, что светские рауты и балы всегда были чужды ее матери, и теперь она лихорадочно искала в сумочке расческу, чтобы поправить безнадежно испорченную ветром прическу. Руки девушки дрожали, и она начинала всерьез злиться на себя за то, что безропотно согласилась ехать.
   У дверей их встретили хозяин и хозяйка бала, и Делия представила Лану как «нашу гостью с материка», не упомянув даже ее имени, а хозяев — как Джефри и Анис Морган, своих кузена и кузину.
   — Рады видеть вас у себя. Как вам понравились Гавайи? — с дежурной улыбкой сказала Анис и, не дожидаясь ответа, пошла навстречу другим гостям. Джефри вообще лишь кивнул ей, а через мгновение Делия представляла ее кому-то еще.
   Следующий час прошел в бесконечных представлениях и бессмысленных разговорах о погоде и природе. Лана недоумевала, почему ее называют все время «нашей гостьей», а не сводной сестрой или, хотя бы, дочерью Брика. Быть может, в ее же интересах? Клуб принадлежит Морганам, а у них с Бриком вражда… Морганов здесь было много — местных, с соседних островов и даже с Главного острова, как предпочитали называть самый большой остров архипелага. Все собравшиеся, похоже, являли собой элиту здешней аристократии, но если не считать кричащей роскоши убранства и нарядов, а также лицемерного дружелюбия самой обстановки, этот прием мало чем отличался от привычных Лане вечеринок на континенте. Говорила она мало, больше слушала, потому что разговоры вертелись вокруг людей и событий совершенное ей не известных, и когда, наконец, заиграл оркестр, девушка вздохнула с облегчением.
   Она очень любила танцевать и сразу же поняла, что Фил превосходный партнер. Он двигался четко, но плавно, полностью отдаваясь музыке, и Лана скользила по зеркальному паркету с чувством, близким к ощущению полета.
   Когда музыка смолкла, они вышли на широкую террасу. Вдали сияли огни аэропорта, ветер доносил солоноватый запах воды и глухой рокот прибоя.
   — Как здесь красиво! — прошептала Лана. — Гавайи — просто волшебная сказка, и нет ничего удивительного в том, что Брик не смог уехать отсюда.
   — О, его держит здесь отнюдь не красота, — сухо усмехнулся Фил. — Сейчас я тебе кое-что покажу… — Он оперся о парапет и вытянул руку вперед. — Видишь там на утесе дом? Там живут мои бабушка и дедушка, Морганы-старшие…
   Лана широко открыла глаза: это был вовсе не «дом», а настоящий дворец, залитый золотистым светом и окруженный сбегающими вниз великолепно разбитыми садами.
   — Он великолепен, — пробормотала она, с трудом веря, что столь роскошное здание может принадлежать не королевской семье, а всего лишь местным плантаторам.
   — Именно так, — кивнул Фил. — Отсюда ты не можешь представить себе его истинных размеров — далеко, да и деревья мешают… Но можешь мне поверить, это нечто необыкновенное. Весь этот остров был когда-то одной цветущей плантацией, и принадлежала она Морганам. Кулеана и сейчас была бы ее частью, если бы твой отец не украл ее.
   — Украл? — вздрогнула девушка. — Почему ты так говоришь?
   — Ох, Лана… — Голос Фила внезапно изменился, его руки обхватили ее за плечи и привлекли к себе, красивое лицо исказилось гримасой боли. — Ну почему ты такая… такая красивая, наивная и добрая! Я хотел бы ненавидеть тебя, но не могу!
   — Но почему ты должен меня ненавидеть? Я приехала сюда вовсе не затем, чтобы отнять у тебя с Делией что-то, принадлежащее вам! Брик теперь — вся моя семья. Он позвал меня, и я приехала, вот и все!
   — Да, он позвал тебя, но лишь затем, чтобы позлить нас! Чтобы лишить нас законного наследства! Ты, сама того не ведая, оказалась втянутой в войну между семьями моей матери и моего отца, и эта война, которую Брик всячески поощряет для достижения своих собственных целей, может уничтожить тебя! Пойми, это опасно! Мне запретили что-либо тебе рассказывать, но я так не могу. Для тебя это еще опаснее, чем для Молли…
   — Молли в опасности? — воскликнула Лана. — Но почему?
   Его пальцы сильно сжали ей плечи.
   — А ты знаешь, кто она? — глухо спросил он.
   — Думаю, что да, Курт мне рассказывал…
   — Курт? Тогда ты ничего не знаешь, и мне лучше прикусить язык, иначе он меня убьет.
   — Кто? Курт?..
   — Нет, Брик разумеется! Он и не подозревает, что я знаю… Ох, Лана, почему бы тебе не бросить все это, пока не поздно? Пока кто-нибудь не уберет тебя со своего пути… навсегда! Большего я сказать тебе не могу. Если Брик узнает о нашем разговоре… Но мне невыносимо видеть, как ты идешь по краю пропасти! Я полюбил тебя сразу как увидел в аэропорту. Но даже я не смогу тебе помочь, если только…
   Тон его голоса снова изменился, стал более требовательным, пытливым.
   — Лана, если мы любим друг друга, если соединим наши силы, то сможем стереть их всех в порошок! Одним ударом! О, я просто с ума по тебе схожу!..
   Прежде чем она успела хоть что-то возразить, он с силой привлек ее к себе, его губы жадно впились в ее губы. Ужас и смятение лишили девушку дара речи, способности двигаться, соображать… Лишь через секунду, когда гнев вернул силу ее рукам, она постаралась высвободиться. В то же мгновение сзади раздался негромкий возглас, и Фил резко отпустил, почти отшвырнул ее.
   С трудом удержавшись на ногах, Лана увидела, что Фил, как зачарованный, смотрит куда-то через ее плечо. Она обернулась. Там стояла Делия.
   — Чем ты тут занимаешься? — требовательно спросила она брата, но к удивлению Ланы в ее голосе прозвучало больше страха, чем негодования. — А я и не знала, где ты, пока мне кто-то не шепнул, что ты выскользнул сюда с… этой.
   — Замолчи! — прикрикнул на нее Фил, но голос его дрожал. — Держи рот на замке, и будем считать, что ничего не было.
   — Посмотрим… Возвращайся назад, и не забудь стереть с лица губную помаду. Тебе тоже лучше вернуться, — добавила она, обращаясь к Лане, — и привести себя в порядок.
   Зеркало дамской комнаты сообщило Лане, что она и так в полном порядке. Девушка лишь поправила выбившийся локон и чуть тронула губы помадой и уже закрывала сумочку, когда над ее ухом раздался свистящий шепот Делии:
   — Если ты полагаешь, что интрижка с Филом что-нибудь изменит, то…
   Лана резко обернулась и гневно прервала ее:
   — Все свои соображения можешь высказать Филу. Это была его затея! Но все равно я не понимаю, с чего это ты вдруг так забеспокоилась.
   — Не понимаешь? — язвительно повторила Делия. — Надеюсь, это правда. Искренне надеюсь, что ты не прикидываешься… Но я не поверю тебе, даже если ты поклянешься на целой связке Библий! Ведь ты — дочь Брика.
   В зале снова заиграла музыка, и Лана вернулась туда. У колонны стоял стройный молодой человек, который улыбнулся при ее появлении и спросил:
   — Простите, можно вас пригласить?
   Девушка смутно помнила, что их представляли друг другу, но забыла его имя. Тем не менее она благодарно оперлась на протянутую руку: ей вовсе не хотелось бродить в одиночестве среди толпы незнакомых людей.
   Некоторое время они танцевали молча, потом юноша, чувствуя, что пора завязать вежливую беседу, спросил:
   — Вы остановились у Морганов? Здесь, на утесе?
   — Нет, в Кулеане. Я дочь Брика Чарльза.
   — В самом деле? — Он взглянул на нее с откровенным любопытством. — Значит Фил и Делия приходятся вам… фу ты, забыл как это называется, но не важно. Я и не знал, что у Брика есть дочь. Где он скрывал вас до сих пор?
   — Я прилетела только вчера.
   Он улыбнулся, но она почувствовала, что перестала интересовать его. Дочь Брика Чарльза не могла заменить этому снобу общество Морганов, и ее не удивило, когда, извинившись, юноша оставил ее лишь потому, что его окликнул кто-то из друзей.
   Лана отошла к стене и задумалась. Фил повел себя грубо, вкус его губ до сих пор преследовал ее, и все же его поцелуй не был ей так уж неприятен… если бы не Делия, смешавшая все с грязью своими гнусными намеками. В самом деле, почему она так забеспокоилась? Ведь Фил ей всего лишь брат, а не муж или возлюбленный. Какое ей дело до того, с кем он целуется? И что она имела в виду, сказав, что «интрижка» с Филом ничего не изменит?
   Кто-то тронул ее за локоть, и она обернулась.
   — Прости, я просто потерял голову, — сказал Фил, отводя глаза. — Постарайся забыть, если можешь.
   — Ладно, считай, что забыто, — почти весело ответила Лана, — только постарайся в дальнейшем держать себя в руках.
   — Не могу этого обещать.
   По его лицу снова скользнула какая-то неприятная, двусмысленная усмешка, и девушке стало не по себе.
   — Извини, Фил, но теперь мой черед пригласить Лану, — раздался рядом голос Курта.
   Для девушки это было, пожалуй, самой большой неожиданностью за весь вечер. Она считала, что Курт, столь ясно высказавший ей свое неодобрение, станет избегать ее общества, а он… Его руки обвили ее талию, ее ладони легли ему на плечи, и зал завертелся в ритме музыки. Курт великолепно вел, и все же в его движениях чувствовалась некоторая скованность. Он молчал, но Лану это не смущало. Она не могла понять, что происходит — от близости его крепкого мускулистого тела у нее кружилась голова и перехватывало дыхание. Однако самое странное заключалось в том, что Курт, похоже, испытывал то же самое. Несколько раз Лане казалось, что он хочет что-то сказать, но не решается. В чем бы ни заключалась причина, Курт явно боролся с собой, и это было видно.
   Внезапно Лана словно очнулась: музыка давно закончилась, а они все еще стояли, держа друг друга в объятиях. Девушка покраснела и мягко высвободилась.
   К счастью, это был последний танец, и их неловкость осталась незамеченной: все разъезжались по домам.
   Дома ее ждало неоконченное письмо к Вейни. Она перечитала его и расстроилась. Сухо и глупо, можно подумать, что ей нечего ему сказать! Она решительно взялась за ручку и… не смогла написать ни строчки.
   Лана отложила письмо и заходила по комнате. Что с ней происходит? Все дело, конечно, в этом длинном, насыщенном событиями дне… Но почему бы об этом и не написать? Нет, она не могла. Вейни остался там, в прошлой жизни. Она, разумеется, любит его, но… Разумеется? А Курт?
   От неожиданности она даже остановилась и присела на край кровати. Что за дикая мысль! При чем здесь Курт? Она совершенно не собиралась в него влюбляться! Безумие какое-то… Все, хватит, пора ложиться спать.
   Девушка переоделась, умылась и забралась в постель. Последней ее связной мыслью были слова Фила о Молли. На что он намекал? Неужели она тоже дочь Брика? Еще одна сводная сестра?.. Затем тяжесть прожитого дня навалилась на нее, и она стала плавно падать в черную бездну сна.
  

  

   

    ГЛАВА 6
   

   Разговор за завтраком шел только о предстоящей работе. Брик выглядел озабоченным, говорил мало, а когда все встали из-за стола и разошлись, отозвал Лану в сторону и предложил проехаться вместе по острову. Она с радостью согласилась.
   Выехав из поместья, машина свернула на еле заметную дорогу, о существовании которой девушка до сих пор не подозревала.
   — Я хочу показать тебе одну крохотную деревушку, — сказал Брик. — Гавайцы живут там так же, как жили столетия назад. Восстановить ее было моей идеей. Я хотел создать что-то вроде Полинезийского культурного центра в Оаху. Реконструированная древняя деревня привлекла бы кучу туристов и дала бы живущим в ней людям деньги, достаточные для того, чтобы прекратить батрачить на Морганов и зажить свободно.
   Он замолчал, вписывая машину в очередной крутой поворот извилистой дороги, змеящейся среди поросших лесом холмов.
   — И у тебя это получилось? — спросила наконец Лана, не желая прерывать разговор.
   Он нахмурился.
   — Как тебе сказать… Я не брошу этот проект хотя бы для того, чтобы побольнее ужалить Морганов. Но возникли сложности. К сожалению, деревней заинтересовались только старики. Молодежь везде одинакова, она думает не о традициях своего народа, а о деньгах и удобствах. Впрочем, это понятно… Как бы тебе, например, понравилось стирать белье вручную?
   Девушка состроила недовольную гримаску.
   — Не знаю, я никогда не пробовала, но мне кажется, что это медленная и тяжелая работа.
   — Точно. И она еще тяжелее, если у тебя под рукой лишь ледяная вода, а вместо стиральной доски камни. Куда проще побросать все в стиральную машину, нажать кнопку и больше ни о чем не думать. Но дело даже не в этом. Чем больше я узнаю об истории этого народа, тем меньше хочу видеть его в рабстве. Нани научила меня любить гавайцев, понимать их, и я задумал эту деревню в память о ней. Ведение работ я доверил ее дяде Аликаи, сыну короля. А он наслушался советов кабуны по имени Пелеке, и все стало валиться из рук. Из моих рук, по крайней мере…
   — Ты хочешь сказать, что они восприняли это слишком серьезно и действительно решили стать такими, какими были века назад?
   — Именно так. Даже Мои и Туту ударились в древние суеверия.
   — А что они имеют против меня? Только то, что я для них чужая, «хаоле»? Мои испугал меня до полусмерти в пещере, потом эта история с соком… Ты уверен, что они не захотят отравить меня по-настоящему?
   — Они не посмеют! Их цель была проста — внушить тебе постоянный страх, заставить тебя бояться есть и пить в этом доме, вынудить бросить все и уехать. Они думали, что ты просто не станешь пить сок, но никак не ожидали столь прямой, открытой реакции.
   — Но чем я им так мешаю?
   — Это тоже просто. Ты — моя дочь, а значит, возможная наследница. Они надеялись получить Кулеану после смерти Нани. Калеа даже говорит, что Нани обещала им это. А Фил и Делия рассчитывали наложить руки на былые владения их отца. Для них и остальных Морганов было настоящим шоком, когда Филип оставил все Нани.
   — А как Кулеана досталась тебе? — быстро спросила Лана, вспомнив слова Фила.
   — Нани передала ее мне задолго до своей смерти. Она отлично понимала, что может потерять ее, если ее родственники сцепятся с Филом и Делией, которые охотно променяли бы плантацию на положение в семье своего отца… А вот и деревня.
   Брик остановил машину на вершине холма. Внизу раскинулась небольшая треугольная долина; по обеим сторонам пробегавшей по ней речушки стояли крытые травой тростниковые хижины. Женщины стирали на камнях белье, несколько полуголых мужчин с острогами в руках бродили по колено в воде, высматривая рыбу. У одной из хижин группка увешанных цветочными гирляндами гавайцев медленно двигалась по кругу в такт мелодичному напеву. Открывшийся вид дышал таким миром и патриархальным спокойствием, что Лана невольно умилилась.
   — Это ритуальный танец, — пояснил Брик. — Они готовятся к празднику охоты.
   — Как интересно! — воскликнула девушка. — Мы можем туда спуститься?
   — Только не отсюда. Дорога здесь кончается, и нам пришлось бы вернуться назад до развилки и свернуть на нижнюю дорогу. Но сегодня мы делать этого не будем. Прежде чем знакомить тебя с жителями деревни, я хочу, чтобы ты подружилась с гавайцами из Кулеаны, прежде всего с Мои и Туту. Калеа уже твой друг, так как она знает, почему я вызвал тебя.
   — А почему ты меня вызвал? Ты как-то сказал, что это произошло в момент отчаяния…
   Его лицо помрачнело.
   — Так оно и было! Неужели ты не понимаешь? Если со мной что-то случится, я хочу, чтобы здесь был кто-то, способный защитить семью Нани и Молли. Передать это гавайцам я не могу, им не хватит ни знаний, ни терпения, чтобы справиться с плантацией, и Морганы мгновенно приберут все к рукам. Если Кулеана перейдет Филу и Делии, то они тут же отдадут ее Морганам в обмен на признание их прав на положение в обществе. Джефри и Анис уже готовы начать переговоры об этом… Кстати, как тебе вчерашняя вечеринка?
   — Я была рада, когда она закончилась, — вздохнула Лана. — Если ты боялся, что местная знать приведет меня в восторг, то напрасно. Но мне не понятно… Курт сказал, что ты предъявил Филу и Делии ультиматум, выставив меня в качестве угрозы. Что он имел в виду?
   — А почему ты не спросила об этом его? — пожал плечами Брик. — Делия врет ему, стараясь перетащить на свою сторону. Мой «ультиматум» заключался лишь в том, что если они хотят получить часть Кулеаны, то должны изучить работу на плантации. Но ананасы и сахарный тростник их совершенно не интересуют. Они охотно позволят Морганам выгнать отсюда семью своей матери, превратить гавайцев в рабов… Курт — профессионал высочайшего класса, но я не могу оставить Кулеану на постороннего, даже если бы захотел. Такое завещание не составит труда опротестовать. Вся моя семья — это ты, а когда официальное удочерение будет завершено, то и Молли. Но она ребенок. И я очень рассчитываю на то, что ты успеешь многому научиться у Курта до того, как со мной что-то случится, и сможешь постоять за Кулеану, гавайцев и Молли. Разве я так уж много прошу?
   — Я не уверена, что справлюсь… — покачала она головой.
   — Оставь, пожалуйста, эту ложную скромность! — фыркнул Брик. — Предоставь мне судить о том, что ты сможешь, а что нет. Я же не прошу тебя немедленно встать во главе плантации! У нас с Куртом будет достаточно времени, чтобы приглядеться к тебе и вынести окончательное решение. Я говорю об этом сейчас лишь для того, чтобы ты поняла: ты — моя последняя надежда. И будет очень полезно, если вы с Куртом поженитесь, чтобы…
   — Нет! — вскричала она, но, увидев, что отец готов вспылить, поспешно продолжила: — Неужели ты полагаешь, что лучший способ подружить людей — это сталкивать их все время лбами? У Курта нет ко мне никаких чувств, а у меня — к нему, и если ты будешь продолжать попытки свести нас насильно, то мы попросту возненавидим друг друга!
   Брик казался смущенным.
   — Наверное, ты права. Дела деликатного свойства никогда мне не удавались. Но ты ведь будешь учиться у него, правда? И подружишься с Молли?
   Лана вздохнула с облегчением.
   — Сейчас трудно сказать, смогу ли я когда-нибудь вести дела, что же касается Молли, то это нетрудно. Она чудесный ребенок. Кстати, кто ее родители?
   Брик слово в слово повторил рассказ Курта, с той лишь разницей, что в его изложении это звучало как заученный урок. Лане стало ясно, что ей преподносят, так сказать, «официальную версию», в которую можно верить или нет, но нельзя задавать вопросов.
   — Она очень дорога мне, — закончил он. — Поэтому я и решил удочерить ее. Думаю, она сумеет достойно управлять Кулеаной, когда подрастет. А до тех пор этим, видимо придется заниматься тебе — единственному члену семьи, которому я доверяю. И я прошу тебя, никому не говори о моих планах. Никому! Ты меня понимаешь?
   — Да, но я хочу еще кое о чем тебя спросить. Курт сказал, что у тебя был сердечный приступ. Это правда?
   — А, ерунда! — отмахнулся Брик. — Просто напоминание о том, что жить вечно не придется. Уверяю тебя, не стоит принимать все это всерьез. Если не веришь, можешь спросить у моего врача.
   — Обязательно спрошу, — пообещала Лана.
   — Ну вот и договорились, — улыбнулся отец.
   Они бросили последний взгляд на деревню и он тронул машину. По дороге назад они болтали о том, как лучше организовать туристические маршруты сюда: девушка предложила расширить дорогу, а Брик — наладить морские перевозки на катерах и катамаранах, что, с учетом местных красот, само по себе было неплохим аттракционом.
   Путь их лежал мимо плантаций в сторону аэропорта — оба проголодались и решили перекусить. Сделав заказ в придорожном кафе, Брик оставил Лану наедине с чашкой кофе и бутербродами, а сам отправился сделать несколько деловых звонков. Он уже возвращался к столику, когда хозяин кафе окликнул его:
   — Мистер Чарльз, вас к телефону!
   Брик удивленно вскинул брови и взял трубку.
   Лана увидела, как его лицо все больше и больше мрачнело. Наконец, быстро что-то сказав, он отошел от телефона и, нетерпеливо махнув девушке рукой, почти побежал к машине. Она поспешила за ним.
   — Что случилось? — спросила она, садясь рядом с ним.
   — Скоро узнаешь, — буркнул он. — Мы едем домой.
  

  

   

    ГЛАВА 7
   

   Когда они примчались в Кулеану, там творилось что-то непонятное. В саду у входа в дом собралась шумная толпа темнокожих людей. Откуда-то доносился грохот барабанов и голоса, выводящие тягостный, заунывный напев.
   — Будь все время рядом, — шепнул Лане Брик, когда они вышли из машины. — Я сумею с ними справиться. Они пришли сюда, потому что кто-то украл их святыню — статую Акуа, что стояла у пещеры. И они считают, что в этом виновата ты.
   — Я?? — в ужасе воскликнула она. — Но почему?
   Крепко взяв девушку за руку, он повел ее прямо к толпе. При их появлении крики стихли, и смолкли барабаны.
   — Что здесь происходит? — строго спросил Брик.
   Вперед выступил Мои. Обвиняющим жестом он указал на Лану и произнес:
   — Она пришла, и Акуа исчез. Сначала исчез маленький бог, потом большой. Мы хотим, чтобы она вернула нашего бога!
   — Ты же должен понимать, что она даже сдвинуть бы не смогла идола! — возмущенно возразил Брик. — Это не под силу и двум сильным мужчинам!
   Лицо Мои не дрогнуло.
   — Пелеке говорит, что она приносит проклятие.
   — Пусть кабуна сам говорит за себя! — сухо сказал Брик, и вперед вышел морщинистый старик в грязной одежде, украшенной, словно в насмешку, белоснежными цветами. Он поднял обе руки и заговорил по-гавайски.
   — Прекрати чирикать, — раздраженно заметил Брик. — Если хочешь что-то сказать, говори по-английски.
   Лицо старика побледнело от гнева, но он проглотил обиду.
   — Я — кабуна, потомок древних кабуна. Акуа наш бог. Эта хаоле украла нашего бога, — сказал он, указывая на девушку дрожащим пальцем, и замогильным голосом добавил: — Теперь придет проклятие!
   — Пелеке, ты мудрый старик. Подумай сам, как слабая девушка могла уволочь ваше каменное чучело? — взорвался Брик. — Лана, ты хоть что-нибудь об этом знаешь?
   — Ничего. С того самого утра я не была у пещеры.
   Брик выразительно посмотрел на Пелеке, но тот только покачал головой.
   — Значит это сделали менебуны, — упрямо заявил он. — Они забрали Акуа колдовством, потому что пришла она. Проклятие Акуа разрушит Кулеану, если эта хаоле не вернет бога!
   Толпа снова завопила, опять загрохотали барабаны.
   — Послушайте! — перекрывая общий шум, пронесся над толпой голос Брика. — Я понимаю вас, но поймите и вы меня! Я вызвал сюда Лану не для того, чтобы вредить вам, а чтобы спасти эту землю для вас! Она — залог вашей же безопасности. Если с моей дочерью будет все в порядке, то и Акуа найдется. Но если с ней что-то случится, ваш бог потерян для вас навсегда, и ни один дюйм Кулеаны никогда не вернется к гавайцам. Вам понятно?
   Повисла гробовая тишина.
   — Лана приехала, чтобы остаться, — снова заговорил Брик. — И я хочу, чтобы вы получше с ней познакомились. Скоро я устрою большое пиршество в ее честь. Калеа, Мои и Туту согласуют дату с Пелеке. Вы все приглашены.
   Настроение толпы мгновенно изменилось — раздались радостные возгласы, даже барабаны забили как-то веселее.
   Брик махнул рукой на прощание и повел Лану в дом.
   — Они как дети, — сказал он, когда за ними закрылась дверь. — Пообещай им праздник — и все горести забыты. По крайней мере, на время… Нам надо попытаться побыстрее найти идола, хотя, быть может, тот, кто украл Акуа, уже удовлетворен результатом и вернет его на место.
   — Но кто мог его взять?
   — Не знаю, но намерен выяснить. Это могли сделать и сами гавайцы, желая снова тебя напугать. А мог быть и кто-то другой, решивший убрать тебя с дороги, поссорив с гавайцами.
   — А что имел в виду Мои, говоря о «маленьком боге»?
   Брик быстро взглянул на нее, затем пожал плечами.
   — Откуда мне знать?.. Интересно, что сегодня на обед?
   — Я хочу знать, Брик! — твердо сказала Лана, загораживая ему путь. — Уж не тот ли это маленький идол, что ты прислал мне вместе с блюдом, изображавшим сад? Курт сказал, что раньше он принадлежал Молли, и ты не имел права дарить его мне.
   Брик вздрогнул, словно перед ним ударила молния.
   — Ты сказала об этом Курту?!
   — А почему бы и нет? — возразила она, невольно отступая под ледяным взглядом его прищуренных глаз. — Ты не говорил, что об этом нельзя рассказывать.
   — Я говорю тебе это сейчас! Больше никому ни слова! Особенно Молли или гавайцам. Я предупрежу Курта.
   — Но что такого в этом блюде?
   — Все дело в этом проклятом идоле, — устало вздохнул Брик. — Нани хранила его в шкатулке с драгоценностями. После ее смерти я отдал его матери Молли, предложив в шутку сделать блюдо-сад, копию озера у пещеры. Мы и не думали, что безобидный сувенир будет так воспринят, но когда Молли принесла его сюда… — Он отвернулся и покачал головой. — Выяснилось, что маленький идол — одна из древнейших священных реликвий гавайцев, передаваемых из поколения в поколения. И вот представь себе картину: Молли вносит это дурацкое блюдо, а старый Пелеке, лишь взглянув на него, с воплями падает перед ней ниц. Я не мог допустить, чтобы из малышки стали делать богиню, поэтому я купил ей большую говорящую куклу, а идола потихоньку отправил тебе. Она ни о чем не догадалась тогда, а сейчас и вовсе об этом забыла.
   — А как гавайцы отреагировали на его исчезновение?
   — Как и следовало ожидать, — пожал плечами Брик. — Подняли страшный крик, но в конце концов успокоились.
   — Не думаю. Курт считает, что я должна вернуть его Молли.
   — Курт ошибается! Я этого не хочу. Оставь, пожалуйста, все как есть и узнай у Элси, когда обед. Я страшно проголодался.
   

   Тем вечером, закончив наконец свое письмо к Вейни, Лана решила снова поговорить с отцом. Ей пришла в голову неожиданная мысль: Вейни может быть ему полезен! Вряд ли в данной ситуации Брик откажется иметь молодого неглупого сторонника, готового на все, чтобы заслужить его доверие…
   Но Брик отказался, причем в такой категорической форме, что девушка возмутилась. Она приводила сотни доводов, но все они разбивались о твердыню его упрямства. Нет, ему не нужен здесь банковский клерк… Нет, он не нуждается в помощи разных бездельников с континента… Нет, он не намерен посвящать чужаков в свои семейные дела… Нет…
   Когда же отец снова завел разговор о том, что ей пора бы уже забыть о Вейни и присмотреться к Курту, девушка просто махнула рукой и ушла. Возвращаться к себе в комнату ей не хотелось, и она отправилась бродить по дому.
   Дом действительно был огромен, а бесконечные перестройки и реставрации так запутали его переходы и коридоры, что вскоре девушка поняла, что заблудилась. Она подошла к окну одного из многочисленных холлов и увидела внизу незнакомую часть сада. Значит, сама того не подозревая, она забрела в дальнее крыло, в котором еще ни разу не была…
   Быстро сориентировавшись, Лана свернула направо, туда, где по ее расчетам должна была находиться лестница, но лишь попала в новый коридор. Пройдя его до конца, она остановилась и прислушалась. Что это, голоса? Нет, музыка… Она доносилась откуда-то слева, и девушка смело отправилась на звук.
   Музыка постепенно становилась громче, обретала ритм и связность. Мелодия была очаровательна, но совершенно ей незнакома. Наконец она увидела дверь, из-под которой выбивался яркий сноп света. Лана толкнула ее и остановилась на пороге.
   Это была комната Молли. Сама маленькая хозяйка, одетая в красочные гавайские одежды, самозабвенно танцевала, а на полу, скрестив ноги, сидел Курт с магнитофоном в руках. Девочка двигалась мягко и плавно, с удивительной грацией вторя всем своим пластичным телом окружающим ее звукам.
   Но вот мелодия оборвалась на высокой ноте, и Лана не удержалась от аплодисментов. Курт резко обернулся.
   — Это было великолепно! — сказала Лана, входя в комнату. — Никогда бы не подумала, что ребенок может танцевать так… так профессионально.
   — Молли очень естественна, — ответил Курт, — а Брик нашел ей отличного учителя. Танец, который вы только что видели, совсем не то, что танцуют в ночных клубах и сценах Оаху или Главного острова. Это часть древнего обрядового ритуала, секрет которого передавался веками от матери к дочери.
   — А где вы взяли такую чудесную музыку?
   — Я записал ее в одной деревне… Думаю, Брик уже возил вас туда. Или он еще не решился рассказать вам, как собирается эксплуатировать туземцев?
   — Эксплуатировать? — воскликнула она, задетая резкостью его тона. — Он и не думает эксплуатировать их, наоборот…
   — Еще как думает! Зачем иначе стал бы он воссоздавать древнюю гавайскую деревню? Зачем иначе учить Молли танцам, истинный смысл которых вовсе не подходит ее возрасту? Почему бы ему не заниматься только ананасами и сахарным тростником? Нет, он доверил это мне, потому что собирается превратить Кулеану в крупный туристический центр. А на что клюют туристы? Разумеется на экзотику!
   — Я вам не верю! — горячо возразила Лана. — Брик любит гавайцев, поэтому он и хочет…
   Она вовремя прикусила язык, вспомнив, что отец запретил ей посвящать кого бы то ни было в его планы.
   — Брик любит деньги, — сухо бросил Курт, — и все то, что может эти деньги принести. Когда дело касается взрослых, мне наплевать, но я не могу равнодушно смотреть, как эксплуатируют ребенка. — Он бросил быстрый взгляд на Молли, которая завороженно смотрела, как в магнитофоне перематывается кассета, и совершенно не обращала внимания на их разговор.
   — Я не верю, — повторила Лана, — не верю, что отец может так поступать с Молли. Наоборот, просто здорово, что он учит ее старинным танцам. Девочка очень способна и грациозна, и ей обеспечено великое будущее в шоубизнесе.
   На скулах Курта заиграли желваки.
   — Да, если только ребенка не погубит то, что его приобщают к этому миру слишком рано… Я не наивен и понимаю, что судьба Молли не в моей власти, но все же очень надеюсь, что она не станет живой игрушкой в грубых чужих руках.
   Его голос постепенно затихал, и последние слова он произнес уже еле слышно. Затем он резко передернул плечами и горько усмехнулся:
   — Да кто я такой, чтобы судить других? Я сам здесь лишь потому, что мне хорошо платят, и другой такой работы мне просто не найти!
   Музыка заиграла снова, и Молли забылась в очередном танце, а Лана, наблюдая за ней, думала о том, что Курт, конечно же, не прав. Если бы Брик намеревался использовать этого ребенка для своей выгоды, то сделал бы это сейчас, пока не исчезло чисто детское очарование ее танца, пока техника не вытеснила из него душу.
  

  

   

    ГЛАВА 8
   

   Начиная со следующего дня, жизнь Ланы потекла по довольно жесткому графику. Каждое утро девушка выезжала с Бриком или Куртом на плантацию, затем они возвращались домой и все время до вечера проводили в библиотеке, изучая технические тонкости различных работ.
   — Но я просто не в состоянии все это запомнить! — запротестовала как-то Лана, когда Курт в очередной раз положил перед ней несколько объемистых томов по сельскому хозяйству. — У меня нет нужного образования!
   — Эти книги и есть образование, — невозмутимо ответил Курт. — Брик, например, учился по ним. А поскольку бы его дочь, он никогда не признает, что вы можете оказаться менее способной, чем он сам.
   Лана внимательно слушала объяснения Курта и старалась запоминать все, что видела на плантации. Постепенно она стала понимать, почему Брик не хочет передавать дела Филу и Делии — учеба их совершенно не интересовала, а прилежание Ланы смешило.
   — Зачем ты забиваешь голову всей этой чепухой? — спросил однажды за завтраком Фил. — Что мешает тебе нанять управляющего, как поступил, например, Джефри или твой отец?
   — Курт — исключение, — ответил за нее Брик. — Далеко не все управляющие строго блюдут интересы землевладельцев. Когда этот толстопузый жулик, которого нанял Джефри, окончательно оберет его, я скуплю плантации, и весь остров станет моим. Если ты заметил, Морганы начали отдавать свои земли в аренду предприятиям, учреждениям, школам…
   — Да! — перебила его Делия. — И аренда приносит им куда больше денег, чем тебе твой сахарный тростник!
   — Но они же ничего не производят! — возмутился Брик.
   — Они производят культуру!
   — Культуру? — расхохотался он. — Это смотря что называть культурой! Если твои нелепые выставки и аристократические вечеринки — то это, извини, чушь. Культура земледелия для меня куда важнее. Разве ты не слышала о демографическом взрыве? С каждым годом приходится кормить все больше и больше людей.
   — А также давать им образование, — заметила Делия.
   — Кстати об образовании, — совсем другим тоном сказал Брик Молли. — Тебе следует поторопиться, а то опоздаешь на школьный автобус.
   Девочка выскользнула из-за стола, подбежала к Брику и чмокнула его в щеку — ритуал, которому она неукоснительно следовала каждое утро. Но то, что произошло потом, немало удивило всех. Отойдя от Брика, Молли решительно подошла к Лане, обняла ее за шею и поцеловала.
   Девушка была тронута до слез. За эти дни они с Молли очень подружились, проводя вместе вечера, болтая и читая книги, но до сих пор девочка не выказывала своего отношения к ней столь откровенно. Когда детские руки коснулись ее шеи, а губы — щеки, Лана поняла, что всегда будет любить эту прелестную проказницу.
   Потом Молли убежала, а Фил объявил, что они с Делией собираются слетать на Оаху.
   — Мы искупаемся на пляже Вайкики, а затем — в Гонолулу за покупками, — добавил он и спросил Лану: — Хочешь с нами?
   Она быстро взглянула на Брика.
   — Наверное, сегодня я снова поеду на плантацию и…
   — День отдыха пойдет тебе только на пользу, — великодушно сказал Брик. — Курт, ты тоже едешь. Я дам тебе список того, что надо привезти.
   — С этим справится и Фил, — ответил тот, — а я лучше проверю уборочную технику. Ананасы…
   — С этим справлюсь и я, — перебил Брик, пародируя интонацию его ответа, — а ты лучше поезжай с ребятами.
   Мужчины обменялись долгими, почти враждебными взглядами, затем Курт пожал плечами.
   — Что ж, раз вы так хотите… Когда мы выезжаем?
   — Чуть раньше, чем немедленно, — весело отозвалась Делия, поднимаясь из-за стола. — Вставай, Лана, пробил твой звездный час. Пора уже избавиться от чопорной одежды континента и приобрести истинно гавайский вид!
   День прошел великолепно, в основном благодаря тому, что отношение Делии к Лане внезапно круто изменилось. Она была дружелюбна и предупредительна, как никогда. Мужчины занялись списком Брика, а Делия повела Лану по магазинам модной одежды, где выбирала все самое лучшее и платила сама, заявив, что так ей велел Брик.
   Вернувшись в снятый на день номер отеля, стоящего у самого пляжа, девушки переоделись в новые купальники и отправились в условленное место на берегу, где их ждали Фил и Курт. Делия предложила научить Лану серфингу, и та с восторгом согласилась.
   Труднее всего оказалось сохранять равновесие — тяжелая доска упрямо разворачивалась боком к волне, и девушка каждый раз оказывалась в воде, едва успевая уворачиваться от несущегося на нее гребня. У нее так ничего и не получилось, о чем она со смехом и сообщила Делии.
   — Ничего, научишься, — в тон ей ответила та; они лежали на горячем песке и наблюдали за Филом и Куртом, поджидавшими у рифов волну повыше. — Но будет лучше, если твоим образованием займется хороший профессионал.
   — А ты такого знаешь? — спросила Лана, окинув взглядом пляж.
   — Конечно, но не здесь, а у нас на острове. Когда у тебя выдастся свободный денек, я вас познакомлю.
   Она сдержала свое обещание, и через несколько дней, когда Брик и Курт были слишком заняты, чтобы заниматься с Ланой, посадила ее в машину и отвезла в прибрежную деревню. Там их встретил высокий загорелый парень, которого Делия представила как Регги.
   — Он белый серфингист и раньше жил на Вайкики, — сказала она, — но гавайские ребята решили, что Регги отбивает у них хлеб и в конце концов выжили его оттуда.
   — И правильно сделали, — улыбнулся тот, — но я не жалуюсь, мне и здесь работы хватает.
   Регги оказался превосходным инструктором, и Лана быстро поняла, что может научиться у него значительно большему, чем у Курта и Фила, озабоченных лишь тем, чтобы всласть самим покататься на волнах. Юноша начал с азов, заставляя Лану отрабатывать до автоматизма каждую деталь, и лишь затем переходил к следующей.
   — Вы быстро схватываете, — сказал он в конце урока. — Я уверен, что из вас выйдет отличный серфингист, надо только научиться правильно держать равновесие. Но этим мы займемся в следующий раз.
   Но на следующее утро Брик объявил, что девушка поедет с ним и Куртом смотреть на уборку сахарного тростника. Поля выжгли за несколько дней до этого (как поступали всегда, чтобы облегчить сбор и переработку урожая), и теперь по плантации ползали тяжелые машины и грузовики.
   Лана внимательно наблюдала за Бриком и Куртом, дающими рабочим сотни советов и указаний, и с ужасом думала о том, что настанет день, когда это придется делать ей. И почему только Брик так возненавидел Вейни! Из него получился бы неплохой помощник… Вейни писал ей каждый день, недвусмысленно намекая на то, что жаждет приехать, но девушка не решалась пригласить его без согласия отца.
   С другой стороны, она с трудом представляла себе Вейни в роли управляющего. Ему столькому придется научиться! Захочет ли он? Она снова посмотрела на Курта, такого сильного, ловкого и опытного, и невольно покачала головой. Нет, Вейни создан для другого…
   Когда рабочий день подошел к концу, все трое отправились домой. На вершине холма Курт показал в сторону Кулеаны и тревожно сказал:
   — Посмотрите на горизонт! Небо не может быть таким красным только от заката. И дым… Там что-то горит, но полей тростника в той стороне нет.
   Брик вдавил педаль газа в пол, и автомобиль пулей вылетел на дорогу к имению. Когда они подъехали ближе, глазам их предстало жуткое зрелище: дом почти скрывали клубы дыма, а одно его крыло было объято пламенем.
   — Надеюсь, они уже вызвали пожарных, — озабоченно пробормотал Брик. — Интересно, что горит как раз та часть дома, где живет Лана… Огонь не мог возникнуть просто так, это наверняка чья-то работа.
   — Возможно, еще одна попытка запугать вашу дочь, — мрачно ответил Курт. — Гавайцы уже в который раз дают ей понять, что не желают ее здесь видеть. Если вас действительно заботит ее безопасность, вам следует отправить девушку домой.
   — Ерунда! — прорычал Брик. — Я же сказал им, что она здесь для того, чтобы помочь им!
   — Но вы их не убедили. Они видят в Лане лишь еще одного человека, стоящего между ними и их землей. Если вы не хотите больше неприятностей, то дадите им то, что они хотят, прежде чем…
   — Нет! Я не допущу раздела Кулеаны! И если они подожгли дом… — Брик оборвал фразу и решительно пошел к дому.
   Пожарная бригада уже гасила пожар водой и пеной; навстречу приехавшим бежали Фил и Делия.
   — Лана, — проговорила запыхавшаяся Делия, — твоя комната погибла безвозвратно! Но вещи мы спасли — по крайней мере, новые. Я просто не могла допустить, чтобы они сгорели!
   — Что вызвало пожар? — спросил Брик.
   — Не что, а кто! — поправил его Фил. — Я уверен, что это постарались твои драгоценные канаки!
   — Откуда ты знаешь?
   — Разве Пелеке не обещал, что проклятие Акуа сбудется? — пожал плечами Фил. — Гавайцы все никак не успокоятся из-за пропавшего идола. Когда начался пожар, они устроили тут ритуальные пляски… — Он кивнул в сторону дальнего конца сада: там были Мои, Туту, Калеа и старый Пелеке, а с ними около тридцати гавайцев, многих из которых Лана видела впервые. Мужчина в форме начальника пожарной команды о чем-то их спрашивал, но они только качали головами и отчаянно жестикулировали. В конце концов пожарный безнадежно махнул рукой и направился к Брику.
   — Не могу добиться от этих туземцев никакого толку! — сказал он ему. — Старик говорит, что огонь послал бог, за то что хаоле украли его образ. Чушь какая-то! У вас что, были проблемы с их верованиями?
   Брик объяснил ему, в чем дело, и пожарный понимающе кивнул:
   — Видимо, старый кабуна сделал все, чтобы его пророчество осуществилось… Мы расследуем это дело на тему поджога. Кстати, вы не знаете, что там случилось с их идолом?
   — Нет, и я не верю, что дом подожгли они. Мне надо самому с ними поговорить.
   Он ушел к гавайцам. Лана не слышала, о чем они говорили, но по жестикуляции Пелеке поняла, что старик грозит страшными бедствиями Кулеане, если идола не вернут.
   В конце концов Брик поднял руку и все замолчали.
   — Акуа будет возвращен! — веско произнес он. — Празднество, о котором я говорил в прошлый раз, несмотря на пожар, состоится в воскресенье. Быть может, небеса дадут нам знак, где искать идола.
   Эти слова, похоже, успокоили гавайцев и они стали расходиться. Брик вернулся к Лане, Филу и Делии.
   — Лана, ты займешь комнату в другом крыле дома. Я скажу Калее…
   — Я уже обо всем побеспокоилась, — быстро вставила Делия. — Пойдем, Лана, я тебя провожу.
   — Элси сказала, что с ужином придется подождать, — сказала она по дороге. — Когда вспыхнул пожар, мы все выскочили из дома. Знаешь, ведь он начался в твоей комнате… — Она взяла девушку за руку и обеспокоенно посмотрела ей в глаза. — Дорогая, я ужасно боюсь за тебя. Они думали, что ты у себя в комнате!
   — Они? — упавшим голосом повторила Лана.
   — Да, канаки! Я уверена, это они подожгли дом. А Калеа… После завтрака она шепталась о чем-то с Туту, и не знала, что ты уехала с Бриком и Куртом. Наверняка она думала, что ты у себя в комнате. Когда огонь уже полыхал вовсю, Калеа прибежала ко мне. Надо было видеть, как она удивилась и испугалась, когда узнала, что тебя нет в доме! Лана, здесь становится небезопасно. Поверь мне, это так! Надо поговорить с Бриком.
   

   Ожидая сигнала к ужину, Лана начала новое письмо к Вейни. Вкратце описав события последних дней, она вскользь упомянула пожар и задумалась, о чем писать дальше. Но тут раздался долгожданный гонг, и она, облегченно вздохнув, отложила письмо в сторону.
  

  

   

    ГЛАВА 9
   

   Весь следующий день пожарные инспекторы осматривали обугленные развалины сгоревшего крыла дома. К ужину Брик сообщил, что причина пожара обнаружена, но обвинять кого-либо еще рано.
   — Нам крупно повезло, что ветер не разнес огонь по всему дому, — мрачно заметил он. — С понедельника рабочие начнут ремонт, а завтра, в воскресенье, придется устроить для гавайцев обещанный пир. Мои и его двоюродные братья уже начали копать яму.
   — Яму? — не поняла Лана.
   — Именно так, дорогая, — ответила за Брика Калеа. — В яме разводится большой костер, потом в него кидают много камней, а когда они раскалятся, сверху кладут свиней.
   — Живых? — ужаснулась девушка.
   — Нет конечно! — расхохотался Брик.
   — А потом, — невозмутимо продолжала Калеа, — свиней обкладывают сладким картофелем, а яму закапывают. Когда проходит нужное время, их откапывают и едят.
   Лана почувствовала, что ее сейчас стошнит. Она живо представила себе перепачканную землей свинину, хруст песка на зубах…
   — Гавайцы совершенно не умеют пить, — вставил Брик, — поэтому крепче пива я им ничего не дам. После пожара мне не хватало только пьяных драк.
   Ближе к вечеру в саду стали собираться канаки, одетые в праздничные одежды. Они приходили поодиночке и группками, принося с собой кокосы, циновки и музыкальные инструменты. Когда их собралось человек пятьдесят, праздник начался.
   Несколько часов было отдано песням и танцам, а потом все принялись за еду. Некоторые гавайские блюда были удивительно вкусны — например, кокосовый пудинг, — а некоторые ни видом, ни запахом аппетита не возбуждали. Когда подали традиционный «пуи» — серую массу, цветом и вкусом больше всего напоминавшую клей для обоев — Лана, едва попробовав, отставила его в сторону и отвернулась, чтобы помочь Молли справиться с цветочной гирляндой — девочка собиралась танцевать.
   — Так не пойдет! — шутливым тоном заметил сидевший рядом Фил. — Если не хочешь обидеть гавайцев, надо съесть все. Со временем ты привыкнешь к этому блюду, оно не так плохо, как кажется на первый взгляд.
   — Я обязательно съем, но позже, — виновато ответила Лана. — Сейчас что-то не хочется.
   Фил кивнул и продолжил свой прерванный разговор с Делией, а девушка хотела было снова вернуться к украшениям Молли, но тут почувствовала, как ей в локоть ткнулся чей-то холодный нос. Это был Илио. Песик просительно заглянул ей в глаза, а потом жадно уставился на блюдо с «пуи». Надеясь, что никто этого не заметит, Лана потихоньку отдала пуделю свою порцию и переключила все внимание на девочку, начинавшую в свете костра свой грациозный танец.
   После выступления Молли гавайцы затянули протяжную, но мягкую и мелодичную песню, разложенную на разные голоса. Она напоминала морские волны, лениво накатывающие на берег, и Лана зачарованно вслушивалась в незнакомый напевный язык, казавшийся ей теперь неотъемлемой частью первозданной красоты острова.
   Внезапно над садом пронесся крик ужаса. Все как по команде повернули головы. Делия стояла, обхватив голову руками, а у ее ног бился в конвульсиях Илио. Наконец она наклонилась, подхватила пуделя на руки и побежала к гаражу, крикнув Курту:
   — Заводи машину! Нам надо срочно к ветеринару — Илио отравили!
   Курт поспешил за ней, а Лана, с сильно бьющимся сердцем, обернулась к Филу:
   — Я отдала ему свой «пуи»!
   У Фила отвисла челюсть, в глазах мелькнул страх. Или он притворялся? Ведь только у него была возможность подложить что-то ей в тарелку, и именно он настаивал на том, чтобы она съела все без остатка!
   — Не смотри на меня так! — возмутился Фил. — Ты что, думаешь, что это я…? Я же люблю тебя, ты знаешь! Я бы ни за что…
   — А ты сама ела это? — резко вмешался Брик.
   — Да, но совсем чуть-чуть, — дрожащим голосом ответила девушка. — Быть может, песик ел еще из чьей-то тарелки?
   — Чуть-чуть? — повторил Брик, игнорируя ее предположение. — Будем надеяться, что все обойдется… — Он встал и громко объявил: — Праздник окончен! Я хочу, чтобы все те, кто готовил и раскладывал «пуи», остались. Отвези Лану к доктору, — добавил он, обращаясь к Филу. — Думаю, он захочет промыть ей желудок.
   — О, нет! — простонала Лана, но послушно поплелась за Филом.
   К ее счастью, доктор решил, что, раз нет тревожных симптомов, неприятная процедура необязательна. Затем он позвонил ветеринару, который и сообщил ему, что Илио отравлен ядовитым экстрактом из коры Трубы Архангела.
   — Вам повезло, юная леди, что вы не стали есть свой пуи, — мрачно заметил доктор. — Илио умер.
   На обратном пути Фил горячо убеждал ее, что не имеет к этому жуткому происшествию никакого отношения. Как ей показалось, даже слишком горячо…
   — Это были гавайцы, — настаивал он, — и я уверен, Брик их найдет! Они страшно напуганы, что ты отберешь у них Кулеану, которую они уже привыкли считать своей.
   Когда они вернулись домой, Лана вздохнула с облегчением: Фил ей изрядно надоел. Она поспешила к себе в комнату, но на лестнице встретила Курта.
   — Мне надо с вами поговорить, — сказал он, кивком указывая на дверь библиотеки.
   — Простите, — холодно ответила она, — но я страшно устала.
   — Это серьезно, Лана. Я хочу, чтобы вы поняли…
   — Ладно! — вздохнула она. — Что вы хотели сказать?
   Он закрыл за ними дверь и прислонился к ней спиной, глядя девушке прямо в глаза.
   — Лана, почему бы вам не собраться и не уехать домой? Вы же видите, что все выходит не так, как хотел бы Брик, и вы здесь в ужасной опасности!
   — Но почему? — воскликнула она. — Кто пытается убить меня? Брику что-нибудь удалось узнать?
   — Нет, и вряд ли удастся. Дело здесь может быть не только в гавайцах, а если это так, то, случись что с Бриком, — вы обречены. Для всех окружающих вы чужая, не имеющая права даже ступать по земле, полученной Нани от Морганов. Кроме того, Брик слишком долго запугивал их твоим приездом… Не думаю, чтобы теперь, насмотревшись на все это, вы захотите владеть плантацией. Вам не стоит оставаться. Поезжайте домой, выходите замуж и забудьте о нас. Здесь вас ждет лишь вражда и ненависть, а может быть, и смерть!..
   Она молча слушала его. Чего он хочет? Действительно ли Курт беспокоится о ней или преследует какие-то свои цели, стараясь убрать ее с дороги?
   Выражение его лица вдруг смягчилось; он сжал ее лицо в ладонях и осторожно, ласково поцеловал в губы. Лана застыла, борясь с внезапным желанием крепко прижаться к нему, ответить на этот поцелуй… Нет! Он такой же как все! Она со стоном оттолкнула его и опрометью бросилась к себе в комнату.
   Там, упав на кровать, девушка горько разрыдалась. Что ж, они добились своего — она уедет домой! И последний каплей стал Курт с его оскорбительным поцелуем. Так унизить ее, воспользовавшись минутной слабостью!
   Но как бы там ни было, Курт безусловно прав в одном: никому, кроме Брика, она здесь не нужна! А зачем она нужна Брику? Тоже до конца не ясно… Иногда он ведет себя как любящий отец, а иногда — так, что в памяти поневоле всплывали слова Курта о нем: он использовал ее в качестве угрозы, чтобы держать в руках своих приемных детей и гавайцев.
   А Молли? Неужели Курт и здесь прав? Брик хочет и ее заставить служить своим целям… так же, как и ту деревню…
   Зачем ей вмешиваться во все это, подвергая собственную жизнь опасности? Лана решительно встала и взяла ручку, чтобы написать Вейни. Она попросит встретить ее в Сан-Франциско.
   Рука девушки дрожала, и сначала она не могла написать ни строчки. Наконец, собрав всю свою волю, она заставила себя набросать несколько страниц, объясняя жениху причину своего внезапного решения… а потом разорвала их пополам и бросила в корзину для бумаг.
   Молли! Она обещала Брику позаботиться о Молли! Лана чувствовала, что очень привязалась к этому ребенку, который, к тому же, вполне мог оказаться ее единственным, не считая Брика, родственником.
   «Если мне грозит опасность, — сказала она себе, — то та же опасность грозит и ей. Я останусь, и мы встретим ее вместе!»
  

  

   

    ГЛАВА 10
   

   Следующее утро выдалось пасмурным и ветреным; по небу плыли черные грозовые облака. Когда Лана спустилась к завтраку, за столом сидели только Курт и Брик.
   — Я рад, что ты встала так рано, — сказал ей Брик. — Мы собираемся на поиски идола. Пора уже успокоить гавайцев и положить конец болтовне о проклятии Акуа.
   — И где вы думаете его искать? — хмуро спросила она.
   — Если идола спрятал старый Пелеке, пытаясь запугать меня и заставить отправить тебя домой, то он вполне может быть в пещере. Там, по крайней мере, надо посмотреть прежде всего. Доедай свой завтрак, и мы попробуем закончить все еще до того, как проснутся канаки.
   Элси собрала пустые тарелки и хотела уже вернуться на кухню, когда ее остановил резкий вопрос Брика:
   — А где ты была во время вчерашнего празднества, Элси?
   — В доме, — удивленно обернулась она. — Канаки не позволили мне помогать им.
   — Хорошо, — кивком отпустил ее Брик и, обращаясь к Лане, добавил: — Похоже, она говорит правду. Кроме того, у нее нет никаких причин подсыпать тебе яд. Мне вчера так и не удалось ничего выяснить — слишком много народа занималось приготовлением пищи. А если кто-то что-то и знает, то молчит — у них круговая порука.
   После завтрака они взяли фонари и отправились к пещере. Черные тучи, грозящие скорым дождем, казалось, нависали здесь еще ниже, но открывавшийся с вершины горы вид снова захватил Лану, как и в первый раз, когда она тут оказалась.
   Брик включил фонарик и внимательно осмотрел железную дверь, частично заваленную снизу камнями.
   — Я вижу свежие царапины, — наконец сказал он, — да и камней здесь раньше больше было… Вернее, когда-то их вовсе не было, так же как и двери. Гавайцы верили, что пещера охраняется богами, и боялись сюда входить. Но потом явились белые люди, чуждые их суевериям и жадные до сокровищ…
   — Каких сокровищ? — заинтересовалась Лана.
   — Например, это бесценные украшения из перьев киви, погребальные одежды, древнее оружие, амулеты… короче, все то, что можно увидеть теперь в музее Бишопа в Гонолулу. Помоги мне, Курт, не будем терять время.
   Мужчины быстро разобрали камни, и через несколько минут тяжелая дверь, пронзительно скрипнув ржавыми петлями, открылась. Брик с Куртом ступили внутрь, и Лана робко последовала за ними, едва не задохнувшись от царящего там зловония. Но еще хуже было острое чувство опасности и сознание того, что они вторглись в запретное святилище, где правит смерть.
   Девушка уговаривала себя не бояться, и все же вздрагивала от каждого шороха, а по коже ее бежали мурашки; она вздохнула с немалым облегчением, когда не далее, чем в двадцати футах от входа, свет их фонариков выхватил из темноты уродливую фигуру каменного идола.
   — Я так и думал! — мрачно констатировал Брик. — Хотел бы я знать, кто спрятал его здесь… и зачем!
   — Нетрудно догадаться, — язвительно заметил Курт.
   — Я понимаю, что ты имеешь в виду, но не верю в это! Ладно, давай поставим Акуа на место. Я попрошу Мои сообщить Пелеке о том, что он может праздновать возвращение своего бога. Быть может, хоть это убедит старого кабуну не трогать Лану!
   — Есть только один способ гарантировать ее безопасность, — отозвался Курт, — отправить ее домой!
   Они уже водрузили идола на его прежнее место в маленьком саду на берегу озера и теперь зло смотрели друг на друга. Лане показалось, что между ними идет какая-то тайная, молчаливая борьба. Внезапно выражение лица Брика смягчилось, и он почти с сожалением ответил:
   — Ты же знаешь, Курт, что я не могу этого сделать. Она нужна мне здесь.
   — Но зачем? — не выдержала Лана, однако никто ей не ответил.
   — Вы не считаете, что надо снова закрыть дверь и завалить ее камнями? — спросил Курт.
   — Нет, — покачал головой Брик. — Пусть это делают сами канаки, если захотят! Нам пора убираться отсюда, пока не начался ливень.
   Гроза приближалась. С океана неотвратимо надвигалась полоса темной воды, и едва они миновали половину пути к дому, небеса разверзлись, обрушив на них потоки воды и мгновенно превратив мягкую почву под ногами в жидкую, вязкую грязь.
   — Бежим! — крикнул Брик и бросился вперед.
   Лана изо всех сил старалась не отставать, но поскользнулась и неминуемо упала бы, если бы Курт не подхватил ее на руки и не понес, как ребенка.
   — Отпустите меня! — возмутилась она. — Я могу идти!
   — Брик прав, — буркнул в ответ Курт, — нам надо бежать, а не идти!
   Ей оставалось лишь смириться и, обвив руками его шею, прятать лицо от секущих струй дождя. Спустившись по скользкому склону холма, они пересекли поле сахарного тростника и, наконец, оказались под навесом в саду своего дома. Брик сильно опередил их, и теперь они были одни. Курт поставил Лану на землю, но его руки продолжали обнимать ее за плечи, и у нее мелькнула дикая мысль, что сейчас он снова поцелует ее. По его лицу стекали струйки воды, на ресницах висели капли, а глаза смотрели прямо, требовательно и вместе с тем как-то удивительно мягко, почти ласково. Его губы были все ближе, и девушка застыла, не в силах двинуться или произнести хоть слово, боясь и желая того, что должно произойти…
   Со вздохом, похожим на стон отчаяния, Курт отпустил девушку, удержав лишь ее левую руку так, чтобы она посмотрела на кольцо Вейни.
   — Если вы по-прежнему хотите выйти замуж за человека, с которым обручены, — глухо произнес он, — вам следует вернуться домой, причем немедленно! Поверьте мне, Лана, здесь вам грозит серьезная опасность!
   — Но почему? — вскричала она. — Вы постоянно повторяете это, но не хотите сказать, кто и почему мне угрожает!
   — Я еще сам не все знаю! А когда узнаю, боюсь, будет уже слишком поздно. Для вас, во всяком случае… Пойдите переоденьтесь в сухое. И если решитесь уехать, я доставлю вас в Гонолулу. Но ни слова Брику!
   Прежде чем она успела произнести свое очередное «Почему?», он выскользнул из-под навеса и побежал к дому.
   «Неужели он имел в виду, что Брик может помешать мне уехать? — думала она через некоторое время, стоя с закрытыми глазами под струями горячего душа. — Похоже, Курт даже больше остальных хочет, чтобы меня здесь не было. Его так тревожит моя безопасность? Нет, здесь есть что-то еще… Но что?»
   Тем же вечером ей показалось, что она нашла ответ на этот вопрос. Весь остаток дня Курт посвятил Делии: они играли в шахматы, болтали, танцевали под радио и вообще вели себя, как влюбленная пара. Если он собирается жениться на Делии, то, естественно, не потерпит рядом никаких случайных наследников!
   Сама Лана провела день в обществе Молли, которой из-за ужасной погоды разрешили не идти в школу. Вокруг них то и дело бродил кругами Фил, пытаясь занять девочку чем-нибудь еще и заполучить Лану себе. Ей даже стало его немного жалко — ведь он продолжал настаивать на своей любви, а она отлично знала, что никогда не сможет ответить ему взаимностью.
   С другой стороны, — подумала она, — он, возможно, не достоин даже жалости. Его скрытая враждебность в аэропорту в день ее прилета, потом внезапная «симпатия» и объяснение в любви… Расчет весьма прост: если она окажется достаточно глупой и влюбится в него, то убрать ее с дороги будет совсем просто! Влюбленная женщина уязвима и беспомощна… В конце концов, его наследство тоже под угрозой, пока она здесь!
   К утру гроза прошла, и в небе снова засияло солнце. За завтраком Брик заявил, что сегодня Лана снова отправится с Куртом на плантацию.
   — Сам я буду занят весь день с подрядчиком, который займется перестройкой сгоревшего крыла, — добавил он.
   — Я поеду с ними, — сказал вдруг Фил. — Если Лана может научиться управлять делами, то чем я хуже? И потом я устал от так называемых «культурных проектов» Делии.
   — В тебе, никак, проснулся здравый смысл? — то ли с надеждой, то ли с издевкой поинтересовался Брик. — А ты уверен, что тебя привлекает работа, а не общество Ланы?
   — А я и не скрываю, что считаю твою дочь более чем привлекательной, — усмехнулся Фил. — Ты, надеюсь, не возражаешь?
   — А при чем здесь я? — в тон ему ответил Брик и посмотрел на Лану. — Ты лучше у нее спроси…
   Несколько дней подряд Фил ездил с ними на плантацию, живо интересуясь всем происходящим и задавая отнюдь не глупые вопросы, на которые Курт терпеливо отвечал.
   — Похоже, он действительно увлечен, — заметила как-то Лана.
   — Да, но не работой, — пожал плечами Курт, — и вам это отлично известно. — Он многозначительно покосился на кольцо Вейни и добавил: — Мне даже кажется, что вы его поощряете.
   — Ерунда! — горячо возразила Лана. — Если он мил со мной, это еще не причина быть грубым с ним!
   Курт хотел было что-то ответить, но так и не произнес ни слова, а только посмотрел на нее с таким странным выражением, что сердце девушки вновь учащенно забилось.
   Каждый день Курт, Фил и Лана заканчивали на пляже. Иногда к ним присоединялись Брик и Делия, а иногда, когда Брика не было (девушки хотели приготовить ему сюрприз), приходил Регги и учил Лану серфингу.
   Так было и в тот день: когда «джип» затормозил у кромки песка, Делия и Регги были уже на месте.
   — Не хочешь еще поучиться? — спросила Лану Делия. — Регги говорит, что у тебя пока еще не все в порядке с равновесием.
   Это было правдой, и девушка с радостью согласилась. В результате она сумела удержаться на внушительной волне и добраться с ее помощью до самого берега.
   — Браво! — вскричал Фил, вбегая в воду ей навстречу. Она рассмеялась и посмотрела в сторону рифа, где Курт и Делия, стоя на одной доске, ловко поймали очередную волну. — Скоро и мы так сможем! — радостно добавил он, беря ее за мокрую руку и помогая подняться. Его взгляд упал на блеснувшее на солнце кольцо. — Почему ты до сих пор не отослала его? Неужели ты все еще помнишь того парня? Лана, я хочу, чтобы ты осталась здесь навсегда. Ты и я, Курт и Делия…
   — Нет! — она резко выдернула руку, но тут же, заметив его обиженный взгляд, спохватилась и виновато коснулась его плеча. — Извини, Фил, я не хочу причинять тебе боль, но постарайся понять, что между нами ничего нет и не будет.
   — Подожди!.. — Он взял ее за плечи и хотел привлечь к себе, но она воспротивилась. — Хорошо, я прошу тебя только об одном: воздержись от скоропалительных решений. Давай останемся добрыми друзьями, а время покажет… Кто знает, быть может, ты еще передумаешь…
   — Нет, Фил, — покачала головой Лана. — Я не передумаю, но остаться друзьями согласна с радостью. Поверь мне, так даже лучше…
   Она принялась горячо убеждать Фила и не заметила, как Курт и Делия вышли на берег.
   — Что здесь происходит? — немного натянуто поинтересовалась Делия.
   Фил уже не держал Лану в объятиях, но все равно они стояли слишком близко друг к другу, и сценка имела довольно интимный вид. Лана подняла глаза на Курта, встретилась с его холодным неодобрительным взглядом, и в смущении отвернулась.
   «Какое мне дело, что он думает обо мне?» — возмущенно спрашивала она себя, направляясь к кабинке для переодевания. Но случившееся волновало ее, и она была вынуждена это признать. Ей не хотелось, чтобы он считал, будто она флиртует с Филом, забыв о женихе, оставшемся на континенте. Даже если она не нравится ему, пусть он ее хотя бы уважает!
   Эти мысли мучили ее до самого вечера, и только уже лежа в постели и смотря бессонными глазами в темноту, девушка наконец смирилась с очевидным. Да, от правды не уйдешь! Она полюбила Курта Маршалла, и ничего с этим не поделаешь…
   

   Спустившись на следующее утро вниз, Лана узнала, что Курт с Филом уже уехали на плантацию.
   — Брик сказал, что сегодня не будет ничего интересного, кроме грубой физической работы, — сказала ей Делия, — и тебе необязательно ехать. Сам он занят с архитектором, так что мы с тобой на весь день предоставлены самим себе. Ну что, пойдем на пляж?
   — Ближе к вечеру, быть может… — ответила Лана, стараясь скрыть свое разочарование тем, что Курт и Фил уехали без нее. — Утро я проведу в библиотеке — Курт дал мне целый список книг, которые необходимо прочесть.
   Однако уже к полудню, устав от книг, она с радостью присоединилась к Делии, и они отправились на пляж, где их поджидал Регги. Море в тот день было беспокойным; на таких высоких волнах Лане кататься еще не доводилось.
   — Немного наклонись вперед и следи за тем, чтобы ноги все время пружинили, — наставлял ее Регги. — Не бойся, у тебя все получится!
   Действительно, все складывалось замечательно. Девушка успешно справилась с двумя не очень страшными волнами и лишь после этого решилась пойти на более серьезное испытание. Ловко поймав большую волну у самого гребня, она понеслась вперед. Волна мчалась со скоростью и грохотом курьерского поезда, пенная шапка гребня нависала над Ланой, ежесекундно грозя обрушиться на нее всей своей многотонной тяжестью… И тут ей впервые стало страшно по-настоящему. Регги скользил на своей доске недалеко от нее и что-то ей кричал, но что именно, расслышать она не могла. Девушка попыталась взять чуть круче к берегу, но ее доска вдруг встала параллельно волне и перевернулась.
   Регги часто повторял ей, что в случае потери равновесия следует немедленно ухватиться за доску, чтобы она не угрожала ни самому серфенгисту, ни его соседям. Вынырнув, Лана стала лихорадочно нащупывать доску, но пальцы ее не находили ничего, кроме тугой, упругой воды. Доски не было.
   «Только без паники!» — сказала она себе, зная, что если волна протащит ее вперед, то столкновения с берегом не миновать.
   Собрав все силы, Лана нырнула и поплыла под водой, уходя, как ей казалось, все глубже и глубже. Постепенно давление воды ослабело, она почувствовала, что вполне владеет ситуацией, и в эту самую секунду в ее голове вспыхнула и взорвалась мириадами огней дикая, слепящая боль.
  

  

   

    ГЛАВА 11
   

   Сознание медленно, неохотно возвращалось к ней сквозь звенящую черную пустоту. Она лежала на сухом горячем песке, а прямо над ней спорили два голоса. Знакомые голоса… Да, конечно, Фил и Делия…
   — Да, я считаю, что все подстроено! — горячился Фил. — Я видел, как она пошла ко дну, а Регги и пальцем не шевельнул! Признайся, ведь вы с ним спланировали это заранее?
   — Ты просто смешон! — прошипела Делия. — По-твоему, я хочу, чтобы Брик вышвырнул меня из дома? О, конечно, я не так ловка как ты! Ты хочешь добиться ее любви, чтобы жениться на ней и завладеть Кулеаной!
   — Нет, это ты смешна! Если ты думаешь…
   Лана застонала, и он тут же осекся. Их голоса разрывали ей голову, да и слышать то, о чем они говорили, было просто невыносимо. Все происходящее казалось ей каким-то кошмаром…
   — Дорогая, как ты себя чувствуешь? — ласково спросил Фил, помогая девушке сесть. Она заморгала, стараясь справиться с головокружением и слабостью. — Твоя доска опрокинулась и ударила тебя по голове, но, слава Богу, вода в легкие не попала. Тебе лучше?
   Голова раскалывалась, но силы постепенно возвращались, и с помощью Фила Лана поднялась на ноги. К ним подошел расстроенный Регги.
   — Все произошло так быстро, что я не успел помочь вам, — сказал он. — Я пытался поймать вашу доску, но…
   — Плохо пытался! — не дал ему договорить Фил. — Все, твои уроки окончены! Теперь я сам займусь обучением Ланы.
   

   Дома Калеа снова достала свой «да-кинд» и, цокая языком, принялась врачевать здоровенную шишку на лбу Ланы. Она не переставала удивлять девушку. В самом деле — Калеа вела себя не как обычный член семьи Брика, и в то же время — в отличие от Мои и Туту — не поддерживала особо тесных отношений с гавайцами. Иногда, как, например, сейчас, она казалась искренне дружелюбной, а иногда в ее темных глазах мерцала затаенная враждебность. Лана вдруг вспомнила, что Калеа тоже участвовала в раздаче пищи на празднике, и что именно она рассказала ей в свое время о ядовитом дереве под названием Труба Архангела. Но Брик так хорошо к ней относится и безоговорочно ей верит…
   Если не считать шишки, Лана отделалась легким испугом, и когда Брик зашел проведать ее, заверила его, что с ней все в порядке.
   — Фил считает, что со стороны Регги это был не просто недосмотр, — задумчиво заметил Брик. — Тебе не кажется, что несчастный случай мог быть спланирован заранее?
   — Не вижу как, — покачала головой Лана. — Я просто потеряла равновесие, а потом не смогла поймать доску.
   Она не стала рассказывать отцу о невольно подслушанном споре между Филом и Делией, теперь он казался ей каким-то далеким, да и помнила она его смутно.
   — Что ж, значит это просто одна из издержек серфинга, — вздохнул Брик. — В следующий раз я пойду с тобой.
   — Я хотела сделать тебе сюрприз…
   — Считай, что уже сделала. Кстати, тебе опять письмо.
   Письма от Вейни приходили почти каждый день. Сначала он только жаловался, что она редко ему пишет, но постепенно становился все настойчивее, то и дело напоминая о ее обещании вызвать его к себе.
   Как Лана и опасалась, это письмо оказалось еще более требовательным:
   «Если тебе так нравятся Гавайи, то почему бы мне наконец не приехать и не жениться на тебе там? Ты обещала выяснить, не найдется ли для меня подходящей работы, но до сих пор ничего об этом не писала. Говорила ли ты с отцом о моем приезде? Ты намекнула, что он учит тебя управлять плантацией, но разве это женская работа? Раз уж твоему отцу нужен помощник, то я вполне мог бы им стать…»
   

   Она перечитывала письмо снова и снова, но так и не нашла в нем ничего, кроме требований и упреков. Казалось, что его писал не Вейни, а кто-то другой.
   «А может, это я изменилась?» — подумала она. Ей внезапно ужасно захотелось, чтобы отец разрешил ему приехать. Если она снова увидит его, то все будет по-прежнему, и ей удастся наконец преодолеть это наваждение, заставлявшее ее сердце трепетать всякий раз, когда рядом находился Курт Маршалл.
   Словно в ответ на ее мысли в комнату вошел Курт.
   — Я уже слышал о том, что с вами приключилось, — мрачно начал он, — и это лишний раз убеждает меня в том, что вы в большой опасности. Регги никогда не внушал мне доверия. Если тот, кто хочет вас убрать, знал о ваших занятиях серфингом, то им было нетрудно договориться. Боюсь, Лана, что случившееся нельзя считать несчастным случаем.
   — Я просто потеряла равновесие, — упрямо повторила она.
   — А вы уверены, что Регги в этом не виноват? Делия, например, считает, что он и не пытался вас спасти. Вам очень повезло, что рядом оказался Фил. Он тоже подозревает, что Регги мог… хм… помочь вам упасть.
   — Вы слишком сгущаете краски, — холодно ответила Лана. — А если вас действительно так волнует моя безопасность, то вы могли бы мне помочь.
   — Как? — спросил он, садясь в кресло напротив нее.
   — Убедив Брика пригласить сюда Вейни и дать ему работу. Он справится с плантацией не хуже Фила или меня. Да и вам он мог бы быть полезен, разве не так?
   Его лицо напряглось, и он медленно покачал головой.
   — Это только усложнило бы дело, Лана. Я не смогу уговорить Брика, даже если очень постараюсь, но я не стану и пытаться. Раз уж вы так любите этого парня, то, ради Бога, возвращайтесь домой и выходите за него замуж. И чем быстрее, тем лучше для вас! — В импульсивном порыве он схватил и сжал ее руки. — Лана, пожалуйста, уезжайте, не подвергайте свою жизнь опасности! Все это того не стоит!
   — Что «все это»? — быстро спросила она, но Курт снова не ответил. Его глаза погасли, лицо разгладилось, он встал и молча вышел из комнаты.
   Лану била нервная дрожь. Она посмотрела на свои руки, которые он только что так горячо сжимал, потом на письмо Вейни, все еще лежащее на столе… и с отчаянием поняла, что не хочет возвращаться и выходить за него замуж. Более того, она не хочет даже, чтобы он приезжал! Девушка всегда чувствовала, что в их отношениях с Вейни чего-то не хватает, но мать вечно расхваливала его, и она смирилась с мыслью о предстоящем браке. Теперь ей стало ясно, что не хватало самого главного — любви. И хорошо, что она поняла это вовремя, до того, как вышла за него. Они никогда бы не были счастливы!..
   Лана достала из стола лист бумаги и написала честное, откровенное письмо о том, что она чувствовала. Ей не хотелось причинять Вейни боль, но так было все же милосерднее, чем продолжать подавать ему пустые надежды. Она пообещала также при первой же возможности вернуть его кольцо.
   

   Тем же вечером письмо было отправлено, но утренняя почта принесла очередное послание Вейни:
   «Я решил не дожидаться вызова, а просто взять и приехать. Я просто с ума схожу, не зная, что там с тобой происходит, ведь ты пишешь так редко! Шеф дал мне отпуск, но я вряд ли вернусь назад, раз тебе так нравится на Гавайях. Надеюсь, ты встретишь меня в аэропорту…»
   Ее растерянность перешла в полное отчаяние, когда, сверившись с расписанием рейсов, она выяснила, что его самолет садится в Гонолулу через несколько часов!
   Ей оставалось только одно. Она нашла Брика и показала ему письмо.
   — Вчера вечером я написала ему, сообщая о том, что наша помолвка расторгнута, — быстро сказала она, видя, что лицо отца стало чернее тучи. — Но, как видишь, было уже слишком поздно.
   Брик испытующе посмотрел ей в глаза.
   — Значит, ты все-таки решила порвать с ним?
   Лана кивнула, и его лицо разгладилось.
   — Наверное, я никогда не любила его по-настоящему. Но мать все время подталкивала меня к этому браку, и я…
   Но Брик не дал ей договорить. Отбросив письмо, он прижал ее к себе и нежно поцеловал в лоб.
   — Вот теперь я вижу, что ты и вправду моя дочь! Теперь тебе осталось только завоевать Курта…
   — Нет! Я не хочу! Я… Он… — Она сбилась и покраснела.
   — Ладно, там видно будет, — рассмеялся Брик. — И не волнуйся. Мы радушно встретим твоего — как его там зовут? — поклонника и отведем ему лучшую комнату для гостей. А ты должна пообещать, что разорвешь помолвку и отошлешь его назад не позже, чем через неделю. Договорились?
   Она кивнула, радуясь тому, что Брик воспринял все так легко.
   Через несколько минут вся семья была уже оповещена о предстоящем визите.
   — Боюсь только, что все мы не поместимся в «сессне», озабоченно заметил Брик, — а внутренний рейс может и опоздать.
   Курт тут же заявил, что у него много дел и лететь в Гонолулу он все равно не сможет. В его взгляде, брошенном на Лану ясно читались боль, гнев и упрек.
   Фил тоже отказался.
   — С какой это стати я должен встречать соперника? — возмутился он. — Искренне надеюсь, что его самолет грохнется где-нибудь посреди океана.
   — Не будь таким глупым! — рассмеялась Лана. — Он приезжает всего лишь на неделю. Зачем портить человеку отпуск!
   Молли, Делия и Калеа охотно согласились лететь, так что Вейни встретили «по полной программе», одарив традиционными поцелуями и увесив до ушей цветочными гирляндами.
   Он выглядел странно и как-то неуместно в своем строгом черном костюме, и на обратном пути, сидя рядом с ним в маленьком самолетике, Лана искренне недоумевала, как она вообще могла думать, что любит его. Теперь ей хотелось лишь одного — чтобы они расстались как можно быстрее и, по возможности, не слишком болезненно.
   — Полагаю, вы хотите побыть вдвоем, — многозначительно сказал Брик, когда они добрались до дома. — Лана, покажи нашему гостю сад. У нас там замечательные орхидеи.
   — Что? Опять цветы? — вздрогнул Вейни, буквально срывая с шеи гирлянды, словно они жгли ему кожу. — А что прикажете делать со всем этим?
   — Отдайте их мне! — радостно завопила Молли и, схватив цветы в охапку, помчалась в глубь сада. — Дядюшка Мои! Дядюшка Мои! У нас опять есть гирлянды!
   Улыбнувшись ее детской непосредственности, Лана повела Вейни в сад.
   — Кто эта малышка? — с любопытством спросил Вейни. — Она похожа на китаянку. Никогда еще не видел столько азиатов сразу, как сегодня в аэропорту. Ими что, заселены все острова?
   — Здесь много смешанных браков, — мягко ответила Лана, стараясь не сердиться. — Люди приезжают сюда из Японии, Самоа, Филиппин…
   — Так какого же черта, скажи на милость, ты решила здесь остаться? — изумился он. — От этих косоглазых физиономий у меня уже рябит в глазах! Лана, дорогая, давай вернемся домой! Белым людям здесь просто нечего делать!
   Это было уже слишком, и девушка почувствовала, что в ней закипает гнев.
   — Нет, Вейни, — твердо ответила она, снимая кольцо и вкладывая его ему в ладонь. — Ты вернешься один, без меня. Прости, но я поняла, что не люблю тебя. Я…
   — Что я слышу?! — вскричал он. — Да как ты можешь бросаться такими словами только из-за того, что мне не нравится жить среди всякого сброда? Нет, со временем я, возможно, привыкну, хотя…
   — Дело совсем не в этом! Я написала тебе, сообщая о том, что хочу расторгнуть нашу помолвку… — Она понимала, что делает все не так, но нужные слова не приходили.
   — А, понятно! — горько усмехнулся Вейни. — Теперь, когда ты стала богатой наследницей, я уже недостаточно хорош для тебя, и меня можно выбросить, как старый дырявый башмак?! Я-то думал, что моя любовь для тебя дороже всех плантаций на свете!
   — Вейни, мне очень жаль! Я не хочу обидеть тебя, но…
   — Хватит! К чему мне твои извинения? Я немедленно отправляюсь назад, мне противно находиться там, где меня унижают!
   — Да послушай ты наконец!! Тебя никто не собирается унижать. Если хочешь, поживи здесь неделю. Обещаю, с тобой будут обращаться, как с дорогим гостем. Я не скажу семье, что наша помолвка расторгнута. Брик знает, но он тоже будет молчать.
   Он задумчиво посмотрел на нее, словно прикидывая в уме все «за» и «против».
   — А ты обещаешь носить мое кольцо, пока я здесь? — спросил он.
   — Да, если ты понял, что это все равно уже не имеет былого значения, — ответила Лана, снова надевая кольцо на палец. — Перед твоим отъездом я его верну.
   — Что ж, — вздохнул Вейни, — быть может, за это время я заставлю тебя передумать. По крайней мере, постараюсь. Вся беда в том, что мы слишком долго были в разлуке. Поцелуй меня… Но только по-настоящему, а не так, как в аэропорту, когда ты повесила мне на шею эту дурацкую веревку из цветов!
   — Нет! — Она отвела его руки, уже готовые сомкнуться у нее на талии. — Нет, Вейни. Будем просто друзьями.
   Сама мысль о том, что он хочет поцеловать ее, была ей почему-то невыносима.
  

  

   

    ГЛАВА 12
   

   Она плохо спала в ту ночь. Мысли о недавнем разговоре с Вейни и какие-то странные, будоражащие звуки за окном не давали сомкнуть глаз. Непонятный гул, похожий на громыхание далеких барабанов, внушал тревогу; он то нарастал, походя на монотонное пение, то затихал… затем внезапно раздался сдавленный крик, похожий на человеческий, хотя это могла кричать и ночная птица… То уходя в беспокойную полудрему, то возвращаясь к яви, Лана не могла понять, кажется ей все это, или происходит на самом деле.
   Уснула она лишь под утро и едва не пропустила завтрак. Когда она спустилась вниз, Вейни уже сидел за столом. Место Мои пустовало, но прежде чем Лана успела спросить о нем, он вошел; выглядел он усталым и встревоженным, словно тоже провел бессонную ночь.
   — Что случилось, Мои? — озабоченно спросил Брик. — Ты выглядишь так, словно за тобой гнались менебуны.
   — Ты почти угадал, — ответил тот, даже не улыбнувшись шутке; в глазах его стоял страх. — Должно случиться что-то скверное. Здесь были ночные странники!
   — Кто такие ночные странники? — спросил Вейни.
   — Я слышала их, — вздрогнула Калеа, проигнорировав вопрос.
   — Я тоже, — мрачно кивнула Туту. — Я молилась за свою душу, но кто-то должен умереть.
   — Кто такие ночные странники? — снова спросил Вейни, повысив голос, и на этот раз Калеа ему ответила:
   — Ночные странники — это духи умерших. Когда они приходят в дом, кто-то должен умереть.
   — Они были здесь! — повторил Мои. — Я вышел в сад и стал молиться, чтобы они ушли, но они надвигались прямо на меня. Смерти на дороге им оказалось мало. И они почти поймали меня, но я спрятался в высокой траве.
   — Смерти на дороге? — резко переспросил Брик. — Чьей смерти?
   — Не знаю, — пожал плечами Мои. — Перед самым рассветом Пелеке обнаружил на обочине дороги тело. Но на этом не закончится. Проходя здесь, странники все еще пели. Они сказали, что однажды утром так же у дороги будет найден труп одного из членов семьи. — Он в упор посмотрел на Лану, и девушка невольно вздрогнула.
   — Что здесь происходит? — вскричал Вейни срывающимся от страха голосом.
   — Не обращайте внимания, — отмахнулся Брик. — Просто старые гавайские суеверия.
   — Ведь все это не всерьез, правда? — не унимался Вейни.
   — Это правда! — твердо сказала Калеа. — Один из нас должен будет умереть.
   — Нет! Нет! — Молли расплакалась и бросилась к Лане в объятия. — Я не хочу, чтобы ты умерла!
   — Прекратите свою дурацкую болтовню, иначе вы запугаете ребенка до смерти! — прорычал Брик. — Во всей этой истории меня беспокоит лишь то, что когда боги молчат, за них говорят люди… Пелеке начинает действовать мне на нервы! Не плачь, маленькая, — мягко добавил он, обращаясь к Молли, — мы не позволим, чтобы с Ланой что-то случилось!
   

   После завтрака Брик предложил Лане взять машину и показать Вейни плантацию.
   — Теперь ты хорошо знаешь дорогу, — сказал он. — Покатай своего приятеля по острову, пусть он посмотрит, как здесь красиво!
   Однако горы, пляж и даже восстановленная деревня канаков оставили Вейни совершенно равнодушным.
   — Знаешь, от одного вида этого места меня бьет дрожь, — сказал он, когда они смотрели на заповедную долину с вершины холма, — особенно после сегодняшних дикарских выходок за завтраком. Лана, пожалуйста, давай вернемся домой вместе! Неделя тихой, привычной работы в банке — и ты снова станешь самой собой!
   Лана покачала головой. Вспоминая свою жизнь до Гавайев, она не испытывала ничего, кроме скуки. А ведь когда-то она и не мечтала ни о чем другом, как быть обычной серой служащей обычного серого банка и выйти замуж за этого человека, казавшегося теперь почти чужим!
   — Я полюбила этот остров, Вейни. Полюбила с самого первого дня, когда взобралась на гору и увидела пещеру, озеро и сад, совсем как на том… сувенире, что прислал мне Брик. Кстати, что с ним стало?
   — Я привез его с собой. В одном из своих редких писем ты говорила, что он принадлежит кому-то другому…
   — Да, Молли. Но после того, что сказал Брик, я не хотела бы возвращать его ей.
   — Надеюсь… Видишь ли, он разбился.
   — Разбился? — ахнула она, чувствуя необъяснимый страх.
   — Наверное, я плохо его упаковал. Когда я вынул эту игрушку из коробки, то увидел, что она развалилась на две части. А идола вообще больше нет — одни осколки.
   — И что ты с ними сделал?
   — Выбросил в корзину для мусора. А что?
   — Нам лучше вернуться назад, — сказала Лана, круто разворачивая машину. — Дома ты соберешь осколки, аккуратно сложишь их в коробку и отдашь мне. Брик скажет, что с ними делать дальше. Надеюсь только, что…
   Она надеялась, что никто из гавайцев не занимался еще уборкой его комнаты. Найдя хотя бы крохотный осколок своего драгоценного Акуа, эти суеверные люди просто сойдут с ума, а тогда жди беды! Неужели Мои уже знает? Тогда понятно, откуда взялись «ночные странники»!
   Но случилось самое худшее. Поднявшись к себе, Вейни вернулся с пустыми руками.
   — Там ничего нет, — сказал он. — Тот, кто убирался в моей комнате, вынес и корзину. Это что, так серьезно?
   — Хотелось бы верить, что нет, — хмуро ответила Лана.
   — Послушай, дорогая… — он попытался было обнять ее, но девушка отстранилась. — Разве эти дурацкие суеверия не причина, чтобы уехать со мной? Зачем принимать все так близко к сердцу? Это действительно становится опасным! Можно подумать, что тебя околдовали!
   — И кто из нас суеверен? — не удержалась она от усмешки. — Нет, Вейни, колдовство тут не при чем. Мне просто здесь нравится.
   

   Днем молодежь отправилась на пляж, но Вейни снова был скучен, поскольку не умел плавать. Узнав, что Лана занимается серфингом, он страшно перепугался, и она решила не рассказывать ему о недавнем инциденте. Теперь она чувствовала себя намного увереннее, а Курт, Фил и Делия страховали ее как могли.
   — Я начинаю понимать, почему получил отставку, — с горечью сказал Вейни, когда Лана вытащила свою доску на берег и села рядом с ним. — Ты влюблена в этого полукровку Фила Моргана! Я видел, какими взглядами вы обмениваетесь, хотя раньше ты и пыталась держаться с ним сдержанно. Как ты можешь, он же твой сводный брат!
   Девушка от души рассмеялась.
   — Да, он мой сводный брат, и я в него ни капельки не влюблена!
   О, это был совершенно честный ответ. Вот если бы Вейни пришло в голову спросить, не влюблена ли она в Курта, ей вряд ли удалось бы отрицать это с той же легкостью… Но вместе с любовью пришла и грусть: когда она видела Курта и Делию вместе, ей казалось, что ее чувство к нему глупо и безнадежно.
   На следующее утро за завтраком разговор опять вертелся вокруг ночных странников — Мои и Туту клялись, что снова слышали их.
   Они еще не встали из-за стола, когда двор внезапно заполнила толпа рассерженных гавайцев, которых привел Пелеке. Мои поспешил к ним и вернулся мрачнее тучи.
   — Теперь мы знаем, почему приходят ночные странники, — заявил он. — Акуа разбит!
   Лана многозначительно посмотрела на Вейни, и тот ответил ей испуганным взглядом. Она подумала, что лучше самой объяснить, как разбился маленький идол, не дожидаясь, пока Мои снова начнет взывать к сверхъестественным силам, но старый гаваец продолжал говорить, и уже через секунду девушка поздравляла себя с тем, что промолчала: речь шла вовсе не о копии, а об оригинале.
   — Кто-то ударил «тики» о скалу, — сказал Мои, — и он разбился. Камни теперь лежат по кругу, а это предвещает большую беду.
   — Давайте сходим и посмотрим сами, — предложила Делия. — Быть может, его еще можно восстановить и поставить на место, чтобы ваши ночные странники наконец угомонились и убрались восвояси!
   — Отличная идея, — поддержал ее Брик и добавил: — Мои, иди к своим соплеменникам и скажи, что они пойдут с нами. Я хочу все уладить.
   Когда процессия миновала поле сахарного тростника и добралась до горы, Мои не стал подниматься вверх, а неожиданно свернул на еле заметную нижнюю тропинку, оказавшуюся такой узкой, что по ней можно было идти только гуськом.
   У поворота Калеа сделала Лане знак задержаться и быстро прошептала:
   — Мы нашли осколки маленького «тики» и спрятали их. Для Брика и Молли будет плохо, если другие гавайцы узнают… Но проклятия не миновать!
   — Ты не скажешь им? — умоляюще спросила девушка.
   — Нет, — покачала головой Калеа. — Но проклятие все равно сбудется, ведь Акуа знает!
   Наконец они вышли на открытое место у пещеры, где еще недавно стоял идол. Гавайцы остановились, боясь приближаться к своему поверженному богу, но Брик продолжал невозмутимо идти вперед. После минутного колебания Лана последовала за ним, хотя Вейни и пытался ее удержать. Девушке не давали покоя слова Калеи. Случайное ли совпадение, что большой идол разбился вслед за своей миниатюрной копией? Или Калеа все же успела шепнуть о случившемся Пелеке, а потом разыграла весь этот спектакль, чтобы придать «проклятию» больше веса?
   Брик внимательно рассматривал осколки, даже перевернул некоторые из них, а потом поднял голову и окинул взглядом гребень нависавшей над ними скалы. Внезапно он сильно побледнел и, с отчаянным криком бросившись к Лане, оттолкнул ее в сторону. В ту же секунду огромный камень со страшным грохотом рухнул вниз, сбив его с ног.
   Оглушенная, еще не успевшая осознать происшедшего, Лана невидящим взором смотрела на место, куда упал камень. Это было то самое место, где она стояла всего минуту назад. Камень предназначался ей!
   В следующее мгновение она уже склонилась над неподвижно лежащим Бриком, пытаясь вместе с Калеей привести его в чувство. На голове отца зияла жуткая рана, левая рука была неестественно вывернута.
   — Брик, Брик! — всхлипывала Лана, не желая верить, что ее жизнь спасена ценой его жизни.
   Она едва замечала, что происходит вокруг, не слышала шорох и треск веток там, на вершине горы, когда кто-то стал поспешно прокладывать себе путь сквозь густой кустарник… Девушка подняла ослепшие от слез глаза лишь тогда, когда Курт и Мои, спустившись вниз, приволокли упирающегося, перепуганного Регги.
   — Да не толкал я ваш дурацкий камень! — отчаянно кричал тот. — Я даже не знал, что вы здесь! Эта чертова пещера — проклятое место, и я всегда старался держаться от нее подальше!
   — Так что же ты тут делал? — требовательно спросил Курт.
   — Ничего! Просто гулял! У вас нет доказательств!
   — Доказательствами займется суд, — отчеканил Курт, и тут его взгляд упал на распростертое тело Брика. — О Боже, он ранен! Да не стойте же, как истуканы! Надо сделать носилки и перенести его к дороге, чтобы отправить в больницу!
   — Я найду машину! — крикнул Мои и, выпустив руку Регги, побежал вниз по склону.
   Видя, что на какое-то мгновение о нем забыли, Регги не стал терять времени и быстро юркнул в кусты.
  

  

   

    ГЛАВА 13
   

   Лана потеряла счет времени, час за часом, день за днем проводя в больнице у постели Брика. Когда ей приносили еду, она пыталась есть, когда чьи-то заботливые руки подкладывали ей под голову подушку, пыталась спать… Несколько раз приходил Вейни, умоляя ее вернуться, но она лишь отмахивалась от него, как от назойливого насекомого.
   Шли уже третьи сутки после операции (хирург удалил осколок черепа, проникший в мозг), но Брик был все еще в коме. Все, как сказал врач, зависело теперь от того, выдержит ли его сердце.
   — Господи, сделай так, чтобы он выжил! — горячо молилась Лана, горько сожалея о том времени, когда они не были вместе, коря себя за то, что уделяла ему мало внимания, не торопилась полюбить его… Порой она даже боялась отца, а он ради нее рискнул своей жизнью, быть может, даже пожертвовал ею…
   — Господи! — всхлипывала она, прижимая его руку к своему мокрому от слез лицу. — Не дай ему умереть!
   Она молилась за его жизнь, молилась за свой шанс снова стать настоящей дочерью.
   На пятый день веки Брика дрогнули, и он открыл глаза. Лана выбежала в коридор и позвала сестру.
   — Снимите всю эту ерунду, — довольно внятно сказал Брик, показывая глазами на капельницу и кислородные трубки. — Я хочу поговорить с дочерью.
   Сестра попыталась урезонить его, но он был непреклонен, и она позвала врача. Тот внимательно посмотрел на больного и обреченно кивнул.
   — У вас всего несколько минут, — сказал он Лане.
   — Оставьте нас одних! — повысил голос Брик, и врач поспешно вышел.
   Пальцы отца добрались до руки Ланы и слабо, но ласково сжали ее. Девушка проглотила слезы и попыталась улыбнуться.
   — Скоро ты поправишься, Брик, — проговорила она, — и я смогу наконец поблагодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь.
   — Не будем об этом… Я хочу сказать тебе… — Голос его звучал теперь еле слышно, и Лана низко склонилась над ним. — Если хочешь, называй меня отцом… или папой… Когда-то я сам попросил тебя не делать этого, прости… Все дело в Молли. Я не мог позволить ей звать меня так, а ведь она тоже моя дочь… Я боялся, что если другие узнают, девочке не выжить. Но, похоже, они все равно догадывались… Позаботься о ней, Лана! В завещании…
   — Не надо говорить о завещании! — взмолилась она, лишь усилием воли сдерживая душившие ее слезы. — Ты скоро поправишься и снова будешь с нами!
   Он еле заметно качнул забинтованной головой и закрыл глаза.
   — Нет, Лана… Я знаю, что нет… — каждое слово давалось ему с огромным трудом. — Позаботься о Молли и… и о гавайцах. Не дай Морганам их обокрасть… Курт поможет тебе… Я завещал…
   Внезапно его тело конвульсивно дернулось, и он замолчал. На крик Ланы в палату вбежали сестра и врач, и по их лицам девушка поняла, что все кончено.
   

   После смерти отца Лана пребывала в полной апатии и почти не участвовала в приготовлениях к похоронам, позволяя остальным делать все за нее. Вейни предпринял несколько неуклюжих попыток помочь, но в итоге всем занялся Курт. Гавайцы глубоко скорбили по Брику, пели свои заунывные погребальные песни и говорили вполголоса о ночных странниках, забравших его душу.
   — Старики любили Брика, — сказал Лане Курт, когда они вместе проходили по саду, — но боятся теперь, что после его смерти их выгонят из Кулеаны. Пелеке надеется, что он оставил землю им. Кстати, Брик ничего не говорил о завещании?
   Она покачала головой, вспоминая последние слова отца.
   — Ничего определенного.
   — И ни словом не обмолвился о Филе, Делии и… Молли?
   Лана сразу насторожилась. Какое ему-то до этого дело? Почему он вдруг так заинтересовался завещанием? Ведь Курт всего лишь управляющий! Хотя, конечно, все, что касается Делии, касается и его… если он собирается на ней жениться.
   — Зачем вам знать об этом? — холодно спросила она. — И по какому праву вы стали всем здесь распоряжаться?
   — Но ведь кому-то надо было этим заняться! — сухо ответил он. — Если вы хотите заняться похоронами сами, я не возражаю. Но до сих пор именно мне приходилось договариваться с гробовщиком, командовать слугами и следить за порядком в доме и на плантации. Уверяю вас, я жду не дождусь того момента, когда после похорон зачитают завещание, и я наконец узнаю, что мне делать дальше — продолжать работать, или убираться отсюда.
   — Но при чем здесь завещание? — удивилась Лана. — Кто бы ни унаследовал Кулеану, без вас ему не обойтись! Теперь только вы можете по-настоящему вести здесь дела!
   — Может, и так, но здесь есть люди, работать на которых я не хочу! — ответил Курт и, повернувшись на каблуках, ушел.
   — Он что, имел в виду тебя? — спросил Вейни, и Лана только сейчас заметила его. — Как ты полагаешь, отец оставил все свое имущество тебе?
   Девушка снова попыталась вспомнить последние слова отца. Позаботиться о Молли… Не дать обокрасть гавайцев… И дважды он повторил: «в завещании…», но что именно было в завещании, сказать не успел.
   — Я не знаю, — устало ответила она, — все выяснится только тогда, когда огласят завещание. Курт сказал, что адвокат отца приедет сразу после похорон.
   — О, это уже кое-что! — удовлетворенно кивнул он.
   — Послушай, Вейни, тебе пора уезжать, — раздраженно заметила Лана. — Что бы ни случилось, я никогда не вернусь на континент и не выйду за тебя замуж.
   — Ну нет, теперь-то я тебя точно не оставлю! — заявил Вейни. — Я хочу досмотреть спектакль до конца. Так что ты станешь делать, если вся плантация достанется тебе? Держу пари, что я быстро научусь управлять ею не хуже Курта Маршалла или этого полукровки Фила Моргана! И даже если ты получишь не всю землю, а часть ее, я…
   В этот момент, к несказанному облегчению Ланы, к ней подбежала Молли, держа в руках книгу, которую они с ней каждый день читали. Девушка смертельно устала от Вейни, и у нее не было больше сил спорить с ним.
   Девочка забралась к ней на колени, и Лану снова охватило теплое чувство к этому милому и ласковому ребенку. Лане вовсе не хотелось вступать во владение Кулеаной или даже ее частью. Огромная плантация предполагала не меньшую ответственность, и девушка чувствовала, что не готова взвалить ее на свои плечи — она еще слишком мало знала. Но другая часть отцовского наследства — забота об очаровательной маленькой сводной сестре — доставляла ей истинное удовольствие. Она любила Молли и знала, что девочка отвечает ей взаимностью.
   

   Как и предсказывал Курт, оглашение завещания состоялось сразу после похорон.
   Когда прибыл мистер Фукуяма, адвокат отца, все собрались в библиотеке. Лане не удалось отделаться от Вейни, и он увязался с ней. Молли, войдя, тут же снова устроилась у девушки на коленях; вслед за ней появились Фил и Делия, которые сели у окна, а потом Мои, Туту и несколько других гавайцев, расположившихся на полу у дверей. Курта не было, но мистер Фукуяма категорически заявил, что его присутствие необходимо, и за ним послали.
   — Завещание, — начал адвокат, когда Курт пришел, — было составлено в полном соответствии с законом и заверено в моем офисе через несколько дней после прибытия в Кулеану дочери мистера Чарльза, мисс Ланы Чарльз. Оно отменяет другое, ранее составленное завещание, которое мистер Чарльз уничтожил в моем присутствии.
   Он извлек из конверта лист бумаги. Фил и Делия переглянулись, а затем, не сговариваясь, посмотрели на Лану.
   — Если Брик Чарльз решил оставить нас ни с чем… — начала было Делия, но адвокат поднял руку, призывая всех хранить молчание, и приступил к чтению документа:
   — «Фил и Делия Морган, а также Курт Маршалл получают равные доли всех акций моей компании по переработке сахара. Своим гавайским родственникам по линии жены я не оставляю землю, но хочу, чтобы они продолжали жить в Кулеане и считали ее своим домом, а так же получали на удовлетворение своих потребностей десять процентов от всех прибылей, приносимых плантацией. Сама же Кулеана, а также все жилые и хозяйственные строения, находящиеся на ее территории, равно как и вся техника, используемая для посадки, выращивания, сбора и переработки сахарного тростника, переходят в равных частях моим любимым дочерям, Молли и Лане, причем до совершеннолетия Молли ее доля передается Лане. Также я хочу, чтобы Курт Маршалл остался в Кулеане в качестве советчика и помощника Ланы, а также управляющего делами плантации.»
   Наступившую тишину внезапно прорезал взволнованный, срывающийся голос Ланы:
   — Нет! Куда мне столько!.. Так неправильно!..
   — Замолчи! — зашипел ей на ухо Вейни. — Ты справишься! Подумай только, сколько все это стоит!
   Он продолжал что-то говорить, но она не слушала его. Мои и Туту бросились к ее ногам, цепляясь за одежду и умоляя:
   — Если ты не хочешь, отдай это нам! Вся земля была нашей, пока не пришли хаоле и не отобрали ее у нас. Верни ее нам! Верни, и благословение Акуа вечно пребудет с тобой! Как только земля перейдет к ее исконным владельцам, проклятие потеряет силу!
   Сквозь их мольбы и причитания Лана слышала, как Фил и Делия ожесточенно спорят с адвокатом:
   — Это завещание гроша ломанного не стоит! Мы без труда можем опротестовать его! — почти кричала Делия. — Это земля нашего отца, Филипа Моргана, и теперь она должна принадлежать нам — Филу и мне! Наша мать не имела права передавать право собственности Брику, и я уверена, никогда бы это не сделала, если бы знала, что он, по сути, лишит нас наследства! Если вы не можете восстановить справедливость, то мы найдем адвоката, который сможет! Мы…
   Мистер Фукуяма холодно поклонился ей и, не став дослушивать ее угрозы, подошел к Лане.
   — Не принимайте поспешных решений и не давайте опрометчивых обещаний, — мягко сказал он. — Да, я понимаю, на вас ложится огромная ответственность. И если, по здравому размышлению, вы решите что-то изменить, приходите ко мне в офис, и мы все обсудим. А сейчас я возвращаюсь в Гонолулу.
   Когда он вышел, многоголосый хор заговорил с утроенной силой. Все кричали, что-то прося, требуя, угрожая, умоляя… Не выдержав этой какафонии, Лана зажала уши руками и хотела убежать, но кто-то схватил ее за рукав, да и Вейни не давал пройти, отчаянно жестикулируя и бормоча какую-то несуразицу.
   На помощь ей пришел Курт. Крепко взяв ее за руку, он вывел девушку из библиотеки, и она сломя голову бросилась вверх по лестнице, желая лишь одного — остаться одной.
   Но едва она вбежала в свою комнату, как дверь отворилась и вошел Вейни.
   — Дорогая, не делай глупостей! — начал он прямо с порога. — Такой шанс подворачивается лишь раз в жизни! Ну хорошо, допустим, ты не хочешь возиться с этим дурацким тростником, но ведь можно продать Кулеану! Сколько она стоит? Миллион? Больше? О, разумеется больше! Подумай, что мы сможем сделать с такими деньгами! Или нет… Продавать не надо, ведь земля каждый год приносит огромную прибыль! Я останусь и помогу тебе…
   — Нет, Вейни, нет! — Она схватила его за плечи, пытаясь вытолкать из комнаты. — Пожалуйста, Вейни, уйди! Оставь меня в покое! Ты не сможешь помочь мне, я же сказала уже, что не выйду за тебя замуж!
   — Ты должна передумать! — вскричал он и, прежде чем она успела опомниться, рывком прижал ее к себе. — Когда мы оба работали в банке, я тебе подходил, и ты охотно пользовалась моей помощью во время болезни матери. И ты не можешь просто взять, да и выбросить меня прочь теперь, когда тебе достался жирный кусок! Я все еще нужен тебе, и ты по-прежнему любишь меня, пусть даже и против своей воли!
   Издав низкое рычание, он впился в ее губы в таком требовательном и грубом поцелуе, что на какое-то мгновение у Ланы перехватило дыхание.
   — Извините, что помешал, — раздался голос из коридора, и Вейни, отпустив Лану, обернулся. Это был Курт. — Еще раз простите… — сухо повторил он. — Лана, я просто хотел сказать, чтобы вы не спешили кому-либо что-либо обещать. Сначала следует все обдумать. Брик завещал вам не только землю, но и заботу о Молли. Намерены ли вы принять это непростое наследство, или предпочтете снять пенки и уехать? Подумайте над этим и, ради Бога, примите верное решение! И последнее — старайтесь думать своей головой… я подчеркиваю, своей собственной!
   Не дожидаясь ответа, он повернулся и сбежал вниз по лестнице в холл.
   Лана не сразу оправилась от шока. Курт застал ее с Вейни! Теперь он, конечно же, считает, что…
   — Думаю, он надеется остаться и продолжать работать, — самодовольно заметил Вейни. — Что ж, если наш управляющий покажет себя с лучшей стороны, мы даже сможем повысить ему зарплату, и он…
   — Вейни, прекрати говорить «мы»! — взорвалась Лана. — Я уже сказала, что никогда не выйду за тебя. Я уже сказала, что не люблю тебя. А теперь я скажу кое-что еще: я никогда не любила тебя по-настоящему! Поняла я это действительно недавно, но, во всяком случае, до того как на меня свалилось это проклятое наследство! Если не веришь — возвращайся домой, на материк, и поройся в своем почтовом ящике: ты найдешь там мое письмо, отправленное за день до твоего приезда, в котором я прошу расторгнуть нашу помолвку… А теперь возьми вот это! — Она сняла с пальца кольцо и положила его ему в карман рубашки. — Вот и все, Вейни. Уезжай! Твоя неделя давно уже закончилась. Мне жаль, что все так получилось, но с этим ничего не поделаешь. Уезжай немедленно. Мне бы не хотелось просить Мои и Курта выставить тебя отсюда. Прощай и не держи зла!
   Лицо Вейни исказилось злобой.
   — Едва приехав сюда, я сразу понял, что ты положила глаз на Фила, так же как Курт — на Делию. Все понятно, обстряпав эти свадьбы, вы оба получили бы землю. Но теперь все иначе, правда? Теперь тебе нет нужды прикидываться влюбленной в полукровку, можно заполучить и нормального белого мужчину. Ты ведь решила отбить у Делии Курта? Что ж, раз Делия осталась без земли, у тебя есть шанс!
   — Вейни, ты уйдешь сам, или мне позвать Мои? — тихо спросила она, чувствуя, что готова его убить.
   Что-то в ее тоне говорило Вейни о том, что он перегнул палку, но остановиться он уже не мог. Тяжело дыша, он двинулся на девушку.
   О том, что случилось потом, она сама долгие годы вспоминала с удивлением. Может, гнев, ярость и горе пережитой трагедии прорвались наружу и придали ей сил, а может, в ней заговорила уязвленная гордость и оскорбление, нанесенное ее только что вспыхнувшей любви… как бы то ни было, Вейни не успел сделать и двух шагов, как оказался сначала за дверью, а затем, пересчитав все ступени, — в холле.
   Лана вернулась к себе, заперла дверь на ключ и бросилась на кровать. Какое-то время она чувствовала себя совершенно измотанной и опустошенной. Потом слабость прошла, и вернулись мысли об отце. Он готовил ее к новой, самостоятельной жизни, но никак не ожидал, что она свалится на нее так скоро… Столкнул ли Регги тот проклятый камень, или же сказал правду, и все произошло случайно? А когда она едва не утонула, была ли в том его вина, или ей следует упрекать себя за собственную неопытность? А Курт… Курт нужен ей здесь, без него она не сможет вести дела, но если он женится на Делии, сможет ли она спокойно видеть их вместе?..
   Ответов пока не было, но Лана чувствовала себя слишком измученной, чтобы добиваться их немедленно.
   Она не успела проголодаться и решила пропустить ужин, но когда стемнело, Делия принесла ей поднос с едой.
   — Мы все должны извиниться перед тобой за свое поведение в библиотеке, — с неожиданным смирением сказала она. — Но завещание было для нас с Филом полной неожиданностью. Мы всегда надеялись, что Кулеана вернется к Морганам, с нашей помощью, разумеется… Тогда весь остров принадлежал бы одной семье. Я и сейчас полагаю, что это было бы только справедливо, но не держу на тебя зла. Кстати о Кулеане… ты оставишь Курта управляющим?
   — С радостью, если он захочет!
   — Захочет, — кивнула Делия. — А когда я стану его женой, то мы с Филом будем помогать тебе, как сможем. Ты, надеюсь, не возражаешь?.. Слава Богу, Брик не оставил все гавайцам, это было бы значительно хуже!
   — Но разве это не подразумевало бы и вас с Филом? — наивно спросила Лана. — Вы ведь наполовину гавайцы?
   Делия гордо выпрямилась и чуть заметно побледнела.
   — Не мешай нас с канаками! Мы — Морганы! — Она решительно направилась к двери, но у самого порога обернулась и улыбнулась Лане. — Постарайся поесть, я потом пришлю кого-нибудь за подносом.
   Когда через полчаса пришла Калеа, Лана уже управилась с ужином и собиралась ложиться спать.
   — Ты сделаешь так, как просил тебя отец, и позволишь нам остаться? — робко спросила она.
   — Разумеется! — с чувством ответила Лана. — Здесь же ваш дом!
   Калеа наклонилась и поцеловала ее в щеку, а потом, смутившись своего порыва, взяла поднос и заторопилась к двери.
   — Ты позаботишься о нас, а мы позаботимся о тебе, — с улыбкой сказала она ей на прощание и добавила: — Курт — хороший человек, он поможет тебе.
  

  

   

    ГЛАВА 14
   

   На следующее утро Лана с удивлением обнаружила, что, несмотря на все тревоги предыдущего дня, она отлично выспалась. Приняв душ и причесавшись, девушка спустилась к завтраку. Стул Брика убрали еще вчера, а сегодня исчез и стул Вейни. Все остальные были в сборе, пустовало только место Молли.
   — Где Молли? — встревоженно спросила Лана, внезапно вспомнив, что не видела девочку с момента оглашения завещания. Бедняжка, наверное, проплакала всю ночь, и никто не пришел утешить ее!
   — Я схожу за ней, — вызвалась Калеа.
   Через несколько минут она вернулась, удивленно разводя руками:
   — Ее нет в комнате! Может, она в саду?
   Но в саду девочки тоже не оказалось.
   — Кто видел ее последним? — требовательно спросил Курт.
   Быстрый опрос показал, что со вчерашнего вечера ее никто не видел.
   — Ее постель не смята, — мрачно сказала Калеа. — Девочку забрали ночные странники.
   — Ерунда! — отмахнулся Курт. — Ребенок просто не помнил себя от горя, спрятался где-нибудь и там уснул. Она была здесь за ужином?
   — А ужина, как такового, и не было, — пожала плечами Калеа. — Мы разнесли еду на подносах.
   Курт послал за Элси, и та сказала, что тоже не видела девочку, а ее поднос принесли назад нетронутым.
   — Надо осмотреть каждый куст, каждый закоулок! — встревожился Курт. — Неужели так трудно было уследить за ребенком?
   — Не смотри на меня так! — возмутилась Делия. — Это уже не моя забота!
   — Да, ты права, — виновато сказала Лана. — Я совершенно забыла о ней, полагая, что она просто ушла к себе.
   — Все мы так думали, — утешил ее Курт. — Она не могла далеко уйти. Мы разделимся и обыщем всю плантацию. Тот, кто найдет ее, вернется в дом и подаст остальным сигнал гонгом.
   Поиски длились весь день, но так ничего и не дали. Вечером, мрачные и усталые, они собрались за ужином. Мои продолжал бормотать, что без ночных странников здесь не обошлось, остальные подавленно молчали. Лана понимала, что виновата больше других. Ведь Брик поручил девочку ей! И почему она не взяла ее с собой, когда уходила из библиотеки! Конечно, ей надо было отделаться от Вейни и разобраться с собственными проблемами, но это ее не извиняло.
   — Больше всего меня беспокоит то, что от Молли могли избавиться из-за ее наследства, — сказал Курт после ужина Лане, когда они снова отправились на поиски. — Нам надо было это предвидеть и не спускать с девочки глаз… Вы в такой же опасности, Лана. Старайтесь быть все время рядом с кем-то, не ходите одна. Сейчас слишком удобный момент, чтобы убрать вас с дороги — гавайцы спишут все на ночных странников.
   Сердце Ланы сжималось от жалости к Молли. Гавайцы, разумеется, не причинили бы девочке вреда, — они ее слишком любили. Кроме того, для них ее смерть была бы бесполезной — они все равно не унаследовали бы Кулеану.
   — Скажите, Курт, а к кому перейдет плантация, если и я, и Молли… погибнем? — невольно поежившись, спросила Лана.
   Он даже вздрогнул.
   — Трудно сказать… Морганы и гавайцы будут грызться из-за нее до тех пор, пока земля не будет продана для оплаты судебных издержек. Можете быть уверены, что не только Фил и Делия хотели бы заполучить Кулеану! Другие Морганы заинтересованы в этом ничуть не меньше.
   — Вы думаете, один из них мог толкнуть тот камень или нанять для этого Регги? Погиб Брик, но ведь хотели убить меня! Или это сделали гавайцы?
   — Я и сам пытался выяснить это, но безрезультатно. Сначала я подозревал Фила, но у него алиби. Что же касается Делии, то я даже представить себе не могу, чтобы она…
   «Ну разумеется не можешь! — горько подумала Лана. — Ведь ты же собираешься на ней жениться! Даже если бы все говорило против нее, ты бы просто не захотел ничего слушать!»
   

   Лана ходила из угла в угол по своей спальне, стараясь понять, что могло случиться с Молли. Сегодня во время поисков она ужасно боялась увидеть в какой-нибудь лощине ее бездыханное тело, а завтра эти страхи лишь усилятся… Она попыталась молиться, но ей не давало ощущение собственной вины. Если с Молли стряслась беда, она никогда себе этого не простит! Вконец обессилев, девушка, не раздеваясь, легла на кровать, чтобы немного отдохнуть. О сне не было и речи, но надо было хоть немного собраться с силами для завтрашнего дня.
   Незадолго до рассвета в ее дверь постучали, и в комнату вошла Делия.
   — Все с ног сбились, разыскивая девочку, а ты спишь! — возмутилась она. — Я всю ночь бродила по холмам!..
   — Я не сплю, — стала оправдываться Лана. — Я тоже искала ее, пока…
   — Курт и сейчас где-то на плантации, но, по-моему, он ищет не там, где надо. Мне кажется, я знаю, где она. Я бы и сама туда пошла, но в моем фонарике сели батарейки, и мне пришлось вернуться.
   — Я иду! — так и подскочила Лана. Она схватила свой фонарь и через секунду уже догнала Делию. — Где она?
   — Мне показалось, что я слышала ее голос в пещере, но без света там делать нечего. Ты не боишься идти туда со мной?
   — Нет, но не лучше ли взять с собой Курта или Фила?
   — Они сейчас далеко, а я слишком тревожусь за Молли. Ее крики раздавались из глубины пещеры. Кто знает, в каком она состоянии? Быть может, она сломала ногу, или кто-то ее связал…
   Эти слова лишили Лану последних сомнений, и она поспешила вслед за Делией к пещере. Они добрались туда почти бегом, и обе выбились из сил. Каменная баррикада была разобрана, а железная дверь чуть приоткрыта. Как и говорила Делия, из глубины пещеры доносился слабый детский крик.
   — Тебе не кажется, что это голос Молли? — в раздумье спросила Делия: она явно боялась войти.
   Лана не стала рассуждать, а бросилась вперед. В лицо ей ударил затхлый спертый воздух, но она, не обращая внимания на камни и ямы продолжала идти вслед за пятном света своего фонаря, ориентируясь на крики, которые становились все ближе и ближе.
   — Молли! — позвала девушка, и крики внезапно смолкли. — Молли, где ты? Мы идем к тебе!
   Ей ответила гробовая тишина. Она повернулась, чтобы посоветоваться с Делией, но та исчезла. А через мгновение до ее слуха долетел пронзительный визг ржавых петель и глухой стук закрываемой двери. Девушку охватил ужас, и она побежала назад. Дверь наглухо отрезала ее от внешнего мира. Она кричала, колотила в нее руками и ногами, но ей отвечало лишь слабое эхо за спиной.
   Страх сковал ее волю, и она медленно сползла вниз по металлической обшивке двери, прислонившись к ней спиной. Снаружи доносились глухие звуки — дверь заваливали камнями.
   С внезапной ясностью Лана поняла, что кричать и звать на помощь бесполезно: Делия сознательно заманила ее в ловушку. Но хуже всего было то, что вместе с ней заперли Молли. Сколько они продержатся? Час? День? Месяц? На сколько хватит воздуха… Она заставила себя подняться и снова пошла туда, откуда еще несколько минут назад раздавался крик Молли. По крайней мере надо узнать, что случилось с девочкой, а потом привести ее к выходу, на случай, если придет помощь. Если же она не придет, то они умрут там вместе от жажды, голода, удушья…
   Лана снова окликнула Молли, и снова не получила ответа. Боясь нечаянно наступить на нее, девушка шла медленно, тщательно высвечивая фонариком каждый обломок скалы, каждую яму, каждый выступ… Ей то и дело попадались кости, и она каждый раз вздрагивала, но продолжала упорно идти вперед.
   Пещера постепенно сужалась, и вскоре девушка дошла до ее конца, так и не найдя ребенка. Она снова пядь за пядью обследовала всю пещеру, и внезапно луч фонаря упал на знакомый ей предмет.
   Это был магнитофон Курта.
   Лана тяжело опустилась на грязный пол рядом с ним и вздохнула с облегчением. Значит, теперь надо заботиться только о себе. Молли здесь нет и никогда не было. Быть может, девочка давно уже дома, в безопасности… Посветив, она увидела, что пленка в кассете кончилась, перемотала ее назад и, нажав клавишу, услышала то, что и ожидала — из динамика раздались знакомые крики.
   И тут ее сердце чуть не разорвалось от внезапной догадки: раз это магнитофон Курта, значит, он заодно с Делией! Они все спланировали вместе, заранее записали голос Молли на пленку, потом, пока Делия ходила за ней, Курт отнес магнитофон в пещеру, включил его и спрятался неподалеку, чтобы помочь ей завалить дверь камнями… Расчет был верен и прост — гавайцы будут веками охранять свою пещеру, так и не узнав, что в ней покоятся кости «хаоле».
   Лана взяла магнитофон и вернулась вместе с ним к двери. Здесь было суше и немного легче дышалось. При свете фонаря она тщательно обследовала порог и разочарованно покачала головой: о подкопе нечего было и думать — везде была сплошная скала.
   Понимая, что надо экономить силы, воздух и батарейки, девушка снова села спиной к двери и выключила фонарь. На нее густой черной массой навалилась темнота.
   Как мог Курт так с ней поступить! Неужели Вейни прав, и он хочет жениться на Делии только из-за Кулеаны? Или же, наоборот, так любит ее, что готов ради нее на любое преступление?
   «И зачем только я полюбила его! — с болью подумала она. — Надо было запретить себе думать о нем…»
   А что, если он здесь не при чем? — мелькнула слабая надежда. Что, если все это дело рук Фила и Делии, или Делии и кого-нибудь, вроде Регги? Тогда все встает на свои места, в том числе и «несчастный случай» во время серфинга, ведь тогда Курта вообще рядом не было! Ну конечно! Делия наняла Регги убить ее, и это случилось бы уже тогда, не подоспей вовремя Фил…
   Мысль заработала четче и яснее. Надо что-то делать! Даже если ей не суждено выбраться отсюда, необходимо сообщить обо всем людям, ведь когда-нибудь ее все равно найдут! Но как? И тут она подумала о магнитофоне. Зажечь фонарь и снова перемотать пленку на начало было делом одной минуты. Затем Лана нажала запись и начала свой невеселый рассказ.
   Она говорила о Брике и Молли, Филе и Делии, Мои и Калее, и, наконец, обратилась к Курту:
   — Если ты когда-нибудь услышишь эту запись, то знай, что я верю тебе. Даже если я ошибаюсь, и ты помогал Делии, все равно… Но я всем сердцем надеюсь, что это не так! Я так люблю тебя, Курт! Сама мысль о том, что ты мог предать меня, мне невыносима! Я очень, очень тебя люблю!..
   Ее голос дрогнул и сорвался. Она взяла себя в руки и хотела было продолжить, но не смогла — ее душили слезы.
   

   Лана потеряла счет времени. Слабость все больше и больше охватывала все ее тело, проникая в душу, в мозг. Она часто засыпала, потом просыпалась, смотрела невидящими глазами в темноту и снова засыпала. У нее были часы, но от них не было толку, поскольку она все равно не знала, сколько проспала — час или сутки, был там, в большом мире, день или ночь… Мысли путались, и ей хотелось только одного — спать, спать… спать.
   Настал день, когда фонарик, мигнув, погас навсегда. Так она окончательно потеряла представление о времени, но ей это было уже безразлично. Сознание медленно угасало, поскольку ему нечего было фиксировать в этой лишенной цвета и формы темноте. Иногда перед ее внутренним взором проходили картины детства, потом их сменил Брик, потом Курт… а потом все погасло.
   

   Казалось, прошли годы, прежде чем в ее уснувшее сознание проник тонкий лучик света. Она с трудом приоткрыла глаза и тут же снова закрыла их: свет резал, как бритва. Еще она успела понять, что на ее лице что-то лежит, но поднять руку, чтобы снять это, она не могла.
   — Лежи спокойно, дорогая, — произнес откуда-то сверху незнакомый голос. — На тебе кислородная маска и аппарат внутривенного питания, так что старайся не двигать руками, а то потревожишь иглы.
   Она снова открыла глаза. Случилось чудо. Она не в пещере. И она жива.
   Ее взору предстала стерильная белизна больничной палаты, вокруг нее суетились сестры и врачи…
   Когда она снова проснулась, рядом с ней сидел Курт и держал ее за руку.
   — Здравствуй, милая, — негромко сказал он, и глаза его как-то странно блеснули, словно он сдерживал слезы.
   Она хотела ответить, но не смогла. Курт назвал ее «милой»… Должно быть, она все еще спит.
   — Пещера… — еле слышно выговорила она, — Молли…
   — Молли дома, с ней все в порядке, — улыбнулся Курт. — Теперь вообще все в порядке. Когда ты немного окрепнешь, я обо всем тебе расскажу.
   Лака опять провалилась в сон, а когда проснулась, он снова был рядом.
   Прошло несколько дней. Ей разрешили вставать, и они часто гуляли в парке. Так, постепенно, Лана узнала о том, что произошло.
   На следующий день после ее исчезновения, из Гонолулу позвонил адвокат Фукуяма. Испугавшись суматохи, поднявшейся после оглашения завещания, Молли спряталась в его машине, и он обнаружил девочку только когда парковался в аэропорту. Молли была вся в слезах и наотрез отказалась возвращаться в Кулеану, заявив, что там ее убьют. Опасаясь, что она не далека от истины, адвокат взял ее с собой в Гонолулу, где она и жила под присмотром его жены, а сам он тем временем начал расследование.
   — Но как ты нашел меня? — поинтересовалась Лана.
   — Нашел, потому что искал! Делия спрятала все твои вещи и заявила, что ты внезапно уехала, испугавшись гавайцев. А потом полиция схватила Регги, и он все рассказал. Все начала Делия. Она же и наняла его, чтобы убить тебя, но все их планы срывались один за другим. А потом, когда пропала Молли, им предоставилась отличная возможность заманить тебя в ловушку. Нет сомнений, что избавившись от тебя, они бы убрали и Молли. Делия твердо решила завладеть Кулеаной и, разыграв ее как козырную карту, войти в семью Морганов.
   — Фил был с ней заодно?
   — Нет, он ни о чем не знал, просто хотел добиться того же, женившись на тебе.
   — А гавайцы? Разве им я не мешала?
   — Они пытались запугать тебя и заставить уехать, но никогда не стали бы убивать. Делия, разумеется, поощряла их, чтобы скрыть собственные планы.
   — Так значит, это Делия сначала подожгла дом, полагая, что я у себя в комнате, а потом пыталась меня отравить?
   Он глубоко вздохнул и ласково взял ее за руку.
   — Она никогда больше не причинит тебе зла. После признания Регги полиция пришла ее арестовать. Мы с Мои в это время были уже недалеко от твоей пещеры. Она уговорила полицейского позволить ей переодеться и, поднявшись к себе, вылезла через окно на крышу, а по ней добралась до гаража. Там она взяла спортивный автомобиль Брика… Но ты же понимаешь, что на таком маленьком острове спрятаться просто негде!
   — И? — нетерпеливо спросила девушка. — Что же было дальше?
   — Она гнала, как сумасшедшая, и машина сорвалась со скалы недалеко от гавайской деревни.
   — Бедная Делия… — вздрогнула Лана.
   — Не стоит ее жалеть! — хмуро ответил Курт. — Когда я думаю о том, насколько ты сама была близка к смерти там, в пещере… — Его рука сильно сжала ее пальцы. — Лана, поверишь ли ты мне, если я скажу, что полюбил тебя сразу, как увидел тогда в аэропорту?
   Она смотрела на него, затаив дыхание, вспоминая свой прилет, его глаза, его приветственный поцелуй… Его первый поцелуй! Теперь, когда он не отходил от ее постели, она готова была поверить в его любовь, но тогда…
   — Но ты вел себя совсем по-другому, — робко напомнила она. — Я думала, что ты меня ненавидишь.
   — Это себя я ненавидел за свою беспомощность! Я проклинал себя за то, что по уши влюбился в девушку, зная, что она помолвлена с другим. А потом, когда ты порвала с ним, я боялся, что моя любовь лишь навлечет на тебя еще большие беды.
   — Мне казалось, что ты влюблен в Делию, и Я…
   — Что ж, не буду врать, не будь на свете тебя, это вполне могло бы произойти. Делия была красивой женщиной и умным собеседником. По крайней мере я так думал, пока не приехала ты. А потом, когда я начал подозревать ее, менять свое поведение было просто опасно: догадавшись, что я люблю тебя, она могла пойти на самые крутые меры, чтобы меня удержать. О, Лана, дорогая! — Он судорожно прижал ее к себе. — Слава Богу, мы вовремя тебя нашли!
   Он поцеловал ее нежно, ласково и страстно, и сердце девушки учащенно забилось в такт биению его сердца.
   — Я тоже люблю тебя! — прошептала она, пряча глаза.
   — Я знаю, — хитро улыбнулся он. — Я прослушал ту пленку…
   — О, Курт! — Она густо покраснела, вспомнив, что наговорила тогда на магнитофон, и принялась было что-то объяснять, но он прервал ее новым поцелуем.
   — И не вздумай все испортить, сказав, что ты призналась мне в любви лишь потому, что считала свою жизнь оконченной! — шутливо заметил он минуту спустя.
   Лана провела ладонью по его щеке и уткнулась лицом ему в грудь.
   — Не буду… Скажи еще раз, что ты любишь меня! — Она подняла голову. — Нет, лучше докажи!
   Он не заставил просить себя дважды.
   

   
   

   Внимание!
   Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
   После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
   Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
  

 
  

   Примечания
  

  

   

    1
   

   «Пиджин», точнее «пиджин инглиш» — англо-туземный гибридный язык с искажением морфологического и фонетического облика слов.
  

  

   

    2
   

   Кабуна (искаж.) — шаман, жрец «кабуниана» (буквально — «верхний мир»), божественного начала в филиппинской (а видимо, как полагает автор, и гавайской) мифологии.
  

  

   

    3
   

   Укулеле — маленькая гавайская гитара.
  

 


          See more books in http://www.e-reading.mobi